Read the book: «Квант добра»

Font:

* * *

Квант добра

Да, всё квантовано в природе —
В лесу ведь нет овцеволка,
Арбузорепы в огороде
Ещё не выросли пока.

А те, из прошлого, примеры —
Змеекозлы и козольвы —
Обыкновенные химеры
Больных фантазий и молвы.

Во всяком случае, сегодня
Смешенья не прокатит блажь:
Во всех хранилищах господних
У каждой твари свой этаж.

И между теми этажами
Который век, который год
Клыками, бомбами, ножами
Борьба смертельная идёт.

И в человеческих подвидах
Единоо́бразных – смотри! —
Живут и ангелы, и гниды
Несовместимые внутри.

Не от Ехидны и Тифона,
Все – из адамова ребра,
Но по неведомым законам
В них разный уровень добра.

Добро квантовано, дискретно,
Как не родятся львокозлы,
Так не бывает святовредных
И не бывает доброзлых.

У соловецкого сидельца
И сгинувшего в тьму обра́
Отличье – маленькое дельце —
Квант добра.

«Дождались – весна на российских просторах!…»

Дождались – весна на российских просторах!
Резвятся русалочьи дочки в озёрах.
И майских жуков меднокрылые бонзы
Родню созывают из злата и бронзы.
Ах, майские сумерки! Нега и сырость!
Дымы и гитара, как счастье на вырост,
На звёздных качелях надежды качанье,
Цветенье – не просто плодов обещанье,
Цветенье – смертельный экстракт вожделенья,
Вначале – слиянье, лишь после – деленье.
Русалочьи дочки в озёрах играют,
Ах, если б вся жизнь состояла из мая!
Ах, если б всю жизнь всё цвело и кипело!
И пело – с гитарою иль а капелла!
Какой ненасытной – зелёной и влажной,
Хвалился б я неутоляемой жаждой!
С каким нетерпеньем у белых сиреней
Торопятся рваться набухшие почки!..

Чу!.. учатся петь у заморской сирены
Смертельную песню русалочьи дочки…

Веснеет!

Надежде К.

Пила берёзы сок во сне я —
И разгадать смогла сама
Свой сон без сонника – веснеет
Уже уставшая зима.

Кто нам расскажет всех честнее,
Когда весне даётся старт?
Как разобраться, кто веснее —
Февраль иль март?

Вовсю капель звенит, и с нею
Дуэтом льётся птичья трель.
Простите, март, февраль, – веснее
Вас, стариков, пацан апрель!

Пролески сциллами синеют,
Пьянит земли ожившей прель,
Конечно же, всех-всех веснее
Апрель! Апрель, апрель, апрель!

Листки в календаре краснеют,
И площадь флагами красна.
Нет, май апреля не веснее.
Май – он уже сама Весна.

«Живущим кажется – они итог…»

Живущим кажется – они итог
Историй и цивилизаций,
Их время от ума пальпаций
Сочится густо между строк
В почти заполненную яму,
Осталось разровнять песок,
Приладить с лентами венок,
И сверху – томик Фукуямы.

«Жизнь выдаётся как аванс…»

Жизнь выдаётся как аванс
На труд преодоленья лествиц.
И не получится воскреснуть,
Покуда сотворённой песней
Я не избуду диссонанс
Меж слышимою, как в бреду,
Пророка – обо мне – мечтою,
В бреду запомненною мною,
И настоящею судьбою,
С которой по свету бреду.

На непохожесть двух личин
Смотрю угрюмо исподлобья.
Увы – за это неподобье
Потом не спросишь у надгробья,
Что толку в тысяче причин?
А жизнь… а жизнь – великий шанс
Сыграть и спеть по божьим нотам.
Не в первый раз… Десятый? Сотый?
Я не осилил сей работы
И по ветру пустил аванс…

«От напряженья знатный вышел пук…»

От напряженья знатный вышел пук
В стенах академических стенаний!
Как пухнет академия наук —
Паук на организме знаний!

Как после дождичка в четверг рак на горе свистит!
Каюк науке! Живописи – тоже,
Ведь следом бюрократы от кисти
Создали академию художеств.

Хотя бы вы, прорабы духа и души,
Не суйтесь в иерархию обмана.
Писатель? Так сиди пиши!
Избави бог от академии романа!

«На мудрецов лекала нет…»

На мудрецов лекала нет,
Всяк по своей линейке чертит:
О жизни плачется поэт,
Философ думает о смерти.

Так обнажат два умника на миг
Два самомнения из ножен:
Ничтожный будет думать, что велик,
Великий сокрушаться, что ничтожен…

«Душа металась в поисках родни…»

Душа металась в поисках родни.
Она нашлась – иных родных роднее,
И мы уже почти лет двести с нею,
Среди похожих, но чужих – одни.

Мы этих лет креплёное вино
Из хрусталя небьющегося пили.
Сказать словами: «Мы любили…» —
Что промолчать… Мы с ней – одно.

Два славных века длится этот пир —
Слиянье душ в одну иную сущность.
И это сделал Бог – собственноручно! —
Чтоб показать, каким стать должен мир.

«Ты – вино без алкоголя…»

Ты – вино без алкоголя,
До безумия пьянишь.
Ты без каторги – неволя,
Ты в провинции – Париж.
Ты светила, и я мчался
До светила по лучу.
Как мальчишка размечтался,
Что в награду получу
Хоть одно прикосновенье
К алой розы лепестку
И остановлю мгновенье,
Прошептав: «Merci beaucoup»…

«Не уходи, родной, держись!…»

«Не уходи, родной, держись!» —
Мольба в конверте…
У непростой загадки – жизнь —
Отгадка в смерти.
Там – пустота. Она же – твердь
Внутри и и́звне.
У непростой загадки – смерть —
Отгадка в жизни.

«Бредёт евангельский осёл…»

Бредёт евангельский осёл
Тысячелетья без простоя.
Течение времени – дело пустое,
Лишь крови течение – всё!

И даже если твой народ
Удачлив и обласкан новью,
Пока не напоишь историю кровью —
И с места она не сойдёт.

Но ведь и кровь ценою в грош:
У Клио, хозяйки небесного Склифа,
Одна панацея – целебные мифы,
Лечебная грязь, или попросту – ложь.

И ей плевать – цветёт? гниёт? —
На самом деле племя божье.
Пока не наполнишь историю ложью,
Никто не поверит в неё…

Исус

Из десятка тысяч дней
Вдруг да вспомнится один,
Когда сделался видней
Смысл отравленных годин.

Помню вечер того дня:
Солнце падало в реку́,
Мы сидели у огня
И внимали старику:

«Одиночество, жизнь “без”
Не вытерпел даже Бог,
Вот и выцедил из молока бездн
Человечий творог.

Мысль свою осуществил
Тем, что мир овеществил.
Всякой бессловесной тверди
Он определил бессмертье,
Тварям, коротко живущим,
Он добавил своей сущи.

Вся органика – божьи органы:
Люди, птицы, трава, листва.
От Сущего на небесах оторваны
И превращены в существа.

Вещь имеет только вес,
Сущь уже имеет сус.
Мир, который русский, весь
Горько-приторный на вкус
В единенье: вес и сус,
Тяжесть – вес, мечта – и сус,
Потому-то и Исус…
Древнерусское Исус,
Православное Исус,
Дораскольное Исус,
Доцерковное Исус.

Знает пусть поповский клещ:
Сколько библию ни плющь —
Сотворённый – только вещь,
А творящий вещи – сущь.

Кто имеет только вес,
Не допрыгнет до небес.
Так что намотай на ус:
Путь к Создателю – Исус».

«Как женственна земля…»

Как женственна земля
В объятиях зари!
Молю, мгновенье для,
«Замри! Замри! Замри!»
Молю, хоть знаю я:
Поверх всего-всего
Вся ценность бытия
Лишь в краткости его…

«Когда моё сердце с чуть слышным тук-тук…»

Когда моё сердце с чуть слышным тук-тук
Оставят последние силы,
Когда завершится магический круг
И время упрётся в могилу,
Тогда, за чертой, за границей, за тьмой,
Не знающей цифры и счёта,
За мглою, себе неизвестной самой,
Откроется… ЧТО-ТО…

«Мечтатели живут по вертикали…»

Мечтатели живут по вертикали,
Ведь, зная в небеса секретный лаз,
Они в задумку божью проникают
О нас.

Не раз я гимн слагал мечтам,
Как душам человеческим на вырост,
Мы б без мечты досель остались там,
Где множатся бактерии иль вирус,
Застывшие в мильярдах поколений.
Мы ж по мечты всходящему лучу,
Хоть ползунки протёрли на коленях,
Но всходим с громким возгласом: «Лечу!»

Мы страшные раздорам платим дани,
Губя себя, но всё ж быстрей раз в пять
Сойдём на нет, как только перестанем
Мечтать.

Иван-чай

Что-то ветер в поле ищет,
Ищет, ищет – не найдёт…
Иван-чай на пепелищах
Удивительно цветёт.

Нежно-розовое пламя
В возмужавших зеленях
Полыхает, словно память
Здесь горевшего огня.

Крепко иван-чай заварим,
Чтобы чувствовать могли
По пожарищам и гарям
Боль родной своей земли.

«Тому уж семь десятков лет…»

Тому уж семь десятков лет
Два гения славянской крови
Своей любовью подарили свет,
Как оказалось, отражённый в Слове.
Так я из безголосой темноты
В экзопланет разумных пояс
Был выпущен на поиск красоты
И вот – живу. И продолжаю поиск.

«Без тайны женщина – пуста…»

Без тайны женщина – пуста.
Без тайны женщина – проста,
Когда в помине тайн нет,
Тогда нас к ней не тянет.

А ты открыта, как цветок,
Как – в зной – живительный глоток,
А ты – невероятно! —
До дна мне вся понятна.

С тобой легко и гладко.
С тобой тепло и сладко,
А… почему?
Загадка!

Письмо в Лобню

Нет, не в Вологду… Я в Лобню,
Пока снег лепил в стекло,
Написал письмо, как обнял,
И почувствовал тепло.

Ведь в письме куда подробней
Расписал свои мечты,
Как с тобою встречусь в Лобне,
Про такси и про цветы.

За сто вёрст любить… удобней.
За сто вёрст – глаза в глаза.
Если ж сам приеду в Лобню,
Не найду, что и сказать.

И на год опять угроблю
Всё, что в сердце у меня.
А письму… письму до Лобни
С пересадками – два дня…

«Погибает старый друг…»

Погибает старый друг,
Друг, совсем ещё не старый,
Старый у него – недуг:
Эк, скопилось сколько тары…

Путь… смотри, мы мчались тут
Сквозь препятствия и грозы!
В колеях уже растут
В восемь этажей берёзы.

Дети – вдвое старше нас,
Подружившихся когда-то…
Как же я тебя не спас
Из трагической палаты?..

Умудрённые врачи
Еле слышно – санитарам:
«Здесь уж нечего лечить,
Даже если не задаром…»

«Может, всё же?..» – «Нет, нельзя.
Вон уж лодка подгребает…»

Кажется, что с ним и я
От бессилья погибаю…

«С неба звезда покатилась…»

С неба звезда покатилась —
След натянулся струной.
– Милая, что тебе снилось
В ночь перед встречей со мной?

– Снилось? Похвастаться нечем,
И не могу обмануть…
Я перед нашею встречей
Глаз не сумела сомкнуть…

– Может, ты ночью гадала?
Слушала пенье в саду?
– Нет, я всю ночь поджидала
Нашу с тобою звезду…

«Как мы свои жизни проживали?…»

Как мы свои жизни проживали?
Прожевали вяло гроздья лет
И при этом не переживали,
Что в них вкуса… то есть – счастья – нет.

Мы к нему и не стремились – к счастью,
Часто зло обсмеивая тех,
У кого был образ счастья
с частью,
Напрочь отражающей наш смех…

«Без сомнения о чуде…»

Без сомнения о чуде
Нам известно лишь одно:
В одноразовой посуде
Подаётся нам оно.

Может – чудное виденье
Незнакомки по весне.
Или вкус стихотворенья
В быстрорастворимом сне.

Иль с чужой душой свиданье
В нерасплёсканной тиши,
Или сладкое незнанье
Своей собственной души.

«Носит русская река…»

Носит русская река
Нас, как нянька, на руках,
То балуя, то ругая —
Неизменчива в веках,
Но и каждый миг – другая,
Утекает… притекает…
Далеко… издалека…
Божьей повести строка,
Чудо – русская река.

«Закат – прообраз конца света…»

Закат – прообраз конца света —
Лиловый, пурпурный, багровый.
Бог миллионы раз об этом…
А мы – не готовы…

А мы на краешке межи
Сидим, завалены вещами,
И вдруг поймём, что наша жизнь
Всего лишь ритуал прощанья.

Уйдём, уедем, улетим?
Печаль всё круче.
Ничто не нужно нам в пути
Из этой кучи.

В баул дорожный не сложить
Всех масок платья…
Зачем же, господи, мы жизнь
На это тратим?

Свисток кондуктора – врасплох!
Перрон отчалит,
И грустно усмехнётся Бог
Твоей печали…