Read the book: «Арфио. Все или ничего…», page 2

Картина вторая

Весенним слякотным утром студент выпускного курса Григорий Яблонский вошел в приемную ректора и поинтересовался:

– Могу ли я поговорить с Дмитрием Алексеевичем?

– Сейчас узнаем.

Миловидная дамочка подняла телефонную трубку.

– Дмитрий Алексеевич, с вами хочет поговорить студент Яблонский… что? да, да… Хорошо.

Наталья Сергеевна, как звали секретаршу, наманикюренным пальчиками нажала на черные телефонные попурышечки и сказала, указав на дверь:

– Проходите.

Яблонский вошел. После безликих институтских коридоров, кафедр и лабораторий кабинет ректора представлялся оазисом интеллектуализма: массивный письменный стол, кожаное кресло, полированный стол, для приглашенных лиц, деловые стулья. Два огромных окна, задернутые легким тюлем. Великолепные книжные стеллажи с томами классиков научного коммунизма. Цветной телевизор на кокетливой тумбочке.

– Добрый день, Дмитрий Алексеевич.

– Добрый. Добрый. – Ответил, не отрываясь от бумаг дипломированный (похотливый взгляд, жгучие черные усы, густые привлекательные брови, набриолиненные волосы, длинный многообещающий нос) мачо Дмитрий Алексеевич Раевский. – Чем порадуете, огорчите старика, Григорий?

Яблонский решил не темнить и не ходить вокруг да около, а честно изложить цель своего визита:

– Дмитрий Алексеевич, я сугубо по личному вопросу…

Видите – ли, после окончания института я бы хотел остаться в столице. Ректор недоуменно взглянул на Яблонского.

– С каких таких коврижек, мой дорогой друг?

– Я отличник. Стипендиат. Участник институтской команды КВН. Призер студенческой олимпиады. Предприятие, на котором я проходил практику, готово принять меня на должность.

Ректор аккуратно сложил бумаги. Вложил их в папку. Завязал тесемочки. Забросил папку в стол и сказал:

– Ну что ж стипендиат, лауреат – это все прекрасно, если бы не одно но!

Насколько я помню, вы поступили в наш институт по направлению Гороно вашего города, и, стало быть, должны туда вернуться. И это, надо сказать, чудесный вариант.

Старинный красивый, плюс родной город, что еще может быть лучше?

– Я не люблю город, в котором родился. Это ошибка судьбы и я хочу ее исправить! Ректор весело рассмеялся.

– Милый мой! Это как-то уж очень по-мальчишески. Не люблю! Ошибка судьбы! Как-то даже, право, от вас не ожидал. Я, знаете – ли, тоже с удовольствием поменял бы это кабинетное кресло на шезлонг… на собственной вилле… у берегов лазурного океана.

Но, увы, вынужден сидеть здесь и слушать ваши причитания.

Хозяин кабинета поправил гармонирующий с серой финской тройкой галстук и, поигрывая каблуком итальянского ботинка, продолжил:

– Вы, очевидно, полагаете, что только вас обманула природа, выбрав вам в качестве родного города – Тмутаракань? О, нет, мой друг, таких как вы, у меня в кабинете только за этот месяц уже побывала сотня человек.

– Значит, помочь мне нельзя?

– К моему великому, сожалению, увы, и ах. Кроме этого, Григорий, вы же комсомолец и насколько я помню, подали заявление о принятии вас в партию?

– Да.

– Так вот как будущий партиец вы должны быть на острие событий, а вы просите у меня снисхождения и легкой жизни в столице…

Понимаю, понимаю. – Остановил ректор пытающего что-то возразить студента. – И в столице жизнь не сахар. И здесь нужно, если еще не больше, чем в провинции, бодаться за место под солнцем…

Кроме того, дорогой мой, ведь в вашем городе вас ждет мать и, очевидно, любимая девушка.

– Нет у меня там девушки.

– Хорошо, девушки нет. Но ведь мать-то есть? Есть! И она ждет, надеется. Вот приедет сын, думает она, станет мне подмогой. Женится, осчастливит меня внучатами. Вы же ей такой сюрприз. Променял столицу на мать! Как-то, знаете ли, кощунственно! А ведь она, судя по вашему джинсовому костюму и импортным башмакам, вам помогает. Вы, что же, дорогой мой, кроме своего родного города, не любите и собственную мать?

В кабинете повисла пауза.

– Ну, что ж вы молчите? Неужели не любите? – прогнал затянувшийся интервал трагическим вскриком ректор. – Вот так так так…

– Дмитрий Алексеевич, через пару лет, я ведь мог бы забрать мать к себе. А внуки? Я

думаю, что она будет даже рада, если ее внуки родятся в столице. Как вы думаете?

Руководитель ВУЗА грустно улыбнулся и ответил:

– Думаю, что вы правы, но поверьте, Григорий, притом, что вы мне зверски симпатичны, вынужден повториться, увы и ах, я ничем не могу вам помочь. Категорически ничем. Рад бы. Ей Богу рад, но это катастрофически не в моих силах.

Ректор вышел из-за стола и, дружески обняв Григория за плечи, довел его до двери.

– Ничего, мой дорогой, все образуется. Вы еще и радоваться будете! А там глядишь, еще так сказать, соколом взлетите к небесам, и оттуда рухнете на мое место, а что – очень даже может быть. Но сегодня прошу великодушно меня извинить, не в моих силах, помочь вам. Прощайте…

Дверь закрылась.

Картина третья

После разговора с ректором Григорий решился на крайний шаг. Никуда не ехать, а остаться в столице. На первое время можно было устроиться дворником, кочегаром, а там Бог не выдаст, свинья не съест. Партия? Да он в нее и вступить-то хотел только ради столичного распределения, а раз его нет, так на какой хрен сдалась эта партия!

Однако не прошло и двух недель, как Григорий Яблонский вновь оказался в ректорском кабинете. Но уже не в роли просителя.

– А вот и снова вы! – Дружески улыбнулся ректор и барственным жестом указал на

стул.

– Прошу вас, Григорий. Садитесь. Вот сюда.

Яблонский присел на стул, что стоял рядом с ректорским столом. В нем обычно

сидел зам. ректора по учебной работе. Дмитрий Алексеевич какое-то время, явно выжидая нужного момента для начала разговора, копался в бумагах. Затем встал и направился к книжным стеллажам. Открыл махонькую (почти незаметную) дверцу и достал из нее коньяк, шоколад, фрукты и элегантные (тонкого стекла) рюмки.

– Это поможет нашему разговору. – Ответил на немой вопрос Григория ректор. – Прошу.

Дмитрий Алексеевич протянул наполненную светло—золотистой жидкостью рюмку. Григорий выпил.

– А теперь закусывайте, – Дмитрий Алексеевич подвинул студенту тарелку с тонко нарезанными ананасами. – И внимательно слушайте. Разговор меж нами будет серьезный очень, я подчеркиваю, очень конфиденциально-личным.

То есть дальше этого кабинета он выйти не должен. Хотя, как говорят, если тайну знают двое, то её знает и свинья. Но хочу вас предупредить, милейший, если вдруг свинья узнает суть нашего разговора, то не я, снова подчеркиваю, не я, а вы окажетесь рядом с ней. То есть ваша жизнь превратиться в свинячье, если так можно сказать, прозябание. Подумайте?

Дмитрий Алексеевич замолчал. Взял в руки бутылку и наполнил рюмки.

– Ну, так как вы готовы меня выслушать?

– Готов. – Очищая апельсин, согласился Григорий.

– Вы, кажется, хотели остаться в столице? – Начал с вопроса Дмитрий Алексеевич.

– Хотел бы, но не могу. – Жуя цитрус, и оттого проглатывая буквы, ответил Григорий. – Направление Гороно. Любимая мать. Ее будущие внуки не позволяют мне это сделать. Ведь так?

Яблонский явно (уже догадавшись, что руководитель института что-то от него нужно) насмехался над собеседником. Дмитрий Алексеевич, проглотив (за которую в другое время круто экзекуцировал бы Яблонского) ироническую пилюлю, и спокойно ответил:

– Да ситуация, конечно, архисложная, но как говорится – нет нерешаемых проблем, есть неправильные решения!

Хозяин кабинета поднял рюмку, выпил и аппетитно сжевал протянутую Григорием апельсиновую дольку.

– Как я понимаю, – вытирая руки салфеткой, сказал Григорий, – выполнив ваше дело, я останусь в столице?

– Совершенно точно, мой дорогой.

– Но может быть я не смогу его выполнить?

– Сможете. Это такой пустяк, что даже смешно говорить!

– Ну, если пустяк, то я готов выслушать.

– Раз готовы, то тогда я незамедлительно посвящаю вас в пучину моего, точнее нашего с вами дела.

Дмитрий Алексеевич положил возле Яблонского фотографии дамы, о которых их недоброжелатели говорят «старая мымра».

– Кто это?

– Это Татьяна Алексеевна Вышнепольская. Университетский преподаватель научного атеизма.

Сказал ректор.

В кабинете повисла тревожная пауза.

Григорий вспомнил отрывок из детективного романа и, спугнув паузу, залепетал:

– Я. Я, что должен ее… ее… того… убить?

Руководитель учреждения весело и необычайно громко рассмеялся:

– Да нет, никого убивать не нужно. Бог с вами, успокойтесь.

– А что же тогда?

– Я объясню. Видите – ли, я страстный коллекционер эзотерической литературы: Баркер, Папюс, Безант, Альфонс Луи Констант, Блаватская, Гурджиев, Данил Андреев. Слышали такие имена?

– Краем уха слышал только о Блаватской и Гурджиеве.

– Ну, что ж и этого уже достаточно. Так вот, у Татьяны Алексеевны есть интересующая меня книга, которая называется «Винилиной Книгой» В нашей среде ее еще именуют «Манускриптом Магдалены». Так вот – ни продать, ни поменять, ни подарить этот манускрипт эта, с позволения сказать, особа мне, как я ее ни упрашивал и что только ни сулил, не хочет. Но если гора не идет к Мухаммеду? Правильно. Мухаммед идет к горе! И я хочу, чтобы этим Мухаммедом стали вы… Да вы, мой дорогой друг Григорий. Именно вы!

Дмитрий Алексеевич по-отцовски потрепал студента за щеку и продолжил:

– Вы должны проникнуть в квартиру Татьяны Алексеевны. Забрать нужную книгу и принести ее мне.

– Я в чужую квартиру! – Изумился Яблонский. – Как же я туда попаду? Я что должен ее взломать, проникнуть через форточку…

– Вижу, мой друг, – разламывая шоколадную плитку, сказал ректор, – начитались вы в детстве «Записок следователя» небезызвестного Шейнина. Но хочу вас успокоить, проникать в форточку и ломать фомкой дверь решительно не нужно. Мы же с вами интеллигентные люди! И посему мы пойдем другим путем. И путь этот весьма прост, мой друг. Вы должны познакомиться с дочкой Татьяны Алексеевны и…

– Зачем?

– Объясняю. Затем, чтобы с ее помощь попасть в квартиру.

– То есть?

– А то и есть. Вы познакомитесь с дочерью Татьяны Алексеевны…

– Но как же я с ней познакомлюсь?

– Вы, мой друг, а) не перебивайте старших, б) существует масса способов, как познакомиться с девушкой. Можно ошибиться телефонным номером, наступить ей в метро на ногу, выступить в роли разносчика телеграмм, попросить алкаша за бутылку напасть на девушку и героически ее отбить.

– Допустим, – согласился Яблонский, – но я даже не знаю, как она выглядит!?

– Это пробел мы немедленно устраним.

Дмитрий Алексеевич открыл ящик письменного стола и достал фотографию:

– Вот она. Зовут ее Катя.

Яблонский взглянул на фото и поморщился.

– Да, не Мерлин Монро. Не Грета Гарбо:)))) Катя, но что делать!? Ради столицы можно и приударить недельку другую за дурнушкой. Вам же с ее лица воду не пить. Короче познакомитесь, вскружите ей ее голову, а такому красавцу как вы, это сделать даже проще, чем съесть шоколадную дольку. Кстати, держите. – Дмитрий Алексеевич протянул студенту шоколадный квадратик. – Через недельку-другую, но, не называя себя

настоящим именем и не вводя ее в детали вашей биографии, осторожно напроситесь к ней на чашечку кофе и заберете, она находится в книжном шкафу, что расположен в гостиной их квартиры, на первой полке во втором ряду четвертая с края, интересующую меня книжицу. Согласитесь, все гениально просто и главное никакого криминала.

Яблонский забросил в рот шоколадный квадратик, разжевал, проглотил сладкую шоколадную кашицу и сказал:

– Хорошо, допустим, я возьму эту книгу, но хозяева увидят образовавшееся пустое место, поднимут крик, начнутся поиски…

– Ну, начнутся и дальше что?

Яблонский неопределенно пожала плечами.

– Вот именно. – Ректор уморительно повторил жест. – Хватать кого? Некого, если вы, разумеется, не назовете свое имя, фамилию, дату рождения и размер ваших сапог, но я полагаю, вы этого не сделаете? Нет – правильно! Ну, а в образовавшееся пустое место, вы поставите вот эту штуковину. – Дмитрий Алексеевич открыл дверцу своего стола и положил рядом с Яблонским обтянутый пожелтевшей кожей, похожий чем-то на толстую общую тетрадь, книгу. – Вот так, мой милый, Дмитрий Алексеевич всегда думает на два шага вперед.

– Хорошо. – Барабаня пальцами по желтой старой коже, сказал Яблонский. – И что мне ее всегда тягать с собой?

– Не нужно ее никуда тягать. Взять ее с собой нужно только тогда, когда для этого будет создан благоприятный момент. Понятно?

– Понятно. – Кивнул головой Григорий. – Я могу сейчас эту книгу взять с собой?

– Разумеется.

Яблонский положил манускрипт в папку, задернул молнию и, приподнимаясь со стула, сказал:

– Дмитрий Алексеевич, я ничего не обещаю, но постараюсь выполнить вашу просьбу.

– Я вам дам постараюсь! – возмутился ректор. – Вы должны это сделать. Слышите, должны! От этого можно сказать, зависит моя и ваша судьба.

– Судьба? – Удивленно, переспросил, вновь садясь на стул, Яблонский. – Ну, моя понятно, но ваша. Разве книга может играть роль в судьбе человека?

Ректор подумал и сказал таинственным с придыханием голосом:

– Эта книга, дорогой мой, может! Она многое может. Она может практически все! Ректор налил Яблонскому еще одну рюмку:

– А вы?

– Нет, – отрицательно качнул головой ректор, – у меня еще совещание в Обкоме. А

вы пейте, пейте, пейте и как говорят в народе – дело разумейте.

Яблонский опрокинул рюмку, коньяк обжог горло, скользнул по кишечнику, полоснул по желудку и приятной волной ударил в голову, придал голосу шутливую ноту:

– Дмитрий Алексеевич, а не отдаете ли вы свою судьбу в мои руки?

– Как это?

Студент бегло обрисовал возможный вариант.

– … мы влюбимся вдруг в друга, поженимся, и я получу столичную прописку вместе с судьбоносной для вас книгой?

Дмитрий Алексеевич нахмурился. Брови его возмущенно вздыбились. Ноздри угрожающе расширились.

– Тогда я вам кое-что расскажу…

Картина четвертая

В покои к его преосвященству Жан—Марку Деплюси вошел человек. Капюшон длинного плаща скрывал его лицо, но это не помешало его преосвященству узнать начальника инквизиционной тюрьмы Патрика Лемезье

– Что случилось, Патрик? – встав из-за стола, спросил Жан—Марк Деплюси. Глухим потусторонним начальник тюрьмы ответил:

– Ваше Преосвященство, осужденная на костер ведьма из Верданье просит о встрече с вами.

– Что ей от меня нужно? – подойдя к книжному шкафу и вынимая из него книгу, поинтересовался Его Преосвященство. – Насколько я помню, она отказалась от покаяния.

– Вы правы, Ваше Преосвященство – отказалась.

– Так что ж ей нужно?

– Не знаю, Ваше Преосвященство. Она утверждает, что это очень важно лично для

вас.

– Они все так утверждают – порождения ехидны, перед лицом смерти.

– Так мне ее привести?

Его Преосвященство открыл книгу на нужной ему странице. Пробежался быстрым

взглядом по странице. Закрыл ее и сказал:

– Хорошо, приведи.

– Слушаюсь.

Начальник тюрьмы, пятясь как рак, вышел из покоев.

Его Преосвященство вернулся к столу и взял в руки дело.

«Все тот же набор преступлений, – усмехнулся Его Преосвященство. – Хоть бы что-нибудь новенькое. Надо бы предложить Святейшему отцу открыть при Ватикане школу сочинителей, а то ведь потомки будут смеяться над нашими убогими и стереотипными обвинениями. Нужна новая струя. Хотя за подобное предложение с меня живого могут содрать кожу и поджарить на медленном огне. Но делать что-то ведь нужно…»

Мысли его преосвященства прервал вновь появившийся в покоях начальник тюрьмы.

– Слушаю тебя, Патрик.

– Я привел ее, Ваше Преосвященство. Прикажете ввести ее в ваш кабинет?

– Да, разумеется.

Патрик приоткрыл дверь и приказал:

– Входи.

В кабинет вошла одетая в лохмотья, с синяками и шрамами на некогда красивом лице молодая женщина.

В душе Его Преосвященство шевельнулось атрофированное за много лет работы с отступниками, еретиками и ведьмами чувство сострадания.

– Патрик, дай ей стул – приказал Его Преосвященство. Женщина тяжело опустилась:

– Благодарю вас – тихим голосом сказала женщина.

Его Преосвященство кивнул головой и чуть улыбнулся. Он налил в бокал вина, привезенного ему из монастыря, протянул его ведьме:

– Как тебя зовут?

– Магдалена.

– Магдалена, – Его Преосвященство с удовольствием покатал во рту лидирующие консонанты М—Г-Д женского имени. – Как грешницу, спасенную Господом нашим Иисусом Христом. Только та Магдалена покаялась в грехах своих и стала на путь благодеяний, а ты нет. Почему ты не покаялась?

– Мне не в чем каяться, Ваше Преосвященство.

– Вот как – Жан—Марк подошел к столу, вытащил оттуда дело и, постучав по нему пухлыми пальцами, поинтересовался:

– А это что? Тут и колдовство, и гаданье, и порча домашнего скота, покушение на миропорядок и демонизм, и шабаши, и половое сношения с дьяволом…

Женщина, грустно покачав головой, ответила:

– Ваше Преосвященство, если бы вас подвергли таким пыткам, каким подвергали меня, то чтобы избавиться от невыносимой боли, вы бы заявили, что являетесь не только служителем дьявола, а им лично.

– Никто тебя не пытал – вступил в разговор начальник тюрьмы. – К тебе были применены дозволенные его святейшеством меры дознания.

– Хороши меры – женщина подняла юбку. Его святейшество увидел обезображенную испанским сапожком ногу.

– Не смущай взор его преосвященства своими прелестями… Блудница! – Патрик одернул юбку.

– Хороши прелести – усмехнулась женщина. – Хотя когда-то они были. И тот, кто их добивался, не получил и написал на меня донос. Не добившись моего расположения, он оклеветал меня, Ваше Преосвященство.

– Женщина рухнула на колени – помогите мне, умоляю!

– Ты только за этим и пришла? – Поинтересовался Жан—Марк. – Тогда мне не о чем с тобой разговаривать! Не я решаю твою судьбу, а суд. Суд же вынес вердикт – виновна. Оспорить решение суда я, если бы даже и хотел, не могу! Уведи ее, Патрик. Прощай, женщина, и да простит тебя господь наш Иисус Христос.

Патрик схватил Магдалену за шиворот и потянул к двери.

– Нет, погодите, Ваше Преосвященство, я хочу вам еще что-то сказать. Выслушайте меня. Дайте мне всего несколько минут?

– Патрик, оставь ее.

Начальник тюрьмы отпустил женщину.

– Говори, – Его Преосвященство указал Магдалене на стул.

– Пусть он выйдет – попросила женщина. – Это личный разговор.

– Подожди за дверью, Патрик – приказал Жан—Марк.

– Но это не положено, Ваше Преосвященство.

– Ничего, сделаем исключение.

– Но я хотя бы свяжу ей руки. Вы даже не можете себе представить, на что способны эти порождения ехидны.

– Почему же не могу. Я еще пока не лишен чувства воображения, – улыбнулся, вспомнив о школе для сочинителей судебных историй, Его Преосвященство. – Но с Божьей помощью я справлюсь с этой ядовитой змей, да и ты стой за дверью.

Патрик вышел из кабинета. Его Преосвященство налил в бокал вина и протянул ее

Магдалене:

– Пей и рассказывай, только быстро – у меня вот-вот должно начаться заседание комиссии.

Женщина выпила, вытерла рукавом губы и стала быстро рассказывать.

– Ваше Преосвященство, у меня есть Винилины книги.

– Кто такая эта Винила и что это за книга? – спросил Его Преосвященство.

– Винила – это прорицательница….

– Ага, значит ведьма. Хорошо, продолжай.

– Легенда гласит, – продолжила свой рассказа Магдалена, – что Винилины книги попали в Аргонею пять веков назад…

– Что такое Аргонея?

– Аргонея, Ваше Преосвященство, это огромный материк, что ушел под воду пять тысяч лет тому назад.

– Если он ушел под воду, – усмехнулся Его Преосвященство, – то как же уцелели книги?

– Книги не тонут, Ваше Преосвященство – спокойно ответила Магдалена.

– Допустим, – согласился Жан—Марк. – Но ты сказала книги, а мне сказала, что у тебя есть одна книга, а где остальные?

– Да вы не перебивайте меня, Ваше Преосвященство, а слушайте.

– Хорошо, продолжай, – согласился Его Преосвященство.

– Так вот, эти книги Винила предложила купить за неслыханную цену Аргонейскому царю. Государь посчитал, что девять сомнительных свитков того не стоят.

– Никто, будучи в здравом уме, – ответил он на предложение, – не станет этого делать, женщина.

Винила как только услышала отказ царя, тут же сожгла три свитка и предложила ему оставшиеся шесть за первоначальную цену.

– Да ты с ума сошла! – воскликнул государь.

Тогда женщина сожгла еще три книги и снова повторила свое предложение.

– Да я прикажу тебя за это бросить к голодным львам!

– А разве в твоей этой Аргонее водились львы?

– Разумеется.

– Врешь, колдунья! – Жан—Марк сильно хватил кулаком по столу. – Львы и прочие хищники были сотворены Создателем на Земле, а не на какой-то там дьявольской Аргонее.

– Ваше Преосвященство, мы говорим с вами сейчас не о сотворении Земли, а о Винилиной книге – вернула разговор в русло темы Магдалена. – Если хотите, то позже мы могли обсудить и вопросы мироздания.

– Упаси меня Господи от подобных дискуссий с ведьмой – Его Преосвященство быстро перекрестился, поцеловал свои пальцы и продолжил: – Продолжай лучше говорить о книге.

– Так вот, – продолжила Магдалена, – Винила только усмехнулась в ответ на царскую угрозу. Взяла, да и сожгла еще две, и тут же попросила за оставшуюся книгу еще большую цену!

Наконец государь понял, что рукописи эти непростые, и купил уцелевшую книгу, после чего Винила исчезла. Эта книга сейчас хранится у меня – закончила свой рассказ Магдалина.

Его Преосвященство встал. Походил, разминая затекшие ноги, по кабинету. Вновь сел за стол и спросил:

– Почему же ее не нашли во время обыска… твою эту книгу?

– Потому что она спрятана в потайном месте. Если вы отпустите меня, я укажу вам место, где она хранится. С помощью этой книги вы можете изменить свою судьбу. Вы можете стать, например, святейшим папой, управлять миром…

– Почему же ты не купаешься в богатстве, а сидишь в тюрьме? – усмехнулся Жан-Марк. – Почему не управляешь миром, а вскоре сгоришь на костре?

– Потому что посвященный, а я таковой являюсь, не может воспользоваться знаниями и силой в ней содержащейся.

– Ага, так ты у нас посвященная!

– Да.

– Ну, вот – криво улыбнулся Его Преосвященство, – а говоришь, что осуждена напрасно. Нет, дочь моя, наш суд никогда не осудит невиновного человека.

– Ваше Преосвященство, за достойную сумму денег наш суд осудит, кого угодно…

вам ли этого не знать…

– Молчи! Порождение ехидны! – Его Преосвященство стукнул кулаком по столу. – А лучше говори, что в этой книге?

– Я осуждена, – продолжала, не взирая на окрик, Магдалена, – Ваше

Преосвященство, не по этому делу, а по наговору его сия…

– Прекрати болтать, грешница, а то я прикажу вырвать тебе язык! Его сиятельство не стал бы порочить безвинную душу. Сама сказала только что, что ты посвященная. Стало быть, ведьма. Где твоя книга, колдунья!? Укажи ее местонахождение. Я с ней ознакомлюсь, и если она действительно может то, о чем ты только что рассказала, то я помогу тебе вновь обрести свободу.

– Я укажу место, вы заберете книгу, а меня сожгут на костре.

– Даю тебе слово, – пообещал Его Преосвященство. – Если книга действительно стоящая, то я тебя освобожу.

– Вы не обманете меня?

– Я же сказал, что нет.

– Поклянитесь.

– Может быть, мне еще стать на колени перед ведьмой? – возмутился Его

Преосвященство.

– Я не ведьма!

– Говори, где твоя книга?

Магдалена, приложив к губам палец левой руки, указательным пальцем правой подозвала к себе Его Преосвященство.

– Нас могут подслушать – тихим голосом объяснила она Жан—Марку.

– Говори – подставляя свое ухо к женским губам, приказал Его Преосвященство.

На следующий день Магдалену в клетке для диких зверей привезли на площадь. Там уже бесновалась празднично одетая по поводу сожжения ведьмы толпа. Тюремщики вытащили обреченную из клетки и передали палачу. Рядом с ней поставили клетку, в которой сидела черная кошка. Палач вывернул руки осужденной и потащил к ее обложенному соломой постаменту.

– Стой смирно, – Возведя ее на эшафот и прислонив к столбу, приказал палач, – Стой смирно, если не хочешь долго жариться на огне.

Палач поднял валявшуюся на эшафоте веревку и крепко, так что невозможно было вздохнуть, привязал ее к столбу.

– Он меня не обманет. Он же обещал, – бормотала женщина. – Ведь он дал слово.

– Грош цена слову сатаны, – затягивая последний узел, сказал палач. – Он всех обманывает.

В это время к эшафоту подошел Его Преосвященство.

– Вот твоя книга, ведьма. – Сказал Его Преосвященство и поднял над головой обтянутый телячий кожей манускрипт. – Я положу рядом с тобой, чтобы лучше горел костер.

– Но это не моя книга! Люди, он обманул меня! Он взял мою книгу, а в костер

кладет, пустую бумагу. Ваше Преосвященство, вы украли мою книгу. Вы обманули меня. Как вам не совестно? Вы будете гореть за это в адском огне.

– Закрой ей рот, – приказал Жан—Марк.

– Не сжигайте хотя бы кошку, – жалостливым голосом попросила Магдалена. – В

чем повинно перед вами бедное животное?

– Молчи, сатанинское отродье, – истязатель сильно ударил Магдалену по лицу. Голова ее безвольно упала на грудь.

– Поджигай, – приказал Его Преосвященство, и быстро перекрестившись, пошел к трибуне для официальных лиц.

Палач поднес факел к соломе. Она вспыхнула синеватым пламенем и тотчас же яркие жаркие языки пламени коснулись ног Магдалены.

Женщина очнулась, подняла голову и, взглянув к уже усевшемуся на свое место преосвященству в глаза, крикнула:

– Будьте вы прокляты! – крикнула Магдалена в пасмурное осеннее небо и добавила,

– и те, в чьи руки попадет эта книга!

– Гори! Гори, ведьма! Гори! – Радостно заорал собравшийся на площади народ. – Гори!

В костер полетела клетка с кошкой.

И тут произошло невероятное. Ведьма вместо того, чтобы гореть, стала растворяться в воздухе, за ней веселой трусцой побежала черная кошка, а вместо них на костре загорелось Бог весть откуда взявшееся соломенное чучело. В шуме пламени слышался демонический смех.

– Ведьма колдует! Ведьма колдует! – Народ бросился бежать с площади. За ними бросились официальные лица.

Палач, видевший за свою карьеру и не такое, остался возле костра и поддерживал пламя до тех пор, пока на его месте не осталась только груда синеватого пепла. Истязатель собрал его в мешок и высыпал пепел в специально вырытую для этого

яму.

– Отче наш…

Прочел он молитву и забросал яму землей.

– Вы не боитесь быть проклятым, мой друг? – Закончив рассказ, спросил ректор у

Яблонского. – Не боитесь, так сказать, кары небесной!?

– А вы, Дмитрий Алексеевич? – Вопросом ответил Яблонский.

– Я, мой милый, прожил на свете столько, что уже ничего не боюсь, а вам жить еще да жить. Так что подумайте?

– Да шучу я, шучу, – поспешил успокоить ректора Яблонский. – Подтруниваю. Не нужна мне ваша книга, я хочу остаться в столице.

Дмитрий Алексеевич пробарабанил по столу своими аристократическими пальцами ритмический рисунок и сказал:

– Я пригласил вас сюда, мой друг, не в КВН играть! Не сценарий для институтского капустника писать, а по серьезному делу. Поэтому шутки в сторону.

Ректор замолчал и принялся чиркать шариковой ручкой пометки на полях лежавшего перед ним документа. Закончив, он продолжил:

– Дело ваше. Вы можете в нее влюбиться, жениться, нарожать с ней кучу прелестных дитятей, но книга в кратчайшие сроки должна лежать вот на этом, – Дмитрий Алексеевич ударил кулаком по полированной поверхности, – столе. В противном случае,

я вас в порошок сотру. Зарубите себе это, мой друг, на вашем греко—римском носу. Ну, а если все пройдет гладко, то вы получите свободное распределение. И оставайтесь себе Бога ради в столице. Я только буду этому рад. Ну, собственно и все! На этом будем считать разговор законченным.

Ректор протянул студенту руку. Яблонский пожал крепкую сухую ладонь и направился к выходу.

– Да, вот еще что, – остановил Яблонского хозяин кабинета и, протянув ему коричневую сторублевую купюру, сказал:

– Это вам на любовные расходы: кино, вино и прочие деликатесы.