Свободное падение, или Cон, приснившийся в ночь с четверга на пятницу

Я сам себя загнал в смертельном беге,

Едва дышу, и пена на губах.

Я рвусь вперёд, как на войне к победе,

Не замечая жизни впопыхах.

Хочу быть честным –

Заставляют воровать.

Хочу сказать –

Так затыкают глотку,

И вечно врут, и подливают водку.

1

Иду как все, в сплошном загоне,

Как все, не думая зачем,

Пока в болоте не утонем

Или не сгинем насовсем…

.

2

СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ

Пролог

Будильник зазвонил в самое неподходящее время. Игорь

нащупал в темноте кнопку отключения. Опять наступила тишина.

Несколько мгновений он лежал неподвижно. На душе оставалась

какое-то приятное тепло… Да, это был сон, какой-то очень

приятный сон. Игорь силился вспомнить, что ему снилось, но

остатки сна бесследно исчезли под громкую трель будильника.

Раздосадованный, он осторожно, чтобы не потревожить спящую

жену, выскользнул из-под одеяла. Нащупав в темноте тапки, крадучись, вышел из спальни. Светка пришла под утро после

вызова. Такая собачья работа – акушер-гинеколог. И почему всем

приспичит рожать именно по ночам? Неужели не хватает дня? И

эта декабристка тоже… чуть что, бежит в свой роддом. Как будто

кроме неё некому принять очередные роды. Да ещё за такую

зарплату… Дождётся, заведу любовницу.

Он ворчал про себя, всё ещё силясь вспомнить сон, но

безрезультатность злила ещё больше. Надев спортивный костюм и

накинув старенькую куртку, он прихватил ведро с мусором и

вышел из квартиры. Первый этаж имел свои преимущества: два

шага – и ты на улице. Поставив ведро, Игорь закурил. На дворе

конец ноября. Лужицы затягивал хрупкий лёд. В воздухе пахло

морозцем. Всё говорило о приближении зимы. И только дубки, осенние цветы, стояли как оловянные солдатики, не сломленные

первыми заморозками. Поёжившись, Игорь сделал очередную

затяжку и, взяв ведро, пошёл в сторону помойки. Его взгляд

привлёк свет, пробивавшийся сквозь щели теплового коллектора.

Вот ещё напасть! Недавно там поселился бомж. Видимо, будет

зимовать. Его злило это соседство. Не ровен час заберётся в

квартиру или сопрёт магнитолу из машины, которую он ставил под

окнами. И все спокойны! Всем наплевать! Вот когда обчистят

квартиру, тогда завопят. Куда все смотрели! Где была милиция! А

сейчас – моя хата с краю… Авось, не меня…

3

Игорь подошёл к помойке, выбросил мусор и ещё раз глянул

в сторону теплового коллектора. И вот он тоже как и все. Молчит.

А почему ему сейчас не подойти и не прогнать в шею этого

опустившегося типа? Почему он должен ждать милицию? Игорь

повернулся и пошёл в сторону коллектора. В конце концов, эти

бомжи уже не люди, а полузвери. Ведь у человека есть руки, ноги, голова. Всегда можно заработать кусок хлеба. А эти попрошайки

просто не хотят работать. Дармоеды! Нашли кусок хлеба на

помойке, бутылки пустые сдали – купили пойла. И весь смысл

жизни. Была бы его воля, он бы создал специальные лагеря для

этих типов. За колючую проволоку, под автоматы на работу. Он

подходил к двери теплового коллектора, накручивая себя всё

больше и больше. Перед самой дверью он был полон решимости

выгнать этого бомжа со всеми его пожитками. Игорь поставил

ведро, чтобы руки были свободны. Вдруг бомж вздумает

сопротивляться. Сильно дернул дверь теплового коллектора на

себя. Неожиданно в глаза ударил яркий свет. Нет, это не был свет

от лампочки. Глаза резанул ярко-белый свет. Внутри всё было в

белом. Стены выбелены белой известью, в углу кровать, сделанная

из каких-то досок, застелена ярко-белой простыней. Вместо стола

ящик – тоже под белым куском материи. На ящике поменьше, тоже

в белом, сидел тот самый бомж. Это был мужчина

неопределённого возраста. Длинные седые волосы, борода и усы, теплая душегрейка, на ногах обрезанные валенки. Одежда была

чистой, волосы аккуратно причесаны. В одной руке он держал

красивую чайную чашечку, во второй бутерброд с сыром.

Несколько мгновений Игорь и бомж молча смотрели друг на друга.

Затем бомж, с трудом проглотив кусок бутерброда, негромким

голосом спросил:

– Вы, наверное, пришли меня прогнать?

Игорь растерялся. Он был буквально ошарашен увиденным.

Яркие белые краски, идеальная чистота внутри. Чистый и

ухоженный старик…

– Да нет, что вы, – он поперхнулся – Я пришёл спросить, может, вам что-нибудь нужно, – голос Игоря задрожал.

Он стоял в проёме двери без движения.

4

– Спасибо… у меня всё есть, – с облегчением ответил бомж.

И видя, что Игорь не уходит, добавил: – Да вы присаживайтесь. – Он

подвинул Игорю ящик, застеленный чистым белым куском материи.

Игорь присел, удивлённо рассматривая жилище.

– Хотите чаю?

– Не откажусь, – ответил Игорь растерянно, осматривая всё

кругом.

Бомж достал из сумки такую же красивую чашку, из которой

пил сам. Старик напоминал ему его дедушку Лёвку из далекой

украинской деревушки. В детстве он каждое лето отдыхал в

деревне. Там жили его бабушка и дедушка. Чистый, опрятный, движения неспешные, голос мягкий. Только он почему-то смотрел

всё время вниз, как бы боясь Игоря. Он так и ходил по каморке, смотря себе под ноги.

– Чай у меня знатный, сам травы собираю всё лето и осень.

Потом схроны делаю и в лесу, и в городе… – старик махнул рукой.

– Если вдруг что сопрут, чтобы запас был. А без чая мне никуда, он

и тело греет, и здоровье лечит, и душу успокаивает.

Бомж говорил тихо, почти нараспев. И почти всё время

улыбался… Движения были плавными, спокойными. От этого

Игорю тоже стало как-то спокойно. Он отхлебнул чай. Запахло

ароматными травами.

– Вкусно, – сказал он и с благодарностью взглянул на бомжа.

– Ой, извините, не представился, Николай Павлович Зацепин, в простонародье – Рак.

– Почему Рак? – Удивился Игорь.

– Вообще Рак-отшельник. Потому что один, ни с кем из

наших не общаюсь. Поэтому прозвали Рак-отшельник. А сейчас

просто Рак. Многие имени моего не знают, всё больше погоняло. –

Бомж улыбнулся, искоса, несмело взглянув на Игоря.

– Чисто как у вас, – Игорь пил горячий чай маленькими

глотками.

– Чистоту я всегда любил. В прошлые годы у меня везде

порядок был – и в доме, и в цеху. Правило было: рабочий день на

полчаса раньше закончим, чтобы порядок на рабочем месте

навести. Премия была специальная – за чистоту. Ну а дома – это

отдельная история. Всё было белым; и мебель, и стены, даже цветы

5

белые разводил. Люблю белый цвет – цвет непорочности, душевной чистоты. – Мечтательно закончил Николай Павлович.

Понемногу Игорь приходил в себя, рассмотрел жилище

своего нового знакомого: оно не походило на обиталище

опустившегося человека. Напротив, всё говорило о том, что хозяин

– человек чистоплотный и образованный. Говорил он правильной

речью, без матерщины, выговаривая каждое слово. Только взгляд

его был какой-то испуганный, обречённый. Казалось, что он всего

боится.

– Извините, Николай Павлович, я вам вопрос неприятный

задам. Можно?

– Я догадываюсь – какой, – улыбнулся Зацепин, – как я

докатился до такой жизни?

– Вы знаете, в моём представлении бомж – это слабый, опустившийся, человек, полуживотное. Этакий хомо сапиенс, который требует содержания в резервациях со специальным

режимом. Ведь в жизни можно как-то приспособиться в любой

обстановке. Найти какую-то работу, жилье. В общем, как-то

приспособиться. А жить вот так, в коллекторе? – Игорь пожал

плечами.

– Да-а-а. Жизнь – коварная штука. – Зацепин помрачнел, встал и подошёл к полочке. Достал какой-то пакетик, и через

некоторое время в его руке оказалась самокрутка. – Не хотите

моего табачку, сам выращиваю в лесу, на своей делянке. Я ведь

летом в лесу живу, к людям редко выхожу. Там у меня всё, – хлеб, и табак.

– С удовольствием.

Через минуту они задымили.

– Послушайте, какой приятный табак! Вам можно табачную

лавку открывать, – пытался пошутить Игорь.

– Нет, пожалуй, поздно мне открывать свой бизнес. Не живу

я – так, доживаю… Так вот, некоторое время назад я тоже так

рассуждал, как вы. Сильным был, казалось всё по плечу… а жизнь

так завертела… Землю жрал… волком выл… как руки не наложил, не знаю. Сломала меня жизнь… Знаешь, как быка в деревне

убивают? Он же здоровый, ножом сразу можно не попасть в

сердце. Так ему дают ведро с водой. Бык наклоняется пить, а ему в

это время кувалдой между рогов. Тот падает на колени, теряет

6

пространственную ориентировку. В общем, оглушают его. Затем к

нему подходят и спокойно перерезают сонную артерию. Всё…

Кровь выходит, и бык падает замертво. Вот так и меня. Дали между

глаз, только добить не добили. Вот так и живу на коленях, не

понимая, что такое хорошо, а что такое плохо. И не верю никому, и

не хочу ничего. Так… доживаю.

Зацепин говорил медленно, как бы нараспев. Голос его был

похож на голос блаженного, тронутого умом человека. Руки

немного подрагивали, щека подёргивалась. Видно было, что он

разволновался.

– Ну, может быть, стоит попробовать поменять жизнь, –

Игорь говорил не громко, затягиваясь.

– А ради чего? Всё в прошлом, ничего не вернуть… Вера не

позволяет руки наложить на себя, а так бы уже давно ушёл в мир

иной. Вот дождусь тепла, и опять в лес. Только там и радость…

Так и живу… от лета к лету…

Николай Павлович глубоко затянулся, выпустил дым в щель

между блоков и, продолжая смотреть в эту щель, сказал:

– Пожалуй, надо рассказать кому-то, а то помру, душу не

облегчу… Я, намедни детство вспомнил свое… хорошее оно было.

Как бы ни врали нынешние власти, а хорошего было больше, чем

сейчас. Воспитание было правильным. Образование давали лучшее

в мире. Идеалы были, вера в коммунизм, честность, справедливость. При царе была вера в бога, тоже свои идеалы

были… не убий, не укради… А сейчас… потуги одни… Идеал один

– деньги. Говорят: хочешь народ уничтожить – поменяй ценности.

Вот и у нас, русских, любовь к Родине заменили дешёвой колбасой, национальную гордость – потрёпанными иномарками. Какие-то

нашисты непонятные, ходят по три калеки с плакатами, а их

телевидение крупным планом снимает, чтобы массовость показать.

Ни хрена у них, демократов нынешних, не получается. Всё пугают, что при старой власти колбасы не было. Да, в магазине не было, зато холодильники у всех были полными. И бабушка моя на

пенсию жила и червончик мне в военное училище высылала. Да

что говорить… Старое разрушили, а нового создать ума нет… или

желания… Так и летит страна в пропасть, как в свободном

падении… И все балдеют в невесомости… Да, про детство.

Хорошо помню, как в первый класс пошёл….

7

8

СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ

Часть 1. ВАСИЛЬКОВАЯ ЛЮБОВЬ

Глава 1

Сентябрь 1970 года

Школьный стадион переливался яркими красками и

звонкими голосами. Красные флаги и галстуки, девочки в

школьных платьицах и накрахмаленных ярко-белых фартучках, мальчишки в белых рубашках. Школьные учителя, одетые

празднично, но строго, старались не выдать своего волнения

Мамочки, постоянно дёргающие своих детей, одновременно

переговариваясь, поправляя причёску и одежду. Огромные букеты

цветов, за которыми скрывались робкие первоклашки и степенные

десятиклассники. Казалось, всё суетится вокруг. Взрослые, дети, ветер, птицы над школьным двором, общий пёс Шарик, бегающий

то на один окрик, то на другой. Всё бурлило красками, голосами, цветами и улыбками. Первое сентября. Начало новой жизни. Новые

друзья, новые учебники, пахнущие краской парты, новые истории

про каникулы. Всё вокруг находилось в непрерывном движении.

Всё олицетворяло радость, праздник. И среди всей этой сутолоки, конечно же, выделялись первоклашки.

Их учительница, совсем ещё молоденькая, отличавшаяся от

десятиклассников только тем, что на ней вместо формы было

строгое платье, пыталась построить своих учеников ровными

рядами. Почти со слезами на глазах она уговаривала их стать

парами и взять друг друга за руки. Но те, как пингвинята, тянули

головы, высматривая своих мам, и жалобно смотрели им в глаза.

Ну, зачем они здесь! Как всё кругом шумно! Столько незнакомых

людей! И мама, главный в жизни защитник, уже не рядом.

Маленький мальчик Коля с любопытством оглядывался

вокруг. Он крепко, двумя руками, сжимал букет цветов, держа

его перед собой. Рядом с ним стояла девочка с огромными

бантами на голове. Каждый раз, когда она поворачивала голову, банты задевали Колино лицо. Он недовольно мотал головой, но

не решался что-либо сказать ей. Девочка была очень красивой.

9

Русые волосы в две косички, украшенные огромными бантами.

Голубые глаза, длинные ресницы, маленький вздёрнутый носик

делали похожей её на Мальвину из сказки про Буратино. Она

стояла спокойно и с любопытством смотрела на учительницу, прилежно выполняя все её команды.

– Дети, дети! Становитесь парами! – кричала молоденькая

учительница.

Коля не знал, что такое – становиться парами. Он вертел

головой, не понимая, что от него хотят. И постоянно посматривал

на красивую девочку. Учительница походила к ученикам и ставила

их рядом друг с другом.

Коля посмотрел на маму, которая стояла вместе с другими

родителями и почему-то вытирала слёзы платочком. Неожиданно

его кто-то взял за ладошку. Коля повернул голову. Это была

красивая девочка.

– Надо держаться за руки, – серьёзным голосом сказала она.

Коля почувствовал тепло её ладошки и ему стало очень

приятно от этого.

–А-а-а,– вдруг услышал он плач сзади, – хочу с этой девочко-о-ой стоять!

Плач раздавался все громче. Малыши стали оглядываться.

Неожиданно из толпы родителей выскочила женщина

пышных форм в платье в ярко-красный горошек. На голове

высокая причёска из крашеных белых волос. Туфли на высоких

каблуках мешали быстро идти.

– Ну что же вы такая бесчувственная; мальчик разрывается

от плача, а вы стоите, – грозно сказала она учительнице.

Она больно повернула Колю за плечо, и в одно мгновение

тот оказался в заднем ряду. Незнакомая тётя исчезла. Только

болело плечо. А плачущий мальчик крепко держал ладошку

красивой девочки в своей руке и улыбался с видом победителя. Он

повернулся к Коле и показал язык.

Коля непонимающе смотрел в спину девочки. Вдруг все как-то разом замолкли. Из-за угла показался директор школы Иван

Андреевич Крылов. Он был в строгом костюме черного цвета, аккуратно выбрит и подстрижен. Походка неспешная, взгляд

устремленный вперёд. Он был непререкаемым авторитетом для

всех. И для учеников, и для родителей. Он был директором школы.

10

И эта должность обязывала его быть образцом во всем.

Неторопливой походкой, как будто нарочно давая время

успокоиться самым неугомонным, он поднялся на трибуну. Все

стоящие на школьном стадионе устремили свои взгляды на него.

Иван Андреевич начал свою речь негромко, и от этого на стадионе

стало ещё тише. Казалось, все старались услышать каждое его

слово. Потом выступали учителя, родители, шефы с завода. Коля

слушал людей, но совсем не понимал, о чём они говорят.

Неожиданно все замолчали, к красивой девочке подошёл

десятиклассник и, посадив её на плечо, пошёл по кругу. А девочка

звонила в небольшой колокольчик. Все захлопали в ладоши. После

этого все ученики потянулись в школу. Первоклашки так и шли

строем, по парам, взявшись за руки. Рядом с Колей шёл мальчик в

очках. Он повернулся к нему и по-взрослому серьезно сказал:

– Меня звать Ваня Иванов, а тебя?

– Я Коля Зацепин.

– Ты будешь Зацепа, а ты Ваня-Ваня – плачущий мальчик

повернулся к ним, радостно улыбаясь.

– А тебя как звать? – спросил Ваня.

– Кирилл.

– Киря будешь, – сказал с усмешкой Коля, и они весело

рассмеялись.

Красивая девочка шла гордо, не обращая внимания на

смеющихся мальчишек.

– Девочка, а тебя как звать? – спросил Ваня.

– А вы мне тоже прозвище придумаете? – девочка чуть

повернула голову к Ване.

– Нет, девчонок это не касается, – гордо ответил за Ваню

Кирилл.

– Меня звать Катя Фадеева. – Важно ответила девочка.

– Будешь Котёнок, – про себя подумал Коля, но вслух ничего

не сказал.

Дети за учительницей вошли в класс. Анна Сергеевна стояла

у стола. Было видно, что она сильно волнуется.

– Ребята, садитесь на свободные места, не толпитесь в

проходе – она говорила громко, и от этого её волнение выделялось

ещё больше. Голос немного дрожал. Первоклашки неуверенно

проходили в класс и рассаживались за парты. Катя, напротив, 11

уверенно оглядела класс и села за первую парту. Коля сразу же

плюхнулся рядом с ней. Кирилл подбежал к Коле и уже надул

губы, чтобы расплакаться, но скоро понял, что мамы рядом нет. Он

враждебно посмотрел на соперника.

– Прозевал, Киря, садись рядом, – Ваня подтолкнул его

портфелем в спину. И они вдвоем уселись на парту сзади Коли и

Кати.

Анна Сергеевна постучала негромко указкой по столу и

неуверенно начала говорить:

– Дорогие ребята! Меня зовут Анна Сергеевна. Я буду вас

учить. Вместе мы научимся считать, писать….

И чем дальше она говорила, тем увереннее становился её

голос. Видя, как внимательно слушают её ученики, она говорила

всё увереннее и увереннее. Взгляды первоклашек, устремленные на

неё, были такие доверчивые и наивные. И от этого Анна Сергеевна

любила этих посторонних детей всё больше. С каждым словом она

понимала, что сейчас она для всех этих деток вместо мамы, и с её

первых слов эти дети уже любят её, и что эта первая учительница

останется для них любимой на всю оставшуюся жизнь. Пройдёт

время, ребята вырастут, станут важными начальниками или

простыми работягами, нарожают и вырастят своих детей. Но

волшебное слово – первая учительница – будет всю жизнь

объединять их. И любовь к первой учительнице не пройдет ни с

новыми должностями, ни с большими деньгами.

Первый урок пролетел незаметно, за ним пролетел второй. К

концу уроков Анна Сергеевна уверенно держалась в классе. Голос

её уже окреп, движения стали увереннее. И когда первоклашки

ушли домой, она впервые за долгое время почувствовала себя

счастливой. И дети эти сразу показались ей родными. И усталость

была приятной. Она ещё долго ходила по классу, то поправляя

занавески, то выравнивая стулья. Ей вовсе не хотелось уходить

домой. Скорее бы новый день. И новая встреча со своими детьми.

12

13

НЕВЕРОЯТНАЯ ИСТОРИЯ, ПРИСНИВШАЯСЯ

В НОЧЬ С ЧЕТВЕРГА НА ПЯТНИЦУ

Глава 1

Май 2168 года

Роза неподвижно стояла у окна. В руке она держала

салфетку, которой только что вытирала подоконник. Роза

стояла неподвижно и смотрела на внутренний двор, где

проводился час физической нагрузки. На огромном плацу, размером

с футбольное поле, ровными рядами стояли русины. Это были

мальчики лет шестнадцати-семнадцати. Они были одеты в

одинаковую серую форму свободного покроя. На голове не было

волос, и поэтому издали их нельзя было отличить друг от друга.

Чёткими, одновременными движениями, они повторяли действия

инструктора, который стоял на небольшом постаменте. И

каждое движение сопровождалось громким выдохом… ху-ху-ху…

Во всем этом была какая-то красота. Как танец, который

исполняет одновременно большое количество людей. Но Роза

смотрела лишь на одного мальчика. На её лице была чуть

заметная улыбка. Этого мальчика она могла отличить из любого

количества русинов. Это был её Ян. Вернее номер 2152-в-235. Ян –

имя, которое она придумала сама. Вообще русинам имен не давали, их привозили из инкубатора совсем крошечными, и присваивали

номер, который сопровождал их всю жизнь до утилизации. 2152 –

год рождения, в – номер отряда, 235 – его личный номер в отряде.

Они воспитывались в интернате до восемнадцати лет, затем их

стерилизовали и отправляли на работу в резервацию, где они

находились до самой утилизации. Такова была судьба русинов. Так

велел СПАСИТЕЛЬ.

Она постояла ещё некоторое время и перешла к окну на

противоположной стороне комнаты. Там был такой же

огромный плац, где тоже были русины. Но на них была форма

белого цвета. Это были девочки. Они тоже были без волос. Но

кожа нежно белого цвета и небольшой рост отличали их от

14

мальчиков. И опять, без ошибки, Роза нашла свою Яночку, или, вернее, номер 2152-р-112. Ян и Яна… Когда-то давно, она решила, что они будут её детьми. Дело в том, что своих детей у Розы не

было. Она попала под эксперимент авдея Пирона, который

проводил исследования по программированию сознания без

стерилизации. И Роза была в этой программе. Она должна была

прожить жизнь без детей. Она и её муж Котар. Они жили как

все. Как и все сатины, они работали в системе воспитания. Роза

работала программистом на пищеблоке, а Котар преподавателем

моторных навыков у русинов. Он спокойно переносил эксперимент.

Его инстинкт отца не проявлялся никак. Он никогда не говорил с

Розой о детях. В гостях у друзей малыши всегда раздражали его. К

кошке Соне он относился лучше, чем к детям. И это отталкивало

Розу от него. Она понимала, что воля авдеев непреклонна, и её

необходимо выполнять. И ей предстоит прожить с Котаром до

утилизации. Но спокойствие мужа раздражало её. Она была

ласкова с ним дома, готовила вкусную еду, занималась с ним

сексом. Но какая-то стена образовалась между ними. И только

здесь, в интернате, она была абсолютно счастлива. Ян и Яночка…

Она внушила себе, что это её дети. И каждый раз, когда она

видела их, душа успокаивалась, сердце билось с ними ровнее.

Девочки выполняли такие же движения, как и мальчики. Но сразу

было видно, что это были движения девочек. Грациозные и

плавные, нежные, величественные. Если мальчики делали всё резко, то девочки – плавно. И было это похоже на один и тот же танец, который исполняли разные танцоры. На разных площадках. До

стерилизации русины росли как все другие дети, только в условиях

жесткого регламента. До восемнадцати лет. Распорядок был

расписан по минутам, и отступления от распорядка жестоко

наказывались. За этим следили чучуны, которые отвечали за

охрану и порядок. И лишь только после того, как русинам введут

омпирит, препарат, который лишит их всех чувств, кроме

чувства подчинения, они станут живыми роботами. Такова воля

СПАСИТЕЛЯ.

– Роза, ты должна задать программу автомату на

приготовление пищи. Он уже подал два сигала, – услышала Роза

сзади. Это была Фиона. С ней она работала в смену и была её

лучшей подругой. Почти двадцать лет они работали вместе в

15

интернате. Молодыми девчонками они пришли сюда, и никогда не

расставались, кроме ежегодного месяца реабилитации.

Фиона подошла к Розе сзади и обняла её.

– Эх, Роза, Роза, чует моё сердце, плохо всё это кончится, –

сказала она, посмотрев на внутренний двор.

– Что плохо кончится? – переспросила её Роза, не оборачиваясь.

– Ну, вот эти твои отношения… с русинами.

– Я не могу иначе… я хочу детей… Видимо, то лекарство, которое нам вводит авдей Пирон, не действует на меня. Только

Ян и Яночка возвращают меня к жизни, только ради них я живу…

– Странно… уже семнадцать лет как ты с ними, а дети не

знают о том, что по очереди бывают у тебя. Если бы они

встречались у тебя вместе, они считали бы себя братом и

сестрой.

– Ты же знаешь, что это невозможно. Если об этом узнают

охранники-чучуны, они сразу донесут авдеям. А те отправят меня

на утилизацию. Да и режим… у девочек и мальчиков не совпадает.

Дети бывают у меня во время малой приборки. Когда наводится

порядок в учебной зоне. Поэтому семнадцать лет я по очереди

наслаждаюсь общением с ними. Сначала Ян, потом Яночка.

– Может, тебе лучше сказать об этом авдею Пирону?

– Никогда. Я не хочу лишать себя того чувства, которое

испытываю, общаясь с детьми. Даже секс с Котаром не даёт мне

того ощущения счастья, которое я испытываю только от одного

их присутствия. Я почувствовала себя матерью, ничто не может

лишить меня этого чувства… только утилизация. Ты знаешь, когда они были маленькими, у меня даже было молоко, правда

совсем мало. Но и Ян, и Яночка пробовали моё молоко. Поэтому

они для меня дети. И Пирон не в силах… он никогда не найдет

химической формулы, которая лишит материнского инстинкта

женщину.

– Но ведь русины лишены его?

Русинов делают роботами, машинами, они лишены всех

чувств. Стерилизация блокирует работу мозга. Остаётся только

одна функция – подчинение. Поэтому они не работают там, где

требуется мышление. Их работа на конвейере. Там не нужен

интеллект. И чувства у них убиты все. Они просто живые

машины. Такую роль определил русинам СПАСИТЕЛЬ.

16

Роза отошла от окна и села за стол, где был пульт

программирования.

– Сегодня пятница – не забудь добавить с пищевую пасту

витамины роста.

– Фиона, ты всегда меня контролируешь, – улыбнулась Роза, набирая клавишами программу.

– Ничего не могу с собой поделать. Как только Суним меня

терпит. Я же и дома такая, везде сую свой нос. Он так и зовёт

меня – Мой Капитан.

– Да, тебе повезло с Сунимом, у вас любовь. Это редко бывает в

наше время. Ведь нам выбирают пару после прохождения

тестирования. По всем брачным параметрам мы подходим, но любовь

бывает у единиц. Мне хорошо с Котаром, но это не любовь.

– Если бы у вас были дети, всё было бы по-другому, –

негромко сказал Фиона.

– Да… если бы не авдей Пирон… со своим экспериментом…

– Роза, ты же знаешь: нельзя выражать недовольство в

адрес авдеев. Я обязана написать доклад в департамент

дисциплины.

– А ты напиши, – лукаво улыбнулась Роза.

– Ты шутишь? – Фиона с укором взглянула на Розу.

– Да, милая подруга, я шучу. Я знаю, что ты не донесёшь на

меня… Хотя многие повышают свой статус за счёт доносов.

– Начальник нашего блока уже имеет девять доносов, ещё

один – и он перейдет на вышестоящий статус. Он сейчас

вынюхивает, как ищейка, на кого бы донести. Будь осторожна, подружка – Фиона поправила причёску зеркала и кокетливо

улыбнулась своему отражению.

Роза набирала клавишами программу приготовления пищевой

пасты, которую автомат готовил на ужин русинам. Пищевая паста

представляла набор необходимых витаминов на основе животной и

растительной массы. После того как параметры были заложены в

программу, автомат удовлетворенно крякнул условным сигналом. Роза

встала со стула и, потянувшись, не громко сказала:

– А сейчас ко мне придёт мой Ян.

– Ладно, ухожу, секретничайте. – Фиона сняла рабочий

халат и повесила его в шкаф. Прислонив карточку-ключ к замку, она неслышно вышла в открывшуюся дверь.

17

Роза достала из холодильника сладкие пасты и

фруктозаменители.

Через несколько минут экран монитора засветился, и она

увидела Яна, который стоял у двери своего блока.

– 2152-в-235 на малую приборку, – железным голосом сказал

компьютер. По заданию Ян должен убираться в комнате Розы, но

она делала всю работу до его прихода.

– Вижу-вижу, железная душа, – откликнулась Роза и

поднесла ключ-карту к замку. Легкий щелчок – и дверь из блока В

открылась. Ян вошёл в комнату и сразу обнял Розу.

– Привет, матушка Ро.

– Привет, мой мальчик – Роза обняла Яна. Она

почувствовала, как сердце забилось ровнее, спокойнее. Так бывает

всегда, когда она видит Яна или Яночку.

– Садись, я припасла тебе вкусненького. – Она подвинула к

мальчику вазу с угощением.

– Ну матушка Ро, я же только с питательной процедуры, в

меня уже ничего не лезет, – закапризничал Ян.

– Ладно, не вредничай, попробуй эту пасту, она тебе точно

понравится.

Ян

маленькой

ложечкой

попробовал

пасту

и,

удовлетворенно подняв брови, стал есть.

– Матушка Ро, а как ты понимаешь, что написано на этом

тюбике? – спросил Ян, разглядывая тюбик с пастой.

– Это буквы, из букв слагаются слова, из слов предложения.

Так можно передавать информацию, – задумчиво сказала Роза.

– Что такое информация? – быстро спросил Ян, продолжая

одновременно есть пасту и рассматривать тюбик.

– Вот задумаю я отправить письмо своей сестре, наберу на

клавиатуре слова, а в другой колонии моя сестра прочитает, что я

хотела ей сказать.

– А что такое сестра? – Ян, как маленький ребёнок, ел и

одновременно задавал вопросы.

– Ну, сестра, это… в общем, у нас одни папа и мама.

– А у меня есть сестра?

– Нет, у тебя нет ни сестры, ни брата. Вы, русины, появляетесь на свет, не так, как другие. У мужчин русинов берут

клетку, вводят её женщине русинке, и та через девять месяцев

18

рожает ребёнка. Его привозят сюда, в инкубатор, где вы будете до

восемнадцати лет. Затем вас стерилизуют и отправят на работу.

Так распорядился СПАСИТЕЛЬ. А у нас мужчина и женщина

образуют семью. У них рождаются дети, и они живут вместе с ними.

– А почему мы не такие, как все? Мы же тоже люди?

– Мне рассказывала моя бабушка, – увидев вопросительный

взгляд Яна Роза добавила: – Бабушка – это мама моей мамы.

– Так вот, а ей рассказала её бабушка…. Эта земля когда-то

принадлежала русинам. Вместе с ними жили другие племена –

сатины, чучуны, кары… и ещё много других плёмен. Русины были

сильным народом, и вокруг них неплохо жилось маленьким

племенам. Но пришло время, их страна почему-то стала

рушиться. Русины стали пить какую-то жидкость, отчего мозг

переставал работать. Они вдыхали какой-то дым и становились

похожими на обезьян. И наступил хаос. Люди стали убивать друг

друга, есть стало нечего, работать никто не хотел. Отбирали

друг у друга еду, одежду. Мужчины и женщины стали жить

общим стадом, спаривались, кто с кем хотел. От этого стало

появляться на свет много больных детей. Казалось, что наступил

конец света. И тут пришел СПАСИТЕЛЬ – АВДЕЙ. Всех русинов

сгоняли в резервации и стерилизовали, то есть вводили омпирит, и

они становились послушными рабами. Затем их распределяли по

колониям, выставляли охрану из чучунов. На кого омпирит не

действовал, тех утилизировали. Многих сатинов, каров и других

народностей тоже утилизировали. Но всё быстро успокоилось.

СПАСИТЕЛЬ определил каждому племени свою роль. Нам, сатинам, достался департамент воспитания. Люди нашего

племени с детства учатся учить других. Мы отвечаем за процесс

роста русинов. Начиная с кормления и заканчивая гигиеническими

процедурами.

А у остальных племен всё по-другому. Все дети растут в

семьях. Когда мы получим образование, проходим тестирование на

образование семьи. Нам подбирают пару. То есть мне выбрали

мужчину, с которым я проживу всю жизнь. После этого нас

направляют в резервацию, где мы работаем воспитателями. Кары

отвечают за медицину. Они все становятся докторами. Чучунам

определили

департамент

безопасности.

Они

работают

охранниками, бойцами спецотрядов, надзирателями.

19

– А почему чучунам досталась эта работа? – спросил Ян. Он

уже съел пасту и сидел, облокотившись на стол и подперев голову

руками.

– Как рассказывала бабушка, чучуны всегда были недовольны

русинами. Много веков назад русины покорили их племена, и чучуны

считали их своими вечными врагами. Когда появился СПАСИТЕЛЬ, он с помощью чучунов покорил русинов и определил им роль

охранников. Чучуны никогда не вступят в сговор с русинами. Они