Read the book: «Приключения Тома Сойера (современная интерпретация)», page 4
Но упругое юное сердце не может долго оставаться сжатым. Вскоре Тома опять незаметно захватили мысли о здешнем мире. Что если он возьмёт и пропадёт без вести? Что, если он уйдёт далеко-далеко, в неведомые страны, за моря, и никогда не вернётся? Что она тогда почувствует? Он вспомнил, как собирался сделаться клоуном в цирке, но теперь ему неприятно думать об этом, так как легкомыслие, шутовство, пёстрое трико в обтяжку показались ему унизительными в этот момент, когда его душа воспарила к туманным и величавым высотам романтики. Нет, он сделается солдатом и вернётся после многих лет отсутствия, измученный в боях и покрытый славой. Или, ещё лучше, он уйдёт к индейцам, будет охотиться с ними на буйволов и блуждать по тропе войны среди высоких гор и бездорожных прерий Дикого Запада, и когда-нибудь вернётся домой великим индейским вождём и в сонное летнее утро, в перьях, страшно размалёванный, ввалится прямо в воскресную школу с леденящим кровь боевым кличем, обжигая глаза всех своих товарищей неутолимой завистью. Но есть нечто ещё более грандиозное. Он будет пиратом! Вот так! Теперь он ясно видел лежащее перед ним будущее, озарённое неописуемым блеском. Его имя прогремит на весь мир, пугая все народы! Как гордо он бороздил бы по бурным волнам на длинном, низком чёрном скакуне “Дух бури”, с зловещим флагом, развевающимся на носу корабля! И вот, на вершине своей славы, он внезапно возвращается к себе на родину, входит в церковь, загорелый и огрубевший от бурь и непогод, в чёрном бархатном камзоле и штанах, в огромных ботфортах, с малиновой перевязью, с блестящими пистолетами за поясом, с заржавленной от крови абордажной саблей на боку, в шляпе с развивающимися перьями, с чёрным развевающимся флагом, на котором красуются череп и скрещенные кости, и с восторгом слышит: “Это Том Сойер, пират! Чёрный Мститель испанских морей!”
Да, решено! Он нашёл свою дорогу. Он убежит из дому и начнёт новую жизнь. Он уйдёт завтра же утром. Поэтому, необходимо сейчас же начать готовиться. Он решил собрать свои средства. Неподалёку лежало трухлявое бревно, он подошёл к нему и начал подкапывать его с одного конца своим ножом “Барлоу”. Скоро нож наткнулся на какой-то деревянный предмет, и Том по звуку распознал, что внутри пустота. Он запустил руку в яму и выразительно произнёс нараспев:
– Чего тут не было, приди! А чего было, останься!
Затем он соскрёб грязь и обнаружил сосновую дощечку. Он поднял её и обнаружил маленькую аккуратную сокровищницу, дно и стенки, которой были сделаны из таких же дощечек. Удивлению Тома не было предела! Он почесал в затылке с видимым смущением и сказал:
– Вот так штука!
Затем он раздражённо отбросил шарик и задумался. Дело в том, что здесь подвело его суеверие, которое он и все его товарищи всегда считали непогрешимым.
Если вы закопаете шарик с определённым необходимым заклинанием и оставите его в покое на две недели, а затем откроете, то самое место, с помощью заклинания, которое уже использовал, вы обнаружите, что все шарики, которые вы когда-либо теряли, собрались там вместе, независимого от того, насколько далеко они были разбросаны. Но теперь эта затея фактически и бесспорно провалились. Вся структура веры Тома была потрясена до основания. Он много раз слышал об успехе этой штуки, но никогда раньше не слышал о её провале. Это не пришло ему в голову, что он сам уже несколько раз пытался это сделать, но потом никак не мог найти тайники. Некоторое время он ломал себе голову над этим вопросом и в конце концов решил, что вмешалась какая-то ведьма и разрушила чары. Он думал, что удовлетворится этим, поэтому он искал вокруг, пока не нашёл небольшое песчаное пятно с небольшим углублением в форме воронки. Он лёг, приблизил свой рот к этой впадине и произнёс:
Жучок, жучок, расскажи мне, что я хочу знать!
Жучок, жучок, расскажи мне, что я хочу знать!
Песок начал двигаться, и вскоре маленький чёрный жучок появился на секунду, а затем в испуге снова исчез.
– Он не должен говорить! Значит, это сделала ведьма. Я так и знал.
Он хорошо знал тщетность попыток бороться с ведьмами, поэтому разочарованно сдался. Но ему пришло в голову, что с таким же успехом он бы мог взять шарик, который только что выбросил, и поэтому он пошёл и принялся терпеливо искать его, но не нашёл. Теперь он вернулся к своей сокровищнице и осторожно встал точно так же, как до этого, когда бросил шарик, затем он достал из кармана другой шарик и бросил его таким же образом, сказав:
– Брат, найди своего брата!
Он посмотрел, где он остановился, пошёл туда и посмотрел. Но, должно быть, шарик не долетел его или же перелетел, поэтому он попробовал так ещё два раза. Последняя попытка была удачной. Два шарика лежали на расстоянии фута друг от друга.
Как раз в этот момент из зелёной чащи леса донёсся слабый звук игрушечной жестяной трубы. Том скинул куртку и штаны, опоясался одной из подтяжек, разгрёб кусты за гнилым бревном, вытащил оттуда самодельный лук со стрелами, деревянный меч и жестяную трубу, и в мгновение ока схватил всё это и умчался прочь, босой, в развевающейся рубашке. Вскоре он остановился под большим вязом, протрубил в ответ, а затем начал приподниматься на цыпочки и осторожно выглядывать то в одну, то в другую сторону. Он негромко сказал – воображаемой компании:
– Стойте, молодцы! Прячьтесь, пока я не протрублю.
Затем появился Джо Гарпер, в таком же лёгком одеянии и искусно вооружённый, как и Том. Том окликнул его:
– Стой! Кто приходит сюда, в Шервудский лес, без моего разрешения?
– Гай Гисборн не нуждается в разрешениях. Кто ты такой, что… что…
– Осмеливается так выражаться, – сказал Том, подсказывая, потому что они говорили по книге, по памяти.
– Кто ты такой, что осмеливаешься так выражаться?
– Кто я? Я – Робин Гуд9, о чём скоро узнает твой изнеженный труп.
– Так ты действительно тот знаменитый разбойник? Право, я с радостью готов сразиться за эти проходы весёлого леса. Защищайся!
Они взяли свои деревянные мечи, бросили на землю всю остальную амуницию, приняли фехтовальную позу, нога к ноге, и начали серьёзный, осторожный бой, “два верх, два низ”. Вскоре Том сказал:
– Ну, драться, так драться! Действуй живее!
Так что они принялись “действовать живее”, тяжело дыша и обливаясь потом от усилий. Мало-помалу Том крикнул:
– Падай! Падай! Почему ты не падаешь?
– Я не буду! Почему бы тебе самому бы не упасть? Тебе больше досталось.
– Да ведь это ничего не значит. Я не могу упасть, так в книге написано. В книжке сказано: “Затем одним ударом в спину он сразил беднягу Гая Гисборна!” Ты должен повернуться и позволить мне ударить тебя в спину.
Против такого авторитета спорить не приходилось, поэтому Джо повернулся, получил удар и упал.
– А теперь, – сказал Джо, вставая, – ты должен позволить мне убить тебя. Это справедливо.
– Как же я могу? Этого нет в книге.
– Ну, так это подлость – вот и всё.
– Вот что, Джо, ты можешь быть монахом Таком или сыном мельника, Мачем, и ударить меня дубиной по голове. Или, хочешь, я буду шерифом Ноттингема, а ты побудешь немного Робин Гудом и убьёшь меня.
Это удовлетворило Джо, и поэтому эта игра была продолжена. Затем Том снова стал Робин Гудом и по вине вероломной монахини, истёк кровь, плохо перевязавшей ему руку. И наконец Джо, изображавший целую шайку плачущих разбойников, печально стащил его в лес, вложил лук в его слабые руки, и Том сказал: “Куда упадёт эта стрела, там погребите бедного Робин Гуда, под зелёным деревом”. Затем он выпустил стрелу, упал навзничь и умер бы, но зацепился за крапиву и вскочил слишком резво для трупа.
Мальчики оделись, спрятали своё снаряжение и ушли, грустя о том, что разбойников больше нет, и задаваясь вопросом, что современная цивилизация могла бы сделать, чтобы компенсировать их потерю. Они утверждали, что предпочли бы быть разбойниками год в Шервудском лесу, чем быть президентом Соединённых Штатов навсегда.
Глава 9
В половину десятого, Том и Сид отправились ложиться спать, как обычно. Они помолились, и в скором времени Сид уснул. Том не спал и ждал с нетерпением сигнала. Когда ему показалось, что уже должно быть недалеко до рассвета, он услышал, как будильник пробил десять! Просто беда. Он бы с удовольствием повертелся, как того требовало его возбуждённые нервы, но боялся разбудить Сида. Так что он лежал смирно, уставившись в темноту. Повсюду была зловещая тишина. Понемногу из этого безмолвия стали выделяться тихие, едва различимые звуки. Тиканье часов стало привлекать к себе внимание. Мистический треск старых балок. Слабый скрип ступенек. Очевидно, духи пустились в свои движения. Мерное, глухое похрапывание доносилось из комнаты тётушки Полли. Затем началось несносное стрекотание сверчка, которого не мог обнаружить никакой человек. Дальше зловещее постукивание жука-точильщика в стене, у изголовья кровати Тома, заставило его вздрогнуть, – это означало, что чьи-то дни сочтены. Затем прозвучал в ночном воздухе отдалённый собачий вой, и тотчас же, ещё дальше, другая собака завыла слабее. Том переживал мучительные минуты. Вскоре он убедился, что время остановилось и началась вечность, несмотря на своё волнение, он начал дремать, часы пробили одиннадцать, но он их не слышал. Ему снились смешанные с бесформенными видами сны, но вот раздался самый меланхолический вой. Открытие соседнего окна заставило его проснуться. Раздался возглас: “Брысь, проклятая!” и звон пустой бутылки, разбившейся о дровяной сарай тётушки Полли, окончательно разбудил его, и минуту спустя он уже оделся, вылез в окно и пробирался на четвереньках по крыше. Он мяукнул раза два в ответ, потом перескочил на крышу дровяного сарая и оттуда спрыгнул на землю. Гекльберри Финн был уже там со своей дохлой кошкой. Мальчики двинулись в путь и скоро исчезли во мраке. Спустя полчаса они шли уже по высокой траве кладбища.
Кладбище было старое, западного типа. Они находились на холме, в полутора милях от деревни. Кладбище было обнесено ветхим, дощатым забором, который погнулся местами внутрь, местами наружу, но нигде не стоял прямо. Всё кладбище заросло травой и сорняками.
Все старые могилы осыпались. Ни один надгробный камень не стоял на своём месте, над могилами возвышались старые доски с закруглением наверху, изъеденные червями и клонившиеся к земле, в поисках опоры и не находя её. Когда-то на них были надписи: “Здесь покоится…”, и так далее, но теперь большинство из них невозможно было прочесть даже в дневном свете.
Тихий ветер стонал в ветвях, и Тому со страху мерещилось, что это души умерших жалуются, – зачем люди тревожат их покой. Мальчики мало говорили, да и то только чуть слышным шёпотом, так как время, и место, и окружавшая их торжественная тишина импонировала им. Они нашли свежую могильную насыпь, которую искали, и притаились под тремя большими вязами, в несколько шагах от неё.
Они ждали молча в течение долгого, как им показалось, времени. Вдали кричала сова, и это был единственный звук, нарушавший мёртвую тишину. Размышления Тома становились всё более гнетущими. Он должен был с кем-то поговорить. Поэтому, он произнёс шёпотом:
– Как ты думаешь, Гек, мертвецам нравятся, что мы здесь?
Гекльберри шепнул в ответ:
– Кто их знает. Не знаю. А жутко здесь…, правда?
– Ещё бы.
Наступило долгое молчание, в течение чего мальчики обдумывали про себя этот вопрос. Затем Том прошептал:
– Послушай, Гек, как, по-твоему, старикашка Вильямс слышит наш разговор?
– Конечно, слышит. По крайней мере, душа точно слышит.
Том, помолчав, прибавил:
– Жалко, что я назвал его просто Вильямс, а не мистер Вильямс. Но я не хотел его обидеть. Его все называют старикашкой.
– Надо быть осторожнее, когда говоришь о покойнике, Том.
Это отбила у Тома продолжать разговор.
Вдруг Том схватил товарища за руку и сказал:
– Тсс!
– Что там такое, Том? – Оба прижались друг к другу, с сильно бьющимися сердцами.
– Тсс! Вот опять! Ты слышал?
– Я…
– Вот! Теперь слышишь?
– Господи, Том, они идут! Они идут! Это они! Что нам делать?
– Не знаю. Ты думаешь, они увидят нас?
– Ох, Том, они видят в темноте, как кошки. И зачем я только пошёл!
– Ну, не бойся. Я думаю, они не тронут нас. Что мы им сделали? А если будем сидеть смирно, может быть, и не заметят.
– Ладно. Попробую… Боже, я весь дрожу!
– Слушай!
Мальчики, еле дыша, ещё ближе склонили головы друг к другу. Глухие звуки голосов доносились с дальнего конца кладбища.
– Смотри! Смотри! – шепнул Том. – Что там такое?
– Это чёртов огонь. Ох, Том, как страшно!
Во мраке появились какие-то тёмные фигуры, размахивая жестяным фонарём, который усеивал землю бесчисленными маленькими блёстками света. Вдруг Гекльберри прошептал с ужасом:
– Это дьяволы, теперь уж наверняка! Целых три! Ну, мы пропали. Ты можешь прочесть молитву?
– Попробую, только не бойся. Они не тронут нас. “Боже, на сон грядущий спаси и помилуй меня…”
– Тсс!
– Что такое, Гек?
– Это люди! По крайней мере, один из них. У него голос Меффа Поттера.
– Да, ну! Ты уверен?
– Уж я его знаю! Ты притаись и не дыши. Он нас и не увидит: пьян по обыкновению, старый хрыч!
– Ладно. Я буду сидеть тихо. Ну вот, встали. Ищут чего-то. Вот опять сюда. Ишь, как бегут! Опять встали. Опять заторопились. А теперь – ой, как близко! И прямо сюда. Слушай-ка, Гек, я узнаю и другой голос. Это индеец Джо.
– И в самом деле, проклятый метис! Уж лучше бы черти, ей-богу! И чего им тут нужно, хотелось бы мне знать.
Шёпот прекратился, так как трое людей подошли к могиле и стояли теперь в нескольких шагах от убежища мальчиков.
– Здесь, – сказал третий и поднял фонарь так, что свет упал на его лицо. Это оказался молодой доктор Робинсон.
Поттер и индеец Джо принесли с собой носилки, на которых лежала верёвка и пара лопат. Они опустили свою ношу на землю и принялись копать могилу. Доктор поставил фонарь в головах у неё и уселся под вязом. Он был так близок, что мальчики могли бы дотронуться до него.
– Скорей, скорей! – сказал он негромко. – Каждую минуту может взойти луна.
Они что-то прорычали в ответ и продолжили копать. Некоторое время не было слышно никакого шума, кроме скрежета лопат, выгружающих свой груз из земли и песка. Это было очень однообразно. Наконец лопата ударила по гробу с глухим древесным звуком, и ещё через минуту-две мужчины подняли его на землю. Они открутили крышку своими лопатами, вытащили тело и грубо бросили его на землю. Луна выплыла из-за облаков и осветила бледное лицо. Приготовили носилки, положили труп на него, накрыли одеялом и привязали верёвкой. Поттер достал большой нож и отрезал свисающий конец верёвки, а затем сказал:
– Вот, костоправ, мы и покончили это грязное дело. Выкладывай ещё пять, или тело останется тут.
– Вот это разговор! – сказал индеец Джо.
– Послушайте, что это значит? – спросил доктор. – Вы потребовали плату вперёд, и я заплатил вам.
– Да, заплатить-то вы заплатили, но у нас с вами есть и другие счёты, – сказал индеец Джо, подходя к доктору, который теперь стоял. – Пять лет назад ты прогнал меня, однажды, ночью с кухни твоего отца, когда я пришёл попросить чего-нибудь поесть, и ты сказал, что я здесь ни к чему хорошему не приведу, и тогда я поклялся, что поквитаюсь с тобой, даже если на это потребуется сто лет, твой отец посадил меня в тюрьму за бродяжничество. Ты думал, я забуду? Индейская кровь во мне течёт не просто так. И теперь у меня есть ты, и я расплачусь за это, знай!
К этому времени он уже угрожал доктору кулаком в лицо. Доктор внезапно нанёс удар и повалил негодяя на землю. Поттер выронил нож и воскликнул:
– Не смей бить моего приятеля! – и в следующее мгновение он сцепился с доктором, и они вдвоём боролись вовсю, топча траву и разрывая землю каблуками. Индеец Джо вскочил на ноги, глаза его горели страстью, схватив нож Поттера и, пригибаясь, как кошка, стал красться вокруг сражающихся, ища удобного случая. Внезапно доктор вырвался на свободу, схватил тяжёлую доску с могилы Вильямса и повал этим Поттера на землю – и в то же мгновение метис увидел свой случай и вонзил нож по самую рукоятку в грудь молодого человека. Он пошатнулся и частично упал на Поттера, заливая его своей кровью, и в тот же миг тучи заслонили ужасное зрелище, и два испуганных мальчика умчались прочь в темноте.
Вскоре, когда луна появилась снова, индеец Джо стоял над двумя фигурами, созерцая их. Доктор что-то нечленораздельно пробормотал, пару раз глубоко вздохнул и затих. Метис пробормотал:
– Этот счёт сведён – будь ты проклят.
Затем он обобрал убитого. После чего он вложил смертельный нож в открытую правую руку Поттера и сел на пустой гроб. Прошло три, четыре, пять минут, а затем Поттер начал шевелиться и стонать. Его рука сомкнулась на ноже, он поднял его, взглянул и с содроганием уронил. Затем он сел, оттолкнув от себя тело, и пристально посмотрел на него, а затем вокруг него, смущённо. Его глаза встретились с Джо.
– Господи, как же так, Джо? – сказал он.
– Это грязный бизнес, – ответил Джо, не двигаясь с места.
– Зачем ты это сделал?
– Я! Я тут ни при чём!
– Нет, братец, словами тут не отделаешься.
Поттер задрожал и побледнел.
– Я думал, что протрезвел. Мне не следовало пить сегодня вечером. До сих пор шумит в голове – хуже, чем когда мы шли сюда. Я весь в замешательстве – с трудом могу вспомнить что-то из этого. Скажи мне, Джо – честно, старина, – я это сделал? Джо, я никогда не хотел… клянусь своей душой и честью, я никогда не хотел, Джо. Расскажи мне, как это было, Джо. О, это ужасно – и он такой молодой и многообещающий.
– Вы двое сцепились, он ударил тебя доской по башке, и ты упал плашмя, а потом встал, весь шатаясь, выхватил нож и вонзил его в него, как раз в тот момент, когда он нанёс тебе новый удар – и вот ты лежишь, как мёртвый и не шевелишься.
– О, я не знал, что делал. Провалиться мне на месте, если я вру. Я думаю, это всё из-за виски и волнения. Я никогда в жизни раньше не пользовался оружием, Джо. Я дрался, но никогда не с оружием. Это тебе всякий скажет. Джо, не выдавай меня! Дай слово, что не выдашь меня, Джо, ты же хороший парень. Ты мне всегда нравился, Джо, и я тоже за тебя заступался. Разве ты не помнишь? Ты ведь не скажешь, правда, Джо?
И бедняга упал на колени перед невозмутимым убийцей и умоляюще сжал его руки.
– Нет, ты всегда был честен со мной, Мефф Поттер, и я не стану выдавать тебя. Будь спокоен, вот тебе самое честное слово, какое может сказать мужчина.
– О, Джо, ты ангел. Я буду благословлять тебя за это до конца моей жизни.
И Поттер заплакал.
– Ну же, хватит об этом. Сейчас не время для рыданий. Ты ступай этой дорогой, а я пойду тем путём. Двигайся, сейчас же, и не оставляй за собой никаких следов.
Поттер пустился рысцой, но потом прибавил шагу. Метис стоял, глядя ему вслед. Он пробормотал:
– Если он так оглушён ударом и одурманен ромом, как можно подумать с виду, он не вспомнит о ноже, а, если и вспомнит, то побоится вернуться за ним один – слюнтяй.
Две или три минуты спустя на убитого человека, завёрнутого в одеяло, на труп и гроб без крышки смотрела только луна. Снова воцарилась глубокая тишина.
Глава 10
Мальчики молча летели по направлению к деревне, с ужасом. Время от времени они с опаской оглядывались через плечо, словно опасаясь погони. Каждый пень, попадавшийся им на пути, казался человеком и врагом, при виде которого у них захватывал дух. Они бежали мимо деревяных домиков, расположенных недалеко от деревни, сторожевые псы проснулись и лаяли. От этого лая у мальчиков словно выросли крылья.
– Если бы мы только смогли добраться до старой кожевни, до того, как выбьемся из сил! – прошептал Том, задыхаясь. – Я не могу больше бежать.
Гекльберри только пыхтел в ответ, и мальчики поравнялись взглядами на цель своих надежд и напрягли все свои силы, чтобы добраться до неё. Они неуклонно стремились к ней и, наконец, плечом к плечу, они влетели через открытую дверь и упали, обрадованные и обессиленные, под защитой темноты. Когда их пульс стал биться медленнее, Том прошептал:
– Гекльберри, как ты думаешь, что из этого выйдет?
– Если доктор Робинсон умрёт, то думаю, выйдет виселица.
– Ты думаешь?
– Я уверен в этом, Том!
Том поразмыслил слегка, а затем произнёс:
– Кто об этом расскажет? Мы?
– О чём ты говоришь? Вдруг что-то случится и индейца Джо не повесят. Тогда, он убьёт нас рано или поздно, это так же верно, как то, что мы лежим сейчас.
– Я тоже только что об этом подумал, Гек.
– Если кто и расскажет, то пусть это будет Мефф Поттер, раз он так глуп. Ему хватит на это глупости, вечная пьяница.
Том ничего на это не ответил, он думал. Вдруг он прошептал:
– Гек, Мефф Поттеру ничего не известно. Как он сможет рассказать?
– Почему же ему не известно?
– Потому что удар оглушил его в ту самую минуту, когда индеец Джо сделал это. Как ты думаешь, он видел что-нибудь? Думаешь, он знает что-нибудь?
– Чёрт возьми, так и есть, Том!
– И потом, ты подумай, может быть, этот удар прикончил его!
– Не думаю, Том. Ведь он был выпивший, я это сразу заметил, он всегда такой. Когда мой отец напьётся, его можно ударить по голове хоть церковью, ему ничего не будет. Он сам так говорил. То же самое с Меффом Поттером, естественно. Трезвого человека, я полагаю, такой бы удар сразил наповал.
Опять подумав немного, Том сказал:
– Гек, ты уверен, что сможешь не проговориться?
– Том, нам необходимо молчать. Ты сам это знаешь. Этот чёртов индеец не задумается утопить нас, как котят, если мы разболтаемся, а его не повесят. А теперь, послушай-ка, Том, мы должны дать клятву друг другу, что будем держаться свои рты за зубами.
– Я согласен. Это лучшее решение. Возьмёмся за руки и поклянёмся, что…
– О, нет, этого будет недостаточно. Этого достаточно для таких мелких банальных вещей, особенно у девчонок, потому что они всё равно тебя выдадут и проболтаются, чуть попадутся, но в таком важном деле надо, чтобы был написан договор. И притом кровью.
Том всей душой одобрил эту мысль. Она была таинственная, тёмная, ужасная, и вполне гармонировало со всеми событиями, с окружающей обстановкой, с ночной порой. Он разыскал чистую сосновую дощечку, освещённую луной, и достал из кармана кусочек “красной охры”, сел так, чтобы свет падал на дощечку, и с трудом нацарапал следующие строки, причём, прикусывая кончик языка в начале строчки и разжимая каждый раз, когда добирался до конца.
Гек Финн и Том Сойер клянутся, что будут держать язык за зубами насчёт этого дела. И пусть они упадут замертво и умрут, если расскажут о нём.
Гекльберри был преисполнен восхищения легкостью Тома и его возвышенного стиля. Он тут же вытащил из отворота своей куртки булавку и хотел уже уколоть себе палец, но Том остановил его:
– Постой! Не делай этого. Булавка-то медная. На ней может быть ярь.
– Ярь? Это что ещё такое?
– Яд. Вот что. Попробуй проглотить хоть немножко – узнаешь.
Том размотал нитку с одной из своих иголок, и оба мальчика по очереди укололи себе подушечку большого пальца и выдавили по капле крови. Со временем, после многих попыток, Тому удалось вывести мизинцем свои инициалы, используя подушечку мизинца вместо ручки. Затем он показал Гекльберри, как писать Г. и Ф., и клятва была принесена. Они зарыли дощечку у самой стены, с какими-то зловещими церемониями и заклинаниями, и считалось, что их языки закрыты на ключ, а сам ключ выброшен.
Сквозь большой пролом в другом конце полуразрушенного здания промелькнула какая-то тень, но мальчики её не заметили.
– Том, – прошептал Гекльберри, – это навсегда удержит нас от болтовни?
– Разумеется. Не имеет значения, что произойдёт, мы должны помалкивать. А иначе мы тут же упадём замертво. Разве ты этого не забыл?
– Да, должно быть, так.
Ещё некоторое время они продолжали шептаться. Вдруг на улице раздался продолжительный, унылый вой собаки, шагах в десяти от них. Мальчики в безумном ужасе схватились друг за друга.
– На кого из нас? – еле дыша, прошептал Гекльберри.
– Не знаю, погляди в щель. Живее!
– Нет, ты посмотри!
– Не могу… не могу я, Гек!
– Ну же, Том… Слышишь, она опять!
– Господи, как же я рад! – прошептал Том. – Я узнаю голос. Это Булл Харбисон.10
– Ну, слава богу! Я до смерти испугался, Том. Готов поспорить на что угодно, что это бродячая собака.
Собака вновь завыла. Сердца мальчиков снова сжались.
– О, нет! Это не она, —прошептал Гекльберри. – Погляди-ка, Том!
Том, дрожа от страха, послушался и приложил глаз к щели. И еле слышно промолвил:
– Ой, Гек, это бродячая собака!
– Посмотри, Том, посмотри поскорее: на кого она лает?
– Да на нас обоих, Гек, – мы ведь совсем рядом.
– Ох, Том, мы пропали! Уж я знаю, куда попаду. Я был такой скверный мальчишка…
– Да, плохо наше дело! А всё из-за того, что прогуливаю школу и делаю всё, что старшие велят не делать. Я мог бы быть таким же хорошим, как Сид, если бы только постарался как следует, но нет, не старался, нет, нет… Но, если только я спасусь от беды, на этот раз, я буду дневать и ночевать в воскресной школе!
Том начал слегка всхлипывать.
– Ты себя считаешь дурным! – при этих словах Гекльберри тоже начал всхлипывать. – Ты, Том Сойер, чёрт возьми, сущий ангел по сравнению со мной! Ох, Господи, Господи, Господи, хотел бы я хоть наполовину быть таким.
Том проглотил слёзы и шепнул:
– Смотри, смотри, Гек! Она стоит к нам спиной!
Гек посмотрел, и сердце его наполнилось радостью.
– Верно, так и есть! А раньше так же стояла?
– Ну да, я дурак, не заметил. Вот хорошо! Но на кого она воет?
Вой прекратился. Том прислушался.
– Тс! Что это? – шепнул он.
– Это… это как будто свиньи хрюкают. Нет, это храпит кто-то, Том.
– Верно! Но где же он храпит, Гек?
– Как будто на том конце. Похоже на то, по крайней мере. Там иногда ночевал мой отец вместе со свиньями, но это не он. Он, бывало, так захрапит, что держись – с ног собьёт! Да и вряд ли он когда-нибудь вернётся в эту деревню.
Жажда приключений снова ожила в мальчиках.
– Гек, ты пойдёшь, если я пойду первым?
– Неохота мне, Том. А вдруг там индеец Джо?
Том дрогнул. Но искушение было слишком сильным, и мальчики решили пойти посмотреть, договорившись, что они пустятся наутёк, если храп прекратится. И они, крадучись, на цыпочках спустились вниз, один за другим. На расстоянии пяти шагов, Том наступил на какую-то палку, которая с резким треском сломалась. Спящий застонал, слегка пошевелился, и его лицо осветилось лунным светом. Это был Мефф Поттер. У мальчиков кровь застыла в жилах, и они ужасно оробели, когда спящий пошевелился, но теперь их страхи исчезли. Они на цыпочках вышли сквозь пролом и остановились немного поодаль, чтобы обменяться прощальными словами, как вдруг в ночной тишине снова раздался протяжный унылый вой. Они обернулись и увидели бродячую собаку, которая стояла в нескольких шагах от того места, где лежал Мефф Поттер, лицом к нему, а нос был поднят к небу.
– Так это она на него, – в один голос воскликнули мальчики.
– Послушай, Том, говорят, бродячая собака выла около дома Джонни Миллера, около полуночи, две недели тому назад; и козодой11 влетел к нему в комнату, сел на перила лестницы и запел в тот же вечер, а до сих пор никто в доме у них не умер.
– Ну, я это знаю. А предположим, что это не так. Но, разве Грейси Миллер не упала в кухонный камин и не обожглась в следующую субботу?
– Да, но она не умерла. И более того, ей уже становится лучше.
– Хорошо, подожди и увидишь. Ей конец, точно так же, как и Меффу Поттеру конец. Так говорят чернокожие, а они знают всё о таких вещах, Гек.
Затем они разошлись, размышляя. Когда Том прокрался в окно своей спальни, ночь была почти на исходе. Он разделся с чрезмерной осторожностью и заснул, поздравляя себя с тем, что никто не знал о его выходке. Он не знал, что тихонько похрапывающий Сид проснулся, и находился в таком состоянии уже целый час.
Когда Том проснулся, Сид был уже одет и ушёл. Судя по свету, было уже поздно: и воздух, и солнечный свет ясно говорили об этом. Он был поражён. Почему его не разбудили, не растормошили, как обычно? Эта мысль наполнила его дурными предзнаменованиями. В течение пяти минут он оделся и спустился по лестнице, чувствуя боль и сонливость.
Семья всё ещё сидела за столом, но они уже закончили завтракать. Не было ни одного голоса упрёка, но были отведённые глаза, царила тишина и атмосфера торжественности, от которой сердце преступника пронзил холод. Он сел и попытался казаться весёлым, но эта была нелегко, он не добился ни улыбки, ни отклика, и он снова погрузился в молчание, позволив своему сердцу опуститься до самых глубин.
После завтрака тётя отвела его в сторонку, и Том почти просиял в надежде, что он отделается поркой, но не тут-то. Его тётя плакала над ним и спрашивала его, как он мог пойти и так разбить её старое сердце; и в конце концов сказала ему, чтобы теперь он может делать, что захочет: губить себя и свести в могилу её седые волосы от горя, потому что ей больше не было смысла пытаться. Это было хуже тысячи ударов плетью, и сердце Тома теперь болело сильнее, чем его тело. Он плакал, умолял о прощении, снова и снова обещал исправиться, а затем получил отпущение, чувствуя, что заслужил лишь наполовину прощение и приобрёл слабое доверие.
Он ушёл прочь и был так несчастен, чтобы даже испытывать чувство мести по отношению к Сиду, и поэтому быстро вышел через заднюю калитку. Он припёрся в школу мрачный и печальный, получил порку вместе с Джо Гарпером за то, что прогуливал уроки накануне, с видом человека, чьё сердце было занято более серьёзными горестями и совершенно равнодушного к мелочам. Затем он вернулся на своё место, облокотился на парту, подпёр подбородок руками и уставился в стену каменным взглядом, выражавшим страдание, достигшего крайнего предела. Под локтем он почувствовал какое-то твёрдое вещество. Спустя долгое время он медленно и печально сменил позу и со вздохом взял этот предмет. Он был завёрнут в бумагу. Том развернул её. Последовал глубокий, протяжный, огромный вздох, и его сердце разбилось. Это была его медная шишечка от каминной решётки!
Это была капля, переполнившая чашу.
Глава 11
Ближе к полудню ужасная новость внезапно взбудоражила всю деревню. Не надо было и телеграфа, о котором ещё никто не мечтал, история переходила от человека к человеку, от компании к компании, от дома к дому с почти телеграфной скоростью. Разумеется, в этот день школьный учитель распустил ребят после обеда, весь город счёл бы странным, если бы он этого не сделал.
Окровавленный нож был найден рядом с убитым мужчиной, и кто-то опознал в нём Меффа Поттера, – так гласила история. Говорили также, что какой-то запоздалый гражданин наткнулся на Поттера, умывающегося в ручье около часа или двух ночи, и что Поттер, завидя его, тотчас же куда-то исчез, – обстоятельство подозрительное, в особенности умыванье, не входившее в привычки Поттера. Также говорилось, что город был прочёсан в поисках этого “убийцы” (общественность не медлит с проверкой улик и вынесением вердикта), но найти его так и не удалось.
