Катарсис. Северная Башня

Глава 7

Старичок, в когда-то белой сутане, с такой же серой бородой, подслеповато щурясь, читал молитву над кучкой металлолома, брызгая на неё и на нас святой водой – венчиком. С удивлением и лёгким страхом, я видел, как некоторые железки иногда курились дымком, который тут же развеивался. Видя это, старичок усиливал напор своего священнодейства. От него исходил свет, как от того старого гопстопника. Только от гопстопника мощный, слепящий, а от деда – как от подсевшего фонарика.

Когда он закончил, поводил руками над металлоломом, поколдовал над нами, устало сказал:

– Всё, тьмы не чую. С тебя, Клем, ещё один подсвечник.

– Да, святой отец! Только у меня бронзы пока нет. Меди тоже. Но как только будет металл – скую.

Старичок вздохнул:

– Не для себя уже стараюсь. Для следующего ученика света.

Раскланялись, собрали свои вещи, пошли. К знахарке.

– Совсем старый стал чистильщик. Хорошо, следующий будет – молоденький. Плохо, что неопытный. Скорее всего, прямо со школы пришлют. Хорошо хоть, не будет повёрнут на сжигании людей.

– Откуда знаешь?

– Ну, он же сказал – ученик света, а не чистоты. Эти служители чистоты – совсем помешанные на поиске скверны в людях. Светляки – другие. И лечить умеют. Они скверну норовят изгнать, а не избавить душу от тела и запустить её пламенем на очищение и перерождение.

– Вот как? И почему такая меж ними разница?

– Готовят их в разных школах. Школа света на юге, а школа чистоты – в столице. Чистильщикам больше приходится с людьми работать, а светлякам – с тварями скверны. Но и те, и другие – клирики.

– Совсем я запутался, – признался я.

Кузнец рассмеялся:

– Если будешь так же удачлив, как был эти дни, не придётся распутываться. А вот мы и пришли. Зайдёшь?

– А что бы и нет? Любопытно.

Лошадку привязали к коновязи, зашли в лавку знахарки. Клем был первый. Знахарка кинулась ему на шею, расцеловала. Ого!

– Ой! Кто это с тобой? – отпрянула женщина, смущенно поправляя платок.

– Это Андр, мой родственник с севера. Поживет у меня. Прошу любить и жаловать. Он брат мне. По деду. Андр, это Спасёна. Знахарка. Ведает травки, отвары, заговоры. Зелья разные.

– Очень приятно познакомиться с такой красавицей и умницей, – говорю я.

Ох, как мы умеем изобразить смущение! А как мы глазки строим! Клем посмотрел на меня, на неё, фыркнул:

– Спасён, я тебе травок привёз, погляди, есть что годное?

– А? Травки? Откуда? – повернулась девушка к Клему.

– У Зелёной башни собрал.

Спасёна всплеснула руками:

– Погубишь себя! – Тут же глаза её разгорелись: – Покажи!

Клем потряс узелком. Спасёна схватила его за руку и потащила по лестнице наверх, в номера.

– Посмотри пока тут, – крикнул мне Клем.

Через несколько минут, услышав характерные звуки, я ухмыльнулся и прервал осмотр полок с горшками, склянками и вязанками трав. Вышел на улицу, сел на порог. Многостаночник. Это я про кузнеца.

Когда услышал шаги по лестнице, зашёл обратно в лавку знахарки. Коротко глянул на довольные, раскрасневшиеся лица этой парочки.

– Ну, нашёл что интересное? – спросил Клем.

– Если бы я понимал. Я из всех зелий знаю только живую и мёртвую воду.

При этих моих словах личико знахарки показалось из-за плеча Клема, глаза заинтересованные.

– У вас нет? – спрашиваю.

Вдруг глаза её полыхнули обидой и злостью, ножки застучали по ступенькам, подол мелькнул и скрылся. Клем вздохнул:

– Ну, Андр! Зачем девушку обидел?

– Я не хотел. Простите! – крикнул я.

– Пошли, ладно.

Когда отошли на несколько метров, спросил:

– А на что она обиделась?

– Живую воду могут сделать только маги жизни. А её выгнали с первого же курса Университета.

Понятно. А я, получается, тыкнул её в самое больное. Недоучкой и неумехой назвал.

– Андр, она вообще-то славная. И сладкая. Ласковая. А так как знахарка, болячку не подцепишь. Да и привереда она. Кого попало не подпустит к себе.

– Рекомендуешь? – удивился я. – Не обидишься?

Клем поморщился. Но сказал:

– Не моя она, что мне обижаться? Андр, давай начистоту! Ты мужик видный. Один. Рано или поздно вопрос этот перед тобой встанет. Жену свою я делить ни с кем не хочу. К чужой жене ходить – тоже не советую. Мужья разные бывают. Обидится кто – тебе оно надо? Девка – тебя обженит. Я так понял, что не желаешь ты этого. А Спасёна одна. Под венец тебя тащить не будет. Детей у неё не будет, обделил её Создатель. Понимает, что такая она никому в жены не нужна. А жизнь своё просит. Вот и захожу к ней иногда. Помочь.

– Ромашка знает?

– Нет. Узнает – обижусь.

– Понял тебя. Спасибо.

– Не за что. Пока. Зря Сластёну обидел.

– Сластёну?

– Ну, это только для своих.

– И много «своих»?

– Тебе не всё равно? Не дом нужды – это точно. Она не девка продажная. За неё глотку сразу порвут. Её в городе уважают, и в обиду никто не даст. Мужа и отца нет. Всем миром и защищаем.

– И всем миром?..

– Осквернел? Многим она нравится, да не многие ей нравятся.

– Понял. Ай да умница эта красавица!

– Это у ней не отнять!

Баня! Как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось!

Первыми, конечно, мылись хозяева – Клем с Ромашкой. Румяная с пару Ромашка – ещё краше. Сам себе стукнул по… рукам. Не зарься на чужое! Похотун! Ну и что, что глазками стреляет? И волосы открыла. Я теперь член семьи. Признали за потомка родного брата прадеда Клема. Можно при мне ходить и простоволосой. И не совсем одетой – в одной сорочке. Нижнего белья тут или нет, или после бани… Да кто после бани себя в корсеты загоняет! Что за дичь? Да и живот уже приличный. Грудь – соответственно. Всё стало рельефным. Природой так предусмотрено.

Как Ромашка вышла, так цыгане шумною толпою… мы с ребятами. Печь-каменка. По-белому. Полати, деревянные кадки. Котёл – бронзовый. Клем – кузнец или как? Он будет – камни раскаленные в воду бросать? То-то! Мочало из лыка. Вместо мыла – жижа какая-то. Пусть будет и. о. жидкого мыла. У нас это как раз веяние моды. Правду говорят – всё в мире циклично. А веников нет. Так сидим – потеем. Как в финской сауне. Про веники спросил – недоумение. Значит, есть идея.

Моих сопарильщиков очень заинтересовала моя цепь с крестом. Кузнецы!

– Да, серебро. Нет, плетение не знаю. Не я делал. Крест – литой. Символ – оберег. Да, освящённый.

Вот пройдоха! Клем, оказывается, тоже чувствует. Устроил мне концерт на площади. Нет, не обижаюсь. Если ты раскрытая книга для всех, то ты уже покойник.

– Батя владеет землёй! – гордый собой сдал отца Молот.

А вот это поворот! И всё меняет. Клем смутился под моим взглядом, стал оправдываться:

– Я же кузнец. Хороший кузнец. Я не маг. Просто одарённый. Металл я чую. С металлом и работаю. Больше ничего не умею.

– Металл и я чую, – ляпнул я. Блин! Этого хоть малец сдал, а я-то сам себя. Пришлось рассказывать: – Не знаю, то ли это, но когда я на заводе работал…

– Где?

– Завод. Такие огромные мастерские, где делают огромные машины из металла. Я работал в цехе, где металл отливали. А потом несколько лет – в кузне. Но руками там не ковали.

– А как?

– Гидравлическими и пневматическими молотами.

– Это как?

– Сжатый воздух или давление масла поднимает огромный молот, я на педальку нажимаю, молот падает, опять поднимается.

– Ух ты! – удивляется Горн.

– Магия? – спрашивает Молот.

– Наука. Без магии. Вот в литейке меня и научили металл чувствовать. Не всяк умеет. А кто чует металл, очень ценится. Это то?

– Завтра посмотрим, – кивнул Клем.

– А где такой завод?

Видя мимику Клема, отвечаю:

– Где, где – в Караганде.

– Ребята, вы понимаете, что никто не должен об этом знать? – спросил Клем.

– Конечно, отец. Мы кузнецы! Это наши секреты. Нашей гильдии!

– Даже гильдия знать не должна, – вздохнул Клем.

– Секрет семьи? – робко спросил Молот.

– Даже мать знать не должна, – опять вздохнул Клем.

– И правильно! Бабы – все балаболки. Волос длинный, ум – короткий, – важно возвестил Горн.

– Дядя Андр, а почему у вас такие короткие волосы и нет бороды? – спросил Молот.

Ага, ты ещё спроси про волосы под мышками и… хм. Сбрито. Гигиена это.

– Ребята, давайте без этих «дядей»? Просто – Андр. Волосы короткие, потому что подстригал. У нас с длинными волосами мужчинам ходить не принято. Молодым солдатам вообще волосы сбривают. Чтоб вошь не водилась. Но я отращу. Как у всех. И борода отрастёт. Бритву я всё одно не взял.

Провёл ладонью по хрустнувшей щетине подбородка, посмотрел на опасную бритву – бронзовую, кстати, лежащую на подоконнике, и передёрнул плечами:

– Отрастёт.

Спал я на сеновале. С Молотом. Лето же, что нам ютиться в душном доме? Одет я был в Клемову одежду – рубаха, штаны. В объёмах подошла, но коротка оказалась.

Ночью пришёл Горн, протиснулся меж мной и Молотом.

– Наженихался? – сонно спросил Молот.

– Завянь, – буркнул Горн, сразу уснул.

От парня ощутимо тянуло женским телом. Правда женихался. Да что со мной? Лет десять уже гормоны так не буянили. А-а-а, так это сияющий старик виноват! Встречу уб… в ноги поклонюсь. Живым себя почувствовал.

Не вовремя только. Отвернулся от Горна, стравил из кишечника воздух. Злорадостно усмехнулся – вонять он тут будет молодыми самками! А кто сказал, что я хороший дядька?

Глава 8

Утро – не красит. Я не подросток. Давно уже. Вон, даже по Горну не видно, что он полночи не спал. Бодры, свежи. А у меня всё болит, всё тело чешется от уколов сена. Злой и разбитый.

Всю ночь поочерёдно снились бабы голые и лич. Не, я не против баб. Я против лича. Тот ещё красавец. Во сне дробь из помповика не вспыхивала золотыми отсветами в чёрной копоти лича. И не наносила ему никакого вреда. Поэтому он спокойно вытянул старика в плаще, потом шёл на меня. Шёл и шёл. А спуск ружья бессильно щёлкал, а я судорожно передёргивал затвор пустого магазина. Ужас! Вот это – кошмар!

– Ты что такой? А я тебе предлагал лавку в доме, – говорит Клем.

– Лич снился всю ночь. И во сне я его не мог одолеть, – пожалился я.

Клем быстро начертил вокруг себя обережный знак:

– Совсем чистильщик стал бессилен! – и сплюнул.

А потом работали в кузне. Пока раскалялась заготовка, рассортировали железки. Кольчуги – сразу в угол. Условно годное – к горну, совсем годное – на гвозди в стене, совсем не годное – в кучу.

Клем доставал раскаленные поковки, держал их клещами, указывал молотком, куда бить. Я ухал молотом. Когда устал, бил Горн. Молот был самым молодым, но Клем его тоже пускал к молоту. Учиться. Уставал он, правда, быстро. Потом малец раздувал меха.

И так целый день. Отвык я уже. Оглох сразу. Клем с сыновьями переговаривается – я не слышу. И выдохся быстро. Отвык. Эх, где мои семнадцать лет?

На закате пришёл стражник. О чём он говорил с Клемом, я не слышал. В ушах белый шум. Клем стал смурной. Дела как-то не пошли. Бросили горн, стали ремонтировать кольчуги. Вынимали сломанные, перерубленные кольца. Вязали прорехи. Клем сам вязал. Я лишь размыкал кольца из выделенного фрагмента кольчужной сетки, складывал в лоток. Хорошо, что кольца были не запаяны, а просто замкнуты. Клем брал эти разомкнутые кольца и чинил кольчужную вязь. Проволока была хорошей. Твёрдой, прочной. Стальной. Толстой. На вид и ощупь – до полутора миллиметров. Кольца небольшие, меньше сантиметра. Кольчужная сеть получалась плотной и крепкой.

Клем всё поглядывал на светило и на ворота. Ждал кого-то. Дождался. Молот метнулся к воротам, отпер. Входит группа воинов и молодой парень без доспеха, но в красном щёгольском плаще. Вокруг него как будто всполохи пламени появлялись. Но потом всё пропало, и пламени больше я не видел. Как позже оказалось, я настолько был сосредоточен на размыкании упрямых колец, что невольно подскочила концентрация. Отвлёкся – перестал видеть. Да и парень притушил ауру.

Но главным был не паренёк. Главный был воин в плотной, тяжелой кольчуге со шрамом на посеребрённых висках. На шлеме его орнамент золотом, на шее – серебряная цепь с красным трезубцем на серебряной пластине. Пластина лежала на нагрудном щитке, что был приторочен к кольчуге кольцами, дополнительно защищая грудь. На щитке и пластине гравировка медью – герб Украины, только красным. Медные Вилы. Одежда намного лучше и качественнее, чем у сопровождавших бойцов. На поясе – меч, а справа – короткий меч. Или такой кинжал?

Так как Клем бросил работу и поспешил навстречу, я тоже отложил своё рукоделье, вышел из кузни, но приближаться не спешил. Прятаться стрёмно, но и к начальству лезть глупо. Хотя и хотелось. Чтобы слышать. Белый шум в ушах ещё не совсем отпустил, слышал я не ахти. Больше угадывал.

Обменялись приветствиями, Клем посетовал, что «благородный светлый наместник Виламедиал» явился столь внезапно (ага, значит, тот стражник был неофициально, стуканул, грубо говоря), потому Клем не подготовился как следует светлого наместника встретить.

– Клем, ты кузнец, а не придворный. Заканчивай придуриваться. Давай, хвались, что добыл?!

И обнял кузнеца. Ого!

– Главная добыча – брат мой по прадеду, Андр. Шёл ко мне с севера, да спас нам с Горном жизнь. Подмастерьем у меня будет. Мастерство перенимать.

– Вижу. Знатный молотобоец. Пойдёшь ко мне в дружину, северянин? О-о, здравствуй Ромашка, цветочек мой! – отвлёкся Виламедиал. – Всё цветёшь? Молодец! Когда? Хорошо. Я к этому времени постараюсь повитуху из волости вызвать. Не стоит! Кузнецов должно быть больше! Особенно таких, как Клем. Я же вижу – мальчишка будет. Как решили назвать? Керн? Ну, наконец-то! А то я уж думал, что Клещами будет или Ухватом.

И сам первый заржал, хлопая Клема по плечу и пригладив круп его жены.

– Не обижает тебя муж? – спросил он, отсмеявшись. – Смотри, Клем, обидишь – в замок к себе цветочек мой заберу. Так и знай. А что жена? Не стена – подвинется.

И опять ржёт. Клем, как ни странно, тоже улыбается. Виламедиал отсмеялся, чуть двинул рукой, что покоилась на мече – смех его дружины резко оборвался. Как они увидели через плащ?

– Ну, северянин, пойдёшь в дружину? – спрашивает меня.

Блин! Я надеялся, забыл своё щекотливое предложение. Взгляд такой, что откажись я – зарубит сразу же. А, понял, такие, как он, привыкшие повелевать, не любят, когда им так прямо в глаза смотрят. Ну, да, в армии же учили, как надо смотреть на офицеров. Вот! Смотрим в переносицу мужику. Взгляд смиренного монаха шаолиньского. Так лучше? Явно лучше. Рубить меня передумал.

– Я, благородный светлый наместник Виламедиал, пришёл постигать понимание премудрости мастера Клема, а не премудрости воинского служения.

– Вот как? А как ворог на град наш нападёт? Защищать стены будешь? – Пальцы Виламедиала выстукивают дробь по шишке противовеса на мече.

– Я учусь у мастера Клема. Он будет – и я буду, – постарался смиренно ответить я.

– Сдаётся мне, что лукавишь ты, северянин, – небрежно махнул на меня наместник. – Ну, Малакир, проверь его.

Чувак в красном плаще подошёл и протянул руку. Смотрю на Клема. Качает головой. Что он собрался проверять? Может, он как дед, мысли читает? Тогда главное – не думать о красной обезьяне. Не думать о красной обезьяне.

– Скверны и тьмы в нём я не чую. Про злой умысел сказать не могу, я не разумник, – вынес вердикт Малакир.

– Вот и плохо! За что я плачу столько денег? Что ни спроси – ничего не умеешь. Только огнём плеваться.

– Дядя! Но я же только второй курс закончил! – возмутился парень. Ага, «дядя»!

– Как будто после пятого ты разумником станешь!

– Дядя! – парень аж задохнулся.

Слышу смех с сеновала.

– А ты что смеёшься, бездарь? – кричит в двери сеновала Малакир. – Только и можешь – девкам юбки задирать!

– Вот как! – усмехнулся в усы Виламедиал. – И тут кузнец наш род обскакал! Горн, иди сюда!

Горн вываливается из сеновала под тихий смех Молота.

Дурдом! Я закатил глаза к небу. Тут такой большой и важный начальник, мочалок командир, а всё скатилось в балаган! Опустив глаза, вижу хитрый прищур наместника, его лукавую улыбку в усах. Следит за мной.

Горн, наконец, отряхнулся, предстал пред светлы очи Мойдодыра. Наместник машет призывно рукой. Пулей вылетает Молот, пристраивается к брату, тянутся оба, как на плацу.

Виламедиал внимательно их осмотрел, мимолётно глянул на меня, повернулся к Клему.

– Сколько не хватает?

– Половины, – вздохнул Клем.

– Выписывай. А что выписывай? Ты всё одно в Красную Гору собрался, обратно и привезёшь. Я недостающее сам оплачу. Таких богатырей вырастил! Чай, не чужие! Северянина возьми с собой, властитель всё одно прознает, замучает меня.

Смотрит на меня прожигающим взглядом. Потом поворачивается всем корпусом к Ромашке, говорит:

– И повитуху привези. Цветочек наш не дам погубить! Да, Ромашка?

Теперь – Клему, серьёзно, без улыбки:

– Расскажешь Светогору про Зеленую башню, про что Росток от тебя слышал. Вот это и передай. Завтра же и езжай! Да, там проволоку хорошую завезли. Вот деньги, возьми. Этому вот, пламенному, кольчугу хоть справить. Щит нормальный поставить не может. Не маг, а разорение одно!

На опять прыскнувших сыновей Клема цыкнул и припечатал:

– А вы, малые, посмеётесь, когда Глак вас воинами посчитает. Малакир ему испытание уже сдал. То-то! Кто-то лучше дерётся, кто-то юбки задирает, да, Клем?

Клем пожимает плечами, жена пытается что-то сказать, жестикулируя, но смотритель слегка качнул ладонью:

– Ромашка, в другой раз, хорошо? Я всегда рад твоему гостеприимству, но муж твой прав – твари неспроста так себя ведут. Южный Сток едва отбился. Поранков много. Как поля убирать?

И, ещё раз осмотрев всех, окинул взглядом двор и резюмировал:

– Так что, семья кузнеца Клема, мне нужны воины, оружие и доспех. У нас много работы! Клем, с тобой пойдёт десяток Крапа. Ямы проверите.

Смотритель и его свита ушли. Что это было?

Клем посмотрел на заходящее светило. Запихал свиток и кошель за пояс, сказал:

– Слышали? Всем спать! А ты, сучье племя, допрыгаешься! Хотан придёт – обженю. Будешь юбку жене заносить за угол, а не у Глака учиться. Гадёныш! И в кого только пошёл?

– В тебя, – взяла за руку разбушевавшегося мужа Ромашка, потянула в дом. – Отстань от него. Я эту сучку знаю. Сама в штаны залезет.

– Она не сучка! – крикнул Горн.

– Женю, сукин сын! – кричит Клем.

– Мама тоже не сука! – Горн готов расплакаться, убегает в кузню, кричит там: – Мама верна тебе была, не то что эта…!

– Заткнись! – кричит Молот, кидаясь на Горна.

Щаз-з! Ловлю обоих за воротники, раскидываю по углам, кричу:

– А ну, ша! Раскудахтались, петушки! Молчать! Куда со своими детскими, незрелыми умишками во взрослую жизнь полезли, а? Судят они, рот разевают. Молчать, на куй! Своих баб заимеете, детей народите, тогда судить будете. Ясно? Щенки! Горн, не угомонишься, в бочку с водой суну, враз остынешь. И вообще, марш скотину убирать! Наказан! Сегодня никуда не идёшь. Перетопчется твоя зазноба денёк, будешь знать, как пасть на отца разевать. А ты что скалишься, Молоток? Кузня твоя! Чтоб блестело, как котовы яйца. Баню стопил?

– Когда? – выдал петуха Молот.

– Я стопила, – тонким голосом говорит Пламя, – и воду мы натаскали.

Две головы в двери кузни – русая снизу, медная выше.

– Не стыдно, а, мужики? Девчонки малые воду вам, лосям, носят, а вы на отца хавальник разеваете, перед наместником рисуетесь! Щенки! Подальше от начальства, ближе к кухне. Бойся милости властителя больше его гнева! Бестолковые.

– Да ты кто такой вообще? Явился невесть кто из скверны, распоряжается тут! – визжит Горн.

Меня сносит в сторону ураган, Горн оказался перекинут через неостывшую ещё наковальню, штаны его оказались сдёрнуты, задница – выдрана ремнём. Клем порол сына и приговаривал:

– Знай своё место! Знай своё место! Держи язык за зубами! Держи язык за зубами! Не лезь прежде батьки в пекло! Не лезь прежде батьки в пекло!

Закончив воспитательную беседу, Клем забросил сыромятную полоску, которой порол сына, в угол, сплюнул на пол, вышел. Горн басовито выл у наковальни.

Я тоже вышел. Опрокинул ведро воды на голову, чтобы остудить эмоции, сел на лавку у колодца.

– Дядя Андр… – тонкий голосок.

– Что, малышка? – спрашиваю, не поднимая головы. Вода текла по волосам, по спине.

– А вы правда из скверны?

Боится? А почему на колени лезет?

– Нет, лапушка. Я и в церкви сегодня был. Этот милый дедушка чистильщик меня своей водичкой с ног до головы облил, всего обнюхал. Ничего не нашёл. Не бойся.

– Я и не боюсь, – гордо заявил этот русоволосый ангел.

– А сжигатель старый и нюх совсем потерял, – заявила Пламя, тряхнув медной косой. – И мы рады, что он ничего не унюхал. Ты нам понравился.

– Ты такой большой и красивый! И пироги у тебя вкусные, – заявила Росинка. – А на Горна не обижайся. Он не злой. Он как волос меж ног заимел, совсем глупый стал.

Я рассмеялся:

– Всё-то вы знаете!

– Мы уже большие! – гордо возвестило рыжее Пламя. – Я на будущую весну в школу магии поеду. Буду, как Малашка, красный плащ носить!

– Серьёзно? Да ты маг?

– Я буду магом! – гордо возвестила девочка, протянула ладонь, на которой затрепетал язычок пламени, как от зажигалки, но тут же девочка погрустнела: – Поэтому Горн и обижается. Говорит, мать меня нагуляла. Он не злой, маму тоже любит, но по своей скучает. Он хороший. Но совсем глупый.

Я опять рассмеялся. Разговор с девочками был как бальзам на душу – бестолковый, но приятный. Ничего я не узнал, ничего не понял, а полегчало. Расцеловал этих ангелочков, отпустил. Пошёл собираться в дорогу. Шмотки мои высохли. Утюга я не видел. Не предстану при параде, но и в коротких вещах Клема не поеду. Я не светская львица, конечно, но и не бомж какой! Имею гордость за мундир свой, хоть и оказался в нём случайно. Мог же и в спортивках угодить сюда. Усмехнулся, представив себя в трёхполосочных адиках. Чисто Колян. Что знает тропинки заветных полян.

Клем проводил жену с бани до дома, подошёл.

– В этом поедешь?

– Есть варианты?

– До Медногорска доберёшься в моём, а там на базаре купим. Сшить не успеют, готовое платье подберём.

– С хрена ли? Платья я не ношу, не баба, чай! Да и на какие шиши купим? Ты меня спонсировать собрался?

– Я иной раз тебя совсем не понимаю. Ладно, говор странный, но иной раз вообще ничего не разобрать. Платье – это готовая одежда полностью. Штаны, портки, рубаха, кафтан, куртка, плащ, шапка. На что купим? А ты свои накопители будешь продавать?

– Какие накопители?

Клем сходил куда-то за отхожее место, покопался там, вышел, отряхаясь. Ах, брюлики с ювелиркой!

– А я забыл про них. – Я их оставил в карманах и даже не обратил внимания, что после стирки их не оказалось.

Клем сел рядом на лавку, повесил голову, помолчал. Потом посмотрел на меня, сказал:

– Иной раз ты меня удивляешь. Разумностью своей. Действуешь и говоришь как маг. Или как благородный. А иной раз – ей-ей, блаженный. Ну, как можно забыть про такое? На это весь наш городок купить можно. Вместе со смотрителем.

– Так дорого стоит?

– Накопители сейчас не умеют делать. А маг без накопителя – боец на полчаса. Ну, Малек точно. Есть, конечно, сильные маги. С большой внутренней силой. Но чем сильнее маг, тем больше он готов заплатить за эти камни.

– Значит, я богат?

– И ещё как!

– А я вот тебя и Об… того молокососа не понимаю. Носитесь со мной, блаженным, как дурачок с писаной торбой. Что бы – клинком по горлу, голову чистильщику, и ваше всё, а?

– Вот я и говорю, удивляешь ты меня. Ты правда к богатству равнодушен? Или настолько рассеян?

– Ты правда работал на предка Обереста? Или настолько глуп, что служишь теперь сопляку?

Клем зашипел, как рассерженный кот, бросил мешок мне под ноги и ушёл в дом.