Ким. Я с вами не совсем согласен, ибо я имел в виду художественную литературу, которая должна формировать будущего человека. В этом отношении мы несколько отстаем от Европы.
Костя. Неужели? Я полагал, что мы, наоборот, впереди всей планеты в этом деле.
Ким. К сожалению, нет. У нас издается мало новых книг современных авторов, ставится мало новых спектаклей наших авторов.
Костя. По мне так все равно. Не верю я этим писакам, которые ради сенсации готовы мать родную продать. Есть же много хороших книг, которые мы в школе изучали. Я вот запомнил одну прекрасную книжку. Нам её классная руководительница читала на уроке. Не помню, как она называлась, но классная была книжка. Там была любовь между служанкой и дворником. Его, кажется, Герасимом звали. Да, тот Герасим был еще глухонемой.
Ким. «Му-Му» – эта книжка называлась.
Костя. Точно. «Му-Му». Собачку так звали, её ещё Герасим в реке утопил. Но он не сам её решил утопить, а противная барыня заставила его это сделать. Я её так ненавидел после этого.
Ким. Но это же давно было, а надо же нашим потомкам оставить художественное наследие. Рассказать, как мы жили, что делали, какие люди жили в эту эпоху, чем занимались.
Костя. Как по мне, то это не так и важно. Главное, чтобы у нас люди были сыты, хорошо были одеты, имели крышу над головой.
Ким. Но народу, электорату нужен не только хлеб, но и зрелища.
Костя. Нашему народу достаточно зрелищ.
Ким. Конечно, для людей смотреть рукопашные бои депутатов в парламенте истинное наслаждение, но только такое зрелище очень уж низкопробное и скорее говорит о низкой духовной культуре избранников народа.
Костя. Это демократия наяву. Они отстаивают, таким образом, свои политические взгляды.
Ким. Паны дерутся – у холопов чубы трещать. Есть такая народная мудрость.
Костя. А ты у нас вольнодумец – будь осторожен в своих выражениях, а то у нас сажают не только картошку.
Ким. Что вы. Я только пошутил.
Костя. С этим не шутят. Тут дело серьезное. Вот такие шутники бомбу хотели в парламенте взорвать. Это же надо додуматься до такого. Сначала на словах угрожали власти, а потом к делу перешли. Целый заговор против правительства. Не нравится им, что реформы у нас происходят.
Ким. Но реформы-то непонятные. Ухудшают они жизнь простых людей, которым итак плохо живется.
Костя. Надо подождать. Результаты реформ наступят лет через пять-десять.
Ким. А может и двадцать.
Костя. Но зато настанет настоящий рай на земле.
Ким. Но многие не доживут до этого времени.
Костя. Опасный ты человек. Говоришь так, как оппозиционеры.
Ким. Ни слова больше против власти.
Костя. В этом ты прав. Нельзя в нашей стране иметьвзгляды, противоположные мнению правительства.
Ким. Согласен, я очень уважаю нашу власть, и жду помощи в постановке моей пьесы.
Костя. А о чем же твоя пьеса.
Ким. Это комедия.
Костя. А зачем нам еще одна комедия. Разве мало их у нас? «Свадьба в Малиновке», «За двумя зайцами», а еще вот та комедия, где этот придурок играл.
Ким. Какой придурок?
Костя. Ну, вот тот, который говорил всегда «…А вокруг тишина, и мертвые с косами стоят».
Ким. Савелий Крамаров это.
Костя. Да, точно, он. А комедия называлась, я вспомнил, «Джентльмены удачи». Такая смешная комедия. Зачем новые комедии выдумывать, когда есть старые такие замечательные. Соответственно, это будет экономия для бюджета. О державной казне надо думать.
Ким. Но это было другое время. Другие люди тогда жили. Как выразилась балерина Волчкова: «Это уже кто-то кушал». А люди ведь любят свежую пищу. Вы ведь согласны со мной?
Костя. Согласен. Не люблю ничего несвежего, даже борщ предпочитаю не разогревать, а каждый день новый продукт иметь.
Ким. Тем более в искусстве надо всегда готовить новые постановки, чтобы поддерживать интерес у зрителя.
Костя. Ставьте свои комедии, я ведь не запрещаю.
Ким. Так вот мне надо поддержка, я не могу сам поставить спектакль. Режиссер готов ставить пьесу, только надо финансово поддержать.
Костя. Может, немного отвлечемся. Чай? Кофе?
Ким. Спасибо. Но я б хотел сначала обсудить все проблемы с постановкой моей пьесы.
Костя. Конечно, ты заслуживаешь, похвалы за свои труды, ибо каждый из нас должен думать о том, чтобы наша страна стала процветающей. Вот я, когда ложусь спать, то думаю, что ж полезного я сделал для своей страны, строю планы на день грядущий.
Ким. Я же о том и думал, когда писал пьесу, а если вы поможете мне поставить пьесу на сцене нашего театра, то это будет значительный вклад в развитие культурной жизни города и даже всей страны.
Костя. Ты кем работаешь?
Ким. Разве это имеет значение?
Костя. Не имеет вообще, но в данном случае имеет.
Ким. Я много сменил специальностей, но сейчас работаю слесарь.
Костя. А что сейчас модно слесарям становится драматургом?
Ким. А вы что родились депутатом?
Костя. Но депутат – это совсем другая эпитафия.
Ким. А, по-моему, разница небольшая.
Костя. Не скажи. Тут надо головой работать. Говорят на нас кнопкодавы. Но, чтобы нажать ту кнопку надо столько знать, столько провести консультаций с коллегами по фракции и даже с оппозицией. От твоего решения зависит судьба всей страны. Вот и подумай, что ты говоришь. Тоже мне сравнил.
Ким. Извините, это у меня вырвалось.
Костя. А вот мы, депутаты, не должны позволять себе такие слабости, прежде чем что-либо сказать, мы должны хорошо подумать.
Ким. Как говорится, семь раз отмерь, а раз отрежь.
Костя. Вот тут ты прав.
Ким. Так как же быть мне с пьесой? Поможете?
Костя. Оно-то дело хорошее, нужное, помочь надо, но я ведь не знаком с твоей пьесой.
Ким. Я принес её с собой, можете ознакомиться.
(Ким передал депутату в руки рукопись, он взял рукопись, повертел её в руках).
Костя. Пожалуй, целый килограмм будет?
Ким. Может и будет.
Костя. А сколько здесь слов?
Ким. Не считал я.
Костя. Почему это не знаешь? А как же вы будете производить расчет по твоей пьесе?
Ким. Я как-то не думал об этом.
Костя. Странный ты человек. Принес свои бумаги, а не посчитал, не взвесил. Как же мы оформим прием-передачу.
Ким. Но зачем такие формальности.
Костя. Нет. Извини меня, но я не могу допустить такое безобразие. Вдруг, ты мне потом предъявишь счет, мол, не все страницы остались или буквы какие-то оказались стертыми.
Ким. Я дам вам расписку, что претензий у меня не будет.
Костя. Говоришь, что все это ты написал?
Ким. Да.
Костя. А может, ты это списал у кого-то.
Ким. Такого не может быть.
Костя. Хочешь сказать, что в школе ты ничего не списывал.
Ким. Было такое, но это ведь было в школе.
Костя. Значит, в школе ты был глупый, и потому списывал домашние задания у других, а сейчас стал настолько умный, что даже сам осмелился написать пьесу.
Ким. Но ведь, недаром, я учился, много читал, можно сказать, набрался ума и решил написать пьесу.
Костя. А кто разрешил?
Ким. Что разрешили?
Костя. Писать пьесы.
Ким. Никто не разрешал. Вот человеку надо сделать дверь или окно в свой дом, он же ни у кого не спрашивает разрешение. Я тоже подумал-подумал, и решил создать некоторую духовную ценность.
Костя. Ну, милейший, как это сам решил, взял и написал. Ты что самый умный?
Ким. Я не считаю себя самым умным, но я считаю, что во мне есть некоторые способности.
Костя. Это ты так считаешь? А кто это может подтвердить. Там академик какой-нибудь, ну, в крайнем случае, профессор. Есть у тебя такое резюме? Покажи.
Ким. Нет, у меня такого резюме, но мне обещали поставить пьесу.
Костя. Тогда эта твое сочинение ничего не стоит. Я тоже могу на заборе что-то написать, но это ведь не значит, что это духовная ценность.
Ким. У нас же свободная страна, мы добывались европейских ценностей и добились. Почему же это я не могу написать пьесу?
Костя. Нет. Да, у нас свободная страна, но, тем не менее, если каждый вот так возьмет и станет писать, что кому вздумается, то у нас тогда чёрт знает что будет. В стране настоящий хаос случится. Можно сказать, что страны тогда не будет. Нет, такого я допустить не могу.
Ким. Хорошо, я принесу вам разрешение.
Костя. Вот, когда принесешь такое резюме какого-то известного академика с подписью и мокрой печатью, тогда и приходи.
Ким. Но вы хоть прочтите мою пьесу, а я потом принесу. Я ведь ваш избиратель, я буду и других агитировать, чтобы голосовали за вас. Я прошу вас, хотите я на колени стану.
Костя. Не надо. Сейчас я посмотрю вашу пьесу.
(Костя, открывает рукопись и смотрит на текст, переворачивает несколько страниц).
Костя. Что-то я не могу понять в вашей пьесе ничего.
Ким. Почему?
Костя. Да, тут все какие-то разговоры. Разговоры. Люди решили языки почесать. Мы тоже любим, почесать языками, за хорошим столом, так разве это будет интересно для зрителя. А, когда же они что-то совершать будут, настоящим делом заниматься будут.
Ким. Но это специфика такова пьес.
Костя. Странная специфика. Неужели это будет интересно людям?
Ким. Да, когда будут играть артисты, то это будет интересно.
Костя. Сомневаюсь. Вот, к примеру, ведут разговор два не совсем образцовые социальные элементы. Два дружка алкоголики. (Дальше читает текст).
Никита. Давай сегодня выпьем.
Роман. Может, не будем. Жена ругаться будет, и придется снова в собачьей будке ночевать.
Никита. Ты же хозяин.
Роман. А она хозяйка и у неё аргумент.
Никита. Какое странное имя у любовника твоей жены.
Роман. Это не имя любовника.
Никита. А кто же это?
Роман. Её аргумент – это тяжелая чугунная сковородка в руках.
Костя. Не понимаю, к чему такие разговоры? Мне даже интересно стало. Неужели ты с ними сидел и выпивал, потом записываеш.?
Ким. Нет, не сидел я с ними.
Костя. Но почему ты пишешь о том, что не видел и не слышал. Выходит, что это неправда.
Ким. Понимаете, ведь творчество драматурга в том и заключается, чтобы создавать новые образы на основании собственного опыта о существующей действительности.
Костя. Что ты мне тут тень на плетень наводишь. Не сидел с ними. Не выпивал, то зачем же придумываешь. Собачья будка. Чугунная сковородка. Что это за порядки – бить сковородкой собственного мужа по голове.
Ким. Но это будет смешно.
Костя. Неужели?
Ким. Да.
Костя. Почему?
Ким. Да, потому что сцена смешная.
Костя. Не смешно.
Ким. Вас били, когда-нибудь сковородкой по голове?
Костя. Нет.
Ким. Но, если б увидели, что женщина бьёт по голове своего мужа, то засмеялись бы?
Костя. Нет. Что ж тут смешного, если жена бьет мужа, то это, значит, что в их семье нет гармонии. То этих людей надо отправлять к психологу, чтобы он вправил им мозги.
Ким. У вас Константин Федорович явно нет чувства юмора.
Костя. Какое уж тут чувство юмора, когда в стране происходят такие непорядки. Если писать, то надо писать о правильных людях, чтобы с них брали пример.
Ким. Но это будет скучно, вот тогда людям будет скучно. Принцип искусства таков, что трагедия одного человек, для другого человека будет комедией. Так вот, если зритель в зале увидит, как бьют артиста сковородкой по голове, то он смеется. Или, например, другой случай – человек падает с дерева ему больно, а тот, кто видит это, то смеется над неуклюжестью верхолаза.
Костя. Все равно мне непонятно.
Ким. Почему?
Костя. Потому что это людям будет неинтересно. Упал, ударился, а люди смеются. Нет. Лучше сделать что-либо крутое, чтобы там перестрелки были, драки до крови, вот как в американских боевиках со Сильвестром Сталоне или Ван Дамом. Смотри, какие бабки они рубят на этих фильмах, зритель валом идет на их фильмы.
Ким. Но в театре немного другие задачи.
Костя. Но решайте их сами. Я в этом не участвую. Мне надо, чтобы была прибыль, а заниматся благотворительностью я не могу. До свиданья.
Ким. А может…
Костя. Не может.
(Ким идет к выходу, но его останавливает депутат).
Костя. Впрочем, меня посетила одна идея.
Ким. Какая?
Костя. Не мог бы ты рекламу моих товаров сделать в стихах?
Ким. Я вообще-то не поэт, но могу попробовать. Какие у вас товары?
Костя. Мы выпускаем женские прокладки «Олвейс». Сделай хорошую рекламу.
Ким. Надо подумать немного.
Костя. Думай, думай, если увеличится объем продаж, то будет тебе пять процентов с продажи.
Ким. Послушай, что я придумал.
Всё в твоей жизни будет только блеск,
Если ты купишь прокладки «Олвейс».
Костя. Очень интересно и рифма хорошая. Блеск – «Олвейс». Молодец. Вот теперь я вижу, что ты талант.
Ким. Еще могу сделать стих.
Костя. Гони.
Ким. Конечно, уже пришла пора откровенно признаться,
Что жизнь без прокладок «Олвейс» однообразна.
Костя. Великолепно. Да, ты же просто гений. Конечно, если я дам такую рекламу, то все интеллектуалки сметут товар с прилавков. Так, что рассчитывай на хороший процент с продаж.
Ким. А нельзя ли мне выделить кредит в счет моих будущих гонораров?
Костя. Нет, братец, как говорится – вначале деньги, а потом стулья. Имей терпение. Впрочем, еще есть тебе задание.
Ким. Какое?
Костя. Тебе известно резиновое изделие номер 2.
Ким. В принципе, известно, это изделие, которое сдерживает перенаседение пданеты.
Костя. Как замечательно вы выразились. Действитеоьно, семь миллиардов жителей на маленькой Земле, слишком много, поэтому люди должны знать и использовать – это индивидуальное средство защиты. Так вот надо придумать такую рекламу этого изделия, чтобы с руками разобрали этот товар.
Ким. Это прямо сейчас вам сделать рекламу?
Костя. Сделай. Я тебе наличными за это заплачу за скорость.
Ким. Надо подумать. (Пауза, Ким задумывается). Значит, изделие номер два. Два. Защита, Противогаз. Нет, Лучше так скажу.
Как много в мире комплиментов,
Но, чтобы не дошло до алиментов.
Применяй при этом деле смело,
Резиновые изделия своего размера.
Костя. Вот это реклама! Ты меня поразил. Теперь мои изделия пойдут нарасхват. Я тебе даю аванс за такой стих. Только ты мне запиши этот стих, а то я не надеюсь на свою память.
Ким. (Берет листок со стола, ручку и записывает свои слова). Вот держите мое творение.
Костя. (Читает стихотворение). Очень хорошо. Вот держите свой гонорар.
(Костя протягивает купюру Киму, Ким рассматривает её без удовлетворения).
Ким. И это всё.
Костя. А что ж ты думал, что твоя писанина заслуживает большего? Смотри, губу раскатал. Достаточно тебе и этого, спасибо бы сказал.
Ким. Мне, может, этого и достаточно, но для того, чтобы поставить спектакль, этого очень-очень мало.
Костя. К сожалению, больше не могу дать. Но могу дать хороший совет.
Ким. Какой?
Костя. Займись делом, если хочешь делать деньги.
Ким. Каким делом?
Костя. Настоящим делом, которое приносит хорошую прибыль, чтобы жил достойно. К примеру, выращивай лук. Очень прибыльное дело – садим в землю, вот такое маленькое зернышко, а получаешь луковицу с кулак в сотни раз больше. Это ж такая прибыль будет!
Ким. А вдруг засуха? У нас это часто бывает. Тогда урожай пропадет и весь труд насмарку.
Костя. Тогда посади арбузы, они не боятся засухи, а, наоборот, от солнца становятся слаще. Супер прибыльное дело. Сеешь ты в землю зернышко весом в одну грамму, получаешь арбуз весом до двадцати килограммов. Это же какая прибыль будет? Депутат вытаскивает калькулятор. – Так граммы переводим в килограммы. Тысяча в уме, двадцать пишем. Сколько грамм в килограмме будет, подскажи, а то я так замотался в депутатских делах, что ничего не помню.
Ким. Неужели все так запущено?
Костя. Ты даже не представляешь, как я загружен работой: ни одной свободной минуты, никакого просвета в голове.
Ким. Тысячу грамм в одном килограмме.
Костя. Да, тысячу. Значит, делим теперь двадцать тысяч на единицу и получаем. Смотри, какая прибыль. С ума сойти. В двадцать тысяч раз больше будет прибыль, но вычтем некоторую сумму на обработку земли, на транспортные расходы, а в результате получим тоже огромную сумму прибыли.
Ким. С вами нельзя не согласиться.
Костя. А если из арбуза собрать зерна и на следующий их год посадить в землю, то представляешь, какая прибыль у тебя будет. Ты через пару лет миллионером станешь, и к черту пошлешь это бумагомарания, ибо ж деньги в нашем мире это все: слава, успех, женщины. Так что иди и занимайся делом, настоящим делом. Я тебе даже помогу в таком начинании и не только добрым советом. Сдам в аренду тебе землю.
Ким. У меня нет опыта в этом деле.
Костя. У тебя всё получится, ты человек упрямый, настырный – это же надо столько бумаги исписать. И все без толка, а я настоящий бизнес предлагаю. Еще благодарить меня будешь.
Ким. У меня к вам другое предложение.
Костя. Какое?
Ким. Только пусть вас не очень удивляет мое предложение.
Костя. Выслушать его – это не значит, что я его приму.
Ким. Так вот я предлагаю вас стать соавтором моих произведений.
Костя. Не понял.
Ким. Мы сделаем вид, что писали это произведение вместе. Такие прецеденты известны в истории. Ильф и Петров, Серж и Анн Голон, братья Вайнеры. Можно еще называть авторов, которые работали вместе.
Костя. Но это же противозаконно.
Ким. Ничего нет противозаконного. Почему это заводами и фабриками, которые производят материальные блага, могут иметь нескольких владельцев, а произведения искусства не могут создавать несколько человек?
Костя. Возможно. Возможно. Но зачем это?
Ким. Это поднимет вас в глазах общественности. Рейтинг ваш стремительно прыгнет вверх.
Костя. Каким образом?
Ким. Вы встречали когда-нибудь такое в вашем парламенте, чтобы депутат был еще и драматургом?
Костя. Признаюсь , что не приходилось встречаться с такой публикой. У нас все больше бизнесмены, фермеры, судьи, адвокаты.
Ким. Представляете, а вы драматург. Известный драматург. Ваши пьесы ставятся во всех театрах страны. Восторженные зрители встречают вас цветами, а самые красивые женщины стоят у выхода из парламента, чтобы взять у вас автограф и вручит визитку.
Костя. Но это ты, братец, загнул.
Ким. Так и будет, ибо я уверен, что мои пьесы будут иметь успех.
Костя. Может это твое заблуждение всего лишь навсего.
Ким. Нет. У меня есть рецензии от высоких представителей министерства культуры, несколько режиссеров готовы ставить мои пьесы.
Костя. Но почему они не ставят втвоих пьес?
Ким. Потому что над ними есть отдел культуры, который дает добро на постановку спектакля. А там работают люди очень далекие от искусства. Есть такое расхожее выражение. Почему у нас нет культуры? Потому что у нас имеется министерство культуры. Вот за царей не было министерства культуры, но была культура. Были имена, которые на весь мир звучали: Достоевский, Чехов, Лев Толстой.
Костя. Но я не слишком подкован в этом деле.
Ким. Ничего достаточно того, что я много знаю. У нас будет удачный тандем – я буду делать изысканную духовную пищу, а вы будете материализировать мои идеи.
Костя. Да, это же издевательство. Мне не нравятся те идеи, которые ты высказываешь в своей пьесе. Крамола там настоящая.
Ким. В чем вы видите крамолу.
Костя. Вот у тебя двое мужчин за бокалом пива разговаривают между собой.
Григорий. Да, у нас сейчас новые времена. Наконец-то мы обрели свободу, за которую боролись веками. Давай за это выпьем.
Сергей. Только свобода оказалась куцей.
Григорий. В каком смысле?
Сергей. Это, как в анекдоте про пса. Собаке удлинили поводок, но зато отодвинули миску с пищей, правда, при этом разрешили лаять сколько хочешь. Так и наше правительство даровало людям свободу, но отобрали источники дохода, на которые можно обеспечить сносное существование, а критика снизу их совсем не волнует.
Григорий. Ты утрируешь проблему.
Сергей. Голод не тетка. Голодный человек не может быть свободным. Не помню, кто это сказал, но это правда.
Костя. Нет. Я с такими высказываниями не могу согласиться.
Ким. Но ведь это правда.
Костя. Благодаря свободе мы стали жить лучше.
Ким. Вы, депутаты, чиновники – да, а народ – хуже стал жить.
Костя. Придет время, и люди станут лучше жить.
Ким. Я не доживу до того времени, а пока пишу так как есть.
Костя. Нет, таких речей не должно быть в пьесе – это может кое-кому не понравится.
Ким. Но это правда жизни, а я клялся, что в своих произведениях я буду говорить правду и только правду.
Костя. Надо быть сумасшедшим, чтобы иметь мнение отличное от того, которое имеет наше правительство.
Ким. Пусть я буду сумасшедшим, но я не могу молчать, ибо молчание подобно преступлению против своего народа.
Костя. Нет. Нет. Извини меня от такого сумасбродства. И тебе не советую высовываться, а то болтнешь что-нибудь несуразное и потом доказывай, что ты не верблюд. Но я в этом не участвую. До свиданья.
Ким. До свиданья.
(Ким выходит из кабинета, занавес).
Сцена 5.
(Вместе сидят на скамеечке в городском саду Ким и Надя).
Надя. Я так поняла, что встреча тебе ничего не дала?
Ким. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Надя. Мы много говорим, но ничего не делаем.
Ким. Еще не все потеряно. Тебя здесь все устраивает?
Надя. В каком смысле?
Ким. В том смысле, что нравится тебе сейчас сидеть со мной в этом уютном парке?
Надя. Что здесь хорошего? Скамейка твердая, ветер прохладный с реки дует да еще эти несносные комары досаждают. Конечно, лучше было бы сидеть вдвоем на мягком диване в уютной комнате, смотреть сериал и пить горячий кофе со сливками.
Ким. К сожалению, здесь нет мягкой мебели, но здесь чистый воздух, пение птиц, запах цветов и свежего сена.
Надя. Слишком много свежего воздуха и запаха прелой травы, поэтому неуютно, холодно.
Ким. Ты замерзла? Давай я на тебя пиджак надену.
Надя. Не надо.
(Ким снимает пиджак и накидывает на плечи Нади).
Надя. Спасибо.
Ким. Пожалуйста.
Надя. Ну, что у тебя?
Ким. Что ты имеешь в виду?
Надя. Ты говорил, что жизнь должна резко измениться твоя и наша, после встречи с депутатом, что ты станешь знаменитым и заработаешь большие деньги.
Ким. Какие тут могут быть изменения, если у того депутата мозга, что у курицы! Обращаться к этим политикам, все равно, что обращаться к двери их офиса. Заметил такую закономерность – чем выше должность у чиновника, тем меньше у них здравого смысла и совести.
Надя. Но, тем не менее, он депутат.
Ким. К сожалению, в депутаты у нас покупают мандаты, пользуясь безграмотностью нашего электората. На людей они смотрят свысока, и уже совершенно забыли, благодаря кому вознеслись на вершину власти. По-моему, если уж стал депутатом, то начни думать масштабно, по-государственному. Раз давал обещания, то выполняй их, а не вешай людям лапшу на уши.
Надя. Но конкретно он тебе что-либо сказал?
Ким. Ничего. Я ему о высоком назначении искусства, о необходимости развивать нашу культуру, а он мне о зеленом луке и арбузах.
Надя. О каком еще луке?
Ким. О том луке, что в поле выращивают, а затем на рынке продают. Говорит, как это выгодно. Как на этом можно бизнес делать. Потом об арбузах начал лекцию читать. Смешно даже, если б не было так грустно.
Надя. О каких арбузах?
Ким. Предлагает мне заняться выращиванием арбузов, даже предлагал землю в аренду сдать. Такие нарисовал мне перспективы, чтобы лопатой можно деньги загребать. С одной семечки можно миллионером стать.
Надя. А может он прав. Ты будешь в поле работать, а я буду продавать арбузы на рынке. И мы сможем насобирать на квартиру денег.
Ким. О чем ты говоришь. Какие там арбузы? Ведь это можно поставить крест на драматургии.
Надя. Я вижу, что тебя не изменить.
Ким. Зачем меня изменят? Принимай меня таким, как я есть.
Надя. Я просто тупею от тебя. Ты невыносимый эгоист. Думаешь только о себе.
Ким. Ты неправа.
Надя. Ты кого-либо любишь, кроме себя. Вернее, кроме своего увлечения.
Ким. Но, если чего-то хочешь добиться, то надо всего себя отдавать этому делу. Чтобы докопаться до воды надо копать в одном месте.
Надя. Ты детей любишь?
Ким. Каких?
Надя. Обыкновенных. У тебя были братики, сестрички.
Ким. Я ж тебе говорил, что я в интернате жил.
Надя. Но там же были другие дети?
Ким. Были, но я мало с ними общался. Я был не такой, как они.
Надя. В каком смысле?
Ким. Я не играл в их игры: жмурки, казаков-разбойников, «испорченного телефона», «гусей и серого волка», а сидел с книжкой в каком-нибудь уголке. Я переживал жизнь вместе с героями: Жюль Верна, Вальтера Скотта, Пушкина и Гоголя, Беляева, Ильфа и Петрова – а не гонял по комнате, как угорелый, и не лазил по дачах за вишням и яблоками. Даже на скучных уроках я читал интересную книгу, а учителя забирали её у меня и грозились запретить мне пользоваться библиотекой.
Надя. Лучше бы ты по деревьям лазил, книги никого не делали счастливым.
Ким. Зачем же ты выбрала меня? Тех, кто лазит по деревьям значительно больше.
Надя. Сама не знаю, зачем я с тобой связалась, но, видно, должны разойтись наши пути дорожки. Может, ты поцелуешь меня хоть на прощание.
Ким. А, может, еще подождешь? Дай мне еще один шанс.
Надя. В который раз. Я уже устала от твоих шансов.
Ким. Это самый последний раз. Мне надо будет попробовать подойти к одной важной даме с другой стороны. Сделаю, так сказать, обходной маневр.
Надя. Мне холодно что-то стало. Ты специально меня здесь держишь, чтобы я заболела туберкульезом.
Ким. Я тебя согрею.
(Он пытается её согреть, обнимает).
Надя. Не старайся, эгоисты не могут согревать других своим теплом.
Ким. Надя, зачем ты так. Я тебя люблю, но по-своему.
Надя. Я хочу нормальной любви. Проведи меня домой, мне хочется попить горячего кофе на мяеком диване.
Ким. Возьми меня с собой.
Надя. От тебя ни холодно, ни жарко. Зачем мне такой гость.
(Они расходятся в разные стороны).
Сцена 6
(В кабинет начальника отдела культуры, где важно восседает Муза Аполлоновна, женщина постбальзаковского возраста, заходит Ким с букетом роз).
Ким. Я к вам. Вот разрешите мне преподнести вам этот скромный букетик.
Муза. По какому это случаю?
Ким. Разве для того, чтобы сделать очаровательной женщине приятный сюрприз, нужен повод?
Муза. Но мы с вами незнакомы.
Ким. Меня зовут Ким. Я пришел к вам….
(Звонит телефон, Муза поднимает трубку).
Муза. Алло, я слушаю вас. Здравствуй, Света,… что ты говоришь?.. День рождения у Василия Николаевича. Я и забыла, спасибо, что подсказала. (Положила трубку).
Ким. Так что же с розами делать?
Муза. Ах, это розы? Это так трогательно.
(Муза рассматривает букет).
Ким. Да, красные розы. Я сегодня купил его в киоске, который на углу возле универмага стоит. Красный цвет- цвет страсти.
Муза. Какой страсти?
Ким. Ну, любви, конечно. Нежных чувств, мечтаний при Луне.
Муза. Ну, какие там чувства, о чем там мечтать в наше время?
Ким. Мечтать всегда надо.
Муза. Вы молоды, то еще можете себе позволить такие вольности, а у нас тут проблем куча. Кстати с чем пожаловали вы?
Ким. Да, я…
(Снова звонит телефон, Муза поднимает трубку).
Муза. Алло. Здравствуй, Галя…. Да, мне говорила Света, что у Василия Николаевича день рождения… Подарок. Не знаю. Мы об этом со Светой не говорили. Хорошо, я ей позвоню, и обсудим этот вопрос.
(Снова положила трубку).
Муза. Так о чем мы говорили?
Ким. Вы спросили, какой у меня вопрос, а я …
(Снова звонит телефон, Муза поднимает трубку).
Муза. Алло. Здравствуй Алла… Где ты говоришь землетрясение? В Монголии? А сколько балов…. Не знаешь. А жертвы есть?.. Нет. Конечно, если бы в Японии было землетрясение, то тогда бы много было жертв, а в Монголии – один человек на квадратный километр, то и жертв нет…. Нет. В Монголию не собираюсь, я в Малайзию буду ехать по путевке. То ты попутала…. Да, к Василию Николаевичу ты будешь идти на день рождения?.. Почему не будешь идти?.. Сама решай, но я б не советовала пропускать это мероприятие.
(Положила трубку).
Муза. Да, проблема.
Ким. Какая еще проблема?
Муза. Что подарить Василию Николаевичу на день рождения? Вот что мужчинам обычно дарят на день рождения?
Ким. Ну, не знаю. Можно зонтик, электробритву, хорошие мужские духи.
Муза. Это как-то уж слишком просто.
Ким. А он курит?
Муза. Курит.
Ким. Тогда купите ему трубку. Сейчас в моду входят курительные приборы.
Муза. Может и правда ему трубку купить? Надо подумать. Так, с каким вы вопросом?
Ким. Я местный драматург. Я написал пьесу.
Муза. Ах, это вы. Мне говорили о вас. Это хорошо, что вы пишите. (Звонит телефон.) Минутку. (В трубку). Алло… Света, хорошо, что позвонила ты, а то я думала тебе звонить. Хотела с тобой посоветоваться, что за подарок купить Василию Николаевичу… Может трубку курительную купить?.. Не нравится, а ты что предлагаешь?.. Не поняла, какую бабу?.. Из резины. Да, что ты придумала такое?.. Я тебе потом позвоню, а то у меня посетитель. (Положила трубку). Так что у вас за вопрос?
Ким. Я написал пьесу.
Муз. Хорошо. Так почему обращаетесь ко мне? С пьесой надо идти в театр.
Ким. Я пришел к вам, ибо театр затягивает с постановкой пьесы моей.
Муза, Лично я поддерживаю вас. Надо новую струю впускать в наш театр, чтобы зритель шел на представления, как на праздник.
Ким. Спасибо.
Муза. Однако у меня возникло несколько вопросов, после прочтения вашей пьесы. Я её читала. Несколько раз перечитала, хотя времени свободного у меня практически нет. Вот скоро будем отмечать день города, на стадионе будет грандиозное представление. Приглашаю.
Ким. Спасибо.
Муза. Вас, кто считает талантливым? Мама или папа?
Ким. У меня нет родителей.
Муза. А где же они?
Ким. Не знаю. Я в детдоме воспитывался.
Муза. Вы, конечно, в детдоме ставили свои спектакли?
Ким. Я тогда еще ничего не сочинял. Я начал писать уже значительно позже, когда приобрел жизненный опыт, получил уроки драматургии у знаменитых авторов: Кокто, Булгакова, Ануя, Чехова.
Муза. Это вы лично с ними были знакомы?
Ким. (Поражен, таким ответом). К сожалению, их уже нет в живых, но я тщательно прорабатывал их пьесы.
Муза. Но у вас есть диплом драматурга?
Ким. У меня нет академического образования, но у меня есть жизненный опыт.
Муза. Вы меня удивили. Не имеете никакого образования, а пишите пьесы.
Ким. Так надо поставить мою пьесу и пусть зритель решает – хороша ли моя пьеса или нет.
Муза. Ставьте, если так хотите.
Ким. Но мне надо помочь, в театре под надуманными предлогами отказывают мне.
Муза. Дорогой мой, так чем я могу помочь? Театр – это самостоятельная единица, которая сама решает, что им ставить. Попробуйте обратиться в другой театр.
Ким. Я ездил в столицу, обошёл несколько театров, но там просто игнорируют провинциалов. Правда, один из режиссеров в откровенной беседе за рюмочкой сказал: «Скорее верблюд пролезет в игольчатое ушко, нежели ты поставишь спектакль здесь».
– Почему, – поинтересовался я?
– Потому что у всех нас имеются дети, внуки, родственники, крестные дети, которых надо пристроить в тепленькое место. Идите вы, идите и двигайте культуру в своих родных местах.
– Вот я и прибыл сюда, чтобы пахать целину на духовной ниве.
Муза. Что ж флаг вам в руки и поднимайте целину, а мы посмотрим.
Ким. Так мне надо ваша помощь.
Муза. Так что я могу сделать?
Ким. Но вы ведь отдел культуры, вы ведь должны как-то направлять театральную жизнь нашего города.