Read the book: «Hannibal ad Portas – 4 – Агент под Прикрытием»
© Владимир Буров, 2019
ISBN 978-5-0050-1099-5 (т. 4)
ISBN 978-5-0050-0895-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Hannibal ad Portas – Агент под Прикрытием
Оглавление в цитатах
Я вспомнил постулат Данте:
– Кто-то из близких – пусть даже по духу – родственников у вас всегда есть на Том Свете.
– Это Прошлого никогда не было, – сказала Реж-и-сер-ша.
– Да?
– Да, и знаете почему? Я его сама часто вижу во сне, а мне – я знаю априори – снятся только небылицы.
Вторая машина шла очень странно:
– Иногда была видна направлявшейся в обратную сторону.
– Я начинаю понимать, что вы семья наследственно-интуитивных научных работников.
– Как и ты, – предположила Ре.
– Это была Джоди Фостер.
– Я не знаю.
– Тогда и не надо вмешиваться.
– Вопрос только в одном: должен ли человек радоваться когда-нибудь, или нет?
И пришлось прийти к заключению, что с Луны надо подняться на Землю, а не:
– Наоборот.
И ясно: кто-то рядом есть, хотя и стесняется показать свою рожу.
Тень не всё помнит – я:
– Только забываю на время, – хотя тоже:
– Какое неизвестно.
Тенью быть страшно. Однажды чуть не получилось, но так испугался, что:
– Сколько ни пробовал – боюсь до сих пор.
Неужели это обязательно должна быть ящерица? Неужели и сам человек – дракон, и это его мечта:
– Увидеть, наконец, своего родственника во всей красе полновластия.
Лучший способ и последний выход вранья:
– Фантастический! – прикрыть правду такой откровенной ложью, что правда и не:
– Скрывается.
Хотя мелькнула мысль, но так быстро, что смог только запомнить:
– На Земле действует рекомендация Данте: по остаткам можно восстановить даже мамонта.
Здесь отличить живых от мертвых трудно: все только тени.
Тень не всё помнит – я:
– Только забываю на время, – хотя тоже:
– Какое неизвестно.
Тенью быть страшно. Однажды чуть не получилось, но так испугался, что:
– Сколько ни пробовал – боюсь до сих пор.
– Наощупь! – так бывает? Чтобы на помощь уму непостижимому пришла на помощь практика:
– Если бежит от вас – значит мамонт.
Сын же Исаака, Иаков сделал открытие:
– Можно и до утра найти время сплавать за Золотым Руном, чтобы предстать перед отцом, как лист перед травой:
– В нём, как в родной волосатости своего брата Исава.
Как прочитать, что на ней написано, если она всегда, как безнадежность Двуликого Януса смотрит:
– В обратную сторону?
И далее каждый из нас представил свою докладную конгрессу, который на время выборов заменял большой компьютер в Белом Доме, но имеющий связь с компьютером, оставленным Данте то ли в Раю, то ли в Аду, а возможно и Чистилище для будущих поколений.
Она:
– Ты настаиваешь на том, на что я на полном серьезе не рассчитывал.
И, несмотря на то, что денег у меня не было, пошел.
Слух был, что люди на строительстве подземного города превращаются за несколько подземных месяцев, равных каждый пяти годам наверху, в то орудие производства, на котором работали всё своё пожизненное время.
Более того, даже если меня не будет рядом секс может настичь тебя в самую неподходящую серийную минуту.
– Я никогда не проходила военную подготовку.
– Значит, тебя взяли только для того, чтобы отвлечь на себя внимание, и, если не убьют – грохнуть потом меня.
– Для того, чтобы это понять – не надо даже думать, – ласково ответила она.
– Я – первая женщина президент в этой стране неоклассических пирамид.
– Жди к обеду, – но ни времени, ни чиста без года и месяца, ни места – не обозначила даже намеком, так только: уже мяукнула:
– Купи шотландскую кошку, когда она никому не будет нужна.
Цвет? Нет, не было размалевано.
– Неужели ты на самом деле считаешь, что никогда не ошибаешься?
– Да, потому что я знаю даже то, что знают не все, а именно и в неодушевленных предметах живет душа.
– Этот знак ожил, чтобы показать тебе поворот?!
– Да.
– Мы не заблудимся?
– Зря вы приписываете, сэр, Москве свою любовь.
– Не ответит?
– Только гаснущим светом Солнца, отраженным от древних и не очень стен домов.
– Вот так и возникла жизнь на Земле, что с возу упало – еще не значит, что навсегда пропало, а вот такая же, как ты Афродита тут же появляется, как из пены, но не морской, а воздушной, или, наоборот, безвоздушной.
– И продолжается существовать, но на фоне предыдущей?
– Нет, не обязательно всегда говорить о правде.
В Библии написано, человек был окружен лживыми друзьями, но не настолько же, как я?! Все только и делают, что обманывают меня совершенно невообразимым образом, – а именно заранее и приближаются именно этим намерением:
– Или забрать деньги, или трахнуть будущую жену.
– А она сама?
– Думает, оказывается об это же. Более того, даже не скрывает этого, уверенная, что я соглашусь и на это.
– Такое впечатление, сэр, что на вас кто-то собрал всех чертей.
– Да, мэм, можно подумать, что здесь моего прихода очень ждали.
– Как Пушкина.
– Да, мэм. Это не:
– О, времена, о, нравы, а специально собрались, чтобы выразить свою готовность поиздеваться не только над моим умом, но и над его разумом.
Просто стая, как пришельцев не из этого мира.
– Да, сэр, как в спектакле, если смотреть из будущего.
– Ты кто, вообще?
– И в частности, но мы не знакомы.
– Не верю. Я никому не верю!
– В том-то и дело, сэр, что человек, каким он был – таким он и остался, – добавил уже я сам:
– Он любит свойство ошибаться.
– Нет, нет, мэм, не только человек не всё понимает, но само пространство придумано так, что злится – несмотря на понимание – что ему предлагают служить дома уже после работы в поле. Не может понять, почему нет перерыва в работе не по самому своему не добро-хотению, а:
– Из-за такого именно устройства мира, – согласилась она, что я подумал, – нет, не про Малышку на Миллион, а кого-то другого, даже не на Аллу Два.
Не зря Пушкин поехал дальше, видя, что пули падают с воза, как предвидение его смерти. И даже этой ценой не смог убить противника, имеется в виду Дантеса. Памятник поставили, а произведения блокировали. У меня с собой его открытие, Воображаемый Разговор, – абсолютно не срабатывает против других людей, как Энигма.
Что старший сын, что младший с картинок с выставки в Станционном Смотрителе – а разницы никакой. Младший вернулся, все радуются, но чему? Если, очевидно, что он ничему не научился за время своей трагической экскурсии на Землю.
Или принес всё-таки эту Чашу Грааля в дом Отца Своего? Имеется в виду, еще одно пространство Нового Завета. Поля для Текста Книги Жизни. Ибо больше радоваться нечему, как только именно:
– Второй Скрижали Завета, – где можно отдохнуть, как в личной жилплощади Канта, который так и заповедал – напрасно пропетым некоторыми солипсизмом:
– Иво там нету!
Что значит, попытка войти в эту заповеданную богом для человека комнату, всегда будет неудачной. Квартира-то Соб-ст-венна-я-я!
Достоевского, придумавшего тараканьи бега на картах раньше Михаила Булгакова и то:
– Не только раздели до нитки, но и сожрали саму идею, иметь и человеку свою отдельную мазанку, как спасение и даже счастье от постоянного наказания такой слежкой, какой не было и у Царской Охранки, которая воспользовавшись отсутствием даже у царя Александра Второго этой отдельной от всех поллитровки – загоняла по городу, как козу, перепутавшую этот город со своим родным предместьем.
Раскольников, на что уж был умным человеком, специально придумал эти две комнаты, как никому до него неизвестные, чтобы:
– Прыг со сцены, – и уже дома, или наоборот:
– Они меня ищут, а я в Театере, – найти вообще нельзя, ибо по сравнению с Землей – это другая планета.
И наоборот, они за мной, мол, долги-молги, а я в Сиэтэ, – а:
– Где это все знают, да вот только не каждому дураку – если он не Гамлет уже с самого рождения – дверь туда так закрыта, что ее вообще, кроме него никто не видит.
Нет, и его, голубчика поймали на улице, затянули в кабак, как в омут:
– В том смысле, что не дали даже осмыслить, в Сиэтэ я, господи, или опять заблудился и пришел домой трезвый.
– Да, сэр, на пьяную голову человек больше думает о себе и никогда так не опростоволосится.
– Мама, откуда он знает, что едят кошки?
– Простите, я не ослышался? – Два шоколадных шотландских котенка разговаривали, а мама кошка их слушала и почти одновременно кушала.
И мне удалось сразу выйти туда, куда я не предполагал, но именно на это надеялся. И даже надпись на берегу была видна:
– Стикс – войти можно два раза.
И, думаю, не так уж это трудно:
– Отличить Хрусталева от его машины.
Правда, надо, как подраздел понять, его ли это машина, или тоже:
– Из Южной Америки.
При мне был только наган времен Революции 17 года, который отличался от всего остального оружия тем, что его можно было носить с собой всегда без лицензии на это право быть избранным, ибо могли все, кто верил, что эта революция была хоть когда-то. Сдавать экзамены по работам Ле было необязательно – надо только понимать, чем они отличаются от выдумок Канта и предсказаний Гегеля.
– А именно?
– Кант придумал комнату, в которой можно укрыться, тогда как Ле орал, как сивый мерин:
– Не бывает!
– Почему?
– Потому что мы везде.
И действительно, нигде нет, – а:
– В принципе существуют, ибо кто тогда гонялся за Александром Вторым будет вообще неизвестно.
Гегель, наоборот, ничего не придумывал, так как придумал доказательство:
– Что всё и так уже, до нас: было, было, было. – И он имел в виду именно:
– Бога.
Которого Ле и убрал лишь, чтобы освободить дорогу простору, – а вот чего, до сих пор многие не понимают, как и Эйнштейна, – как говорится:
– Я, – а еще-то кто?
– Поэтому и убирать ничего не пришлось, по сути.
– Кроме одного, милый сэр.
– Вас?!
– Да, ибо кто появляется в будущем, уже можно однозначно считать:
– Значит, были и в прошлом, понял, понял, понял.
И я понял, что это отвечает мне человек на берегу, который считает себя Бастардом де Молеоном, а на вид:
– — – — – — – — – — – — —
ГАННИБАЛ У ВОРОТ – 4
Агент под Прикрытием
Иностранный Агент, или
Силикон – или
Силиконовая Долина
Внедрение
– Тебе придется вспомнить.
– Всё?
– Нет, только то, что у тебя нет денег, а всё остальное забыть.
– Вы знаете, где зарыт остаток сокровищ Графа Монте Кристо?
– Ты не понимаешь? Это не торговля. Ты получишь шанс на новую жизнь!
– Вы думаете, эта хуже?
– Да.
– Чем?
– Она уже кончилась, твой отец раскрыт, как бывший барон.
– Мюнхгаузен.
– Вот видишь, ты не ставишь знак вопроса, и именно потому, что в генетической памяти у тебя записано:
– Барон.
– Прости, но я уже здесь нашел секрет превращения РНК в такую модификацию ДНК, что отличить их можно только на спектрографе Силиконовой Долины.
– Тебя всё равно не отпустят.
– Я еще ничего не подписывал.
– Всё равно показания спектрографа даже последнего поколения не будут убедительными.
– Мне обещали допуск к 54-километровому коллайдеру.
– Он еще не построен.
– Построен, но пока эта информация держится в секрете.
– Очевидно, тебе это приснилось.
– Простите, сэр, но мне снятся только страшные сны.
И да:
– Вы предлагаете мне должность графа законно или незаконнорожденного?
– Законно, разумеется.
– Но как, если все генотипы уже расписаны? У меня могут взять кровь во сне и определить, что я:
– Да, но это будет не более, чем предчувствие, – ответил он, как это иногда, по крайней мере, делается без вопроса.
– Почему?
– У вас вообще нет крови.
Хотелось узнать, почему? – но решил не рисковать, чтобы было слишком страшно.
Я отправился в Ялту, как на курорт, но за свои деньги, которые, да:
– Были.
И на третий день уже поплыл за одной уже пожилой, надо сказать, телкой, лет тридцать – но если больше, то ненамного.
Мне сказали, что последние сто метров надо проплыть в темноте под водой, только иногда выныривая, когда луч прожектора с катера уйдет немного в сторону.
Я плыву за ней, а она не оглядывается. Но скоро поняла, что надо. Потом, видимо, забыла, почему и запаниковала, пошла быстрым стилем высоких домов, но:
– Загибая по кругу назад к пляжу.
– Дура, – а скорее всего, это не она.
И точно, посмотрел влево, плывет еще одна, но более худая. Но тоже начала уходить влево – что, значит, первая уплывала не влево, как я сначала подумал, а вправо.
На следующую, ясно, сил уже осталось недостаточно, и повернул назад, но она появились, и на катере.
– Прыгай на ходу!
Но я разозлился и только покачал головой, как человек, да, очень хотевший, но уже в прошлом, ибо гоняться за катером не буду, если даже у меня вообще нет крови, а только нано-жидкость последнего поколения, работающая до ста лет:
– Если нет желания самосовершенствования.
С берега ушел сразу к себе в номер, находящийся между двух других, разделенных спереди и по бокам одеялами, но здесь можно не сомневаться:
– Никто ночью не полезет и забесплатно:
– Люди на курорте – значит, настолько уже зомбированные, что радости от жизни получать не могут априори.
Хотя надежда, что заставить кого-то из них можно – осталась. Не осталось:
– Кого.
Могу – это ясно, но не совсем, не до конца. Ибо, да, перевод уже случившегося можно сделать, а:
– Как перевести настоящее, – не говоря уж о будущем?
Хотя, будущее, пожалуй, легче.
Настоящее надо попробовать повторить. Например, что делать, если сосед по одной квартире, но разным комнатам, взял мои новые тапки и, вместо того, чтобы поставить там, где они ждали меня – не забыл оставить у своей кровати в надежде, очевидно, надеть без лишних их поисков и утром?
Автоматом – это значит:
– Подойти утром, когда он еще не совсем проснулся и устроить чухальник. – В результате, обоюдное мордобитие.
Можно сделать, оказывается, по-другому:
– Начать это событие еще раз.
– Так бывает?
– Да, сэр, именно за это открытие – а отнюдь не новой амебы – меня позвали в Голливуд.
– В Голливуд?
– Прошу прощенья, мэм: конечно, в Силиконовую Долину.
– Неужели существует такая возможность?
– Да, надо только догадаться еще вечером, что мои тапки стоят в другой комнате, и принять это к сведению не как нарушение обычного порядка вещей, а наоборот:
– Если так – значит так и бывает обычно.
– Так просто?
– Да, только в этот неуловимый почти момент, надо увидеть не этот, а уже новый мир.
– В котором находятся два мира: один с тапками на месте – другой – они в комнате соседа?
– Да, важно только успеть увидеть этот второй мир, чтобы принять его, как то, чего мы не ждали – как, например, прилета инопланетян – и действовать уже по нему, – но:
– Но, сэр?
– Обязательно со вздохом по миру.
– Да, сэр, я поняла, по миру, который мы потеряли.
– Почти, ибо нельзя забывать, что этот утерянный рай, был вами не забыт. Иначе мир Другой, как самостоятельный, вас абсолютно не устроит.
– А только на фоне утерянного.
И это хорошо тем, что, значит, это только временные неудобства общежития, а Там – как Джеймса Кука – нас ждут дома отдельные битком набитые стоящими к вам очередями из местных красавиц. Точнее, это Кук не удосужился найти здесь в Англии дом только со своими личными тапочками, – а:
– А, да, ты нашел меня на берегу, и спасибо, что не на воде завтра, а то со своим открытием, вряд ли догонишь мой завтрашний катер.
– Да, хотел повалять с тобой эту последнюю ночь в России, но теперь соглашусь на завтрашние гонки.
– Зачем?
– Ты заставила меня усомниться, и я не хочу прибыть в Штаты – если ты права – с пустыми руками.
– Ты можешь – если можешь – уже сейчас переставить тапочки из моей комнаты в свою.
– Да?
– Очевидно.
– Нет, мэм, не очевидно, ибо неправ и Сорокин, сообразивший, что и открытия – это только буквы на бумаге, – нет, это:
– Слова. – Что значит, часть смысла остается навсегда.
– Прошлое стирается не до конца – так называется твоё открытие?
– Есс.
Она довезла меня до буйков ночью, а дальше уже дежурил сторожевой катер, периодически освещая довольно мрачную воду.
– На прощанье ничего не хочешь сказать?
– Чего?
– Одно из двух. Или пароль на явке в Лас Вегасе или Сан-Хосе.
– Я хочу в Нью-Йорке.
– Зачем?
– Может, никогда и не придется, если сразу не попробовать.
– Хорошо, я тебе дам, но потом сам не сомневайся, если получится Динамо Машина, и ты ее не узнаешь при встрече.
Я махнул рукой:
– Хорошо, я согласен.
– Согласен с чем?
– Прости, но катер уже идет на разворот, если что я не успею.
– Успеешь на следующий заход.
– Там может уйти Луна, их ослепляющая на воде, внезапно появляющейся интерференцией.
Вода уже кончалась, а свет, ее преследующий – не отставал. Он безразмерный.
– Но сторожевой катер не должен заходить в нейтральные воды!
– Они узнали о плане вашего побега.
– Хорошо, я уйду в другой раз.
– В другой? Не получится. Тебя уже возьмут не только на карандаш, но и могут приставить тайную слежку.
– И даже вообще: перевербовать.
– У меня нет времени заниматься шпионажем на досуге.
– Ибо?
– Да, ибо, его у меня не бывает.
И всё же вода кончилась и свет объял меня во всей полноте, вплоть до пяток, как Одиссея, чуть не перепутанного с Ахиллесом, имеющим их на одну больше, чем обычно. Но тут же погас, и уже обрадованному мне подмигнул несколько раз своим семафором:
– До встречи на том берегу.
Я рассказал об этом на контрольно-пропускном пункте Сан-Хосе, забыв предварительно зачитать текст предварительного соглашения.
Но они всё равно поняли правильно, и:
– Не пропустили меня, – в том смысле, что, да, сэр, ваше наше приглашение имеется, но предварительно – тем не менее – пройти медосмотр придется:
– Я здоров, как.
– В роли детектора лжи?
– Да, ходят по международным сетям слухи, что может точно отличить человека от его правды.
– Вы не перепутали падёж?
– Нет, ибо вы не человек, не правда ли?
И один из их агентов под именем родственника Гувера пригласил меня в двухэтажный домик недалеко от воображаемого высокого забора, и:
– Радостно обнаружил уже через час, – что угадываю пиковую десятку с десяти раз десять в десяти колодах.
– А теперь, – радостно улыбнулся он, – вы должны раскрыть код, по которому мы можем идентифицировать вас.
– Код создания человека никогда не известен самому человеку, – ответил я. – И:
– Был пока что заключен в подвал этого – внизу тоже этажного пункта приема, как они называли:
– Пустой стеклотары.
Почему? Это понятно, что даже меня, как человека им известного, даже не думали пропускать для работы на берегу теплого океана.
И до такой степени, что смог только еще мечтать, хоть несколько раз в нем искупаться.
Это могло значить только одно:
– Подводный путь к океану здесь имеется.
Но, скорее всего им неизвестен.
И.
Попробовал выйти – не получилось. Скорее всего, именно потому, что пока не зачислен в штат.
Я постучал, чтобы попросить создать условия:
– И тогда у меня получится.
Подошла красивая охранница, которая диктовала свои условия еще Дольфу Лундгрену, когда он попал на соседний остров свободы Куба. И люди там, действительно, надеялись начать жить по-новому, но не чинно и благородно, как бывает в кино, а:
– Выходить на свой – тогда уже бывший остров – только по нужде.
– Фильм Человек-Амфибия произвел тогда на их лидера такое сильное впечатление, что сразу – практически через полчаса после его здесь премьеры – полезли без масок в море, и:
– Практически не утонули. – Что значит, утонули, да, но и оставались живыми, практически на самом деле.
Но некоторые пере-надеялись на подарок Ника Сера Фиду картины Пабло Пикассо Авиньонские Девицы, и когда достаивались до своего номера в этой бесконечной очереди за новым счастьем:
– Переставали понимать, как можно не утонуть, зайдя в океан:
– Безо Всего, – знак вопроса уже не требовался.
И, что:
– Характерно, как тогда говорили в кино, не портились, когда складывались в штабеля в музее восковых фигур, их напоминая своей полной безжизненностью, но:
– Почти абсолютно не портились, как мумии, – но:
– В отличии от последних, не портились с течением времени вместе со внутренностями.
Так что было принято решение:
– Считать их живыми.
– Сколько? – изумился даже многоумный, почти как Одиссей, Фид.
– Пока не залают руины капитализма, – было сакральное резюме.
Только один вопрос волновал сердца оставшихся обычными хомо сапиенсов:
– А мы, как дальше?
– Что дальше?
– Что значит, дальше, или хотите оживить мир беспределом своей глупости? – спросил один агент Лэнгли, работавший здесь под фамилией и именем:
– Элен Ромеч, – которая ни во что здесь особо не вмешивалась, так как имела прямое задание привязать к себе мистера Кенне, когда инкогнито посетит сей забытый уголок вселенной.
Узнать, оживают ли покойники номер два по ночам было нельзя по двум причинам:
– Одни вообще боялись выходить из воды, чтобы не умереть, а другие – еще, как тени в последнее время мечущиеся по Хаване, как по саванне – теперь уже только сидели в кабаках и беседовали с Эрнестом Хемингуэем о возможности существования здесь, как в Испании Рот Фронта, – от которого меня лично тошнит, как только вспомню его жульнически-простецкие приемы заманивания меня в карточные турниры на его, хотя и не личном архипелаге, в блат-хате с поварихой во главе.
Хотя об этом – как о прошлом – лучше не вспоминать:
– Припрется без приглашения.
И попросил сторожившую меня мать Пятого Элемента, которая – как уже сообщалось – записывала и признания Дольфа Лунни о возможности его работы по крайней мере на три разведки.
– И нашу тоже? – хотела она добиться от него толку.
А он так и не мог понять, кто такие наши: которые были, которые есть, или те, кто еще только собирается?
В результате она настолько подтянула ему цепь, что он, как Змей Горыныч оборвал – нет, не ее, а вообще, практически всю тюрьму, где держали, не веря, что ушел от своих по-честному. Он же только и попросил объяснить ему реальное отличие:
– Своих от наших, – не смахгли.
Я думал и мне сейчас, как Владимиру Высоцкому:
– Чё-нить накинут – авось царский кафтан – и для начала пошлют в Ватикан, чтобы добровольно.
Но, что, добровольно – я и сам пока недопонял.
Она подошла и спокойно-хладнокровно спросила:
– Тебе не хватает еды, которую сюда специально для тебя возят из кубинского ресторана Гавана?
– Почему не из американского Маки? – не понял я.
– Ну, вы кубинец, и было принято решение давать вам еду с Кубы.
– Я прошу только одного, мэм.
– Секса? Нам запретили последнее время продавать себя не только заключенным, но и временно задержанным. И знаете, почему?
– Процент обмана превысил допустимую величину? Но я хочу пока только одного:
– Передать предупреждение, что знаю отсюда выход прямо в океан, а оттуда – из-за недостатка доброты здесь – уйду на Кубу, где оживлю их музейные экспонаты, и тогда армия непробиваемых перейдет Ла-Манш – или, что у них есть еще там, и вся Америка бросится вплавь до Австралии, моля бога только об одном:
– Чтобы там не жили люди, кроме тех Незнаю, которых открыл незабвенный Кук.
Далее, я оживляю манекен, но никто не верит в правду.
Элен Ромеч зашла – была почему-то допущена – в мою тюрьму, где вот-вот должны были завестись мыши, чтобы меня сторожить, и спросила, не поднимая, однако, решетку:
– Ты, что ли, хочешь, чтобы я тебя оживила?
– Ты не похож на манекен.
– Дай и мне молвить слово, милая рыцарь-ша президента.
– Ты послан, чтобы его убить?
– Я об этом еще не думал.
– Зачем тебе думать, если ты президент?
