Read the book: «Русская история: неизвестное об известном. Истории русской провинции»
Иллюстрация на обложке Владлен Дорофеев
© Владлен Дорофеев, 2024
ISBN 978-5-4485-3175-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
БУНИНСКАЯ РОССИЯ
Размышления о судьбе древнего русского города Ельца

Вид на Елец с реки Сосна. 1997 г. Фото В. Дорофеева
Если предположить, что мозг народа находится в столице, то совесть его, наверное, в деревне, а душа – в провинциальном городке, ушедшем корнями в деревню и питающим умами столицу. И, думается, по тому, чем болеет провинция, о чём спорит и скорбит ночами напролет, чему радуется и против чего негодует, одним словом: как живёт, можно судить о нравственном и духовном состоянии народа во все времена.
Провинциальные города. Сколько их разбросано по России… Среди них древние и совсем ещё юные. Доселе знаменитые, названия которых не сходят с наших уст и страниц рекламных туристических проспектов. Есть и забытые историей, людьми, давно превратившиеся в посёлки, а то и стёртые с лица земли. Иные встречают величественными храмами и дворцами, другие – покосившимися домиками и зеленью садов. Но все эти города вписали славные строки в летопись российской истории, питали своими соками нашу культуру, хранили народную мудрость, берегли традиции.
С годами вырастает у нас чувство малой родины. Юными мы покидаем отчий дом и без оглядки стремимся навстречу будоражащей кровь неизвестности. Взрослея, начинаем замечать, как волнует нас малейшее упоминание о родном крае. Проходят весны, и, вдоволь нахлебавшись всех горестей жизни, в редкие минуты уединения, мечтаем хоть мысленно вернуться в то далекое и светлое прошлое. Встреча же с ним наяву обещает стать настоящим праздничным событием.

Вид на Елец с реки Сосны. 1900-е годы
Часто задумываюсь над тем, что значит для меня родной город? Почему, прожив в нём без малого первое своё десятилетие, постоянно стремлюсь сюда и радуюсь каждой представившейся возможности. Казалось бы, давно отошёл от здешних корней, но и за сотни километров думы о его многотрудной судьбе не дают покоя.

Вид на Елец с горы Аргамач. 1997 г. Фото В. Дорофеева
Что это: праздное любопытство или зов предков? А может, естественное желание обрести себя, твердо встать на земле, почувствовать неразделимую с нею связь?
…В волнительном ожидании стою у окна вагона, едва рассвет очертил горизонт, и из темноты проступили размытые контуры проплывающих за стеклом редких деревьев. А вскоре и вся равнина раскинулась перед взором и задышала клубящимся утренним паром. На мгновение даже показалось, что поезд замер, задохнулся, захмелел, очарованный этой широтой и благодатью. Но надрывные гудки тепловоза да методичный перестук колес быстро рассеяли мираж.
Город показался неожиданно, словно вышел из земли. Сразу весь, с кружевами церковных колоколен над маленькими домиками.
Заскрипели тормоза. Тихий, по-утреннему немноголюдный старый вокзал. Два огромных индустриальных пейзажа в зале ожидания, две неброские мемориальные доски на яркой штукатурке фасада. Вот я и в Ельце! На его 850-летнем юбилее! Хотя бывшие городища на его территории гораздо древнее.

Вид на Елец с реки Сосны. 1900-е годы
Пешком направляюсь в город, по старинке не доверяя местному общественному транспорту. Да и куда приятнее, после разлуки прогуляться по знакомым с детства и уже забывающимся улицам.
Город Елец. Без малого тысячу лет стоит он на высоких берегах среднерусской равнинной реки Сосны, глубоко вросший в землю и неотделимый от ее истории.
Елец. Впервые это певучее имя встречается в документах под 1146 годом. Как сообщает Никоновская летопись, курский «князь Святослав Олегович, иде в Рязань» побывал тогда «во Мченске, и в Туле, и в Дубке на Дону и в ЕЛЦЕ, и в Пронске и прииде в Рязань на Оку». Уже в то время город – столица удельного княжества, а князья Елецкие, знакомые нам по пушкинской «Пиковой даме», играли свадьбы и крестили детей задолго до первого упоминания города. Может поэтому принято считать, что крепость Елец была основана, как форпост на юго-востоке Руси ещё в Х веке, при киевском князе Владимире Святославовиче.
Говорят, молодой город нарекли по названию реки Елец, что теперь так ласково и тепло величают Ельчиком. Откроем «Историко-географический словарь» Щекатова, вышедший в свет в 1804 году, и поинтересуемся точкой зрения автора на происхождение самого имени. Он связывает название реки со словами «ель» и «елень» – олень. Эти два символа и поныне украшают древний герб города.
Разные ассоциации вызывает название города. Знаменитые елецкие кружева и не так давно заново открытые телевидением елецкие рояльные гармошки. Кто-то может вспомнить, что сюда отправил Чехов в своей «Чайке» Нину Заречную, отдав ей ангажемент на год в местном театре. Или всплывут в памяти пушкинские строки, бессмертные и по сей день: «До Ельца дороги ужасны». Фронтовики, должно быть, не забыли поговорку сорок первого: «Под Ельцом били всех: от Гудериана до Тамерлана!», а многие – пословицу: «Елец – всем ворам отец» – отголосок прежней елецкой вольницы, когда город принимал под свою защиту беглых крестьян, прозванных тогда «ворами». Или, быть может, вспомнятся имена Ивана Бунина, Михаила Пришвина, Сергия Булгакова, прославивших на весь мир родной город.

Иван Бунин
Бунинские строки донесли до нас романтический образ Ельца, города и моего детства: «Город… гордился своей древностью и имел на это право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались ″земли дикие, незнаемые″, … принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что, по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за неё.».
И ещё одно чувство возникает, едва ступаешь на елецкую землю. Друзья говорили, что невольно ловят себя на мысли, будто бывали здесь раньше. Узнаваемы улицы и дома, парки и площади. И в памяти постепенно просыпается образ города, знакомый и близкий благодаря произведениям Ивана Бунина. Отныне этот образ становится надежным путеводителем в прогулках по Ельцу. И, наверное, не найти лучшего способа, чтобы понять дух города, чем пройти по маршруту главного героя романа «Жизнь Арсеньева». Быть может, эта дорога поможет лучше узнать и его прототип – Ивана Алексеевича Бунина.

Елецкий железнодорожный вокзал. 1900-е годы
«Бунинской Россией» назвал Константин Паустовский елецкую землю. И, конечно, не только потому, что Иван Алексеевич учился в местной гимназии, повстречал тут первую любовь, написал первые строки. Неразделимая связь писателя с родным городом отчетливо прослеживается на протяжении всей его жизни. Почти в каждом произведении, созданном будь то на русской земле или за границей, Бунин обращался к памяти, к елецким воспоминаниям, с присущим ему реализмом отображая их на бумаге.
Когда выходишь из здания Елецкого железнодорожного вокзала, попадаешь в Засосенский район города. Эти места, что за рекою Сосной, начали обживать довольно поздно, в начале девятнадцатого века. Здесь селился мастеровой люд. «А за рекою, за городом широко раскинулось по низменности Заречье: это целый рабочий город и целое железнодорожное царство…», – писал Бунин.
В Засосной, как попросту называют здешние места и ныне, работали тогда целых три воскресных школы для простого люда. Об их роли в деле просвещения говорит тот факт, что уровень грамотности в дореволюционном Ельце почти вдвое превышал общеимперский. Краеведы рассказали, что некоторые стены школ сохранились до нашего времени.

Засосенская часть Ельца. 1900-е годы
Позади оказалось Локомотивное депо. Почитай, более полутора веков минуло со времени его основания – одно из старейших.
Скрылось за деревьями здание первого в России элеватора.
Не видно уже и кирпичного дома с красивыми навершиями в виде башенок. В апреле 1869 года в нём было открыто техническое железнодорожное училище – первенец подобного рода учебных заведений страны. Помимо Александровского железнодорожного училища, власти города заставили короля железных дорог Самуила Полякова построить ещё и мужскую классическую гимназию в 1871 году.
А вот мост через Сосну. «И я пошёл по мосту через реку… Мост был знакомый, прежний, точно я видел его вчера: грубо древний, горбатый и как будто даже не каменный, а окаменевший от времени до вечной несокрушимости, – гимназистом я думал, что он был ещё при Батые. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча… Я свернул в эти просторные улицы в садах… хотел взглянуть на гимназию».

«Старая бунинская дорога»
Тот старый мост разрушили ещё в Гражданскую войну, но в целом картина осталась прежней.
«Бунин Иван. Из дворян. Местожительство родителей: в с. Озерках Елецкого уезда. Лицо у которого живет: у мещанки А. О. Ростовцевой… Мещанка Анна Осиповна Ростовцева, Рождественская улица, Шаров переулок, дом чиновника Фёдора Петровича Высотского…», – гласит запись «Дела канцелярии Елецкой гимназии о ведении и устройстве учебно-воспитательного процесса». А буниновед А. К. Бабореко уточняет: «В списке учеников, живущих не у родителей или близких родственников, составленном на 1 сентября 1884 года, значится, что Бунин, ученик 3 «б» класса, жил у мещанки А. О. Ростовцевой – Рождественская улица, д. Высотского, №74; поступил на квартиру 16 августа 1883 года». 20 августа классный наставник Романов посетил эту квартиру и нашел её «удобною».
В начале восьмидесятых группа энтузиастов решила отыскать эту самую квартиру гимназиста Вани Бунина. Среди них были близкие для меня люди: Александр и Ирина Новосельцевы, Софья Краснова, Николай и Галина Климова, Евгений Сафонов, Виктор Горлов.

В. Дорофеев с другом, елецким архитектором А. Новосельцевым. 1996 г. Фото Бориса Невзорова
Простая, казалось бы, задача растянулась на годы.
Начали с изучения архивных документов и воспоминаний современников Бунина.
В Елецком краеведческом музее нашлось письмо Дмитрия Ивановича Нацкого от 1956 года. В нём восьмидесятишестилетний Нацкий вспоминал: «Во время моего учения в Елецкой гимназии (1882— 1885 гг.) Бунин жил в доме №49 на углу М. Горького и Орджоникидзе. Дом этот деревянный, значительно обветшавший, но уцелевший. Оба писателя были моими товарищами по гимназии. Бунин был моим одноклассником и жил со мною по соседству. Пришвин был на один класс моложе меня, но я с ним дружил и впоследствии имел с ним переписку. Поэтому мне хорошо известно, где жили названные писатели, будучи елецкими гимназистами.».

Дом гимназиста Вани Бунина. 1987 г. Фото А. Галкина
Архивы подтверждали, что Нацкий был одноклассником и ровесником Бунина, так что его словам можно было доверять. Нашлось свидетельство другого старожила – Бориса Тихоновича Скуфьина, убеждавшее, что Нацкие действительно жили по улице Горького, в двух кварталах от дома, о котором упоминал тот в своем письме.
Но ни один архивный документ, ни один старожил не могли точно указать конкретно на «дом Высотского». Тот самый, в котором держала квартиры для гимназистов мещанка А. О. Ростовцева.
Простое и великое предостережение! Всего лишь одно столетие, прошедшее с той поры, смогло полностью поглотить всякие воспоминания об этом доме и его владельце. И то, что сегодня окружает нас и кажется известным всем, уже спустя несколько десятилетий может быть забыто навсегда. Коротка человеческая память! И оттого удивительно, что мы порой за ежеминутными делами забываем вклеить фотографию в семейный альбом, сделав несколько пояснительных пометок, или рассказать детям о делах своих предков. Стоит ли считать это дело второстепенным? Нет, и ещё раз нет! Если, конечно, хотите сохранить память о себе, о своих близких…
Не найдя «дом Высотского» исследователи решили искать «дом Ростовцевой». Для меня, коренного ельчанина, фамилия эта знакома с детства – она была одной из самых распространенных купеческих и мещанских фамилий и встречалась мне в документах аж с XVII столетия.
В одном из домов под номером 48 исследователи застали наследников Александры Михайловны Ростовцевой, у которых чудом сохранилась «Книга для записей квартирантов и приезжающих в городе Ельце по улице Рождественской в 6 районе 1 полицейской части 129 квартала», начатой 14 июля 1907 года. Были, оказывается, и такие книги! Нашёлся в этой семье и блокнот, в котором велись записи рождений и смертей мещан Ростовцевых с 1885 года. Но имя Анны Осиповны в этих бумагах не упоминалось, как и имя Ивана Бунина.
Пришлось исключить этот дом из предполагаемых ещё и потому, что находился в середине квартала улицы Рождественской – Горького и не мог быть на пересечении с Шаровым переулком, указанном в архивном документе.

Директор Елецкого краеведческого музея Раиса Леденёва принимает работу реставраторов в будущем доме-музее Ивана Бунина. Фото А. Галкина. 1987 г.
Шаров переулок стал для исследователей загадкой. В современном плане такого названия нет. Улицу Горького – Рождественскую пересекают… только улицы. Правда, одна из них могла быть ранее переулком, что в конце-концов и подтвердили ранние планы города – это нынешняя улица Емельяна Пугачева. В старых планах на её месте обозначен безымянный переулок, потом его называли Малая Мясницкая улица. Она состояла из двух частей и отходила как раз от Рождественской вниз до Манежной, к рынку, или, как и сегодня его зовут, базару. Отсюда и название М. Мясницкая.
Вспомните строки из раннего бунинского рассказа «В деревне»: «Когда в конце декабря я бегал по утрам в гимназию, видел в магазинах сотни блестящих игрушек и украшений, приготовленных для ёлок, видел на базаре целые обозы с этими зелёными, загубленными для праздника ёлочками, а в мясных рядах – целые горы мёрзлых свиных туш, поросят и битой, ощипанной птицы, я с радостью говорил себе: ″Ну, теперь уж близко праздник!″.».
Базар и сейчас шумит и зазывает изобилием и копеечными для москвича ценами.

Здание Елецкого музея И. Бунина. 2016 г. Фото В. Дорофеева
И всё же, тот ли это переулок, что в бытность Бунина прозывался «Шаров»? Старожилы подсказали – тот! Окраина древнего Ельца, где заканчивалась Рождественская улица, до недавних ещё пор называлась «Шаровка»! Наверное, там жили в своё время шаровщики – ремесленники, украшавшие, полировавшие, красившие различные изделия. Шарь – краска – общеславянское название. Именно в этом районе, по чётной стороне улицы Горького – Рождественской, начинается ныне улица Пугачева – бывшая М. Мясницкая – следовательно, бывший Шаров переулок! И стоит на этом углу старый деревянный одноэтажный дом, где провёл свои гимназические годы Иван Бунин.
Помню, известие об этой находке мы радостно обсуждали с писателями Александром Поповым и Иваном Ухановым в отделе публицистики журнала «Молодая гвардия». По их заданию я уже на следующий день уехал в командировку в Елец.
А спустя несколько часов по приезде, из окон этого дома передо мной воскресла картина, запечатленная когда-то в бунинских строках: «А на дворе, как нарочно, было сумрачно, к вечеру стало накрапывать, бесконечная каменная улица, на которую я смотрел из окошка, была мертва, пуста, а на полуголом дереве за забором противоположного дома, горбясь и натужась, не обещая ничего доброго, каркала ворона, на высокой колокольне, поднимавшейся вдали за железными пыльными крышами в ненастное темнеющее небо, каждую четверть часа нежно, жалостно и безнадежно пело и играло что-то.».
Я и сейчас, казалось, слышал бой курантов – «они били каждую четверть часа», на высокой колокольне Сретенской церкви, построенной по рисунку гениального Растрелли.

Сретенская церковь с курантами на Мясницкой улице в Ельце. 1900-е годы. Не сохранилась.
К сожалению, радость испарилась от воспоминаний, что храм был взорван на моих глазах ещё в шестидесятых, наверное, в подарок Хрущеву к 50-летию Великого Октября. Причем взрывали его несколько суток, а потом около двух лет солдаты разбивали обломки отбойными молотками. На месте церкви долго строили кирпичную девятиэтажку, которая, то чуть ли не на этаж уходила под землю, то шла трещинами. Сегодня «дом с клопами», прозванный за кирпичный насекомовидный узор, торчит серым бельмом над крышами старого города.

По этим улицам Бунин ходил в гимназию. 1900-е годы
На месте другой – Троицкой церкви, долго стояла палатка для приема бутылок. А с экрана тогда в очередном сюжете киножурнала «Фитиль» улыбающийся председатель горисполкома Безуглый обещал: «Взрывали и будем взрывать!» И взрывали…
…Кирпичная кладка старинного особняка твердо стояла под ударами ковша экскаватора. Стена ухала, обдавая машину облаками красной пыли и только. Двигатель надрывно хрипел, чадил. Машинист смахивал застилавший глаза пот. Единоборство продолжалось долго.
Эту картину я наблюдал в начале восьмидесятых годов двадцатого века. Ломали старый дом на Торговой улице, в заповедном центре Ельца. Наверное, он не был памятником истории или архитектуры. Всего лишь старый дом. Рядом собирались люди, молча наблюдая за происходящим. Кто-то задерживался здесь подолгу, другие, едва остановившись, уходили прочь. Лишь маленькая пожилая женщина то и дело отважно входила в пыльное облако и через мгновение появлялась, бережно удерживая в руках несколько темно-бурых кирпичей. Только, она знала истинную силу прочного строительного материала, замешанного на яичном белке – старого кирпича. Но к концу дня все было кончено.

Елец в 1900-е годы
Город потерял в те годы строящегося коммунизма несколько памятников истории и архитектуры. К примеру, архитектор города Ю. Д. Зильберман, прославившийся тем, что построил у стен одного из елецких храмов общественный сортир, умудрился снести на Красной площади города уникальный памятник – здание присутственных мест XVIII века. И всё для того, чтобы на его месте поставить ту же безликую девятиэтажку, только для гостиницы собственного проекта. Слава Богу, ему не удалось до конца завершить свой бездарный замысел с коробкой-гостиницей, хотя городу он напортил немало.
Под гостиницу несколькими кварталами выше снесли другой памятник – заезжий двор, в котором останавливался А. С. Пушкин.
Недалеко от гостиницы снесли старинные дома и построили девятиэтажку общежития пединститута, здание АТС, жилые дома, гаражи, сараи. Систематически разрушая вековой облик древнего города, уничтожая величественные архитектурные доминанты и заменяя их на монументальные нелепицы. Ну, да Господь судья тем властям и архитекторам и дурная людская память.
«Не только Новгород, Киев, Владимир, но и хижины ЕЛЬЦА, Козельска, Галича являются любопытными памятниками истории». Справедливость этой фразы Н. М. Карамзина осознаешь сразу, как только попадаешь в этот город.

Елец в 1900-е годы
Как с восторгом пояснял мне друг, елецкий архитектор Александр Новосельцев, силуэт Ельца ещё неотделим от ритма куполов и колоколен. Располагаясь на холмах, ажурные здания церквей играют роль основных архитектурных акцентов, притягивая к себе внимание. Словно ожерелье, охватывают они место слияния рек Сосны и Ельчика, и наряду с низенькими домиками, раскинувшимися по отрогам, составляют законченный ансамбль города. Елец словно прозрачен. С его старых улиц видно всё окружение: вершины окрестных холмов, плавные изгибы рек, вековые стены монастырей и храмов. Открытый характер города, единство зданий с природным ландшафтом обеспечили ему неповторимый облик.
Четыре года проучился Бунин в Елецкой гимназии.

Елецкая женская гимназия. 1900-е годы
Строили её по типовому проекту, кирпичную, в два этажа. Но при этом, как любой дом в городе, предельно привязав к окружающему ландшафту. Была здесь и ещё одна характерная местная архитектурная изюминка. Идешь вдоль глухого, искусно выложенного каменного забора, и вдруг перед тобой открывается вся картина здания с литым чугунным балконом, сад, с весёлым фонтаном перед главным фасадом.
Сюда приходили за знаниями не только юный Иван Бунин. Елецкую гимназию окончили Михаил Пришвин, первый нарком здравоохранения РСФСР Н. А. Семашко, Народный художник СССР Н. Н. Жуков, здесь преподавал Василий Розанов.

Елецкая мужская гимназия. 1900-е годы
Бунин в «Жизнь Арсеньева» описал елецкую гимназию, единственную свою альма-матер: «Чистый каменный двор её, сверкающие на солнце стекла и медные ручки входных дверей, чистота, простор и звучность выкрашенных за лето свежей краской коридоров, светлых классов, зал и лестниц. Звонкий гам и крик несметной юной толпы, с каким-то возбужденьем вновь вторгшейся в них после летней передышки, чинность и торжественность первой молитвы перед ученьем в сборной зале…». Вспоминал он и преподавателей гимназии: «…первое появление в классе учителя, его фрака с журавлиным хвостом, его сверкающих очков, как бы изумленных глаз, поднятой бороды и портфеля под мышкой…». И учеников: «все с иголочки, всё прочно, ловко, всё радует: расчищенные сапожки, светло-серое сукно панталон, синие мундирчики с серебряными пуговицами, синие блестящие картузики на чистых стриженых головках, скрипящие и пахнущие кожей ранцы, в которых лежат только вчера купленные учебники, пеналы, карандаши, тетради…».
Выпускник Бунин потом ещё два раза посещал новогодние балы в родной гимназии.
Вот что сообщает нам о Елецкой мужской гимназии исследователь А. М. Шевелюк: «О печатных трудах. Их имели и директор Елецкой гимназии Закс, и инспектор Федюшин. Казанцев Николай Константинович, преподаватель географии написал учебник ″Русская география″. Ферри Вячеслав Николаевич преподаватель русского языка имел труд ″Хрестоматия избранных произведений в стихах″. А если вспомнить Розанова В. В., в дальнейшем виднейшего философа, который в Ельце написал несколько своих работ, переводчика с греческого Первова, то видно, что и в Ельце было не хуже, чем в Москве, у Поливанова. Заметим, что и Первов, и Смирнов, и Кедринский потом работали в Москве. Кедринский директором гимназии, Смирнов в Московском университете, а Первов стал замечательным московским педагогом…
Любая школа славится не столько своими учителями как учениками. Так вот, в последнее время исследователи в Московском университете подсчитали в промежуток времени с 1881 года по 1916 окончивших его и рассмотрели города и гимназии, откуда эти выпускники пришли. И вот факт: ″елецкий интеллектуальный феномен″, так они назвали получившийся результат. Подсчёт количества будущих студентов, получавших среднее образование в разных городах России, позволяет установить, что Орловская губерния занимает по этому показателю второе место среди всех регионов Российской империи (1063 человек), а Елец с большим отрывом выходит на первое место среди всех уездных городов. Деятельность открытой в 1871 г. Елецкой мужской гимназии обеспечила подготовку 337 выпускников старейшего и крупнейшего вуза России, что составило 32% от всех уроженцев Орловской губернии и 1,2% от всех выпускников университета за изучаемый период. Размеры елецкого землячества превышали таковые большинства российских губерний!».

Первая экспозиция Елецкого музея Ивана Бунина. 1988 г. Фото Р. Леденёвой
Выпускник Елецкой гимназии Кричевский А. М. пишет: «Гимназия давала глубокие и прочные знания, которые пригодились мне на всю жизнь… Богатство и влиятельность не решали успеха… Строжайшая дисциплина и порядок дали мне для жизни большую закалку, которую чувствую и поныне.».
Ему вторит М. М. Пришвин, в своём дневнике: «24 октября 1944 г. Вспомнил, как я несправедливо выступил в ″Кащеевой цепи″ против учителей Елецкой гимназии. Нужно было пройти таким 60 годам, чтобы учителя были поняты мною, как хорошие учителя.».
В своём дневнике Михаил Пришвин вспомнил себя – гимназиста в январе 1952 года: «Не знаю, делал ли кто-нибудь этнографическое исследование силы зла, известной в народе под именем нечистой силы. Никогда этим не занимался я, и не знаю, занимало ли что-нибудь исследователей, представителей разных народов о силе зла, но думаю, что наш русский чёрт чем-то очень отличается от всех чертей во всем мире. Но мне кажется, будто наш русский чёрт сильно отличается от всех иностранных чертей и каким-то образом связан с электричеством и авиацией. Если хорошенько углубиться в себя и улететь во времена конца царя Александра второго и начала царствования Александра третьего, то вспоминается учитель с большой бородой и мелом в руке у чёрной классной доски. Он доказывал нам, мальчишкам, формулами математическими, что человек никогда летать не будет. ″Будет! – смело возразил один дерзкий мальчишка. – Докажи! – улыбнулся Иван Васильевич. – Это доказано, – ответил Миша Алпатов, – почитайте Гоголя ″Ночь под Рождество″, как Вакула-кузнец оборол чёрта, сел на него верхом и заставил лететь его к царице за башмаками для своей невесты». Посмеялись, кажется, и утвердились в том, что летать можно только на чёрте.
То же и с электричеством было. Был этот разговор в самом начале царствования Александра третьего в Елецкой гимназии. Помню, как тот же самый Иван Васильевич в день коронации обещался показать электрическое солнце. Весть об этом солнце разнеслась по всему городу, и, когда вечером загорелась иллюминация, то мужская гимназия была окружена несметной массой народа. Слуховое окошко на самом верху здания, круглое, величиной, как нам кажется солнце, было освещено слегка жёлто-керосиновым светом, и в этом свете видно было, что Иван Васильевич усердно возился, показывался, исчезал и опять показывался. Заметно, ему что-то не удавалось, чего-то не хватало. Слышно было, как он с кем-то ругался, кого-то посылал к чёрту. Терпение в толпе истощилось, кто-то возле меня сказал: ″Ну, раз к чёрту обращается, погодим немного: чёрт большой мастер в этих делах″. И что же! только скажи он это слово о чёрте, вдруг светом великим, чудесным, невиданным электрическое солнце на миг осветило всех нас. И погасло. Об этом сейчас не расскажешь. Для того нужно детство и время, когда электричества на улице не было. Чудесный свет на одну минуту залил всех нас. В слуховое окошко в жёлтом керосиновом свете высунулся Иван Васильевич и крикнул: – Больше ничего не будет! – Чёрт пошутил, – сказал мой сосед, – не надо было путать чёрта в такие дела.».
Изучая писательские дневники, выясняются интересные факты из жизни гимназиста Пришвина. На страницах дневника, который писатель вёл на протяжении всей жизни, описан яркий эпизод детства – побег в Азию.

Гимназист Михаил Пришвин
12 сентября 1885 года в мужской гимназии случилось чрезвычайное происшествие. На уроки не явились Михаил Пришвин, Николай Чертов, Владимир Тирман и Константин Голофеев.
Каждый бежал по своей причине: кто-то бежал от неразделённой любви, кто-то – по бунтарской натуре, кто-то от ненавистных уроков, латыни, Закона Божьего, гимназического устава и полицейских порядков. А ведь именно по этим дисциплинам необходимо было иметь оценку отлично.
Сейчас, даже трудно представить, что Мише Пришвину знания никак не давались. Учился он плохо, даже очень плохо. Уже в первом классе его оставили на второй год. Через два года его догнал младший брат Сергей, с которым он сидел за одной партой. Вспоминая потом гимназическое время, писатель однажды скажет: «Ни одного предмета из всего, что преподавалось в школе, я не любил, не понимал, и если в чём-нибудь успевал, то брал это только насилием, зубрил».
Особенно боялся маленький Пришвин латинской грамматики, из-за которой, собственно, и бежал в Азию.
И у мальчиков созрел план: бежать в Азию. Сначала сплавиться на лодке по реке Быстрая Сосна, потом добраться по ней к Дону, «а из Дона по берегу Азовского моря». Кто признает их, кто будет искать? Но к счастью или несчастью на квартире у Голофеева нашли записку уведомляющую, что мальчики отправились в Азию. Инспектирующий Федюшин тут же известил об этом уездную полицию, и поиски начались незамедлительно.
Обсуждая план, друзья сразу договорились: не выходить на берег, не разводить костров. Но когда ночью на реке в лодке стало совсем холодно, один из мальчиков дрогнул: «А может, сдадимся, пока не поздно?». Все остальные наотрез отказались. «Вперед и только вперед!».
На третий день приключений, когда ребята радовались свободе, тем более они уже были в 30 верстах от Ельца, вдруг на берегу послышался звон дорожных колокольчиков. Мальчишки быстро причалили к берегу и хотели спрятаться на деревьях. Вдруг не увидят, вдруг пронесет. Но Мише пришла идея получше: прятаться надо под лодкой. Но, беглецы упустили одну деталь: лодка была мокрой, а дождя в тот день не было. И знаменитый на весь Елец полицейский, подойдя к лодке, сразу обо всем догадался. Тут-то все и закончилось.
Полицейский не стал их бранить, выкручивать руки, а даже устроил с маленькими преступниками пикник и стрелял уток. А в беседе с подростками рассказал, как его самого выгнали из шестого класса гимназии. Но каждый из пойманных знал: наказание ещё впереди и позор неминуем.
«Они прибыли в гимназию как раз во время большой перемены в сопровождении пристава, и я видел, как их вели по парадной лестнице на второй этаж, где находилась приёмная комната директора гимназии Николая Александровича Закса. Трое шли с понурыми головами и хмурыми лицами, а Пришвин заливался горькими слезами», – лаконично повествует об этом событии учащийся той же гимназии Д. И. Нацкий, коренной житель Ельца, впоследствии многие годы работавший врачом в железнодорожной больнице.
Всю жизнь после этого Пришвин с горькой иронией вспоминал шутку, которой встретили неудачливых беглецов гимназисты: «Поехали в Азию, попали в гимназию».
Один из участников побега, Константин Голофеев, в своих показаниях заявлял: «Первая мысль о путешествии была подана Пришвиным, которому сообщил о ней проживавший с ним летом кадет Хрущов, а Пришвин передал об этом Чертову, а затем мне. Устроил же побег Чертов».
История сохранила документы. Согласно одному из них, «…педагогический совет, рассмотрев все вышеизложенные обстоятельства, признал, что ученик Чертов был главным руководителем всех поименованных учеников и, располагая денежными средствами, приобрёл на остальных влияние, которым и воспользовался для задуманного им путешествия, что им же, Чертовым, куплены револьверы, ружья, топор, порох, патроны и лодка; остальные ученики, по убеждению педагогического совета, были только исполнителями задуманного Чертовым плана, увлекшись заманчивостью его предложений, а потому совет постановил: ученика II класса Николая Чертова уволить из гимназии… а остальных, Пришвина, Тирмана и Голофеева, подвергнуть продолжительному аресту с понижением отметки поведения за 1-ю четверть учебного года».