– Что язык мне отрежешь за прошлое?
– Перекрестись и забудь о прошлом? – обвёл его Глеб успокаивающим взглядом, – мы же с тобой договорились о старом не вспоминать. Тебя посетить может удача, после того, если мы найдём пропажу Петра. Он обязательно тебя отблагодарит, – а это значит, у тебя будет возможность приобрести себе автомобиль. Всё будет сейчас зависеть от Финна, если он нам найдёт армянина, – то будем ему верить.
– А если не найдёт, – то выходит, не будем верить? – изумлённо спросил Феликс.
– Именно так, – произнёс Глеб, – пока он для меня мутный мужик. Мне кажется, он намеренно путает нас? Сам посуди, – навёл нас вначале на внука генерала. Сказал, что там голова Пифагора лежит. Я сейчас уже не знаю, а была ли она вообще там? Может он специально всё это делает и ему выгодно нас вывести на ложный след.
– Неужели ты думаешь, что Финн собственноручно замочил генерала? – расширил глаза Феликс.
– Пока не думаю, но сомнения в его искренности имеются? Понимаешь, пацан этот, а потом латыш вчерашний, – не могут быть убийцами. Так жестоко расправиться с близкими людьми могут только нелюди. А у Финна была неплохая возможность прикончить стариков. Полтора часа у него в тот день выпали в неизвестность, когда Пётр в Оперном театре лопатники ломал у пузанов. В это время он мог запросто пришпилить генерала со старухой. Латыш мне сказал, что в квартире был ещё женский след. Я же непросто так, выспрашивал у Финна про его блатную биксу. У меня, сразу появился повод поразмышлять над его словами. Хотя скрывать не буду, – мне этот киномеханик приятен! Пускай он даже не убийца, но навести исполнителей на квартиру, ему было проще всего. Если он дочке помогал по мелкому ремонту, – то наверняка и к генералу захаживал по той же причине. Сфотографировал хату и нате, пожалуйста! Сегодня я хочу прощупать его зазнобу. Вдруг сболтнёт, по – пьяни чего лишнего и на том проколется? Буду рад, если мои подозрения не найдут подтверждения. Да и, откровенно говоря, не по душе мне искать убийц. Главное армянина найти!
С Петра за чужую пушку может серьёзно спросить воровской сход, – если она запалилась, то и не посмотрят на его авторитет. Тут сюжет не сладкий может развернуться для её настоящего хозяина. Такие дела у нас наказываются серьёзно. А по убийству милиция Петру возможно и сделают предъяву, но ненадолго. В квартире генерала его следов нет, – значит, и бояться нечего. Без прямых улик у ментов ничего не срастётся. А то, что он жил над генералом, – это подозрение, а не улика. Промурыжат, конечно, трохи для острастки. Ведь подозревать всех, – это ментовский удел. К подозрению ещё нужны доказательства, а у них на Петра нет. А сейчас пошли завтракать, – поторопил Глеб Феликса. – Я хочу взглянуть на внука генерала, – если, конечно, посчастливится? Посмотрю, из чего слеплен этот мальчик.
На кухонном столе вафельным полотенцем был накрыт завтрак. Глеб двумя пальцами сдёрнул полотенце и повесил его на спинку стула. На завтрак Финн приготовил им салаты рыбные, варёные яйца и бутерброды с колбасой, на которых лежала записка: «Пиво в холодильнике».
– Видишь, какой гостеприимный киномеханик! – с восхищением произнёс Феликс, – а ты сомневаешься в нём. Нормальный он мужик, – бросился к холодильнику Феликс и извлёк оттуда два пива.
– Может рановато с пива утро начинать? – остановил его Глеб, – не исключено, что самая ответственная работа будет именно сегодня у нас?
Феликс изобразил недовольное лицо:
– Впрочем, я и не особо мучаюсь жаждой, – поставил он назад пиво и отпрянул от холодильника.
Сев на стул и взяв в руку варёное яйцо, он постучал им об угол стола:
– Я не понял тебя Глеб, – произнёс Нильс. – А почему ты сказал, что Пётр меня отблагодарит, а про себя ты умолчал?
Глеб не мог ему признаться, что является казначеем воровского общака и поэтому не имеет права влезать ни в какие опасные и рисковые дела. Так как его главной задачей является оберегать и держать в порядке кассу воровского общака. И о том, что он выехал в Ригу, кроме Петра об этом никто не знал, даже его родственники. Он внимательно посмотрел на Феликса и, откусив бутерброд спокойно, сказал:
– А меня он уже отблагодарил. Дом, в котором я сейчас живу, построен на его деньги и не забывай, что мы с ним кровью повязаны.
Услышав такие слова, Феликс поперхнулся яйцом:
– Глеб только за столом, про кровь ничего не говори? – я не люблю этого слова, – от него всегда веет смертью.
– Тогда меньше спрашивай меня, а больше слушай? – обрезал его Глеб.
После чего продолжение завтрака проходило в полнейшей тишине.
Глеб, допив чай и доев свой бутерброд, посмотрел на часы. Время было восемь часов сорок пять минут.
– Я пойду к подъезду выйду, покурю, – нарушил он молчание, – надо на парнишку поглядеть, что он из себя, представляет, а получиться и поговорю с ним по душам. Время терять не будем. Если базара не получится, то в эту квартиру больше не вернёмся. Останемся жить у блатной тётки, что у Финна дома обитает. Нельзя Финна подводить, – напряжение может произойти в отношении его после нашего отъезда, так как неизвестно что у этого огрызка на уме? Не надо исключать того, что он вообще не человек, а молодой изверг.
Глеб оделся и вышел из дома.
На улице было свежо, тихо и даже немного тепло. Утреннее осеннее солнце, грело лицо, словно в апреле. Он расстегнулся и, достав из кармана портсигар, закурил свой неизменный «Памир».
Не успев докурить сигарету, услышал звук скрипучей пружины, фиксирующей дверь. Он повернул голову. На крыльце появился парень с длинными, как у Бетховена волосами. Одет в модную синею плащевую куртку, которые тогда являлись большой редкостью, и купить её можно было только у контрабандистов. Видно, было по фасону и качеству, что куртка имеет заграничный вид. На шее у него висело пёстрое кашне, – явно тоже не с прилавков советских магазинов. В руках парень держал большой министерский портфель из чёрной кожи. Сомнений быть не могло, – это был Морис.
– Молодой человек, – окликнул его Глеб, когда парень спустился с крыльца.
Парень обернулся.
На Глеба смотрело совсем, юношеское лицо, – это было не дерзкое лицо подростка, а скромное и вполне соответствовало бы интеллигентному человеку, если бы не его длинные волосы. Такие причёски в эти года подвергались ярой критики у общества, которое считало, что советская молодежь, подражает капиталистической молодёжи в моде и манерам поведения, что претило моральному кодексу советского человека.
Но Глебу было всё равно, какая у парня причёска, так как у него самого волосы лежали на плечах и по длине были ничуть не меньше, чем у молодого человека.
«Морис больше похож на девочку, а не на парня – молниеносно пронеслось у Глеба в голове. – Нежная кожа на лице и алые губы воронкой, согласилась бы иметь каждая девица. И если бы в его волосы вплести банты, то его смело можно назвать Мариной».
Морис, увидав перед собой инвалида с модной причёской и шрамом на лице, сразу изумился и вежливо спросил на русском языке:
– Извините, пожалуйста, вы ко мне обращаетесь? – покрутил он, головой назад, думая, что там ещё кто – то стоит. Но, убедившись, что поблизости никого нет, сделал шаг вперёд и поднялся на крыльцо.
Глеб, ослепляя его своим золотым ртом, спросил:
– Тебя Морис зовут, если я не ошибаюсь?
Изумление сразу слетело с лица, и в глазах появился испуг и тревога, – что не ушло от пронизывающего взгляда Глеба.
– Да я Морис, – попятился он назад, – а вы извините, кто будете?
– Да ты не бойся мальчик меня? – спокойно сказал Глеб, – я сторож из Домского собора, – зла тебе не причиню! Я к тебе с доброй миссией явился!
– Я давно уже не мальчик и вы не похожи на сторожа, хоть у вас и деревянная нога, – трясущимся голосом произнёс он.
– С чего ты взял, что я не похож на сторожа? – не переставал улыбаться Глеб. – Ты что ясновидец?
– Не смотря, что у вас приятный голос, существует расхожее мнение, что шрамы и такие зубы носят только маститые бандиты или состоятельные люди. На богача вы не похожи. И я не удивлюсь, если вы сейчас из-за сапога, или из своей деревянной ноги вытащите финку.
Смотря на шрам Глеба, он сделал ещё один шаг назад, ни на толику не сомневаясь, что перед ним стоит бывалый человек.
– Тебе, что есть, кого бояться? – спрятал свою улыбку Глеб.
– Пока нет, но вас опасаюсь, и я, пожалуй, пойду, – произнёс он и показал спину Глебу.
– Стоять Морис! – властно произнёс Глеб, после чего парень замер на месте.
– Ты больше опасности представляешь обществу, нежели я, – сказал Глеб. – У меня нет даже перочинного ножичка в кармане. А ты имеешь кортик офицера морского флота и валюту. За это срок не малый могут накрутить. А это значит прощай институт, роскошная жизнь в красивом городе и милые девочки, о которых тебе придётся забыть надолго. За валюту суд может определить десять лет тюрьмы строго режима. Не меньше! «Не боишься маме своей боль причинить?» – спросил он завораживающим голосом, отчего Морис медленно повернулся к Глебу и, стуча зубами, удивлённо промолвил:
– Откуда вы знаете про всё дядя? – Вы, что из милиции?
Глеб затянулся сигаретой и, сверкнув своим перстнем, произнёс:
– Ты успокойся, я же тебе сказал, что я с доброй миссией явился. А зовут меня дядя Глеб. К милиции никакого отношения не имею. И в отличии тебя я, её не боюсь, так как совесть моя чиста перед законом. «Не буду перед тобой юлить, – скажу тебе прямо, – твой чемоданчик с дымохода у меня».
Морис стоял словно парализованный, пытаясь выдавить из себя слово, но у него ничего не получалось и он только глотал ртом воздух.
– После скажешь, когда до конца выслушаешь меня, – сказал спокойно Глеб, – ты прав я не сторож. Меня наняли фронтовики, чтобы я включился в поиски убийц твоего деда и бабушки. Следствие затянулось, а им не терпится наказать злодеев.
– Так их уже нашли, – захлопал недоумённо глазами Морис.
– Как нашли? – пришло время удивляться Глебу.
– Маме в милиции сообщили, что неделю назад арестовали в Омске мужчину и женщину, вроде они брат с сестрой? – добавил Морис, – и убийство моего деда и бабушки у них не первое. На Украине до этого, от их рук умер насильственной смертью, тоже бывший военный, – кажется полковник?
– Это точно? – переспросил Глеб.
– Точнее быть не может, – осмелел Морис. – У них при обыске изъяли некоторые вещи из нашей квартиры.
– И голову Пифагора тоже? – сверлил его своими глазами Глеб.
– Голова Пифагора и морской кортик, не могли быть у преступников, – уточнил Морис. – В то время все эти вещи были у меня. После окончания второго курса дед отдал мне голову и сказал, чтобы я был такой же умный, как Пифагор, а кортик всегда висел в нашей с мамой старой квартире, – он был не деда, а отца. Отец у меня помер. Деда с бабушкой убили в моё отсутствие. Я тогда в Псковской области был на шахматной олимпиаде. Мама в то время не знала, что чернильница – Пифагора находится у меня, поэтому и ввела органы в заблуждение. Только, когда я вернулся, мама внесла поправку в свои показания.
– А почему Янис не знает, что преступники пойманы? – спросил Глеб.
Услышав про Яниса, Морис совсем осмелел, – задышал ровно и подошёл ближе к Глебу:
– Вы уже и с ним познакомились?
– Пришлось, – дело не требует отлагательств, – закурил ещё одну сигарету Глеб.
– У дяди Яниса нет телефона в доме, – как к нам заедет, так сразу и узнает эту новость, – а вы вернёте мне мой чемоданчик? – неожиданно спросил он.
– Верну, если ты мне голову Пифагора подаришь? Мне самому эта кость не нужна, но фронтовикам я должен показать её. Это будет хорошим подтверждением, что миссия моя завершена и преступники пойманы.
На самом деле Глебу в этот миг пришла в голову мысль обязательно показать античную фигурку Петру, чтобы как – то успокоить его.
– Мне чернильницу не жалко, – облегчённо вздохнул Морис, – я её сегодня заберу у одного человека из порта и завтра вам отдам. Желание возникло у меня недавно, – избавиться от этой головы. Бестолковая вещь и кто знает, – возможно, из-за неё деда с бабушкой зарезали? Дед мне рассказывал, что все эти трофеи были забрызганы кровью. А она не смывается, – так сказала мне уже мама, – кровь будет литься до бесконечности, – пока не обретёт истинного хозяина. Поэтому после суда этих мерзавцев, которые зарезали бабушку с дедушкой, все висевшие картины у нас на стенах, мама собирается вернуть в Дрезденский музей. И я полностью одобряю её намерения. Они, несомненно, верные!
– Разумно! – произнёс Глеб и выпустил струю дыма изо рта. – Кровь имеет свой цвет и цену, которая зачастую может стать ценою жизни любого человека. Ты подумай над моими словами и прекрати заниматься грязными делишками? – иначе сгоришь, как метеорит.
Морис совсем осмелел и, подойдя вплотную к Глебу, зашептал:
– У нас в институте поголовно все студенты – комсомольцы промышляют фарцовкой, а как жить? – склонив голову к низу, сказал Морис. – Без неё жить нормально не будешь. На одну стипендию девчонку в кино не наводишься. Кому нужна такая нищая жизнь?
– Думай Морис? – протянул свою огромную ладонь ему Глеб, – но валюта – это серьёзное преступление, она приравнивается чуть ли не к измене родины! Поверь мне и пожалей маму? Итак, до – завтра на этом – же месте.
– И в это – же время, – добавил Морис и потряс по – взрослому руку Глеба.
Затем он поправил на себе выбившийся шарф из-под куртки и, повернувшись, зашагал вдоль низкорослого цветника.
Глеб проводил взглядом молодого человека и когда тот завернул в проулок, вошёл в подъезд.
Феликс в это время сидел у радиоприёмника и наслаждался модными песнями Муслима Магомаева, – самого популярного певца того времени. Услышав, что Глеб вернулся, он выключил приёмник и вышел к нему в прихожую:
– Звонил Финн, – сказал, что скоро будет, говорил, что попал в цвет. Это именно тот армянин
– Я уже отмёл все подозрения от Финна, – радостно сказал Глеб, – иди, открывай пиво?
Феликс охотно бросился на кухню и, сорвав с бутылок пробки, одну бутылку протянул Глебу:
– Рассказывай Глеб, что у тебя там?
– Всё складывается, как нельзя лучше! – отпил прямо из горлышка пиво Глеб, – убийц генерала, оказывается, задержали неделю назад в Омске. Мальчишка мне сейчас сказал, а голова Пифагора находится у него. Завтра он обещал мне её отдать. Эта голова послужит свободой Петру. Хватит ему прятаться от людей. По крайней мере, крови генеральской на нём нет.
– Так выходит нам билет надо брать на обратную дорогу? – спросил Феликс.
– Видно будет? – сказал Глеб, – мы ещё основного дела не выполнили, – армянина не потрепали. Дождёмся, Финна и там определимся. Но планы вчерашние на сегодня все отменяются. Не поедем к его шалаве, – лучше здесь зависнем. Хорошенько спланируем все наши дальнейшие дела.
Финн появился к обеду. Он был чрезмерно весел. В руках у него раскачивалась плетёная авоська с крупными ячейками, через которые хорошо просматривались две бутылки Столичной и апельсины с яблоками:
– Всё! Христослав на крючке, это уже точно на все сто, – выдохнул он с облегчением, – действительно это ваш Арсен. Живёт в старом городе в квартире своей жены Лаймы. Она у него сейчас с икрой ходит, – вероятно, скоро родит. Этот армянин торгует в павильоне пивом и левой колбасой. Мне надёжный человек цинканул об этом. Завтра можно его брать за жабры. А сегодня не мешало – бы оторваться по полной программе. Вечерком и я к вам присоединюсь.
– Я надеюсь, ты сегодня не выпивал? – спросил Глеб.
– Разве можно, – я же за рулём, – чуть возмутился Финн. – Я помню наш вчерашний разговор, где я вам обещал праздник устроить в компании с Музой.
– Нет, – категорически заявил Глеб, – Муза от нас никуда не уйдёт, а кавказца сейчас будем брать за его волосатый зад. Садимся в машину и поехали в парк к этой крысе.
…Финн сразу помрачнел и, не проходя в комнаты повесив авоську на вешалку, стал в прихожей дожидаться, когда гости оденутся. По его лицу можно было понять, что в данный момент ему не хочется никуда ехать.
– В парк, значит в парк, – бубнил он, – не пойму, куда вы торопитесь? Отдохнули бы сегодня, как следует, а завтра со свежими силами в бой. Всё равно армянину деваться некуда. Мы каждый шаг его теперь будем знать, куда – бы он не пошёл.
– Вот все дела обделаем, тогда и об отдыхе будем думать, – сказал Глеб, увидев резкую перемену в лице Финна.
– А как насчёт фельдшера? – спросил у Финна Феликс, – нашёл ты его или нет?
– Нет его, ни на работе, ни дома, – старуха сказала, что он в отъезде. А куда уехал не знает.
– Да не суетись ты со своим фельдшером, – обдал Глеб своего друга колючим взглядом, – нам он совсем не нужен. Володя сказал, что не стоит с ним вязаться, – значит, и не будем! К чему лишние глаза?
– Это уж точно, – поддержал Тагана Финн, – хмырь он болотный и неизвестно, как дальше дела обернуться? Не забывайте, вам ещё сегодня к латышу заезжать. Чует моё сердце, что он падла грохнул стариков.
– Совсем плохо оно у тебя чует, – засмеялся Глеб, – убийц стариков прищучили неделю назад в Омске. Это уже верняк, так, что чемоданчик придётся возвратить мальчишке. Да и плохим он мне не показался. Всего-навсего самостоятельный парень, идущий в ногу со временем. Таких ребят сейчас пруд пруди, особенно в больших городах.
Финн, услышав такие слова, отрешённо произнёс:
– Фу, – слава богу! – и сполз по стене на пол.
– Поднимайся? – сказал Глеб, – ехать надо, а ты приседаниями занялся. Мы тоже рады с Феликсом такому исходу. А как воспримет это известие Пётр ты, и представить не можешь!
В Центральном парке стоял круглый стеклянный павильон. Такие лёгкие сооружения были популярны в СССР и в народе назывались шайбами. На одной половине двери вместо стекла стояла закрашенная зелёной гуашью фанера. По окружности павильона на некоторых стеклах висели цветные афиши о предстоящих гастролях цирковых артистов Мстислава Запашного и Эмиля Кио.
Феликс открыл дверь и первым впустил в павильон Глеба. Тот несмотря на отдыхающую за столами публику, припадая на одну ногу, проследовал сразу к барной стойке.
Арсен в белой куртке официанта бегал по павильону и разносил на подносе пиво. Когда он освободился, то обратился к новым посетителям:
– Чего товарищи желаем?
– Пива четыре кружки и колбасы копчёной, – сказал Глеб, – только колбаску порежь тонко, как лист бумаги. Короче обслужи нас, как полагается.
– Будет сделано, – захлопотал перед ними армянин, – идите, садитесь за крайний столик, я сейчас вас обслужу, как вы просите.
Увидав, что крайний столик пустой и чистый, сели за него. Не показывая вида, что заинтересованы армянином, они даже не думали смотреть в его сторону, а только курили и вели непринуждённый разговор.
Арсен не стал дожидаться, когда отстоится пиво, подал им кружки, наполовину заполненной пеной и тарелочку с тонко нарезанной колбасой. Поставив перед ними заказ, он сказал:
– С вас рубль шестьдесят.
Феликс отсчитал из кошелька нужную сумму и, положив её на стол, закрыв деньги ладонью, спросил:
– Ты где так экономно пиво разливать научился сынок?
– Что вам не нравиться? – скривил лицо армянин.
– Ты не нравишься! – смело возмутился Глеб. – Тебе же сказано было обслужить нас по уму, а ты принёс нам по пол кружки пива. Уважь старших и долей пивка?
Армянин нехотя, но подчинился требованиям капризных посетителей. Забрав назад кружки, он сходил и, дополнив их до краёв, принёс назад.
– Вот это другое дело, – сказал Глеб, – пиво в норме, а вот колбаска у тебя с душком? – сам, что ли делал?
– Ты, что дядя у меня, что мясокомбинат свой стоит за павильоном? – нагло заявил Арсен.
– За павильоном мы там ничего подобного не видели, а вот колбаска явно не рижская и древняя, как Успенский собор Московского кремля. Ты нас случаем отравить не собираешься? – нарочито доставал армянина Глеб, хотя колбаса была вполне съедобная, и мало чем отличалось от рижской колбасы.
– Ты дядечка напрасно придираешься, если не нравится колбаса, закусывай сухариками, дешевле и сытнее будет – недовольно заявил кавказец. – Посмотри, все её едят и ничего, а ты мне фокусы выдаешь. Ты что Эмиль Кио, – показал он пальцем на знаменитого иллюзиониста.
– Я не Кио, но будь добр нарежь рижской колбаски, – попросил Глеб. – А эту тухлятину ешь сам. Когда до конца нас обслужишь, я тебе скажу кто я.
– Сразу видно вы из России, – бросил армянин Глебу, – латыши не позволяют так по-хамски себя вести. Они народ цивилизованный.
Он забрал тарелку и тут же принёс колбасу другого сорта в большой красивой тарелке. Глеб бросил одно колёсико колбасы в рот и, прожевав его одобрительно, сказал:
– Вот это, что нужно Арсен, а то принёс нам годовалой Ново черкасской колбасы, которую и не прожуёшь моими вставными зубами.
Армянин сразу изменился в лице и руки его задрожали. Приняв видимо капризных посетителей за работников ОБХСС, он залебезил перед ними. Включил угодливую улыбку и присел на рядом стоявший свободный стул. Склонившись перед ухом Глеба, заговорщицки прошептал:
– По поводу реализации этой колбасы у нас с вашим Самановым полнейшая договоренность есть. С ним лично мой отец договаривался.
– Да плевать нам до твоей колбасы, – вставил Феликс, – ты крысёнок кореша нашего обул в своём родном городе. Думал, в Прибалтике спрячешься, и тебя не найдём? Порежем тебя и всю твою родню до десятого колена на куски, как вот эту колбасу, – и он поднес к его глазам нарезку колбасы.
Армян привстал со стула, но тяжелая рука Глеба легла на плечо Арсена и усадила на место:
– Слушай его сынок и не брыкайся? – А к словам моего друга я могу тебе ещё добавить, что он забыл упомянуть о твоей беременной жене Лайме. Её тоже никто не пожалеет.
– Вы кто и что вам надо? – не мог совладать с дрожью армянин.
– Мы воры в законе, – сказал Глеб, – и обул ты в Новочеркасске нашего друга с «генеральскими погонами на плечах», а это безнаказанно не проходит. Ты не только его ограбил, а залез в нашу святыню, который называется общаком и принадлежит только ворам. Даже легавые на эту святыню боятся посягать. Чуешь, чем это пахнет?
– Пьяный я был тогда, – проглотил слюну армянин, – не знаю, что на меня нашло. Если бы я знал, что он такой важный товарищ я бы близко к нему не подошёл.
– Кого ты обескровил, – тебе догадаться было не трудно по стволу, который ты прихватил вместе с кожаном. Простые люди не носят подобные игрушки. Так, что фуфло нам не гони гребень пархатый, – стукнул по столу кулаком Глеб.
– Мамой клянусь, что я только после обнаружил ствол в кармане его кожана, а назад отнести побоялся. С ним ничего не случилось, я вам верну его.
– Ещё бы ты не вернул, – схватил Арсена за подбородок Глеб, – и не только его.
– Сегодня всё отдам, – взмолился армянин.
– Завтра ты отдашь кожан и деньги, а ствол привезёшь в Горький вот сюда через неделю, – и Глеб положил перед ним листок бумаги с записанным на нём адресом. Это была конспиративная блатная хата на Ильинской улице города Горького, где жил один авторитетный еврей.
– Хорошо, хорошо, – обрадовался такому исходу Арсен, – а завтра, где я вас встречу?
– К тебе подойдёт человек, – если нас не будет и скажет, пришёл от Тагана, отдашь ему всё в сумке, а ствол сам вывози из Риги. Нам риск такой не нужен. Палиться из-за ствола, который, ты сшушарил у нашего друга нам не особо хочется. Но хочу предупредить тебя, если ты его через неделю не доставишь по заданному адресу, то заказывай себе венок и готовь тазик кутьи на поминки для своих родственников. Обратной силы наш приговор иметь не будет.
– Понял я всё, – стучал по груди себя Арсен и тут же расплылся в улыбке.
Такой поворот дела ему был на руку. Он слышал про воров в законе и знал, что с ними шутить опасно для здоровья.
– Ну, если ты понял, то мы пошли, – встал с места Глеб, – а пиво это пей сам. И запомни, – особо не радуйся нашему милосердию? Сегодня у нас с тобой была всего лишь преамбула серьёзного разговора. Продолжать его будет твой старый знакомый. Как ты с ним договоришься, это второй вопрос. Даю на прощание мудрый совет. Будь с ним сговорчивее. И всё будет в елочку.
Феликс продвинул к нему свою ладонь, где лежали деньги за пиво и, встав вслед за Глебом, сурово бросил армянину:
– Нельзя с прохладцей к своей жизни относиться. Её надо любить и беречь! Особенно таким молодым и красивым, как ты!
Арсен смотрел облегчённо в спины уходящим суровым посетителям и мысленно благодарил бога, что так легко отделался от рядом пробежавшей его грозы.