Read the book: «Вера и рыцарь ее сердца. Книга шестая. Любовь нечаянно нагрянет»

Часть 1

Глава 1

И тут зазвонил телефон, совсем некстати зазвонил.

«– Кто говорит?

– Слон.

– Откуда?

– От верблюда!

– Что вам надо?

– Шоколада!»

Эти строчки Чуковского вертелись в голове Веры, пока она лихорадочно искала дребезжащий телефон, затерявшийся в сумке между тетрадями и учебниками. Ночь напролет готовилась она к экзамену, чтобы достойно завершить учебный год и получить диплом третьего уровня по нидерландскому языку. После трех лет обучения этот язык, чуждый менталитету Веры, уже не вызывал на дуэль, чтобы убить в ней всякую надежду им овладеть, а даже завоевал симпатию, но не тем, что в нем вдруг проявилась поэтичность, а тем, что в этом фламандском диалекте нидерландского языка открылась ей конкретная сила одним словом попадать в цель.

Утро входило в дом через окна, распахнутые в сад, чтобы с рассветом приветствовать его обитателей началом лета, разноголосыми трелями пернатых, радужной синевой неба, величием восхода солнца и сверкающим блеском травы в росе, а скоростная дорога – нарастающим гулом транспортного движения. От этой утренней энергии даже бессловесный старый дом приободрился, в скрипе половиц почувствовалось добродушие к его жильцам, которых ободрял теплый ветерок, заигрывающий с тюлевыми занавесками на окнах.

В Бельгию наконец-то пришло лето, но расслабляться школьникам и студентам еще было рано, потому что наступила горячая пора зачетов и экзаменов.

Как это бывало часто, в то прекрасное утро Вера опять опаздывала. Она торопилась, но ничего не успевала, поэтому все делала на ходу: одевалась, завтракала и собирала сумку, в которой все звонил и звонил телефон. Только когда женщина уже сидела на подушке, прикрепленной к седлу велосипеда, и выезжала из гаража на улицу, телефон отыскался, но номер высветился незнакомый.

– Алло!.. Кто говорит?.. Алло?.. Я не понимаю вас. Господин, вы ошиблись номером, а я очень спешу.

– Меня з-зовут Арсеен. Я вам п-п-писал п-п-письмо.

Мужчина явно задыхался, при этом он заикался, и то, что он пытался сказать, трудно было разобрать, к тому же в телефонной трубке слышался легкий джаз. Вера уже неслась по красной велосипедной дорожке к центру города и между делом представила прокуренное кафе, где некий Арсеен пытается с ней познакомиться в компании любителей пива.

– Арсеен, вы пьяны?

– Нет, В-вера, я не п-п-пьян, я б-болен.

– Вот когда выздоровеете, тогда и звоните!

Не заметив сарказма в своем ответе, женщина отключила телефон, бросила его обратно в сумку и с чувством выполненного долга покатила в школу. Каждая минута была на счету. Опоздать на последний урок перед экзаменом она просто не имела права.

Последние месяцы женщина не пользовалась городским транспортом по причине экономии денег и времени. На своем стареньком велосипеде она била рекорды скоростной езды, чтобы успеть к первому звонку, и почти всегда успевала, правда, потом соленый пот долго капал на тетрадный лист с ее пылающего лица, но это не мешало ей слушать учителя.

Удивительно, как быстро велосипед стал ее верным и единственным другом, которому она доверяла себя. Теперь она не боялась угодить под машину – теперь машины опасались резких поворотов ее шального двухколесного транспортного средства.

Как-то раз, по весне, ей случайно удалось домчаться на велосипеде от дома до школы всего за 20 минут, тогда как на автобусе она добиралась за полтора часа, и с тех пор это спортивное достижение Вере приходилось каждый учебный день подтверждать, как и в это утро, когда звонил некий Арсеен, говорящий о каком-то письме.

Надо сказать, что езда на велосипеде способствует быстроте аналитического мышления велосипедиста, и, подъезжая к школе, ситуация с письмом для женщины прояснилась полностью. Это письмо было напоминанием о Марине, контакты с которой уже давно были потеряны, но последствия ее пребывания в Бельгии нельзя было нейтрализовать даже с помощью медитаций по Луизе Хей, в которых Вера мысленно отпускала свою бывшую подругу с миром и отправляла на все четыре стороны.

Конечно, уже на следующий день после отъезда Марины и ее сына Вадика домой Вера дозвонилась до брачного агента и попробовала отказаться от своего контракта.

Какое может быть сватовство, если у самой невесты нет ни время, ни денег, ни документов, дающих ей право жить в Бельгии легально? Знакомый агент из брачного бюро ее внимательно выслушал и не только не одобрил, но очень серьезно предупредил, что брачный контакт не расторгается ни по телефону, ни на очной ставке, зато подписанные Верой помесячные платежи должны оплачиваться целый год! Это была расплата за бездумные мечты женщины выйти замуж и стать счастливой.

Первый кандидат в женихи, квелый и бледнолицый помощник пекаря, никак не мог уразуметь, почему к нему на первое свидание должна была прийти не Вера, а какая-то Марина, которая так скоропостижно покинула Бельгию, потому что проживает во Франции. На свидании со вторым кандидатом Вера познакомила Ингу, которая при первой встрече его забраковала как бескультурного человека, ничего не понимающего ни в симфонической музыке, ни в поэзии. Этот мужчина книжек не читал, концерты не посещал и о России говорил страшные вещи, хотя там никогда не бывал.

Письмо Арсеена было третьим в этой сватовской серии, которое еще неделю тому назад Вера собственноручно разорвала на мелкие кусочки и забыла, но забыть, что из ее пособия каждый месяц отчислялись два тысячи франков на счет фирмы, занимающейся брачным произволом, она не могла.

Экзамен за третий год обучения Вера сдала хорошо, и в первый день каникул она вновь дозвонилась до агента брачной службы. Теперь она не просила, а медведем рычала в трубку телефона, как это образно описал детский поэт Чуковский.

«А потом позвонил медведь. И как начал, как начал реветь…»

– С вами говорит Вера. Моя фамилия – Лебедева. Я очень-очень зла. Господин, кого присылает мне ваше бюро? Невежд! Худых! Да еще больных и пьяниц! Я сделала глупость, а вы этим пользуетесь! Вам должно быть стыдно! Прекратите забирать у меня со счета деньги, и не нужны мне ваши женихи! Следующему кандидату я… покажу, где раки зимуют!

Последнее выражение уже годы бесполезно томилось в Вериной памяти, и тут оно нашло удачное применение, хотя любая русская присказка в бельгийском варианте теряла свою уникальную выразительность.

Неизвестно, что подействовало на работников бюро в Верином монологе больше: ее аргументация или телефонный рев, но больше письма кандидатов в женихи не приходили, но какая оплошность в реальной жизни обходится без последствий?

***

Маленький городок Ревеле являлся административным центром, объединяющим под своим началом несколько небольших деревень, десяток отдельно стоящих крестьянских усадеб и три старинных замка, которым хранили вековую верность высокие лесистые парки. В Ревеле и его округе больше всего почиталась добропорядочность и трудолюбие. Дома отличались добротностью, а продавцы – искренней любезностью. Для всей Фландрии этот округ являлся наглядным примером благополучия, достатка и фамильного процветания.

Через земли Ревеле проходил канал, несущий свои воды в Северное море. По каналу неспешно плыли пароходики, а вдоль канала совершали велосипедные прогулки ревельчане.

В окрестностях Ревеле на холмистых пастбищах щипала вечнозеленую траву упитанная скотина, а к осени поля колосились созревающим урожаем зерновых культур. Случайному путнику могло показаться, что он попал в царство плодородия и благоденствия, если бы не вездесущие велогонщики, которые нарушали умиротворение летнего дня, курсируя между крестьянскими хозяйствами туда-сюда, туда-сюда.

Можно сказать, что истинных ревельчан отличает любовь к своему любимому двухколесному транспортному средству: одни разъезжают на нем в выходные дни, наслаждаясь привольностью здешних мест, а другие безуспешно гоняются друг за другом, и даже пенсионный возраст не может их остановить. Одетые в аляпистые обтягивающие костюмы, седоволосые спортсмены отличаются агрессивной ездой, словно они в погоне за утерянной молодостью.

Деревня Фландегем расположилась в 6 километрах от административного центра Ревеле. Железная дорога разделяла деревню на две части. Не так давно железнодорожные пути были переложены на высокую насыпь, чтобы грохот проезжающих через деревню поездов меньше беспокоил жильцов первых этажей, хотя большинство домов в деревне имели вторые этажи, где обычно располагались спальные комнаты.

Дом господина Арсеена Лаере стоял на улице, прилегающей к железнодорожной насыпи. Первый этаж занимали столовая и гостиная, а на втором этаже расположились две спальни: одна – с окном, выходящим на железную дорогу, – была предназначена для гостей, а окно другой – для хозяина дома, и оно выходило на противоположную сторону – в сад.

В просторной гостиной напротив окна стояли, обтянутые белой кожей, два мягких дивана и кресло, а в углу напротив располагался новейший телевизор. Гостиная переходила в столовую, в центре которой красовался длинный стол на восемь персон, а за небольшой стойкой скрывался кухонный закуток.

К гостиной примыкала просторная застекленная веранда, имевшая два выхода. Один выход вел в рабочее помещение, где стояла вся современная бытовая техника, а другой – в сад, где росли высокие кусты китайской розы. В саду у самой изгороди стоял гараж, в котором хранились велосипеды и автомобильная тележка без автомобиля.

Три года назад Арсеен Лаере купил этот дом, и три года он благоустраивал его, чтобы в идеальных условиях дожить до старости, а на четвертый все его мечты пошли прахом, ибо человек только предполагает, а располагает Бог.

В то утро, когда Арсеен впервые позвонил некой русской Вере, номер телефона которой получил через брачное бюро, в гостиной по радио звучал джаз, но, когда телефонный разговор оборвался, дом потряс тяжелый рок, но даже терминальные аккорды бас-гитары не смогли заглушить рыдания мужчины.

Судьба словно отыгралась на нем, как на мальчике для битья! Ведь он был не убийца, не грабитель, а добрый работящий малый, который всю жизнь упорно стремился к своей независимости, сначала от отца, потом от жены, а на свободе он стал инвалидом.

Только тот, кто знает, каково быть нелюбимым сыном скупого и злого крестьянина, владеющего обширными фамильными угодьями, его мог бы понять.

Не дети нужны были отцу Арсеена, а дешевые работники, с которых можно было безнаказанно шкуру драть, чтобы работали как следует. Бездельники и нахлебники в семье были не нужны. Вечно недовольная жизнью мать не могла любить тех, кого она рожала в угоду мужу, считавшему побои проявлением мужской любви.

Арсеен с детства не знал той материнской любви, которую показывали в кино. Из всех сыновей только один, первенец Даниил, смог порадовать родителей сообразительностью в делах, хорошей учебой и здоровьем, а остальные мальчики в семье получились никудышным «приплодом»: один – уродец, второй – немой, а Арсеен хоть и уродился сильным и румяным, но воровал и плохо учился.

Семья Арсеена жила в старом родовом поместье, которое в тишине полей скромно и мирно отмечало свои столетия. Стены этого крестьянского дома были крепки, крыша обновлялась каждое десятилетие, снаружи дом из года в год красился толченым мелом.

Убранство дома было скудным. Каждая вещь имела свое законное место и использовалась в хозяйстве. Свет проникал внутрь комнат через маленькие чисто вымытые окошечки. Никаких украшений в доме не было, и ничто не радовало глаз хозяев или их гостей, хотя гости были большой редкостью в этом крестьянском хозяйстве. Навещал семью только почтальон, да и то только по служебному долгу.

С высоты птичьего полета убеленный стариной дом землевладельца Лаере выглядел одиноким прибежищем для сбежавших от наказания преступников. К дому вела единственная грунтовая дорога, проходившая по угодьям усадьбы. Против парадного фасада был выстроен высокий деревянный амбар, рядом примостились другие рабочие постройки, где хранилась сельскохозяйственная техника, от прадедовской сохи до трактора времен Второй мировой войны. Широкий двор был всегда чисто выметен и пуст.

Привычные для Фландрии цветочные клумбы были бы здесь даже неуместны. С одной стороны от усадьбы затерянное между лугами озеро безропотно превращалось в болото, которое из года в год обживали многочисленные птичьи стаи, а с другой стороны рос лиственный лес.

Окна детских спален на заднем фасаде дома были похожи на бойницы, а сами спальни – на чуланы, там спали крестьянские дети: маленькая Мартин жила со своей старшей сестрой Кларой, красивый Даниил жил с немым Марком, а высокий и худощавый Арсеен – с Яном, тело которого напоминало скрученные между собой корни векового дуба. Двигался Ян с большим трудом, руки и ноги не подчинялись его воле.

Однажды глава семьи приобрел немощному Яну на базаре подержанную инвалидную коляску. Арсеен с удовольствием возил своего братишку в лес, на озеро, в деревню, в школу. Коляска громыхала на земляных дорогах, Ян смеялся, когда его подбрасывало на ухабах, Арсеен не знал усталости и скорости не сбавлял.

Обычно после уроков Арсеен с братом останавливались у витрины магазина, где мальчиков манили конфетки в блестящих обертках и маленькие изумительные брелочки в виде машинок. Карманных денег ни у Арсеена, ни у его брата не было, отец не баловал своих сыновей, ему, родовому землевладельцу, даже в голову не приходило покупать на праздники детям подарки.

Другим мальчишкам и девочкам родители устраивали дни рождения, они ели сладости и играли в игрушки, а Арсеен и его братья праздников не имели, потому что все свободное от сна и еды время они работали на подворье или в полях, за это родитель их сытно кормил, одевал и сулил хорошее будущее. Может быть, именно поэтому Арсеен, будучи мальчиком, не смог устоять против магазинных искушений; подумав, что если он незаметно возьмет пару конфеток с прилавка, то ему не вменится это в большой грех, о котором так строго предупреждал в школе мягкотелый учитель богословия.

Владельцы магазина на это воровство Арсеена смотрели сквозь пальцы, потому что им было жаль этих несчастных ребят известного в округе господина Лаере, жадного и завистливого упыря, но богатого и трудолюбивого землевладельца. Постепенно воровать сладости вошло в привычку Арсеена, и его жизнь стала на толику радостней.

В семье Арсеена и Яна о боге говорить не любили, потому что глава семьи был убежден в том, что крестьянин живет одним днем и надеется только на свои руки и смекалку.

Иногда Яну приходилось долго сидеть одному в своей коляске, пока братья с отцом трудились на поле. Инвалидную коляску Яна обычно ставили где-нибудь в тени деревьев, чтобы легкие порывы ветра отгоняли от мальчика назойливых насекомых, которые сильно его донимали. Когда же спускался вечер и работа завершалась, для терпеливого калеки наступали минуты настоящего счастья. Арсеен, его любимый старший брат, взмокший от крестьянских работ, вновь прикреплял коляску к своему велосипеду и увозил Яна домой, придумывая по дороге различные приключения.

Особенно веселили Яна велосипедные гонки: сестры привязывали его скрученными старыми простынями к спинке коляски, а саму коляску – к велосипеду Арсеена, который в таких заездах стартовал первым и с веселым гиканьем сразу же выезжал на середину узкой земляной дороги. Он ехал зигзагами, тем самым не давая своим сестрам и старшему брату себя обогнать. Бывало, что его коляска не катилась, а летела сзади его велосипеда. Счастливый Ян смеялся своим странным смехом от удовольствия быть победителем. Из всей семьи Лаере только Арсеен умел понимать гортанную речь своего брата, любя его таким, каким он был рожден.

Дисциплина в семье была строжайшей. Все в доме совершалось по распоряжению отца, который не любил опозданий, лишних разговоров и пресекал любые попытки увильнуть от работ, считая лень самым большим пороком человека. Отец не ругал детей за проступки – он их бил, даже не за проступок, а так, для острастки. Только дочерей и своего старшего сына Даниила берег крестьянин от побоев, поэтому немудрено, что отца Арсеен возненавидел с детства, но подчинялся ему беспрекословно.

Если родитель решил, что в осенних велосипедных стартах среди юношей должен победить его любимец, сын Даниил, то Арсеен всю гонку гнался за старшим братом, чтобы подтолкнуть его велосипед сзади и дать возможность финишировать первым.

Но однажды в семье разразился скандал.

Не выдержав побоев, немой Марк пошел против отца!

Мальчик вырос, возмужал, и силы он был непомерной. Никто в семье не заметил, каким образом Марк перехватил поднятый над его головой кулак состарившегося родителя, но все увидели, как одним движением глухой юноша бросил отца на землю и с презрением пнул под ребро носком своего ботинка. Когда поверженный глава семьи пришел в себя, то принял отцовское решение, по которому Марка оформили в закрытый интернат для глухонемых подростков.

А тут подошло время служить в армии Даниилу, как старшему сыну в семье, но он в это время заканчивал учебу в колледже. Всякими правдами и неправдами дело с его призывом было улажено, и улажено так, что вместо Даниила в солдаты записали Арсеена, которому до призыва в армию недоставало несколько месяцев.

Прежде чем отпустить сына в солдаты, так сказать, на вольные хлеба, отец женил его на дочери своего кума, хотя та была старше жениха на 10 лет и в белом наряде напоминала больше раскормленную гусыню, чем невесту, но для Арсеена не имело значения, как выглядела та, которая вскоре родит ему детей, он вел ее под венец, поскрипывая новыми ботинками, прощаясь навсегда с отчим домом. Эта свадьба была проведена по всем традициям крестьянских зажиточных семей: невеста под фатой, жених в белых лайковых перчатках, а земли, которые наследовали молодые, были залогом счастья их потомков.

На свадьбе Арсеена не было Яна.

Подросший Ян не обиделся на домашних за то, что они его забыли дома. Он сидел в спальне в инвалидной коляске, нуждающейся в ремонте, смотрел на заправленную кровать брата и впервые ясно ощутил свою ущербность и беспомощность, и его сердцу стало тошно от надвигающегося одиночества. Подросток беззвучно плакал, ему сопереживало темнеющее к вечеру небо, в открытое окошко врывался ветер, принося запах скошенной травы, чтобы помочь инвалиду принять свою участь, а Арсеена ждала другая жизнь, где уже не было места для Яна.

Богатый крестьянин купил для молодоженов двухэтажный дом с садом, но только два дня провел Арсеен со своей молодой женой в новом доме, а на третий день семейной жизни он ушел служить в армию на целый год. Служить отечеству и народу ему давно хотелось.

Солдатская форма и армейская выправка не смогли перебороть крестьянскую суть его души.

Да, Арсеен стал послушным воином, но слишком послушным, чтобы расти в военной доблести и получать очередные звания, ибо знаний у молодого новобранца было недостаточно, чтобы мечтать о военной карьере. Зато с дисциплиной Арсеен дружил и на товарищей не обижался, когда те подшучивали над его деревенскими манерами.

Через полгода в воинскую часть, где служил Арсеен, пришла телеграмма, в которой сообщалось о смерти Яна, но рядовой Лаере отказался от положенного ему внеочередного отпуска по случаю похорон брата.

Арсеен отказался от отпуска не потому, что не любил брата, а потому что решил для себя, что все, что осталось в прошлом, должно там и оставаться, а у него теперь новая жизнь. По своим родителям, братьям и сестрам он не скучал и скучать не собирался, да и с женой встречаться ему совершенно не хотелось, она его уже за первые два дня совместной жизни так запилила, что до сих пор в голове звенит. Только погибшего Яна было жаль, с его смертью порвалась та ниточка, которая связывала Арсеена с его родным домом.

Позже пришло письмо, в котором сестра Клара описала подробности смерти Яна.

Ян возвращался домой из Гента, где проходил медицинскую комиссию для оформления в Дом инвалида. На перроне он сидел в коляске, а рядом стояли отец с братом Даниилом, курили и говорили об урожае. Поезд на Фландегем уже на всех парах подходил к перрону, как вдруг, Ян всем корпусом резко поддался вперед, и коляска со сломанными тормозами покатилась прямо под колеса локомотива. От Яна и коляски осталось кровавое месиво. Еще Клара писала, что Яна скромно похоронили на фамильном кладбище. Священника на похоронах не было, церковь не хоронит юношей-самоубийц, а еще через полгода скончался в одночасье и сам глава семейства, так и не поняв, зачем и для кого он так тяжело работал.

С тех пор прошли десятилетия.

Фамильные земли рода Арсеена были отданы в аренду городским властям Гента. На месте родового поместья разместился парк для любителей пеших прогулок. Птичье озеро, заросшее камышом, было взято под охрану общества любителей природы.

Престарелая мать Арсеена последние годы жила на искусственной почке, два раза в неделю ее возили в больницу на гемодиализ. Брат Марк имел угрюмый характер и жил одиноко на обеспечении государства. Даниил разбогател, и за ним по пятам ходила слава добропорядочного человека. Его жизнь была примером для всего Фландегема, где Даниил обосновался после смерти отца. Он удачно женился, воспитал прекрасных сыновей, имел магазины и пекарню, большой кирпичный дом, а, как хобби, старший сын фермера разводил породистых лошадей.

Если младшая сестра Арсеена неудачно вышла замуж и теперь воспитывала сына одна, то его старшая сестра Клара создала благополучную семью. Она ухаживала за мамой и иногда присматривала за Арсееном в его новом доме.

За прошедшие десятилетия Арсеен Лаере изменился, возмужал и остепенился. Его атлетическая фигура уже обросла жирком, но избыточный вес только подчеркивал физическую силу мужчины. Задиристый характер господина Лаере проглядывал в широком разлете бровей, а упрямство – в выступающем вперед упругом подбородке.

Три года назад Арсеен официально разошелся со своей женой, оставив ей отцовский дом, потом три года скитался по съемным квартирам, пока не купил дом во Фландегеме, и через три года по окончании ремонтных работ устроил фамильный семейный праздник, на котором рядом с Арсееном за столом восседала молодая дама, его любовница, супруга брата его бывшей жены.

Новоселье прошло по-домашнему спокойно и без лишней сутолоки. Кофе, торт и жаркое из гуся для стола приготовил Даниил в качестве подарка новоселу, а все остальное – сестра Клара. Гости наелись, поговорили и разошлись по домам, а Арсеен со своей любовницей занялись тем затяжным сексом, который рекомендовал на всю страну знаменитый сексолог женского пола в вечерней программе для взрослых. С рассветом следующего дня владелец двухэтажного особняка уехал в рейс, а любовница поехала домой отправлять детей в школу.

Трагедия случилась, когда Арсеен возвращался домой. Он целый день развозил муку по пекарням, не забыл он и про своего брата, оставив ему мешок муки высшего сорта. Мужчина торопился домой, чтобы отужинать перед телевизором, а сытым в полуголом виде детально просмотреть фильм, снятый им прошлой ночью в собственной спальне. Видеозапись должна была увековечить мощь его мужского члена и страстное дрожание упругих грудей жены своего деверя.

В тот день в Бельгии стояла испанская жара, и к вечеру жара не спадала. Окна в кабине муковоза были открыты, но даже сквозной ветер не приносил желаемую прохладу. Перед тем как съехать с трассы в направлении Фландегема, неожиданно спустило заднее колесо муковоза. Арсеен припарковался на обочине скоростной дороги, вышел из кабины и потянулся было за разводным ключом, который лежал за его сиденьем, как вдруг внезапно болью взорвалась голова, вспышка яркого света прожгла глаза, потом все померкло, ушло во тьму.

Никто не заметил, как мимо муковоза промчалась фура и от ударной волны с силой захлопнулась дверца кабины муковоза, за которой Арсеен искал ключ.

«Такова жизнь»! – говорят французы, чтобы ненароком не осудить самих себя.

Потом была больница, операции, реабилитационные центры.

Особенно трудно смириться человеку с внезапно наступившей инвалидностью, и Арсеен чувствовал, что лично для него время повернуло вспять. День за днем отвоевывал он место под солнцем среди живых, потому что в аду он уже побывал. Хотя врачебный прогноз и не давал ему шансов выжить и его родные готовились к похоронам, Арсеен сдаваться не собирался, он боролся за жизнь с дьявольским отчаянием и упорством. По мере того как его состояние улучшалось, родственники переставали его навещать: у них были свои дела и семьи.

Вскоре господин Лаере остался один на один со своей болезнью. Иногда приходили проведать отца дочери. Навещали отца они поочередно, так как были в ссоре из-за права владения отцовским домом, но когда поняли, что поторопились с дележкой наследства, то перестали друг с другом знаться. Заботу о брате взяла на себя его старшая сестра Клара.

По выписке Арсеена из больницы врачебная комиссия признала мужчину недееспособным, и ему была предписана жизнь в каритасе. Каритас – это государственное прибежище для одиноких людей, не способных самостоятельно обслуживать себя дома. С этим врачебным заключением специалистов сам инвалид был абсолютно не согласен, он был убежден в том, что дома он непременно поправится и восстановит былую силу!

Добрая сестра Клара написала в кабинете у врача расписку о том, что она будет присматривать за братом, и у Арсеена появилась возможность выходные дни проводить дома под наблюдением патронажной медсестры. Жаль, что его бывшая любовница уехала с красавцем хирургом, который оперировал Арсеена, и не куда-нибудь, а в Америку, бросив детей на их отца. Теперь Арсеену предстояло найти женщину, которая заменила бы ему сиделку и прислугу, потому что от его мужской потенции остались одни воспоминания, зафиксированные на кинопленке, а если таковая не найдется, то светит пожизненное заключение в каритасе.

Подходило время, а доброй женщины не находилось. Никто из приходящих для знакомства женщин не соглашался жить вместе с инвалидом в одном доме, хотя, если бы они знали, как богат был Арсеен, то, может быть, кто-нибудь и согласился пожить с травмированным мужчиной, но о своем богатстве Арсеен даже не заикался, да и делить его он ни с кем не собирался.

И тут удача: телефонная трубка заговорила приятным голосом русской женщины, которой не было дел до больных и пьяных мужчин, хотя сама в Бельгии жила на птичьих правах, мечтая выйти замуж за гражданина Бельгии, об этом ему сообщили в брачном бюро.

– Это судьба! – решил Арсеен, когда Вера отключила телефон и бросила его в сумку.

Все лето каждую субботу Арсеен звонил Вере, и наконец-то она выслушала его. При каждом разговоре с русской женщиной он упрашивал ее прийти к нему в гости, чтобы познакомиться с ним поближе и посмотреть его дом, но каждый раз она отказывалась.

– Вера, у меня нет машины, но есть большой дом. Приезжай ко мне в гости, посмотри, как я живу. Я добр и одинок. Я ищу добрую женщину, чтобы жить с ней вместе… Нет-нет, Вера, я очень люблю детей, у меня самого есть две дочери. Я помогу вам воспитывать детей, у вас девочка и мальчик? … Пожалуйста, не отказывайте мне… Я вас буду ждать каждую субботу и каждую субботу вас буду встречать на станции Фландегем.

***

Теперь Вере было стыдно вспоминать, как грубо она обошлась с Арсееном при знакомстве.

Постепенно она привыкла к его звонкам и сочувствовала его одиночеству. Как хорошо понимала женщина одинокого человека, который к тому же приболел, а она даже заболеть не имела права, а так хотелось бы отлежаться на больничной койке, забыв обо всем на свете на парочку дней.

Медленно тянулись летние каникулы. Вере казалось, что ее принуждают отдыхать, в то время как ее жизнь летит в пропасть. Свободные дни послужили тому, что она почувствовала себя улетающей в безвременье, одинокой и всеми забытой птицей, без кола и двора, даже в комиссариате о ней не вспоминали и писем с депортом не слали.

Летом дети отстаивали свое право на лень, и Вера от скуки стала писать стихи, ведь, когда рифмуются строчки, время словно ложится в штиль.

Во мне живет странная женщина.

Ее приняла и люблю.

На редкость она беспечная,

Как бабочка на ветру,

Танцует свой танец под музыку,

Неслышную, увы, никому.

Она еще очень ранимая,

От ран ее ночи не сплю.

В наивности необъяснимая,

Как роза на белом снегу,

Лежит, никому не нужная,

И дарит свою красоту.

Мне нравится эта женщина,

Живущая во мне,

И манит ее голубая вселенная,

Но твердо стоит на земле.

Ее исполняю решения,

Не зная, что будет в конце.

С годами она не меняется

И зеркало ей ни к чему.

Как в юности, верит, влюбляется,

Забыв про обман и нужду,

Бесплотной надеждой утешится,

А я уже так не могу.

Так случилось, или от любопытства, или от желания иметь в доме мужчину, или от желания перемен, так или иначе, но Вера решилась на авантюру. И вот она стоит на перроне и ждет поезд, идущий во Фландегем.

Когда-то вокзал в Мерелбеке подвергся бомбовой атаке с воздуха и был разрушен до основания, но в тот летний день ничего не говорило о войне и разрушениях, словно вечный мир воцарился на всей планете Земля.

Это вокзальное умиротворение убеждало Веру в том, что и ее жизнь стала слишком упорядоченной и срочно нуждалась в душевной встряске, ибо для человека хуже пареной репы безропотное существование в череде безликих дней.

Надо сказать, что, когда решение принято и все зависит от прихода поезда, человеку хорошо думается о чем-то абсолютно абстрактном, абсолютно далеком от реальной жизни, и ей пришло в голову, что философское понимание сущности времени не позволяет человеку более или менее ценить свое время, как он его ценит в каждый настоящий момент. Мудрецам, должно быть, самим наскучила тщетность попыток обуздать время и посадить его на цепь, чтобы потом использовать по назначению, а хорошо бы, прежде чем менять свою жизнь, знать, во что это выльется в будущем.

Вера ожидала прихода поезда, идущего во Фландегем, наслаждаясь неизвестностью грядущих событий, которые сулил ей этот теплый августовский день. Поезд пришел по расписанию.

Арсеен встречал Веру улыбкой и с букетом цветов, подобранных вслепую. Мужчина напоминал Вере состарившуюся копию казака Григория из «Тихого Дона», но больше всего ей понравился его дом с садом.

В честь гостьи хозяин дома открыл бутылку шампанского и была раскрыта коробка лучшего бельгийского шоколада. Потом Вера долго и с интересом рассматривала фотографии в семейном альбоме Арсеена, но в нем не было фотографий из его детства и юности. Этот альбом был посвящен не столько Арсеену, сколько строительству и реставрации дома, где главным фигурантом был сам его владелец.