Нам нельзя

Пролог

Барабаню кулаком в дверь что есть сил, но никто не отвечает. Вдавливаю кнопку звонка, но результат тот же. По моим щекам катятся слезы. Меня колотит, обжигает ледяным ужасом. Так страшно, что даже дышать получается урывками.

– Открой! Ну же! – кричу я, продолжая бой с дверью.

Совсем недавно у меня были ключи от этого замка. Хотя нет. Замок уже не тот. Я смотрю на металлический глазок, который блестит чистотой, и понимаю, что он новый. Она сменила даже замки.

Выдыхаю, прикладывая ладонь к дверному полотну.

– Открой, пожалуйста, – шепчу, не сдерживая слез.

Мне плохо. Очень плохо. А она единственная, кто может помочь. Я хочу слышать ее ворчливые замечания, ее грубый голос. Я хочу знать, что поступила верно, и она меня поддержит.

– Пожалуйста, – умоляю, продолжая колотить в дверь, – открой. Тетя!

И она открывает. Не сразу. Я едва не сползаю на колени, желая обхватить себя руками и рыдать на пороге чужого для меня дома. Смотрю на тетю. Она медленно качает головой, и мне становится по-настоящему страшно. Что с ней стало? Почему она выглядит так?

Потрепанный халат скрывает ее некогда крепкое тело, кожа бледная, под глазами темные круги. Волосы топорщатся клочками в разные стороны. Губы потрескались. Я цепляюсь за каждую деталь, которую помнила едва ли не всю свою жизнь, и, пораженная, замираю на месте. Что с ней произошло?

– Тетя?

– Здравствуй, Элла, – шепчет она дрожащим голосом и отступает, приглашая меня войти. – Я не ждала тебя. Предупредила бы…

– Тетя? – продолжаю повторять, делая первый неуверенный шаг. – Что с тобой?

Тянусь к ней, позабыв о собственных горестях.

Она не позволяет к себе прикоснуться. Только стягивает широкий пояс халата и отходит. Я делаю второй шаг, переступая через порог, и сразу в нос ударяет затхлый запах, царящий в полумраке некогда родной квартиры.

– Ты как? – спрашивает она, дотрагиваясь до двери. Закрывает ее, но на меня не смотрит. – Давненько не виделись.

– Прошло совсем немного, – уточняю я, с ужасом понимая, что тетя словно отсутствует здесь.

Я вижу ее, могу коснуться, но в то же время она словно призрак с пустыми глазами. Где та энергия, что сбивала любого с ног? Где та мощь, о которой я мечтала, подражая тете? Где та невиданная сила, губившая ее врагов? Где это все? Почему она похожа на привидение, запертое в квартире-клетке?

– Да, немного, – призадумавшись, она соглашается. – Что-то я совсем сбилась со счета. Кстати, будешь чай? Идем, я угощу тебя печеньем. Ты, наверное, устала с дороги, – бормочет себе под нос и, разворачиваясь, направляется на кухню.

Я бреду следом, осматриваюсь. Мир, который так был близок мне и дорог, потерял все. Что здесь произошло? Почему так давят стены и так сложно дышать полной грудью? Я хотела найти здесь спасение после всего, что произошло, а нахожу лишь застывший в воздухе страх.

– Тетя, – шепчу, входя на кухню.

Она сидит за столом, сложив перед собой руки. Смотрит куда-то вперед. Я подхожу, кладу ладони на ее руки. Тетя вздрагивает.

– О, прости. Кажется, я призадумалась…

– Тетя, что с тобой?

Она поднимает голову, и я могу видеть смущенную улыбку на ее потрескавшихся тонких губах.

– Прости меня, малышка. Прости… Я не должна была отпускать тебя. Столько плохого там произошло… Столько ужасного с тобой случилось… Она не достойна быть твоей матерью…

Тетя продолжает бормотать, опустив голову, а я уже и не слушаю. Прижимаясь к ней, обвиваю руками, словно хочу защитить эту слабую женщину и погружаюсь в мысли, вдыхая слабый аромат сигаретного дыма от ее волос.

– Нам нельзя… – ее последние слова звучат, как гром. Я вздрагиваю и смотрю на тетю.

– Что нельзя?

Она вновь поднимает голову, и я вижу на ее бледном лице слезы.

– Нам нельзя любить, девочка. Нельзя. Мы сеем только зло…

Глава 1

Ранее

– Не смотри на них так, – голос тети доносится до меня как через вату.

Вздрагиваю, моргаю и оборачиваюсь. Делаю это резко, выдавая себя с потрохами. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Тетю? Да она в жизни не поверит моей лжи, потому что знает меня слишком хорошо.

– Не нравится, да? – Тетя подносит к губам тонкую сигарету и делает затяжку. Я смотрю, как на кончике вспыхивает алый огонек, который тут же исчезает, и не дышу, потому что ненавижу, когда тетя курит в моем присутствии. Но разве ее это останавливает?

Она выдыхает белое облачко дыма и усмехается.

– Дыши уже.

И я делаю вдох, хотя знаю, что немного дыма попадет в мои легкие. Уже привыкла, хоть и злюсь на нее. Но тетя такая была всегда, еще до моего появления на этот свет. Она даже улыбается не так, как остальные люди. Жесткие черты, хриплый смех. Я могла бы назвать ее красивой, но знаю, что она терпеть не может подобные комплименты, считая, что ей лгут. Ведь себя она красавицей не считает, в отличие от той, ради кого мы все собрались.

– Посмотри на них, – кивает тетя в сторону.

Я не тороплюсь оборачиваться, хотя и приходится это сделать. Слышу, как музыка смолкает и вперед выходит кто-то из гостей. Видимо, будет толкать пафосную речь в честь новобрачных. Звучит странно, но я уже привыкла к странностям. Я вообще ко многому привыкла, разве что… Нет, даже думать не хочу.

– Белое платье, – ухмыляется тетя. – Сама невинность, и это в тридцать шесть, да еще после двух браков. Твоя мамочка меня поражает.

Я сглатываю, старательно пропуская колкие замечания мимо ушей.

– Не думаю, что белый цвет сейчас считается цветом невинности у невест, – тихонько подмечаю, потому что молчать дальше нельзя. Тетя ненавидит, когда я замыкаюсь в себе. Тогда она хватает меня за плечо и хорошенько трясет, пока я что-нибудь не скажу. Не хотелось бы, чтобы подобная сцена разыгралась на свадьбе моей матери.

– Сейчас все не так. – Тетя встает рядом со мной и делает новую затяжку. Вновь не дышу, пусть и понимаю, что это бесполезно. – Лучше скажи мне, дорогая моя, как тебе новый папочка? Хорош, не правда ли?

Иногда мне хочется залить уши воском, чтобы только не слышать эту женщину. Яд, которым сочится каждое слово, отравляет и меня. Пожалуй, от столь кардинального и совершенно небезопасного поступка меня останавливает лишь то, что тетя – единственный человек, кому я нужна.

Вместо ответа я невольно перевожу взгляд на новобрачных и смущаюсь, потому что смотреть на их поцелуй просто так невозможно. Слишком откровенно, но в то же время для меня любой поцелуй на публике – откровение. Вот такая я выросла. Скромная, зажатая, молчаливая. И совершенно не подготовленная к большому и ужасному миру.

– И почему ей всегда везет на богатых и красивых? – задумчиво произносит тетя, нисколько не смущаясь поцелуями пары. – Миллионер, да еще с внешностью аристократа. Ты только глянь на его скулы! Острые, как ножи.

Наверное, так и есть, но я опускаю взгляд, лишь бы не быть пойманной за рассматриванием нового мужа моей матери. Знаю лишь одно – тетя права. Он хорош. Дьявольски хорош, и это пугает. Его зовут Станислав Самойлов, и он действительно миллионер. Насколько мне известно из гугла, хотя информации там критически мало. Знаю лишь то, что он финансист, ни каким боком не связан с миром кино или театра, и с мамой познакомился на какой-то выставке. Последнее мне известно от тети, ведь она – мой основной источник информации. И только от нее я узнаю о жизни матери, когда та предпочитает меня игнорировать, впрочем, делает она это практически с самого моего рождения.

– Вот только надолго ли? – протягивает тетя, теперь смотря на меня.

Приходится пожать плечами, потому что иного ответа у меня нет. Если проанализировать жизнь моей матери, то можно смело заверить – их брак развалился через несколько лет. Но все может сложиться иначе, и проживут они долго и счастливо до самой старости, вот только при любом раскладе для меня в их жизни нет места.

Я – бракованная партия. Впрочем, больше попыток мама не предпринимала, видимо, решив, что и одного ребенка ей достаточно. Все остальное время она тратит лишь на свою жизнь.

– Пойдем к столу? – зовет тетя, и я наконец-то начинаю обращать внимание на мир вокруг себя. Гости покидают танцпол и гуськом направляются к широким столам. Празднество в самом разгаре, и мне приходится играть свою роль, потому что вариантов-то больше нет. На моем присутствии настояла мать. Как тетя позже сказала: «Ей нужна красивая картинка. Ты всего лишь декор, запомни это, детка».

И я помню. К сожалению, тетя никогда не ошибается.

Наш столик располагается рядом с главным столом, за которым сидят новобрачные. Отчего-то для самых близких родственников со стороны невесты не нашлось места там, хотя я не считаю данный факт упущением. Может быть, так даже лучше. По крайней мере, мне не нужно каждую секунду напоминать себе улыбаться и быть миленькой дочуркой обворожительной невесты. Есть лишь один нюанс – я сижу так, что могу видеть маму и ее мужа, и лучше бы мне не смотреть на них, потому что тетя то и дело косится в мою сторону и укоризненно качает головой.

Значит, я вновь смотрю не так.

– Расслабься, – повторяет она и, вольготно развалишься на стуле, потягивает шампанское.

Мне бы ее способность чувствовать себя в своей тарелке в любом месте, но, увы, таким талантом не обладаю. Зато извожу себя получше остальных, то покусывая губу, то крутя под столом салфетку. Аппетита нет, как и желания находиться здесь.

Против воли поднимаю глаза от созерцания тарелки и смотрю на маму, потому что в этот момент она заливисто смеется и прижимается к мужу. Да, теперь он ее муж. Но отчего-то мне неприятно думать о нем как о человеке, который будет жить с ней.

Наверное, это зависть. Да, тетя бы так и сказала. Я завидую матери, ведь у нее теперь новая семья. А что у меня?

Осторожно кошусь в сторону тети. Она. У меня есть только она.

Невольно сравниваю маму и тетю Марину. Они все-таки очень похожи, но с другой стороны, если не знать, что они родственницы, то можно усомниться в близости. Ведь для других они кардинально отличаются друг от друга. Я же вижу серые глаза, одинаковый разрез, тонкие губы, острые носы. Они обе привлекательны, но в то же время красота у них холодная. Тетя не стремится быть в центре внимания, поэтому редко использует косметику или делает сложную прическу. Обычно она стягивает темные локоны в тугой конский хвост, на губы наносит блеск, а глаза подводит карандашом. Мама же никогда не появляется на публике без косметики. Ее лицо – ее реклама. Тем более, сейчас. Быть успешной актрисой мало, нужно сохранять эту успешность, а когда возраст начинает давать о себе знать, то вовремя делать процедуры, которые помогут стать еще краше. Поэтому когда я смотрю на маму, то с трудом узнаю в этой женщину ту, кого хорошо помню по ранним снимкам. Там она еще девчонка – бойкая, яркая, страстная. Сейчас передо мной сидит великолепная женщина, волосы которой собраны в простую, но в то же время сложную прическу, украшенную миниатюрной диадемой. На ней, как и обратила внимание тетя, белоснежное дизайнерское платье, которое только подчеркивает ее ледяную красоту. Кажется, словно она сошла с картинки модного журнала, и мне бы гордиться ею, но не могу.

Просто не могу, пусть и хочу пытаться.

– Элла, лучше поешь, – голос тети звучит странным образом: мягко и даже чуточку нежно.

Сглатываю, понимая, что навряд ли протолкну в себя хоть кусочек, но покорно киваю. Сегодня не тот день, чтоб спорить с тетей. И уж тем более я не могу привлекать к себе ненужное внимание прочих гостей. Просто переждать, а потом можно выплакать все глаза в подушку.

– Хорошо, я поем, – тихо отвечаю и дотрагиваюсь до вилки, намереваясь усердно изображаться покорность, как неожиданно на меня падает тень. Вздрагиваю, но бояться нечего. Всего лишь официант, который меняет бокалы. Передо мной тоже опускается бокал с шампанским, но я хочу отказаться. Пусть заберут, однако тетя хитро щурится и не позволяет мне этого сделать. Стоит официанту отойти, как она, подавшись немного вперед, шепчет:

– Тебе уже есть восемнадцать. Пора бы попробовать.

– Я не буду пить, – также тихо отвечаю и усиленно ковыряю первое блюдо.

Тетя смеется и отворачивается, перебрасывается с кем-то за соседним стоиком не самыми приличными шутками, которые меня нисколько не смущают, и я могу выдохнуть. Меньше внимания, уделенного мне, лучше для моей нервной системы пережить сегодняшний день. Поэтому когда во второй раз за моей спиной возникает чужая фигура, бросающая на стол тень, я уже не вздрагиваю. Думаю, это вновь пришел официант, чтобы подлить напитка в пустой бокал тети, но когда на мои плечи опускаются руки, я начинаю паниковать.

Резко дергаюсь, оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с зелеными глазами нового мужа мамы.

Станислав Валерьевич смотрит на меня, мягко улыбаясь.

– Прости, не хотел тебя напугать.

Я шумно выдыхаю и медленно киваю. Он убирает руки, но не отходит. Мне сложно дышать. Вот чьего внимания я не хотела привлекать, так его. Зачем он пришел? Что ему нужно от меня? Мы же уже перебросились парой ничего не значащих фраз в начале вечера. Я поздравила их, тетя тоже что-то пошутила, и мы удалились, потому что таков был уговор. Уговор между двумя сестрами. Не попадаться на глаза хозяйке банкета.

Всего лишь красивая картинка. И столь нужная в столь значимый день.

Декорации безупречной жизни Ольги Владимировой.

– Как вы тут?

Нервно сглатываю комок и быстро нахожусь с ответом. На некоторые вопросы я знаю, что говорить. С остальными мне должна помочь тетя. Таков был наш с ней уговор.

– Хорошо. Спасибо, у нас все отлично.

Натягиваю улыбку, но она, скорее всего, выглядит вымученно. Отчего-то мне кажется, что обмануть Самойлова будет сложно. Впрочем, взгляд, который он сначала бросает на меня, потом на тетю, которая наконец-то замечает его появление, а после вновь на меня, не позволяет усомниться – он не верит моим словам.

Горло вновь забивает комок, и мне приходится приложить усилие, чтобы улыбнуться. Хотя кого я пытаюсь обмануть?

– Спасибо за приглашение на банкет, – дело в свои руки берет тетя. Она-то умеет лгать. – Чудесный вечер. А закуски, м-м-м, пальчики оближешь!

Меня перекашивает от ее слов, потому что голос, которым она всю эту муть произносит, полон лести и лжи. Что же, мы отличная парочка. Впрочем, вся наша семья держится на лжи.

Станислав Валерьевич кивает, будто верит ей. И вновь смотрит на меня, отчего собственные коленки подкашиваются, и если бы я не сидела, то, скорее всего, плюхнулась на задницу. Какой-то странный эффект производят его глаза на меня – будто гипнотизируют. Наверное, именно поэтому он понравился матери. А еще потому, что у него очень много денег.

– Элла, я хотел бы пригласить тебя на танец, – вдруг выдает Самойлов, и мои коленки начинают трястись. Вмиг потеют ладони, и я судорожно хватаюсь под столом за салфетку, лишь бы подавить ужас, охвативший меня.

Танцы. Я не ненавижу танцы.

Глава 2

Если бы только знала, как обернется это вечер, то намерено устроила бы забастовку, наевшись слабительного. Хотя бы так я смогла бы пропустить этот вечер. Но увы, дело уже сделано, и Станислав Валерьевич ждет от меня ответа.

Смотрю на тетю. Та, кажется, тоже шокирована, но ничего не отвечает. Я уже достаточно взрослая девочка, чтобы отказать мужчине. Ну, то есть я хочу отказать, потому что страх парализует конечности, а тетя просто молчит. Мне даже кажется, что она выжидает моей реакции, чтобы после позабавиться. Порой любой мой конфуз доставляет ей неимоверное удовольствие.

– Я плохо танцую, – стараюсь мило улыбаться и пожимаю плечами.

Станислав Валерьевич криво изгибает губы.

– А я слышал, что ты три года училась бальным танцам.

Шах и мат. Я на лопатках.

Пытаюсь взять себя в руки. Тут-то, наконец, вмешивается тетя.

– Поэтому всего-то три года отучилась, – усмехается она. – Две ноги, и обе левые, ведь так, Элла?

Быстро киваю и выдавливаю из себя смешок. Надеюсь, что вопрос исчерпан, но тетя вбивает гвоздь в мой гроб.

– Но все же на танцах тебя научили основам, пусть бальником ты так и не стала. Так что дерзай, племянница.

Улыбка сползает с моих губ. Гневно смотрю на тетю и вижу, как в ее глазах вспыхивает дьявольский огонек. Ничем хорошим это противостояние для меня не кончится. Киваю и медленно поднимаюсь, судорожно растирая ладони о подол платья. Самойлов кивком прощается с тетей и направляется к танцполу, где уже кружатся пары. В том числе и моя мать, но она так увлечена новым кавалером, скорее всего, кто-то из ее друзей, что не замечает собственного мужа и дочь, которые занимают место поодаль от остальных.

Надеюсь, это место выбрано не зря, потому что мы почти скрыты от большей части гостей, и мой очередной конфуз заметят немногие. Но я все равно позволяю Станиславу Валерьевичу положить мне руки на бока, а сама кладу ладони на его грудь. Почти не касаюсь его, только приятная на ощупь ткань греет мои заледенелые ладони.

– Вполне неплохо, – улыбается Самойлов, и только теперь я замечаю, что мы двигаемся в ритме неспешного танца. Мои ноги работают сами по себе, наверное, опыт, приобретенный за годы практики, что нельзя сказать о моем сердце, ухающем в груди каждый раз, когда его ладонь соскальзывает или мои собственные руки прижимаются к его груди.

– Спасибо, – выдыхаю, стараясь смотреть себе под ноги. Теперь боюсь, что наступлю на его дорогие туфли и испорчу их. Вмиг начинаю чувствовать себя неуклюжей девчонкой.

– Элла?

– Да? – вздрагиваю, когда вновь слышу свое имя.

Осторожно приподнимаю голову, чтобы опять пропасть в его зеленых глазах. Магия, не иначе. Потому что я совершенно не понимаю, что со мной творится.

– Ты в порядке? Я заметил, что ты почти ничего не ешь и молчишь весь вечер. Мне показалось, что тебе не нравится здесь находиться.

Слова пугают. Пугает то, что он видит меня насквозь, и то, что подмечает даже незначительные детали, а это означает лишь то, что мне совершенно неподвластно искусство лжи.

Ужас давит на горло. Приходится взять себя в руки, чтобы ответить.

– Если честно, то я просто ни разу не бывала на подобных мероприятиях и не знаю, как себя правильно вести, – произношу тихо, молясь, чтобы никто не подсушивал наш разговор. Особенно чтобы мои слова не были услышаны тетей или матерью.

Самойлов мягко улыбается. Наверное, его полностью устраивает такой ответ, но то, что произносит следом, несколько обескураживает меня:

– Я не хочу, чтобы дочь моей жены чувствовала себя загнанной в ловушку.

– Но я не…

– Элла, это и твой праздник. Просто наслаждайся и не думай, что что-то делаешь не так.

Я нервно сглатываю и быстро киваю, желая оттолкнуть Самойлова и вернуться к тете. Нет, лучше вообще уйти, лишь бы не оставаться рядом с ним. Сердце бешено колотится, и я замедляю ход, плавно опуская руки. В этот миг музыка затихает, а значит, и наш танец должен закончиться, вот только он не убирает руки с моей талии, что заставляет меня беспокоиться. Нас же увидят!

– Я… пойду, – шепчу, осторожно отталкивая от себя Самойлова, и разворачиваюсь, но с ужасом застываю на месте, потому что к нам приближается мама.

Я не готова. Только не сейчас. Но она уверенным шагом приближается к нам, плавно покачивая бедрами. Словно каждый миг ее жизни напоказ.

Неудивительно. Ведь оно всегда так и было. Сколько я видела фильмов и сериалов с ее участием? Не перечесть. Сколько вырезок из газет и журналов у меня было, спрятанных в специальной папке? Много. Очень много. Но я сожгла все вырезки, когда мне стукнуло четырнадцать. Мой маленький бунт против родительницы. Тогда вышла романтическая комедия, где у мамы была одна из главных ролей. Она играла молодую мамочку двух близняшек, которые решили найти для нее нового мужа. В общем, ту комедию, похожую на какую-то кальку с иностранного фильма, я так и не досмотрела. Потому что не смогла сделать это из-за слез, наполнивших мои глаза. Я рыдала, представляя, что это меня так мама обнимает, мне она заплетает косы или рассказывает про любовь. Для меня она готовит завтрак и помогает собраться на первое свидание. Они все смеялись, улыбались и выглядели счастливыми, а мне казалось, что смеются надо мной, а не над какой-то дешевой шуткой из второсортного фильма. Я сожгла все вырезки и пообещала себе, что больше не буду смотреть ее фильмы. Слишком больно осознавать, что она может быть с кем-то любезной или милой, может для кого-то улыбаться или держать за руку. Для нее я всегда была обузой. Ошибка прошлого.

И вот она вновь играет роль. Только теперь это роль заботливой и ласковой жены. Для меня нет места в ее тщательно продуманном мире.

– Вот ты где, – лукаво подмигивает она, скользнув взглядом по мужу. А потом словно замечает меня, хотя я уверена, что она видела нас. – Подаришь следующий танец жене?

Мне бы уйти, чтобы только не видеть ее. Но отступать некуда. Впереди – моя боль, позади – ничего не знающий Станислав Валерьевич. А вокруг столько глаз и ушей, что хочется сжаться и исчезнуть, как мыльный пузырь.

Самойлов приближается к нам и протягивает руку женщине, которая нарочно игнорирует мое присутствие. Я оплошала, нарушив их с тетей уговор.

«Не высовываться, не попадаться под ноги».

Я должна была раствориться в толпе, но в итоге толпа видит нас.

Мама вкладывает руку в ладонь мужа. На ее пальце сияет бриллиантовое кольцо. Звучит романтичная мелодия. Самое то, чтобы кружиться в танце с любимым человеком. Я вижу, как они обходят меня, чтобы вернуться на танцпол, где вскоре становятся центром внимания.

Они слишком красивая пара, чтобы не завидовать.

Но зависти нет. Лишь боль, давящая на грудь. Я начинаю задыхаться. Мне нужно на воздух. Мне нужна холодная вода, чтобы смыть с пылающих щек огонь ревности. Она выбрала не меня. Она выбрала кого-то другого! Опять!

Срываюсь с места и бегу прочь на ватных ногах, минуя столик, за которым сидит тетя. Она с жалостью смотрит на меня, но не пытается преградить путь.

Я выбегаю из банкетного зала в загородном комплексе, который Самойлов арендовал на этот день. Здесь полно гостей, отовсюду слышатся голоса, смех и пахнет весельем. Я чувствую себя самозванкой, пробираясь через толпы незнакомых мне людей, пока наконец не нахожу небольшой закуток. Прижимаюсь спиной к стене, оглядываясь по сторонам. Никто меня не видит. Никто меня здесь не найдет.

Дышу. Стараюсь, по крайней мере, протолкнуть в легкие как можно больше прохладного вечернего воздуха. Мысли начинают успокаиваться, как и бешено колотящее сердце замедляет бег.

Закрываю глаза, прижимаю к лицу потные ладошки. Когда же это все закончится? Когда же меня перестанет трясти при ее виде? Когда я смогу жить, а не существовать, все время анализируя свои действия?

– Элла, хватит, – голос тети врывается в мое подсознание именно в тот момент, когда я готова сползти по стенке и усесться в траву.

Я опускаю руки и смотрю на тетю. Она держит в руках салфетку, которую протягивает мне.

– Вытри сопли, дорогуша. Нам нужно вернуться.

– Я не хочу, – вяло отвечаю, но салфетку принимаю. Сморкаюсь со всей силы, тетя аж морщится, стоит ей услышать звук, который способны издать мои ноздри.

– Мы вернемся и пробудем там еще полтора часа. Так что перестань ныть. Возьми себя наконец-то в руки и делай то, что нужно.

Она неумолима. Бесполезно спорить с тем, кто уже все решил. Кто вообще все решает за тебя второй десяток лет.

Я выдыхаю, комкаю салфетку, которую чуть позже выбрасываю в мусорную корзину. Иду за тетей, возвращаясь в банкетный зал. Новобрачные уже за столом с кем-то общаются. Нас не замечают. Мы тени в жизни моей мамы.

Навязчивые тени, от которых она никак не может избавиться.

Я сажусь за стол, беру в руки бокал с минералкой и заставляю свои губы изгибаться в полуулыбке. Именно то, что хотят видеть. Тетя тем временем присоединяется к беседе за соседним столиком, кто-то что-то спрашивает у меня. Я отвечаю заученными фразами. Мы играем роли, на которые способны.

Наши жизни построены на лжи.