Read the book: «Дыра. Роман»

Font:

*
Если Вам, дорогой Читатель,
на этих страницах
встретится обсценная лексика,
помните —
это ругается не Автор,
это сквернословит жизнь вокруг нас.
это ругаемся мы с вами…
*

ISBN 978-5-4485-5210-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пятница. Суббота. Воскресенье

Три дня, как один.

Титр…

из чёрного,

медленно, как сон,

проступают чуть светящиеся буквы…

*
«Дырка – женщина»
справочник жаргонных слов
для работников
Государственной Службы
Исполнения Наказаний
Министерства Юстиции
Российской Федерации.
*

затемнение…

я бы тут и закончил…

Пятница

Ранним-ранним, золотистым утром,

когда птицы едва проснулись

и солнышко ещё только-только встало

над красавицей Волгой,

по самарской области,

по трассе,

с указателями до Самары столько-то км —

а этих км было ещё много —

по разбитому узкому шоссе,

по встречке,

лихо летел

с диким рёвом,

чудо автомобиль —

белый,

на широких колёсах,

со спойлером впереди,

с антикрылом сзади

с кучей фар на крыше,

расписанный по белым бокам рвущимся пламенем —

так и хочется кинуться тушить —

в ало-рыже-огненных языках которого,

с трудом,

но можно прочесть стилизованные буквы

слова BUFALO

А впереди на капоте

красовалась белая фарфоровая голубка

в стиле народных промыслов,

с розовым клювом и лапками

и чёрными точечками глаз.

И лилась-неслась, как ветер над Волгой,

песня из чудо-автомобиля

в исполнении Александра Малинина:

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, по-милуй мя… – почему-то с неортодоксальными ударениями

и длиною в сорок секунд.

Ревя, как зверь,

автомобиль на дикой скорости обгонял всех,

и только при ближнем рассмотрении становилось ясно,

что это —

жесточайший самопал

на базе отечественных старых жигулей.

А гоночно рычал самопал потому,

что на нём попросту не было глушителя,

А обгонял всех —

потому что на ранней трассе

были только ранние дальнобойщики…

А песня лилась на всю Волгу:

– Мне осталась одна забава – пальцы в рот, да весёлый свист, Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист. Ах, какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь…

И вдруг раздался космический голос:

– Фура, вправо взяла! Ушла, фура, вправо!

И тяжелая фура стала послушно и многотонно

уходить вправо – так был обогнан ещё один грузовик,

а парень за рулём чудо-самопала

повесил микрофон на спиральном проводе

посмотрел на спидометр, умерший на нуле

и довольный собой сказал:

– Сто двадцать идём… как по паркету.

Это был, видимо, предел чудо-автомобиля.

Парень за рулём был плотно сложенный,

коротко стриженный и немного медлительный бычок,

с добродушным, простым и симпатичным лицом,

на которое он старался повесить маску

крутого, сурового парня и из последних сил удерживал её —

простодушие и молодость брали своё.

Рядом – его кареглазый дружок,

поменьше, понервнее и, наверное, пошустрее.

– Чо за шняга? — сморщился от музыки кареглазый.

– Серёжа… Есенин, – солидно ответил бычок и потёр рукой недавний свежий шрам на лбу, у самой кромки волос, – Сильная вещь. Душу рвёт.

Кареглазый кисло выключил Малинина

и с лицом учителя жизни посоветовал

не то бычку, не то всему человечеству:

– В этой жизни – не надо рвать ни душ, ни жоп.

Весь фрагмент песни – до выключения кареглазым —

длился семьдесят четыре секунды.

Самара ещё спала…

Старая улочка.

Пустая.

И странное мычание.

А может стоны…

И… цок… цок…

И опять стон…

Или мычание.

Может корова идёт?

Или любовью пара самарцев по утру занялась?…

Потом раздался скрип.

Тонкий, пронзительный, за душу берущий…

На улицу свернул бомж —

длинные, давно не мытые жидкие волосёнки,

бородёнка и огромные красные уши.

А скрипел бомж оттого,

что сумку-тележку за собой катил,

на стонущих колёсиках

Он был без ботинок, в носках.

И его это не смущало.

Он что-то увидел, остановился, замер и прошептал:

– Госсссподи!

Ревел мотор.

– Щщщшшит! – глядя на дробящий в деревьях

залитый солнцем пейзаж, прошипел на американский манер кареглазый, – Вы вместе были одну неделю – ну, как ты мо-жешь быть уверен, что это твой ребёнок?

– Она не такая, – вдаль тепло ответил бычок.

– Все они – не такие.

– А какие?

Кареглазый задумался:

– Знаешь, как баба по блатному будет?

– Шмара, – пожал плечами бычок.

– Дырка.

– Что – просто дырка? Без ничего? — удивился бычок.

– Да. Просто – дырка…. без ничего… все они – дырки.

– Да, ладно, все, – добродушно возразил бычок.

– Да, все!

– А мы с тобой тогда откуда взялись?

Вопрос поставил собеседника в лёгкий тупик,

но, кажется, юного мнения кареглазого о женщинах

не изменил.

Самара.

На середине мощёной брусчаткой улицы,

на стуле

сидел привязанный к нему скотчем по рукам и ногам

человек одних в трусах.

И носках.

Он мучительно мычал —

потому что рот был заклеен —

и иногда отчаянно пытался прыгать на стуле,

отчего и получался цокот,

и силы покидали его.

Бомж оглянулся, подошёл и осторожно расклеил ему рот.

– Памагите! – горячо и хрипло взмолил человек на сту-ле, – Я Самарин из Самары!… я депутат… у меня банк… сто-матология, сеть прачечных и много чего…. бабка помоги!.. я озолочу тебя, – прохрипел Самарин.

– Я не бабка, я дедка, – задумчиво ответил бомж.

10.

Ещё один грузовик был с рёвом обогнан,

кареглазый чуть расслабился от обгона и сказал:

– Надо присмотреться… ты ж совсем бабу не знаешь и, бах! – ребёнок.

На что бычок ответил:

– Не!… тут всё по-честному… всё по любви… мать, вон, кар-тохи навалила полный багажник…

– И мать знает! – удивился кареглазый.

– А чё? Я что – шпион? Пусть растёт. Бабке внук будет. Огурчиков солёных отгрузила, сала…

– А что – младенцы – сало едят?

– Бабки они едят, — весело уточнил бычок, – Шестьсот бе-касов дам – отцовский долг исполню…

– Чего дашь? – не понял кареглазый.

– Шесть сотен бекасов, – не без гордости повторил бычок.

– Каких бекасов? — насторожился кареглазый..

– Настоящих.

– Бекасы – это мандавошки

– Сам ты мандавошки, – возразил бычок, – Бекасы – это наши родные американские доллары.

– Откуда такие бабки? – не стал спорить кареглазый.

– Чё – сам, чё – мамка дала.

– А сам-то откуда?

– Раков ловлю… цыганам сдаю… – вдруг посмурнел бычок,

что-то в его жизни было такое с раками:

– Рубль штука… в день иногда доста ловлю, —

и резко переменил тему:

– Приеду – денег жене дам, сфотографируюсь с ребёноч-ком – и назад. Иначе – было бы несправедливо.

– А жизнь вообще – штука несправедливая, – с философ-ским лицом начал учить кареглазый, – Вон я – Горбов – а меня зовут всю жизнь – Гроб… щщшит!.. справедливо?

– Да ты гроб и есть, — засмеялся бычок.

– Чего это я гроб. Я – Горб – по справедливому.

– Ладно. Будешь ты теперь – горбатый Гроб, – и бычок снова засмеялся.

– А ты будешь не Буфало… а БУхало…. нет, БухАло, – оби-делся и изменил Гроб ударение на а.

– А Буфало – по буферу! — добродушно и весело согласился Буфало.

11.

Самара

По улице бежал человек в трусах и носках.

Это был Самарин,

у которого прачечные и стоматология,

и много чего ещё.

И ему очень трудно было делать вид,

что он занимается спортом —

трусы были слишком неспортивными.

Он вбежал во дворы, к подъезду

и стал истерично звонить в домофон.

Когда домофон ожил,

он припал к нему губами и заплакал:

– Мама, мамочка, открой скорей! Мамочка, открой! Меня ограбили!

Дверь щёлкнула и он истерично скрылся за ней.

12.

А Буфало и Гроб всё гнали по трассе.

– Ты в Самаре был? – спросил Буфало.

– Не-а.

– Крутой город. Не то, что наши Еланцы… которые народ справедливо прозвал Ебанцы.

– Крутой город – это Ню-Ёрк. Вот это крутой город!… А Самара это дыра… а где ночевать будем?

– Там… шмара одна… – предложил Буфало, да как-то не

очень уверенно.

– Чё? – родственница? — спросил Гроб.

– Я ж сказал – шмара… – напрягся, было, Буфало и тут же расслабился.

– Дырка? – поспешно исправил ошибку Гроб.

– Ну, типа того… только оооочень крутая… работает только с олигархами… и банкирами… я у неё раз подвис…

– Почём?

– За бесплатно.

– По любви? – уточнил Гроб.

– Ну, типа… выпили-покушали, всё-такое… знаешь как у неё имя?

– Ну, откуда я могу знать

– Корида, – с гордостью произнёс Буфало.

– Хачёвка, что ли?

– Сам ты хачёвка! – возмутился Буфало, – Наша баба, русская… только чёрная.

– Может, крашеная?

– Не… сама чёрная. Чёрная, как ночь.

– Чо – негритоска?

– Сам ты негритос… – снова обиделся Буфало, – … такая… ну, как загорелая.

– А чего имя дикое?

– У неё дед испанец.

– Во, бля! – удивился Гроб, – А мы что с Испанией воевали?

Буфало попытался вспомнить воевали ли мы с Испанией,

не вспомнил и пожал плечами.

– Испанцы – они тоже – вроде хачей, – с гор спустились. Только с испанских. А понтов! – высказал свои расовые пред-рассудки Гроб, а Буфало это не понравилось.

– Но тёлки у них крутые, — тут же поправился Гроб, – В этом деле толк знают!

Вот этого-то Буфало словно только и ждал:

– Таа-акие сальты выкидывала – и так и сяк!.. только со-седи по батарее всю ночь стучали.

– А чего стучали? – не понял Гроб, а Буфало, словно ждал этого вопроса:

– Орала, блин, на всю улицу!… как резаная… у меня до сих пор её крик любви в ушах стоит.

– Щщщщи-ит! – воскликнул Гроб.

И хоть у него в глазах и сверкнули ревниво-завистливые ис-корки, он всё же заподозрил, что Буфало свои эротические фантазии выдаёт за небывалую любовную действительность а по-простому – врёт. Да так оно, скорее всего и было.

13.

Самара.

Дети шли уже в школу.

По улице брёл бомж, – спаситель Самарина —

задумчиво шевеля губами

и катил за собой свою тележку с грязной сумкой,

перевязанной какими-то верёвками и проволокой.

Брёл он без ботинок, в одних носках, оборванный,

с печальными и умными глазами,

какие бывают у людей много страдавших.

Ветер играл его жиденькой бородёнкой,

За ним, поодаль, корча рожицы,

кривлялись и хихикали мальчишки,

с рюкзачками на спинах – видно в школу.

На улице стоял курильщик, пускал дым и смотрел в себя.

Дети подбежали и таинственно и тихо попросили:

– Дядь, дай хабарик.

– А курилки у вас выросли? – строго сверху вниз спросил курильщик.

– Дядь, мы не курим. Честное слово. Сейчас комедия бу-дет – усикаетесь.

Курильшик недоумённо и нехотя дал им окурок.

Дети подбежали к бомжу, бросили на асфальт перед ним

окурок и наперебой закричали:

– Бычок! Бычок! Горит! Горит!

Бросив свою тележку и нелепо взмахнув руками,

бомж вдруг стал прыгать козой

и давить носками окурок и кричать:

– Земля горит! Земля горит!.. Земля в огне!.. Ад вырвался из преисподней!

Зрелище было потешное —

хотя … – и не без игры тут было.

Бомж потушил, наклонился, поднял окурок,

проверил – потух ли? —

почистил в этом месте ладонью асфальт от пепла,

отнёс и бросил окурок в урну.

Взял свою тележку и спросил курильщика:

– Дым-то у кого из пасти валит? – и сам же и ответил, – У сатаны-ы-ы… О-о-о!… он-то в аду сидит!.. и пыхти-ит… и коптии-ит… вон смотри. – и бомж показал на дымящие трубы вдалеке, – … и ты туда же?

– Все там будем, – улыбнувшись, ответил ему курильщик,

вероятно имея в виду, что когда-нибудь все умрём.

– А вот и не все! – живо возразил ему бомж.

14.

Из явно медицинского заведения,

облупленного,

но с новыми евростеклянными дверями,

вышли

майор милиции в рубашке с погонами,

с папкой под мышкой

и синим резиновым колечком в правой кисти,

и девушка-девочка-подросток

в старушачьей юбке

и дурацких, просто клоунских ботинках,

одетых на носки с ослабленными резинками,

оттого носки, как бы моршились на ноге.

15.

По пандусу для провоза тележек с больными,

мимо машин скорой помощи, они спустилась во двор.

– Ну… зря, – сказал майор и видно стало – он с похмелья.

– У меня нет ни к кому, никаких претензий… по жизни нет, – повторила девушка, видимо уже не в первый раз, – Сама дура.

Она была немного бледна,

средне коротко подстрижена и без косметики,

милая, но обычная девушка, каких много,

но была она какая-то вся неухоженная

и всё на ней было явно с чужого плеча

и старушачья юбка, и башмаки, и мальчиковая лёгкая куртка.

– Я… вот это… стук-стук… это не по мне, – и твёрдо и немного виновато сказала девушка.

– А другие попадут? — снова попытался на чём-то настоять майор.

– А я за всех не отвечаю, – мягко отрезала девушка.

Разговор видимо, был исчерпан.

– Ну, ладно, — сказал майор, правой кистью монотонно сжимая синюю резиновую баранку, – Если что – управление центральное, – и путаясь в папке, и синей баранке, достал из кармана визитку, – Майор Маршалл. С двумя элл, – и видно стало – визиток у него мало и ему было немного её жаль.

Девушка взяла визитку, скорее из вежливости,

и разглядывая, восхитилась, не без ехидцы:

– Ух, ты!

Разговаривать стало совсем не о чем.

Девушка глянула на синее колечко в кисти.

– Пальцы сломал… – словно оправдался майор, – Разра-батываю.

– Об зубы врагов? – спросила девушка – она явно знала толк в милиции.

– Забор один сильно не понравился, – опять, словно оп-равдался, майор и спросил, имея в виду её планы, – Что делать будешь?

– Новую жизнь начну. В школу пойду, – нехотя ответила девушка, – В пятый класс, — это, видимо, была шутка.

– Я б дал денег… нету… голяк, – сказал майор и видно было – не врёт.

– Лучше сотку прими… а то вид у тебя… хуже, чем у меня.

– Это не плохо бы, – согласился майор.

– Первый раз мента нормального вижу, – сказала девушка.

– Я не мент, – как-то странно ответил майор,

– А это? — девушка кивнула на погоны, – Крылышки?

– Подрезанные… – как-то непонятно ответил майор, – Как у тебя… садись, подкину?

Девушка молча отказалась.

Майор сел в свою далеко не новую машину и уехал.

16.

А девушка посмотрела вслед,

и как ни делала вид, будто знает куда идти,

но видно было – идти ей некуда.

Она глянула по сторонам,

втянула ноздрями воздух,

подкинула плечом небольшую дорожную сумку,

судя по движению, явно не тяжёлую,

втянула голову в плечи, как черепашка,

спрятала руки в рукава куртки,

ссутулилась и куда-то пошла.

И было в этом одиночество.

Бесконечное одиночество.

17.

Мост через Волгу.

Майор Маршалл гнал свою потрёпанную машину на по-ловине моста.

Солнце дробилось и мелькало сквозь опоры

и ветер с реки туго рвался в открытое боковое окно,

как его подрезал один

и взяли в коробочку сразу два автомобиля.

18.

Майор еле успел затормозить,

чтобы не врезаться в передний —

из него выскочил коренастый человек с пистолетом

и без единого лишнего движения бросился к майору,

целясь в него.

19.

Майор было потянулся к своему оружию, но было поздно —

коренастый рванул пассажирскую дверцу майоровой ма-

шины, бухнулся на сиденье и без слов сунул майору

пистолет в живот.

Майор усмехнулся и пропел:

– Я милого… узнаю по стволу.

20.

Вдоль левого борта машины майора вплотную притёрся другой автомобиль и в боковом заднем чёрно-тонированном стекле майор увидел облака и себя.

Стекло медленно опустилось

лицо майора сползло с облаков

и открыло лицо человека на заднем сидении….

21.

Майор снова криво усмехнулся, ещё кривее.

И отвернулся.

22.

Человек молчал, глядя мимо майора на перила моста,

потом задумчиво сказал:

– Хорошее место… для встреч.

– Парковаться негде, – нехотя ответил майор.

– А ты пешочком. Как мы раньше работали… идут двое по мосту – и на середине – ба! – кака встреча!… – и вдруг жёстко потребовал, — А где, вообще, субординация? Совсем в ментах запаршивел?

– Здравия желаю, – без энтузиазма ответил майор,

а человек криво усмехнулся, ещё кривее майора:

– Ни хрена ты мне здравия не желаешь… или думаешь, я лично тебя зачищать собрался?.. на мосту.

– Никак нет, – ответил по уставу майор

и не по уставу добавил, – Иудёнышей и так полно.

– Ну, конечно – один ты у нас честный.

Майор не ответил,

а человек продолжил:

– … а хорошо получилось – боевой офицер, неподкупный, страдалец за правду – изгнан из Конторы с криками на весь го-род. Жена с детьми ушла. И теперь майоришкой в ментах бе-гает…

– Не жалуюсь, – ответил майор, мучительно обдумывая и не

понимая ситуации.

– А мы ведь так и задумывали… – через паузу, задумчиво сказал человек.

– Не сомневаюсь, – ответил майор и бросил него короткий и брезгливый взгляд.

А человек вдруг грубо, почти хамски, приказал:

– Мозги включил!

– Не выключал, – стиснул зубы майор.

– Обида тебе мозг выключила, – человек осмотрел

на майора, как на подростка, – Там крыса у вас… жирная… грызть что-то начала… вопросы есть?

Майор недоверчиво посмотрел ему в глаза

и ответил не сразу:

– Никак нет.

– Чего сидишь? — едва улыбнулся человек.

Майор подумал и показал на машину впереди – мешает.

– Я не тебе, – ответил человек и стекло поползло вверх.

Коренастый поспешно убрал пистолет из живота майора,

быстро ушёл в свою машину

и все машины рванули с места.

23.

Ветер с Волги плавно, как во сне,

надувал с террасы огромную полупрозрачную занавесь,

за которой была видна обширная терраса с белыми вазами,

Волга и белёсый мост вдалеке.

В огромной комнате, достаточно буржуазной

на обширной кровати спал голый,

с хорошим телом и бритый наголо,

около сорокалетний мужик.

На полу следы вчерашней пирушки —

бутылки, недопитые бокалы, пепельницы

и вчерашние девичьи перья,

в виде сумочек, змеек чёрных и белых чулок,

трусиков, бюстгальтеров, поясов, юбок

и прочая, и прочая.

В странном порядке, рядком среди этого хаоса,

были разложены использованные презервативы —

видно, за ночь, их считали и складывали.

24.

Рядом с мужиком на кровати

тихонько шушукались две девушки —

одна фальшивая блондинка,

вторая фальшиво жгучая брюнетка,

но обе в нижнем белье —

блондинка —

в чёрном, с чёрными чулками,

брюнетка —

вся в красном

и обе почему-то в туфлях.

– Да толкни ты его. Надоело валяться.

– Разбудим – злой будет.

– Да и фиг с ним

– А бабки?

25.

Где-то на полу зазвонил телефон.

Одна из девушек встала, нашла телефон,

и поднесла к его уху мужика.

26.

Мужик хмуро проснулся,

удивлённо и недобро посмотрел на неё,

как на привидение, грубо взял телефон,

как отнял,

посмотрел на номер —

было написано —

«номер не определён» —

включил телефон,

и хрипло со сна спросил:

– Кто?

Голос в трубке, чётко разделяя слова, произнёс:

– Твой… знакомый… говорит… о совершенно ненужных вещах.

Голос был металлический и искажённый,

как у человека больного раком горла.

– Кто? – хрипло спросил мужик и нехорошее предчувствие проползло по спине, как мелкие мурашки.

– Догадайся с тёх раз… у тебя три дня, – сказал голос и связь оборвалась.

27.

Милиционеры на прослушке слушали этот разговор.

И майор Маршалл.

Все посмотрели на майора.

Он стоял и молча мял свою синюю баранку.

– Вычисляем?.. откуда звонок, – спросил один.

– Бесполезно, – ответил майор.

28.

Спальня.

Мужик и девушки.

– Мара-атик, а когда деее-енюжки? – пропела одна из де-вушек и фальшиво-кокетливо спросила, – Ну, что ты такой смурной?

Телефон зазвонил опять.

29.

Самарин сидел уже чистенький, вымытый,

в каком-то халате, может быть, даже и в женском,

держал у уха трубку городского телефона,

слушал гудки и нервно тряс ногой.

И вдруг решительно заявил:

– Марат! – ты гавно!

30.

– Я в курсе, – ответил Марат.

Одна из девиц, кокетливо тыкая в воздух пальчиком,

стала считать презервативы на полу и закатила глаза.

31.

– Ты пооооо-олное гавно! – театрально заявил Самарин

и для убедительности сделал широкий жест рукой,

как оперный певец.

Но никто этого не увидел.

32.

– Я что – спорю? – согласился Марат.

– Где мои шмотки, бумажник? кредитки? где мой телефон? Мои часы, мои? – из последних сил пытался быть спокойным Самарин.

– Где были там и лежат, – ответил Марат, – Шутки надо понимать.

– Шутки!.. ничего себе шутки!… выкинул меня голым на улицу, чтобы поржало это тупое бабьё?

– Ты что-то забыл. Это была идея твоего высокого гостя из Москвы – привязать тебя к стулу, – напомнил ему Марат, – Ты и сам-то не очень возражал. Сам себе ноги приматывал.

33.

Девушки, видно, вспомнили о чём речь и прыснули.

34.

– Ну, а как я мог возразить! Он гость. Он олигарх, – воз-мутился Самарин, – Но ты-то! Ты! Ты меня бросил!

– А что – я? На тёлку какую-то отвлёкся – а тебя нет. Поехали искать, а они забыли, куда тебя отвезли.

– Забыли они! А я вот не забуду! – визгливо пообещал Самарин.

– Ну, что так убиваться-то? Живой – это главное. Ос-тальное – купим.

– Таким посмешищем меня сделал. Я ему такое устрою!

– Ну и что ты ему устроишь? Ну, убьёшь, – ну и что даль-ше? Только бабки на ветер. А олигархи дорого стоят.

– У меня на него такое есть!.. такой компромат!.. это бомба!… таких скандалов ещё не было. Даже в Москве не было!

35.

И этот разговор слушали люди в прослушке.

И майор Маршалл.

На слове «компромат» все посмотрели на майора.

А он ничего не сказал. Только жал своё синее колечко.

36.

– Это – не по телефону, – ответил Марат и задумался, – Подъезжай давай. Только побыстрее… а то потом Корида при-едет, – и отключил телефон.

И ещё крепче задумался…

37.

…и Самарин странно замер.

И, видимо, специально Марат это сказал,

про какую-то Кориду…

38.

Мост через Волгу.

Девушка из больницы стояла на середине моста у перил

и смотрела в воду.

Словно хотела….

Далеко внизу плавно и сильно текла вода,

таинственная, завораживающая, манящая,

как вечность…

Вдали шёл белый пароход и плыла по воде

дальняя песня:

– Издалека долго, течёт река Волга, течёт река Волга —

а мне семнадцать лет…

Девушка стряхнула с себя оцепенение и пошла прочь.

39.

Спальня.

Марат и девушки.

Вошла как пантера,

стройная, смуглая, черноглазая и черноволосая

и очень красивая женщина, просто, дьявольски красивая,

молодая, хотя и не юная, за тридцать,

и она была вся в чёрном, как чёрная ночь,

Вошла молча, не поздоровавшись и красиво,

с природной и хищной пластикой опустилась в кресло,

даже не взглянув ни на девиц на кровати, ни на Марата,

словно она была одна.

40.

Марат быстро помахал рукой девицам, чтоб сваливали.

Девицы нехотя встали и, собирая с пола свои вещички,

с очень манерными лицами и телодвижениями

пошли в ванную,

– А ну, убрали гавно своё, – брезгливо, но спокойно,

имея в виду презервативы на полу,

не сказала, а приказала женщина,

не глядя в сторону ванной.

Одна из девушек обернулась и с вызовом сказала:

– Это не наше. Это его гавно… я думала ты уборщица?

– Тебе сказать – что я думаю? – не глядя на неё, тихо спро-сила женщина и девушкам сразу расхотелось знать, что она ду-мает.

– Нам за это не платят, – испугавшись скандала, сказала вторая.

– Давай, дырочки, убрали, убрали! — попросил их Марат

и, чтобы не нагнетать обстановки,

добавил: – По двадцать баксов за штуку, —

и извинился перед женщиной, – Прости… не успели.

– Мы не дырочки – мы модели, – с некоторой претензией

на возмущение возразили девушки, но обе вышли из ванной

и, присев на корточки и, сжав коленки,

стали собирать презервативы.

Двумя пальчиками, оттопырив остальные.

– Восемь, – сказала одна.

– Кто есть там? — громко позвал Марат, – Хаммер!

41.

Вошёл и молча встал Хаммер – сухой, жилистый, сильный,

но с какой-то невидимой гнильцой в теле

кивнул Кориде и немного потерялся, и стал делать вид,

что девушки в нижнем белье ему глубоко безразличны.

42.

За ним вплелась, чуть припадая на одну ногу,

старая и полная женщина восточного вида,

вся в чёрном, с жидкими усами над верхней губой.

– Полтинник… сверху, – сказал ей Марат, кивнув на де-вушек.

Старуха метнула в них свой чёрный взгляд,

такой, после которого не то, что денег —

жить уже не захочется.

Но девушки были тёртые:

– Восемь по двадцать – сто шестьдесят, – возразила од-на.

– Ещё полтинник, – сморщился Марат, – Самаринские шмотки собери. Аккуратно всё – телефон, часы, что там? Пусть пацаны отвезут.

Старуха с усами всё поняла.

– И куда их? — игриво спросила девушка,

держа двумя пальчиками презерватив.

– На память себе оставь! – заорал Марат. – О нашей люб-ви!

Старуха с усами поспешно взяла девушек под локти

и, хромая, потащила их к двери.

– Нам надо принять души! – пытаясь не терять чести и до-стоинства, возразила одна из девушек.

– Пошли, пошли, давай. Там подмоетесь, – на странно чи-стом русском языке, но низким и мужским голосом сказала ста-руха и увёла их.

– А ты хуля припёрся? – спросил Хаммера Марат.

– Так звал же… – с трудом отводя взгляд от девичьих яго-диц, удивился Хаммер

– Больше не зову, – с неявной угрозой сказал ему Марат.

Хаммер понял и вышел.

43.

– Всё спортом занимаешься? – усмехнулась женщина,

имея в виду девушек.

– Да-а… болонки, – отмахнулся Марат, – Винегретики-салатики. Жрёшь, жрёшь – а ещё больше жрать хочется… я только тобой насыщаюсь, Корида… только ты мой пол-ноценный обед.

– Сейчас ещё завтрак, – устало возразила Корида

и стала медленно раздеваться,

глядя на Марата, как на кролика.

44.

В деревенской избе тикали ходики

и сидел за столом морской пехотинец.

И смотрел перед собой.

Немолодой,

в голубой полосатой десантной майке

и чёрном берете с красным клинышком сбоку.