Volume 170 pages
2017 year
Манарага
About the book
Какой будет судьба бумажной книги в мире умных блох и голограмм, живородящего меха и золотых рыбок, после Нового cредневековья и Второй исламской революции? В романе «Манарага» Владимир Сорокин задает неожиданный вектор размышлениям об отношениях человечества с печатным словом. Необычная профессия главного героя – подпольщика, романтика, мастера своего дела – заставляет нас по-новому взглянуть на книгу. Роман Сорокина можно прочесть как эпитафию бумажной литературе – и как гимн ее вечной жизни.
Не хуже и не лучше предыдущих книг Сорокина за то время, что он осваивает жанры триллера и антиутопии. По сути, это анекдот, разросшийся, благодаря буйной фантазии автора, до небольшого, легкого для восприятия романа. (Предыдущий, «Теллурия», был как раз большим, сложно написанным романом.) Везде книги сжигают с разными целями – чаще всего для утилизации. Но романист-постмодернист Сорокин решил, что надо этому процессу придать некую полезность: пусть еще и пища на этом огне готовится. Очень практично, по-немецки! Недаром Сорокин последние годы много живет в Берлине, проникся практицизмом жителей этой страны, где кстати, книги сжигали в 30-е годы на площадях. Но вообще написано с блеском, стилизации, каламбуры, пародийная конспирология – всё на месте, всё в фирменном узнаваемом сорокинском стиле. Ну а про моральные догмы, читая этого автора, лучше забыть.
Владимир Сорокин повторяется, но для меня это скорее плюс. Роман получился невзрачным, но знакомым и удобным, как домашние тапочки.
Ритуалы лишились былой фантасмагоричности, но по-прежнему хорошо прорисованы и составляют основу повествования. Зооморф в невидимой пирамиде на вершине горы переиначивает «Заратустру» – это очень красиво и весело. Любовь к литературной стилизации тоже осталась – весенний Толстой-гигант, вскрывающий лёд на реке, весьма хорош. Слегка изменился мир – сильно китаизированный застой превратился в мир послевоенный (война с салафитами, с кем же ещё), с самоизоляцией европейских стран. Сюжетная канва тоже узнаваема: ритуалы-ритуалы, заваруха, путь к Главному Объекту, который, как обычно, находится где-то посреди Сибири или Урала.
Трактовать все эти элитарные книгосожжения можно по-разному. Мне кажется, что мы уже практически оказались в мире «Манараги» – вместо чтения мы уже давно «читаем», лёгкость копирования физических объектов уже мало уступает цифровым. Постмодерном пропиталось всё вокруг, но хотя бы «М и М» по-прежнему не горит.
Все как всегда и отовсюду понемногу: подпольные повара в законе из «Щей», они же плотники из «Теллурии». Из неё же и декорации. Двойники Толстого и Ницше производящие странные тексты, стилизованные под оригиналов, как в «Голубом сале», умные девайсы, богема, миллионеры с закидонами, бандиты. В общем никакиХ особенно сюрпризов, но симпатично. Люблю Сорокина. Пляска румынских братков на свадьбе, описанная языком «Тараса Бульбы» и небольшой фрагмент из Прилепина доставляют отдельно.
Увы. Знакомый мир, пикантный ход с книгами, по-прежнему потрясающая стилистика, но совершенно невзрачный результат. Складывается ощущение, что весь смысл книги – в описании ритуала bookngrill, остальное не более, чем отписка. Сюжет на уровне простеньких шпионских романов, заканчивается практически пшиком (куда делся Сорокин – мастер концовок «вырви себе глаза и мозг»?). Мир есть, но он сильно потускнел со времен Теллурии. Теперь с ужасом ждать следующую книгу – вернется ли прежний уровень?
На мой взгляд, каждая книга Владимира Сорокина это уже событие. Она может быть лучше, может быть чуть хуже его предыдущих работ, но свой уровень (в целом очень высокий) этот писатель держит всегда.
"Манарага" могла бы стать гениальным рассказом, но стала просто хорошим романом. Местами чувствовалось, что автор топчится на месте, но общий посыл (размышления о судьбе книг в ближайшем будущем) и фирменные сорокинские приёмы не давали скучать. Для поклонников писателя чтение «Манараги» обязательно, для всех остальных – по желанию.
Я помню русских только в детстве, когда они приезжали к нам в Будапешт за работой. Им было тогда трудно, их титаник “Постсоветская Россия” тонул. Мальчиком я услышал от одного пьяноватого русского что-то вроде исповеди. Он сравнивал русских с евреями: одних Бог лишил родины и рассеял по миру за то, что они распяли Христа, других – за то, что они распяли Человека. “Мы распяли в себе самих себя, распяли! – повторял он. – За это Россию засасывает черная дыра!” Признаться, я тогда не понимал, что он имеет в виду. Позже мне стало ясно.
«– Почем “Степь”? – беру и открываю книгу 1908 года издания.
Как от нее пахнет, боже мой! Я люблю раскрыть полено, втянуть носом запах освинцованных страниц. Навсегда ушедший мир… “Осенние сумерки Чехова, Чайковского и Левитана…”, как писал поэт и тут же подсказывает блоха. Все-таки жаль, что не принято жарить на поэзии: я бы с удовольствием отгрохал классный банкет на раннем Пастернаке.
Человек, неспособный найти в себе равновесие, рано или поздно совершает подлый поступок
Родители мои бежали: отец от православных фундаменталистов, мать – от исламских. Те и другие бородатые мракобесы хотели от населения любви и понимания, поэтому бомбили, жгли, резали и расстреливали нещадно.
Как говорил Zokal – раз в жизни позволительно пожарить и на пошлятине, но только не на литературе второго сорта. Парадоксальное, но мудрое напутствие! Учитель наш был суров.
Что такое пошлятина?
Трубач (скрипач) на крыше, его острый и независимый профиль на фоне пламенеющего заката (восхода); грустный (веселый) клоун, настоящие слезы (улыбку) которого никто никогда не увидит; молодая (пожилая) героиня, мучительно вглядывающаяся в окна уходящего (прибывающего) поезда и повторяющая, словно в бреду: “Он все-таки уехал (приехал)”.
А литература второго сорта?
Массивный и невозмутимый, как каменная глыба, бармен с неизменной зубочисткой в зубах, протягивающий десять долларов Стивену со словами: “Ступай, засранец, купи себе чего-нибудь пожрать”; голый невзрачный мужчина, теребящий член перед зеркалом и шепчущий: “И за что же, сука, ты меня предала?”; девушка с мальчишеской прической, везущая чемодан к автобусной станции по громкой брусчатке и яростно бормочущая: “О, я вернусь, вернусь, но только для того, чтобы плюнуть на ваши могилы!”
Reviews, 84 reviews84