Глава 19
– Чай, кофе? – спросила я, суетясь возле стола.
– Чай, зеленый, если есть, – ответила Соня, периодически стреляя глазами в хмурого Никольского.
– А тебе, Сереж?
Никольский поднял на меня взгляд.
– Я уже тебе говорил, ЧТО я предпочитаю на завтрак.
Мои щеки предательски покраснели, и я поспешила подать Соне чай и конфеты. Себе я налила кофе покрепче, стараясь игнорировать лукавую улыбку Сережи.
– Как у тебя дела, Сонь? – спросила я, пододвигая ей конфеты. – Где сейчас работаешь?
– Нет, спасибо, я сладкое не ем, – улыбнулась Соня, поправив выпавший локон, – я работаю помощницей директора в одной крупной компании.
Взгляд Софии все равно периодически сбивался на Никольского. Я решила не обращать на это внимание, стараясь проявить искренний интерес к девушке.
– Что за компания? – спросила я без задней мысли.
– Я не думаю, что ты о ней слышала, – очаровательно улыбнулась девушка, нервно одергивая маечку.
– А я должен был слышать, если она действительно крупная, – вступил молчавший до этого Никольский, – так что за компания?
Соня слегка покраснела, затем, нерешительно ответила:
– Лавсистем.
Мне, действительно, ни о чем это не сказало, а вот Никольский заржал. Я посмотрела на смутившуюся Соню, а затем на веселившегося мужчину.
– Товары интимного назначения, – пояснил Сережа.
Я представила Соню в окружении…этих самых товаров, и поняла, что она явно в своей стихии.
– И что? – выставила вперед грудь Соня, – я не ханжа.
– Тестируешь на себе? – подался вперед Никольский, а я больно наступила ему на ногу под столом. Он перевел на меня сощуренный взгляд.
– Ты обещал бабушке вчера воды натаскать, помнишь? – сквозь зубы спросила я вредного парня.
– Я таскаю воду, ты допиваешь кофе. У меня на тебя еще планы, – улыбнулся Никольский, вставая из-за стола. Я, кажется, опять покраснела.
– А говорила, что вы не вместе, – протянула Соня, когда Сережа ушел на улицу.
– А ты пришла убедиться в обратном? – улыбнулась я.
– Как ты это сделала? – сложила руки на груди девушка. – Притащила в задрипанную деревню олигарха. Который из шкуры вон вылезал, чтобы заставить тебя ревновать.
Я пожала плечами.
– Значит, ты узнала его, – спросила я.
– Конечно, – ничуть не смутилась Соня, – Никольский – один из самых завидных женихов. Ты же понимаешь, что он играет с тобой? – неожиданно выдала девушка, попивая чай.
Внутри стало гадко. И от того, что подруга оказалась такой ведьмой, как только появился красавчик на горизонте, и от того, что она права.
– А, может, это я с ним играю, ты не думала об этом? – спросила я, стараясь, чтобы слова не были пропитаны горечью.
– Зубки обломаешь, Алиса, – засмеялась Соня, – Никольский – птица не твоего полета. Давай ты его мне отдашь? Я умею обращаться с такими мужчинами.
Я поперхнулась кофе, в первый раз в жизни в прямом смысле просто от услышанного.
– Сережа вещь, что ли? Ты в своем уме, Сонь?
– Он разобьет тебе сердце, ты же у нас такая впечатлительная, – отставила чашку Соня, – что ты можешь ему дать? Сколько у тебя было мужчин? Ты же даже не знаешь, что в постели с ним делать. Он просто запал на твой образ овечки, для него ты как экзотический фрукт, – изогнула пухлые губы Соня в улыбке, – но скоро ты ему приешься.
Я смотрела на девушку и не могла поверить, что она это всерьез.
– Мне кажется, тебе пора, Соня, – сказала я, убирая со стола чашки. – А то у овечки с серым волком по плану занятие сексом, оттачивать мастерство будем, так сказать.
– Ну, удачи, – выплюнула «подруга», – ты меня еще вспомнишь через пару месяцев… или дней.
Соня скривилась и пошла к выходу, а я отвернулась к мойке, стараясь дышать глубже. Вот же гадина, настроение испортила с утра.
Я так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, когда почувствовала на своей талии горячие руки.
– Ну, что, пойдем оттачивать мастерство, моя дрожащая овечка? – проник горячий шепот мне в ухо.
– Ты все слышал? – упавшим голосом спросила я, темнее менее млея от его блуждающих рук.
– Только последнюю фразу, но сложить дважды два ничего не стоит, – ответил Никольский, целуя меня в шею.
Я оперлась руками на столешницу, уговаривая себя забыть и расслабиться. Но получалось плохо, Сережа тоже моментально почувствовал мое напряжение. Нахмурившись, он развернул меня к себе.
– Что такое, Алиса?
– Все в порядке, – я улыбнулась, но, похоже, очень фальшиво.
– Вот не хрен было ее в дом пускать, – выплюнул Сережа.
– Я не думала… – а что думала? Что она ко мне пришла? Это же и младенцу ясно, что нет. Или что она порадуется за мои отношения с миллионером? Или что?
Я тряхнула головой.
– Сложно в людях разочаровываться, Сереж, – тихо продолжила я, теребя край полотенца.
– Если ты хочешь чего-то добиться, то будь готова испытать это чувство миллион раз. И если к концу твоего пути у тебя останется хотя бы один друг из прошлого, можешь считать себя везунчиком, – горько усмехнулся Никольский.
– Жестокая цена красивой жизни, – горько прошептала я.
– Такова жизнь, Алиса, деньги к деньгам, успех к успеху. Любой неудачник будет тебе завидовать, если у тебя начнет налаживаться жизнь, поверь мне.
– Не хочу, – я помотала головой, – хочу верить, что дружба и любовь не рушатся деньгами и славой. Друг в беде не бросит…
– В беде да, – поднимая мой подбородок, ответил Никольский, – а вот порадоваться, искренне за тебя порадоваться, смогут лишь единицы. Просто запомни это, и знай, что в этом нет и не будет твоей вины, так мы устроены, лживые, завистливые, похотливые существа. Миром правят деньги и секс.
– Ты, я смотрю, преуспел в обеих категориях, – злостно усмехнулась я. Я понимала, что он не причем, но именно Никольский сейчас является вестником злой правды, и на него хотелось сорваться.
– Да, – коротко ответил Сережа, легонько целуя меня, – я такой, какой есть, я не даю обещаний и не верю в любовь. Но сейчас мне с тобой, в этой деревне, подальше от ежедневной мерзости хорошо.
Я моргнула, выпутываясь из липкой паутины горечи.
– Прости, – шепнула я.
Никольский провел пальцем по моей щеке, слегка улыбаясь.
– Не нужно пытаться быть для всех хорошей, живи для себя.
– Сережа, – мужчина посмотрел мне в глаза, – я хочу тебя.
Никольский изогнул бровь, крепко сжимая мои бедра.
– Повтори, – прохрипел он.
– Хочу тебя, всего тебя, – голос пропал, и я практически прошептала это.
Сережа резко усадил меня на столешницу, сметая все на своем пути. Он быстро стянул с меня футболку, припадая губами к груди. Я схватилась за его штаны, желая поскорее избавится от них, как мы неожиданно услышали голоса со двора.
– Бабушка, – прошептала я, испуганным взглядом оглядывая нас и поле битвы.
– В этой деревне слишком много людей, – рявкнул Сережа, поднимая мою футболку с пола и поправляя штаны.
Я спрыгнула со столешницы за секунду до появления бабули в доме.
– У вас тут бомбежка была что ли? – спросила бабушка, улыбаясь.
Я судорожно начала собирать упавшие со стола вещи.
– Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко, – заржал Никольский, помогая мне все раскладывать и, как бы невзначай, задевая мою грудь.
Бабушка молча покачала головой, а я прыснула.
– Дурак, – шепнула я, пока бабушка отвернулась. На что Сережа цапнул меня за губу, лукаво улыбаясь.
Завтракать все же пришлось до секса. Бабушка привезла нам жирного деревенского творога, на что Никольский, не привыкший к деревенской еде, доев вторую тарелку, заявил, что теперь они с Гошей станут соседями.
До обеда время прошло в делах, я все же не забывала, что приехала к бабушке и должна помочь ей по максимуму. Сережа периодически появлялся в моем поле зрения, щипая меня за попу или зажимая где-то в углу.
После обеда бабушка легла отдохнуть, а мы с Никольским, как настоящие влюбленные, пошли погулять. Причем инициатором был Сережа, что меня очень удивило и насторожило одновременно.
Мы вышли со двора, но направились не вверх по деревне, а в сторону поля.
– Алиииисааа,– проникновенно прошептал мне на ухо мужчина, прижимая меня к себе, – давай ты сегодня побудешь моей феей-крестной.
– Что за инцессткие наклонности? – спросила я, улыбаясь.
– Не порти мне фантазию, – буркнул Никольский, – где тут у вас сеновал?
Я заржала. Откровенно и абсолютно не стесняясь сощуренного взгляда Сережи.
– Сереж, ты серьезно? – спросила я, отсмеявшись.
– Если ты мне сейчас обломишь секс в третий раз за день, то я за себя не ручаюсь, – прорычал мужчина, крепко прижимая меня к себе, чтобы я почувствовала, что он готов прямо здесь «не ручаться»
– Хорошо, – я постаралась сделать серьезное лицо, хотя улыбка все равно прорывалась наружу, – только, чур, я сверху!
– С чего вдруг проявление инициативы? – спросил мужчина, подозревая, что все это неспроста.
– Не хочу, чтобы у меня в заднице было сено, – я не выдержала и снова засмеялась.
Никольский как-то пошло улыбнулся, что мне сразу перехотелось шутить.
– А знаешь, Алиса, я вот представил твою голую попу, – на этих словах этот садист больно сжал мои ягодицы, – на сене, и, похоже, мы не дойдем.
Я тут же почувствовала пальцы у себя на шортах, которые старательно пытались их стянуть.
– Стой! – я отбежала на безопасное расстояние, – я тебе найду самый замечательный стог сена.
– Ты как будто козу соблазнить пытаешься, – скорчился Никольский, – еще бы добавила, что самый вкусный.
Я развернулась и пошла в сторону поля. Страх, что нас там застукают, несомненно, присутствовал, я все же хорошая девочка, но желание оказаться сверху на Никольском было сильнее.
Глава 20
На поле аккуратными стопками стояли стога сена. Еще с детства знаю, что все терпеть не могут, когда их аккуратный стог превращают в батут. Поэтому, оглядываясь и крадясь, мы подошли к самому большому, куда Сережа сразу попробовал меня закинуть.
– Ну, уж нет, – вывернулась я из его рук, – давай, вперед, а я на тебя.
Никольский хмыкнул, стянул футболку, шорты, и в позе звезды спиной назад завалился на сено. И в ту же секунду скатился обратно, взвыв от боли.
– Что случилось?! – подскочила я к нему, зажимая тут же рот от вида крови на спине.
– Эта чертова деревня заколдована от моего удовольствия, – застонал Никольский, пытаясь посмотреть, что там у него сзади, – потрахался на сене, называется! Минус одна фантазия, теперь мне такое будет только в кошмарах сниться – я и сено-убийца.
Судя по тому, что Сережа шутит, чего-то смертельного не случилось. Я повернула его спиной, и поняла, что она у него просто ободрана, сильно, но все же ничего серьезного.
– Ничего не понимаю, – пробормотала я.
Мы обошли стог сена и увидели еле заметный торчащий черенок. Кто-то засунул вилы в стог острием вверх, и даже не поленился вогнать черенок в землю, чтобы они не падали. Слава богу, Сережа просто проехался по ним, а не напоролся.
– Я ж найду эту суку, – прорычал Никольский, – найду и засуну эти вилы в задницу. И не палкой, а зубьями, каждым по очереди! Будет у него секс по-деревенски, раз уж он мне его обломал!
Конечно, ситуация неприятная, я бы даже сказала – страшная. Ладно мы, но здесь же и дети балуются ходят! Я так понимаю, это своеобразная защита от них, но это же насколько упоротым надо быть, чтобы такое придумать.
Но глядя на ругающегося Сережу с озлобленным лицом, я не смогла сдержать смех. Я, честно, старалась.
– Смешно тебе, да? – переключился на меня Никольский после долгой череды вариантов расправы над владельцем стога.
– Нет, – ответила я, продолжая смеяться, – мне, правда, Сереж, жалко тебя, просто…
Договорить я не смогла, так как Никольский выбросил вилы и пошел на меня.
– Иди сюда, маленькая стервочка, я тебе тоже сделаю больно.
Я взвизгнула, пытаясь убежать, но силы оказались не равны.
Сережа поймал меня и завалил на близстоящий стог, предварительно пошарив там ногой.
– Так нечестно, – вскрикнула я, отбиваясь от мужчины, – я должна быть сверху! И ты ранен в нечестном бою с вилами! – снова засмеялась я, под обещающий взгляд Никольского.
– Я сейчас заставлю тебя замолчать, маленькая негодница, – прошипел Никольский, забираясь на меня и впиваясь поцелуем, при этом не забывая меня раздевать. Я какое-то время посопротивлялась для приличия, но Сережа умеет быть убедительным.
Секс на сеновале, скажу вам, то еще удовольствие, сено потом находится в самых интересных местах. Но оно того стоит! Вообще, время проведенное с Никольским многого стоит. Помимо физического удовольствия, я получала и моральное. Домой мы решили не торопиться, и прогулялись вдоль реки. Сережа много чего рассказывал, в частности и о бизнесе, и о своей жизни.
– Ты же наверняка не всегда был таким прожженным циником? – спросила я мужчину, обнимая его за талию и прижимаясь всем телом. Мы стояли возле реки, смотря на купающихся жителей, которые ловили последние теплые денечки.
– Как тебе сказать… – Сережа задумчиво выводил узоры на моем плече.
– Скажи, как есть, – попросила я его, утыкаясь носом в его грудь.
– Я всегда был прямолинейным, а с жизненным опытом я укрепился в своих позициях и желаниях. Чего и тебе советую. Не разменивай жизнь по мелочам, в тебе хороший потенциал.
Я задумалась над его словами.
– Мне приятно это слышать, правда, – прошептала я.
Я уже понимала, что буду по нему скучать, когда он исчезнет из моей жизни. Таких как Никольский – единицы. И теперь я понимаю, почему к нему льнут все женщины. Его силу и внутренний стержень видно на расстоянии, а его абсолютное равнодушие к чужому мнению вызывает восхищение. Я им очарована и, кажется, немного влюблена. Но он не узнает об этом, он не верит в любовь, а я не верю, что у нас может быть будущее.
– О чем думаешь? – вырвал меня из дум Сережа.
– О тебе, – честно ответила я.
– И что надумала? – я по голосу поняла, что он улыбается, и подняла голову, чтобы убедиться.
– Что ты замечательный, – улыбнулась я ему в ответ.
– Да ладно? – изогнул бровь мужчина, – ты где прибухнуть успела?
Я стукнула его в плечо и снова уткнулась в его тело.
– Я не замечательный, Алис, – неожиданно тихо заговорил Сережа, – я полная противоположность этому.
– Не нужно меня в этом убеждать, – буркнула я, – я не глупая, я все понимаю. Нам просто сейчас хорошо.
Никольский прижал меня к себе сильнее, поцеловав в затылок. А мне стало грустно, как сердцу-то объяснить, что это все не навсегда?
Домой мы вернулись уже под вечер. Сережа уламывал меня покараулить, кто вилы в сено засунул, но я просто рассказала все бабушке, она разберется. Да, я как маленькая девочка. Сложнее всего было придумать, зачем мы прыгали в стог. Но бабуля поверила, что просто Сереже захотелось. Ну, или сделала вид.
Бабушка ахнула, когда увидела спину Сережи, которую я мазала дезинфицирующей мазью.
– Вы, если узнаете, кто это, мне скажите, я ему вилы… – я грозно посмотрела на Сережу, – верну, – закончил он сквозь зубы. Бабушка обещала во всем обязательно разобраться.
– Ну, что, моя сладкая девочка, – когда мы остались на кухне одни и я убирала посуду, подошел Никольский, снова сзади. Маслом ему там, что ли, намазано? – будем творить бесчинства, чтобы ваша старая избушка от смущения повернулась к лесу задом?
Я улыбнулась.
– Если она повернется задом, значит, не так уж она и смущена, – ответила я на выпад.
– Ах ты, пошлячка маленькая, – ущипнул меня пониже спины Сережа.
– С кем поведешься, – стукнула я его полотенцем по руке, потирая попу.
– Поведись со мной, – прошептал мне в ухо Сережа, – прямо сейчас.
Отобрав полотенце и недовытертую чашку, Никольский потащил меня в спальню. Бабушка уже ровно сопела, надеюсь, мы ее не разбудим.
– Раздень меня, – прошептал Сережа.
Я, дрожащими от волнения и возбуждения пальцами, начала расстегивать пуговицу на его шортах. Когда у меня, наконец, это получилось, я стянула их вниз, опустившись на корточки. Никольский с силой втянул воздух в легкие, а я осознала неоднозначность позы. Хотя, пока Сережа со мной, я хочу попробовать все.
Мы лежали в постели, уставшие и довольные. Почему-то было четкое ощущение, что ни с кем другим мне не будет так хорошо, как с Сережей. Словно почувствовав мой настрой, Никольский повернулся ко мне, сверля глазами.
– Алиса, сколько мужчин у тебя было? – неожиданно спросил мужчина.
Я нахмурилась.
– Что, все так плохо? – спросила я его в ответ, подумав, что это немой укор моим способностям.
Никольский замер в непонимании, затем широко улыбнулся.
– Почему ты ищешь подвох там, где его нет? Ты волшебная, и, если кто скажет обратное, он мудак-импотент.
Я улыбнулась, чмокнув его в нос.
– Ты не ответила, – напомнил Никольский, кладя руку мне на попу, как будто там ей самое место.
– Один, – я сглотнула, перевернувшись на спину.
Сережа поднялся на локтях, серьезно посмотрев на меня.
– Он обидел тебя? – уточнил проницательный мужчина.
Я посмотрела на Сережу, проведя пальцем по его щеке. Всегда любила, когда мужчина бреется гладко, так почему же меня так плющит от его щетины?!
– Я не хочу об этом, – произнесла я, отводя взгляд.
– Алиса! – грозно произнес мужчина.
– Да, – коротко ответила я, молясь, чтобы он не просил рассказывать. Но все боги, видимо, были в отпуске, потому как мои молитвы не были услышаны.
– Как? – вновь спросил меня мужчина, гладя по щеке.
– Стандартный набор, Сереж, – раздраженно ответила я. – Что ты хочешь знать? Как получала по лицу от него? Или как мне угрожали расправой, когда я сбежала в домашних тапках?!
Сережа оставался внешне спокойным, только пульсирующая вена на шее выдавала его состояние.
Я выругалась и отвернулась от мужчины. Вот зачем бередить старые раны?
– Повернись ко мне, – то ли попросил, то ли приказал мужчина.
Я пару секунд поколебалась, но затем все же послушалась.
– Ты скажешь мне, кто он?
Я отрицательно помотала головой.
– Иди сюда, – раскрыл свои объятия Сережа. Я прильнула к нему, устроившись на груди и почувствовав себя в безопасности.
– Как ты умудрилась? – то ли у меня, то ли риторически спросил Сережа.
– Он был вначале нормальным, – проговорила я через какое-то время, не поднимая головы, – а потом, после каждого косяка, клялся искренне, что раскаивается и это в последний раз. А я верила. Я же наивная, верю в любовь и прощение.
Никольский с силой, сам того не замечая, сжал мою талию.
– Я, конечно, тот еще негодяй, но клянусь, что пальцем никогда тебя не трону. Ты мне веришь? – мужчина аккуратно поднял мою голову, заглядывая мне в глаза.
Я улыбнулась, наблюдая, как застыл мужчина в ожидании.
– Я тебе верю. Сереж. И доверяю, что еще круче, – улыбнулась я.
Сережа поцеловал меня в губы, нежно и невесомо.
– Я не хочу тебя ломать, малышка, – произнес он, – ты как луч света, в моей полной дерьма жизни.
– Это ты меня сейчас так красиво отшил? – спросила я, проводя пальцем по его нижней губе.
– Это я, твою мать, так признался, что ты лучшее, что было в моей жизни за последнее время, маленькая засранка! – заваливая меня на спину, зарычал Никольский.
Я улыбнулась, конечно, не признание в любви, но тоже неплохо.
– А я хочу тебя сломать, Никольский, хочу, чтобы ты признал, что не деньги правят миром, – произнесла я тихо, притягивая его к себе.
Глава 21
Сергей
Сон не шел. Алиса тихо сопела у меня подмышкой, а я думал о том, что я творю. Я же хотел просто развлечься, переспать с ней и забыть, красиво послать ее с ее статьей, а что вместо этого?! А вместо этого я растекаюсь лужей возле нее и чуть ли не в любви признаюсь.
– Ведьма, – прошептал я, поглаживая ее по волосам. Она улыбнулась во сне, вызвав улыбку на моем лице.
Куда делся нормальный мужик Никольский и кто этот хлюпик, что поселился во мне?
Я аккуратно выбрался из объятий девушки и вышел на улицу. Ночь была уже достаточно прохладной, но я специально не стал одеваться, нужно было проветрить мозги.
Я закурил последнюю сигарету в пачке. «Опять придется в поселок идти» – мелькнула мысль, от которой я сразу нахмурился. Какой, к черту, поселок?! Нужно ехать домой, разгребать тот завал, в который превратилась компания в мое отсутствие, и навестить всех тех девочек, которые были у меня в планах. От последней мысли я неосознанно скривился. Ладно, с собой нужно быть честным, так больше вероятности выбраться из дерьма. Не хочу я никого, кроме той малышки, что меня ждет в комнате, которая меньше моей гардеробной. И что делать? Забрать ее с собой? А как надолго мне это будет нужно? Что бы там ни было, ломать ее я, действительно, не хочу.
С крыльца послышался шорох, и на улице появилась зевающая Алиса, обнимающая себе руками от холода ночи.
– Ты зачем на улицу вышла? – улыбнулся я ей.
– Я проснулась, а тебя нет. Решила убедиться, что ты не сбежал от меня, – улыбается, но по глазам вижу, что действительно испугалась.
– Иди сюда, – я приоткрыл объятия, в которых тут же оказалась дрожащая девочка.
– Не обманывай меня, Сереж, – прошептала она. – Лучше сразу скажи, когда решишь уйти.
Я промолчал, делая глубокую затяжку.
– А ты? Ты меня будешь обманывать?– против моей воли вырвался вопрос.
Алиса отстранилась, посмотрев в мои глаза волнующимся взглядом.
– Я не психолог, – прошептала она, – но ты же и так это знаешь?
Я кивнул, улыбаясь. Молодец, Алиса. Расскажи теперь, малышка, про статью.
– И зачем я тебе? – спросил я, ожидая ее сбивчивых признаний
Алиса сглотнула, затем прижалась к груди.
– Стало интересно провести время с таким как ты.
Что, твою мать?
Алиса
Я не смогла сказать про статью. Ну что я скажу? Я тебя сюда затащила, чтобы потом написать какой ты мерзавец? Он же наверняка захочет посмотреть наброски, а там несколько листов исписано его косяками и той информацией, что он мне сам рассказал. Притом я даже сегодня вносила данные в блокнот, просто по привычке, ну или хотела запечатлеть некоторые моменты. Самой противно. Хотя мой блокнот последние дни напоминал больше личный дневник, а не рабочую тетрадь. И я не могу ему сказать, а сам он про статью знать не может, информация закрытая, у нас даже в журнале не все знают. А завтра я выкину этот блокнот к чертям и забью на этот идиотский конкурс.
Сережа крепко обнимал меня, докуривая. Мне было комфортно и надежно, никогда я такого не чувствовала с бывшим. За эти несколько дней я испытала такой спектр эмоций, который не испытывала за всю предыдущую жизнь. Сережа задал высокую планку, не знаю, смогу ли я кого-то найти, кого не буду сравнивать с Никольским.
– Пойдем спать, малышка, – прошептал мужчина.
Я кивнула, беря его за руку.
Заснула я быстро, согреваясь в таких крепких и чувственных объятиях. Сережа обнимал меня, как в последний раз, осторожно целуя. Мне хорошо, действительно хорошо.
Утром я проснулась достаточно поздно, Никольского не было рядом, и сердце пропустило удар. Я понимаю, что он мог просто пойти на улицу или помогать бабушке, но я чувствовала, что что-то не то.
Я вскочила с кровати, выдыхая, когда увидела его вещи. Он не уехал. Все в порядке.
Сережу я нашла на кухне, он что-то смотрел в смартфоне, который в деревне, в связи с отсутствием сети и интернета превращался в калькулятор и записную книжку.
– Доброе утро, – улыбнулась я, приглаживая растрепавшиеся волосы. Сережа поднял на меня взгляд и улыбнулся, а я заметила сеточку морщин возле глаз, выдававших тот факт, что он уже не мальчик.
– Проснулась, спящая красавица? – он взял меня за руку, усаживая к себе на колени и целуя.
Я запустила руку ему в волосы, взъерошив их.
Сережа серьезно смотрел на меня, проведя пальцами по подбородку. Он уже не улыбался, а как будто фотографировал меня в памяти. И я поняла.
Я сглотнула.
– Ты уезжаешь?
Он, молча, кивнул.
– Почему? – хоть я и обещала не задавать никаких вопросов и не просить остаться, но в мыслях это было не так больно. – Две недели не прошло.
– Я знаю, – он улыбнулся, – переведу тебе деньги, и, я уверен, ты распорядишься ими правильно.
Я замотала головой.
– Не надо. Тот спор, это глупость.
– Я никогда не отказываюсь от своих слов, малышка. Но мне действительно надо ехать, слишком много дел накопилось.
Очень хотелось спросить, встретимся мы с ним в городе или нет, но я понимала, что это глупый вопрос. Кто он и кто я? Это в деревни мы были близки, а в городе между нами пропасть.
Я кивнула, сглатывая ком в горле и уговаривая слезы не появляться в моих глазах. Не сейчас, когда он уедет, я дам им волю.
– Ты мне хочешь что-нибудь сказать? – спросил Никольский, поднимая мое лицо за подбородок.
Я провела пальцем по его губам, понимая, что они последний раз так близко.
– Перестань быть таким очаровательным, – прошептала я.
Мужчина ухмыльнулся.
– Буду стараться. И начну прямо сейчас.
Он на секунду отвернулся, дотягиваясь куда-то рукой, а затем на столе передо мной появился кошмар из моих снов – мой блокнот.
– Я же дал тебе вчера шанс, ты им не воспользовалась, – он говорил так же спокойно, с легкой улыбкой, ни намека на язвительность или обвинение, просто констатация факта.
– Я не смогла тебе рассказать, – прошептала я, хотя понимала, чтобы я ни сказала, это не будет уже иметь никакой силы.
– Там даже есть запись за вчерашний день, – поглаживание по бедру, резко контрастирующее с его словами. Я попыталась встать, но Сережа мне не дал.
– Если ты читал, ты должен был заметить, что там нет ничего плохого, – выдавила я из себя оправдание.
– Я не вчитывался, малышка. Я с самого начала знал, для чего я здесь. Да, я мерзавец, и обо мне можно было бы написать шикарную обличительную статью, если в тебе есть хоть толика таланта. Но знаешь в чем соль? Я этого и не скрываю и не пытаюсь казаться лучше, чем есть. В отличие от тебя, милой, скромной девочки, несущей свет, любовь и добро, а за спиной так же жаждущей славы и денег, не гнушающейся использовать для этого любые способы. Так, Алис?
Улыбка все же исчезла с лица Никольского, а пальцы сильно сжали мое бедро.
Я сделала еще одну попытку уйти, которая снова была провалена.
– Не так, – я покачала головой, – я тебя не знала, но уже после первого дня у меня засели сомнения, что ты можешь быть героем этой статьи.
– Но писать ты не перестала, – поднял брови Никольский, – и мне не призналась, хотя это могло бы многое изменить.
Фраза царапнула куда-то по сердцу, которое и так уже нещадно ныло.
– Что сделано, то сделано, – я все же вырвалась из цепких рук Никольского, – и хорошо, что мы расстаемся на этой ноте. Так проще.
Я обняла себя руками.
– Статьи не будет, не переживай, – добавила я уже тише.
– Я и не переживаю, – Никольский встал, подойдя ко мне вплотную, – но можешь написать, я же сам советовал не распыляться по мелочам и идти к своей цели. Мне будет приятно, что в этом есть и моя заслуга.
Он ухмыльнулся и поцеловал меня в лоб, задерживаясь ненадолго на нем губами.
– Удачи, маленькая ведьмочка. А я сделаю последний раз марш-бросок и вызвоню Марка.
Мужчина направился к двери.
– Сережа, – окликнула я его. Он остановился, поворачиваясь ко мне. – За баней тоже хорошо связь ловит, – сглотнула я. Что ж, будем добивать правдой.
– Твою ж мать, – проговорил он, зло ухмыляясь, – даже здесь ты умудрилась подгадить.
Марк приехал минут через 20. Я слышала машину и голоса. Но я не стала провожать Никольского, спряталась в бане, смотря в окно как он, в белой рубашке с закатанными рукавами и идеально сидящих на нем джинсах закидывает спортивную сумку в багажник, поправляет часы на руке и оглядывается, один раз, быстро обводя взглядом дом. Затем улыбается Марку, что-то ему говорит, садится и уезжает.
А я в это время сползаю на пол и, наконец, даю волю слезам. «Твое признание могло многое изменить» – застряли в памяти его слова, которые вызывали все новый и новый поток слез. А когда слезы высохли, на меня напала апатия, глухая и затягивающая в путину безразличия.