Read the book: «Очищение»

Глава 1. Обнаружение

Антон стоял в подъезде, нервно сжимая запасной ключ. Он уже несколько часов пытался дозвониться до сестры, но слышал только длинные гудки. Внутри нарастала тревога, и, наконец, его терпение лопнуло. Он поднялся к двери и, не раздумывая, воспользовался ключом, чтобы войти в квартиру.

Когда он зашёл внутрь, его охватило странное чувство. Квартира была темна, только тусклый свет фонаря проникал через щель в занавеске, освещая прихожую. Антон сделал несколько шагов и замер: перед ним, на полу гостиной, лежала его сестра, неподвижная и странно спокойная.

Его сердце пропустило удар, и он бросился к ней, ощущая, как ноги подкашиваются. Он попытался позвать её, дотронулся до её плеча, но холод тела заставил его отпрыгнуть назад. В шоке, он с трудом достал телефон и набрал номер экстренной службы, слова срывались с его губ.

Спустя полчаса на место происшествия прибыли следователи. Старший следователь Игорь Соколов первым вошёл в квартиру, обведя её цепким взглядом. Следом за ним вошла Марина Лебедева, криминалист с опытом работы с биологическими уликами, которой предстояло внимательно осмотреть тело и пространство вокруг него. Марина опустилась на корточки рядом с телом, заметив тонкие полосы на шее жертвы, словно следы от натянутой веревки или пальцев. Она молча указала на них, Игорь кивнул, отметив важность этой детали.

– Руки сложены на груди… будто бы нарочно, — Марина, чуть хмурясь изучала позу. – Что-то здесь не так.

Игорь молчал, но его взгляд метнулся к брату жертвы, который, казалось, старался держать себя в руках, но его лицо выдавало потрясение. Слишком нервно, как отметил Соколов про себя.

– Антон Иванович, — обратился к нему следователь, – вы сказали, что пытались дозвониться до сестры. Когда это было?

– Сначала около шести вечера, а потом снова… позже, около десяти, — ответил Антон, все еще не отходя от шока. – Я стал беспокоиться, когда она не ответила, и решил приехать проверить, все ли в порядке.

– Вы заметили что-нибудь необычное? Дверь была заперта? — продолжал расспрос Игорь, стараясь не давить, но его голос был настойчивым.

Антон кивнул и пояснил:

– Дверь была закрыта, но она… иногда оставляла замок повернутым не до конца, чтобы можно было просто захлопнуть. Поэтому я не подумал ничего странного, когда вошел.

Соколов оставил это замечание в голове, но не подал виду. Он уже знал: брат жертвы становится основным подозреваемым.

Марина, завершив первичный осмотр тела, сделала несколько пометок и подошла к Игорю.

– На теле следов борьбы нет. Видимо, жертва не успела защититься или не ожидала нападения, — лаконично сообщила она.

Игорь кивнул. Внешний осмотр квартиры не показал признаков взлома или беспорядка, что сразу исключало версию ограбления. Всё выглядело так, словно преступник действовал хладнокровно и аккуратно.

– Думаю, стоит поговорить с Антоном более детально. Пока он — наш основной подозреваемый, – сказал Соколов, взглянув на Марину.

Соколов вышел в коридор, где младший офицер заканчивал опрос Антона. Он подошел к нему, держа дистанцию, чтобы не вызвать у брата ещё больший стресс.

– Антон, ещё пара вопросов. Вы можете точно сказать, когда видели сестру в последний раз?

– Пару дней назад. Мы встречались, всё было, как обычно, — ответил Антон, стараясь говорить ровно, хотя в его голосе чувствовалось напряжение.

– И когда сегодня вы приехали сюда?

– В десять вечера, — ответил Антон. – После того, как несколько раз попытался дозвониться.

Соколов задумчиво кивнул, отмечая на временной линии предварительные совпадения.

Вернувшись к Марине, он кратко поделился выводами.

– Его версия выглядит правдоподобной, но пока у нас нет прямых доказательств ни против, ни в его защиту. Алиби отсутствует, и его показания — это всё, что у нас есть на данный момент, – сказал он.

Марина, осмотрев помещение в последний раз, добавила:

– Без других зацепок пока остаётся только работать с окружением жертвы и, возможно, искать её связи, о которых он мог не знать.

Игорь кивнул. Брат оставался основным подозреваемым, но без дополнительных улик выводы делать было рано.

Поздней ночью офис был погружен в полумрак. Возвращаясь с места происшествия, Соколов шагал по пустому коридору, пока его шаги гулким эхом не исчезли в тишине. Войдя в кабинет, он заметил Марину, которая уже сидела за своим столом, сосредоточенно разглядывая записи и снимки с места преступления. На экране её ноутбука высвечивались детальные фотографии с места происшествия, и на переднем плане – снимок тонких полос на шее жертвы.

– Что у нас по жертве? — спросил он, снимая куртку и опускаясь на стул рядом с её столом.

Марина, не поднимая глаз от монитора, перелистывала материалы дела.

– Жертва — Ксения Иванова, 37 лет. Вдова, мужа потеряла два года назад. Работала бухгалтером в небольшой компании, – начала она, просматривая информацию. — На первый взгляд, никаких серьёзных конфликтов на работе или в личной жизни. Судя по всему, жила тихо и старалась держаться особняком.

Соколов кивнул, задумавшись. Отсутствие ярко выраженных конфликтов не давало им однозначных зацепок, но он понимал: убийца мог быть связан с чем-то личным, что ещё предстоит раскрыть.

– По соседям что-нибудь есть? — уточнил он.

– Обход уже завершён. Никто из соседей не видел ничего подозрительного, — ответила Марина, слегка нахмурившись. – Несколько человек подтвердили, что видели Антона возле квартиры, но это было ближе к моменту, когда он обнаружил тело. Никто не заметил ничего необычного в дни, предшествующие убийству.

Соколов сделал себе пометку и взглянул на временную линию на экране, где Марина отмечала предполагаемое время смерти и звонки Антона.

– Получается, время смерти примерно совпадает с его звонками и прибытием, но у нас нет свидетелей, которые бы видели его до этого, — медленно проговорил он.

Марина кивнула, и её голос прозвучал спокойно, но уверенно:

– Да, но это всё равно не исключает его участия. Пока у нас нет четких доказательств ни за, ни против его версии.

Соколов откинулся на спинку стула, обдумывая услышанное. Всё в этом деле казалось слишком аккуратным и тщательно продуманным. Позы, отсутствие следов борьбы, спокойное выражение лица жертвы – словно убийца хотел, чтобы это выглядело максимально «чисто».

– Если предположить, что Антон не причастен, то у нас остаётся вероятность, что преступник наблюдал за ней, знал её распорядок и привычки, — задумчиво сказал он.

– Возможно, это кто-то из её знакомых или людей, с которыми она пересекалась. А может быть, это продуманное убийство без конкретного мотива, но с символической идеей, — добавила Марина, делая пометку в блокноте.

Соколов нахмурился. Он не любил строить теории на пустом месте, но без ясных улик пока приходилось рассматривать даже самые абстрактные версии.

– Тогда предлагаю так: проверим её окружение более тщательно. Нам нужно понять, с кем она общалась в последние дни. И давай запросим отчёт по её телефонной активности за последнюю неделю — может быть, кто-то звонил или пытался выйти на контакт, – заключил он, подводя итог беседе.

Марина кивнула, отметив его слова. На этом этапе расследование требовало тщательной проверки всех мелочей, но оба понимали, что путь к истине будет долгим.

Соколов мрачно подумал о сокращениях в отделе, которые вынуждали их работать с минимальным составом. Именно поэтому Лебедевой приходилось не только заниматься вещественными доказательствами, но и брать на себя часть следственных задач. Он внимательно смотрел на экран с временной линией. Чем больше он рассматривал детали, тем больше мелких несостыковок обращали на себя внимание. Последний звонок Антона был примерно в десять вечера, и, по его словам, он приехал сразу после этого, а значит, оказался в квартире почти сразу после предполагаемого времени смерти. Странное совпадение, учитывая, что в последнее время он нечасто появлялся у сестры.

Соколов откинулся на стуле и посмотрел на Марину:

– Марина, глянь на эти записи, — сказал Соколов, слегка вздохнув. – Я не успеваю во всё вникнуть, а твой взгляд всегда подмечает детали, которые я упускаю. Может наследники у неё есть?

Марина взглянула на документы перед ней и покачала головой:

– Только Антон. Родителей уже нет, других родственников не значится.

Соколов кивнул, задержавшись на этом факте. Вдова, без детей, с приличной квартирой, которая автоматически переходит единственному наследнику. Он знал, что иногда, при отсутствии других кандидатов, такие наследственные дела развязывались неожиданно быстро. Мотив мог быть слабым, но всё-таки существовал. Тем более, учитывая, что у самого Антона квартиры не было, а с финансовым положением у него, по некоторым данным, тоже не всё было гладко.

После короткой паузы он обратился к Марине:

– Марина, ты всё-таки уникальна, — с лёгкой улыбкой сказал Соколов, глядя, как она изучает документы. – Мало у кого двойная квалификация – и криминалиста, и следователя. Нам это сейчас очень помогает. И кстати, надо запросить суд на временное заключение под стражу. Пусть это не прямая улика, но единственный наследник и наш последний свидетель без алиби – слишком много совпадений.

Она коротко кивнула, соглашаясь с логикой решения, и Соколов уже набирал номер следственного управления, чтобы обсудить заключение под стражу. Ему не хотелось торопить события, но все улики, пусть и косвенные, сходились в одну точку. Слишком аккуратный облик квартиры, «случайное» совпадение во времени и отсутствие других подозреваемых. Антон оставался основным и, к сожалению, единственным на данный момент кандидатом на временное задержание.

Вскоре Соколов вернулся к Антону, который ждал в коридоре, сидя на скамье с опущенной головой. Визуально он выглядел подавленным, как и положено человеку, только что обнаружившему тело близкого родственника. Но опытный следователь понимал, что это ещё ничего не значило.

– Антон Иванович, — начал он спокойно, сдержанным тоном, – нам понадобится, чтобы вы проехали с нами в отделение. На данный момент вы проходите как основной подозреваемый, пока мы не завершим проверку всех данных.

Антон поднял голову, его лицо выражало смесь непонимания и растерянности. Он явно был не готов к такому повороту событий.

– Но… это же моя сестра, — тихо проговорил он, словно не до конца осознавая услышанное. – Я просто хотел убедиться, что с ней всё в порядке.

Соколов выдержал взгляд и кратко пояснил:

– Мы понимаем, но ситуация требует расследования, и вы — единственный человек, у которого был доступ и определённые интересы. Это стандартная процедура, пока мы не исключим вас из списка подозреваемых.

Антон замолчал, чувствуя беспомощность в создавшейся ситуации, и через минуту, собравшись, последовал за офицерами, которые должны были сопровождать его до. Взгляд его всё ещё был направлен на квартиру, скрывшуюся за закрывшейся дверью, оставляя для него неразрешённый вопрос – как всё дошло до этого.

Соколов кивнул, давая Марине понять, что вопрос с задержанием Антона временно отложен. Уже за полночь, и в отделе до утра никто не начнёт активные допросы. Самому Антону было велено отправиться домой, но он оставался под наблюдением, так как покидать город ему запретили. Официальное уведомление о статусе подозреваемого и повестка на допрос будут оформлены уже утром.

– Завтра с самого утра начнём с Антона. Ещё раз посмотрим на временную линию, изучим её окружение и связи, — тихо произнёс Соколов, убирая папку с материалами дела. Профессионализм и дисциплина не позволяли ему завершить рабочий день без тщательной подготовки к следующему этапу.

Марина, завершив осмотр снимков с места преступления, кивнула, но её взгляд задержался на фотографии с позой жертвы.

– Убийца будто что-то хотел нам сказать. Так просто тело на пол не укладывают, — негромко заметила она, словно размышляя вслух.

Соколов напрягся. Он понимал, что для Лебедевой всегда существовали особенные, неочевидные для него детали. Интуиция и любопытство подталкивали её искать в преступлении то, что лежит за рамками сухих фактов. Но, исходя из опыта, он знал: сейчас лучше не давать себе времени на теории. Лишь факты, которые можно подтвердить.

– Завтра возьмём её телефонные записи и всё, что найдём у Антона. Будем проверять, кто с кем общался, как и когда, — произнёс он, жестом показывая, что пора расходиться.

В офисе становилось тихо, и темнота за окнами уже растворила в себе остатки вечерних огней. Соколов и Лебедева покидали кабинет, понимая, что грядущий день будет долгим.

Соколов выехал из отдела, погружённого в ночную тишину. Небольшие огоньки фар разрезали тёмные улицы, отражаясь в мокром асфальте, и редкие прохожие исчезали в тени ночного города. Путь до его квартиры в старом, ещё довоенном доме занял около получаса. Поднявшись по лестнице, он тихо открыл дверь своей квартиры. Внутри всё было таким же, как и в любой другой вечер: строгий порядок, старый диван, кресло у окна и стол с давно начатой книгой, страницы которой не пролистываны неделями.

Сняв пальто, он прошёл на кухню и налил себе немного чая, прогревая руки об горячую кружку. Прожив один много лет, он уже привык к этим ритуалам: тишине, которая не тяготила, но иногда всё же напоминала о пустоте. Это было его убежище, где он мог скинуть маску сурового следователя, хотя чаще всего она оставалась на нём даже дома.

Опустившись в кресло, он долго смотрел на мерцающий свет уличного фонаря за окном, перебирая в памяти детали сегодняшнего дела. Сцена, где лежало тело, всплыла перед глазами – странная, почти театральная поза, отсутствие следов борьбы, аккуратность, которая не давала покоя. Это было спланированное убийство, в этом он не сомневался. Но неужели Антон, брат, мог бы решиться на это?

Его мысли вернулись к разговору с Антоном. Казалось, мужчина был сбит с толку, но в его поведении что-то не давало покоя. То, как он порой избегал смотреть в глаза или замолкал на прямые вопросы, словно старался удержать что-то внутри. Соколов знал, что нервозность могла быть естественной реакцией на стресс, но здесь что-то не сходилось. «Единственный наследник, единственный с доступом, и нет ясного алиби», – с этими мыслями он задумчиво вздохнул, глядя на пустую комнату.

Он знал: истина часто скрыта в мелочах, а если не найти ни одной зацепки, ситуация может зависнуть. В этот момент его словно окатила холодом мысль – Он представлял, как Антон утром вернётся, и ему самому придётся решить – освободить подозрения или узаконить их.

Работа научила его одному: не всё, что выглядит однозначно, оказывается правдой.

В тишине своей квартиры он ещё долго размышлял над этим делом, изучая каждую деталь, будто перед ним был пазл, где каждый кусочек – улика, слово, воспоминание.

Тем временем Антон сидел в своей небольшой, тускло освещённой квартире, чувствуя, как напряжение нарастает с каждым часом. Квартира, которую он обычно воспринимал как уютное убежище, сейчас казалась тесной и неуютной. Ему не удавалось найти покоя – не после того, что он увидел сегодня. Голова гудела от мыслей, а перед глазами снова и снова вставала неподвижная фигура сестры, её спокойное лицо и эти аккуратно сложенные на груди руки.

Он пытался разобраться в этом кошмаре, но мысли путались. Антон чувствовал, как в груди растёт страх – как если бы внутри поселился холодный комок. «Почему именно она? Почему именно так?» – эти вопросы не давали ему покоя. И ещё одно – подозрения следователей, особенно этот взгляд Соколова. Он чувствовал, что для них он стал главным подозреваемым, что его поступки рассматривают под микроскопом.

Мысли метались, и Антон всё больше ощущал себя в ловушке. Он понял, что не может найти ни одного объяснения тому, что произошло. Оставалось дождаться утра и снова вернуться к этим людям, которые решили, что он способен на убийство.

Антон, вымотанный до предела, поднялся и прошёл по своей тёмной квартире к окну. За ним тянулась тишина ночного города, но внутри не было и намёка на покой. Ему казалось, что он попал в какую-то ловушку, где каждый его шаг и каждый взгляд могут обернуться уликой против него. Даже собственная квартира вдруг стала чужой и пугающей, словно за ним постоянно кто-то наблюдал. Завтра утром ему придётся снова встретиться с этими людьми, которые, возможно, уже вынесли свой приговор.

Тем временем в другой части города Соколов сидел в своём кресле, скользя взглядом по пустому бокалу. Часы показывали поздний час, но сон был бы невозможен – дело Ивановой не отпускало. Он чувствовал, что в этом деле есть нечто, что ускользает от него, словно часть пазла, которую не удаётся найти. Перед ним возник образ Антона, напряжённого и растерянного, но что-то в его поведении было не так. И всё-таки улики упрямо тянули их именно к нему.

Соколов выключил свет и, прислонившись к стене, ещё раз перебрал в голове детали. Всё это – сдержанный брат, странная поза жертвы, слишком чистая квартира – казалось продуманным, но не давало ответов. Он знал, что завтрашний день может принести либо долгожданную разгадку, либо новые, ещё более запутанные вопросы.

Глава 2. Подозрения и Улики

Антон сидел в прохладном, светлом помещении, где воздух казался сухим и застоявшимся. Два стола, несколько стульев, пара сотрудников за компьютерами, занятые своими делами. Всё обыденно, словно никто не видел, что внутри у него всё горело от напряжения. Рядом с ним лежал пустой бланк обязательства о невыезде, который ему предстояло подписать. Обычная формальность, как сказал дежурный следователь, но Антону казалось, что с этой подписью он ещё глубже погружается в какой-то липкий кошмар.

Его позвали пройти к столу, и, словно через вату, он слышал, как Соколов объясняет ему порядок действий:

– Теперь снимем отпечатки пальцев. Просто положите руку вот сюда.

Антон молча кивнул, протянул ладонь к чёрной подушечке для сканирования и ощущал, как пальцы слегка подрагивают, несмотря на усилия взять себя в руки.

Следующий шаг – образец для ДНК-анализа. Обычная ватная палочка, которой быстро провели по внутренней стороне щеки, – но сам процесс казался почти символичным, как если бы от него отделяли кусочек, чтобы позже судить на основе этих клеток. Ему ещё раз объяснили, что это необходимая процедура, «стандартная при подобных обстоятельствах».

Он подписал бланк обязательства и поймал взгляд Соколова, который смотрел на него строго и отстранённо, словно стараясь не упустить ни одной его реакции. Антону казалось, что в этом взгляде читалась жёсткость, скрытая за показной сдержанностью. Словно его уже судили здесь и сейчас, без всяких доказательств и защитников.

Затем они прошли в допросную комнату – небольшое помещение, где за столом напротив удобно расположился Соколов, готовый начать допрос.

Соколов открыл досье, медленно перелистывая несколько страниц, прежде чем поднять взгляд на Антона. Он выдержал паузу, словно выстраивая незримую стену между собой и человеком напротив, и, не отрывая глаз, заговорил ровным, но твёрдым голосом:

– Давайте начнём с самого простого. Расскажите о вашем последнем визите к сестре, — Соколов наклонил голову, присматриваясь к реакции.

Антон сглотнул, с трудом вспоминая, когда и при каких обстоятельствах они виделись в последний раз. Пауза затягивалась, и он, пытаясь выглядеть собранным, произнёс:

– Пару дней назад. Мы виделись у неё в квартире, просто разговаривали… Обсуждали обычные вещи, — он замялся, поймав взгляд Соколова, и добавил: – Ксюша не говорила ничего странного. Всё было как обычно.

Соколов отметил паузу, потом продолжил, словно не придавая ей значения:

– Хорошо. У вас не возникло ощущения, что она кому-то угрожала? Или что её что-то беспокоило? Вспомните все детали.

Антон облизнул пересохшие губы. Он не мог отделаться от мысли, что его слова могли быть истолкованы как-то иначе, но правды ради он сказал:

– Нет, совсем нет. Она всегда была спокойной, немного замкнутой, но… никогда не упоминала, что у неё есть враги.

Соколов внимательно смотрел на него, будто решая, насколько эта сдержанность была естественной, и продолжил задавать вопросы.

Соколов перелистнул ещё одну страницу в досье, мельком взглянул на записи и затем задал новый вопрос, на этот раз чуть более настойчиво:

– Хорошо. Антон, объясните, почему вы решили приехать к ней именно в тот вечер? Вы сказали, что пытались дозвониться сначала в шесть, а затем около десяти. Что заставило вас забеспокоиться?

Антон задумался. На самом деле ему казалось, что это было совершенно естественно – когда она не отвечала, он решил проверить, всё ли в порядке. Но под этим взглядом его объяснение вдруг показалось слишком простым, недостаточно убедительным.

– Она всегда отвечала на звонки, — сказал он медленно, как бы обдумывая каждое слово. – А тут… просто было странно, что она не отвечает так долго. Мы не часто виделись, но я знал, что она не игнорирует мои звонки, особенно в такой час.

Соколов кивнул, не выражая ни согласия, ни сомнения.

– Вы говорите, что беспокоились. Но всё же — что именно заставило вас приехать в десять вечера? Мало кто бы решился на такой поздний визит, – он сделал паузу, и Антон почувствовал, как на него снова навалилась невидимая тяжесть взгляда.

Антон закрыл глаза на мгновение, пытаясь отыскать в своей памяти нужные слова, которые звучали бы естественно, но тут же понял, что каждое слово здесь под пристальным наблюдением.

Соколов внимательно смотрел на Антона ещё несколько секунд, затем закрыл досье и, слегка откинувшись на спинку стула, сделал паузу.

– Давайте прервёмся, — сказал он, вставая. – Кофе хотите?

Антон только кивнул, неуверенно добавив:

– Без сахара…

– Извращенец какой-то, — пробормотал Соколов, закрывая дверь за собой.

Выйдя в коридор, он обернулся на ходу, проверяя, плотно ли закрыта дверь, и направился к кофейному автомату. Пока машина гудела, заполняя пластиковый стаканчик, он услышал приближающиеся шаги и негромкое обращение:

– Игорь Николаевич, результаты пришли, — молодой оперативник протянул ему тонкую папку с бумагами.

Соколов взял папку, не торопясь открывать её, пока кофейный автомат всё ещё гудел, выливая последний тёмный поток в стакан.

– Спасибо, — кивнул он, открывая папку, и взгляд его зацепился за выделенные строки. На первой странице отчёта стояло: «Результаты дактилоскопической экспертизы», и сразу под этим – имя: Иван Левченко, 1970 года рождения. По данным системы, этот человек был ранее судим. В юности его арестовали за избиение женщины, и, отсидев срок, он освободился много лет назад.

Соколов нахмурился, разглядывая информацию. Отпечаток, найденный на обручальном кольце, и частичный отпечаток на двери – оба принадлежали Левченко. Он понимал, что теперь ситуация начинает разворачиваться совсем иначе. Ведь эти отпечатки не могли оказаться там случайно. Возможно, кто-то решил воспользоваться его именем или документами. А возможно, что-то ещё более странное происходило в этом деле.

С минуту постояв в тишине коридора, размышляя над этим поворотом, Соколов взял стакан с кофе и вернулся к допросной. Он поставил кофе перед Антоном, слегка подвинув его на стол. В голове Игоря закрутились вопросы: "Как такое возможно? Левченко мёртв уже десять лет. Как его отпечатки могли оказаться на месте преступления?" На лице отразилось лёгкое удивление, которое он быстро подавил, восстанавливая обычное хладнокровие.

– Вот, как просили, без сахара, — сказал он спокойно, вновь садясь напротив. Потом открыл папку, перелистнул пару страниц и достал одну из фотографий. – Антон, вы знакомы с этим человеком? — он развернул фотографию, показывая снимок Ивана Левченко.

Антон нахмурился, внимательно посмотрел на фотографию и покачал головой:

– Нет, никогда не видел. Кто это?

Соколов молча убрал фотографию обратно в папку, решив пока не вдаваться в подробности.

– Хорошо, — сказал он, медленно складывая бумаги обратно. – На сегодня мы закончили. Только не покидайте город без нашего разрешения.

Антон с облегчением кивнул, готовясь покинуть отделение, но перед тем, как выйти, остановился и спросил:

– Когда я смогу забрать… сестру? Чтобы похоронить её.

Соколов на мгновение задержался с ответом, затем ответил сдержанно:

– Скоро. Мы свяжемся с вами, как только это станет возможным.

Антон кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел из кабинета, оставив за собой только тихий звук закрывающейся двери. Соколов посмотрел ему вслед, задумчиво выдохнул и отложил папку. В тот же момент в кабинет вошёл оперативник, неся свежие отчёты – документы по отпечаткам и сведения о Левченко, подозреваемом, которого теперь предстояло найти и доставить в отделение.

– Игорь Николаевич, адрес по последней прописке Левченко есть, — сказал оперативник, перелистывая бумаги, – пригород, частный сектор.

Соколов молча кивнул, обдумывая план действий, затем обратился к группе оперативников:

– Собираемся. Двигаем к месту. Задержание проводим осторожно: подозреваемый может оказать сопротивление. Перекрываем периметр, пока не поймём, что там происходит. В машине уточню детали.

С этими словами он забрал документы и направился к выходу. Через несколько минут служебная машина уже мчалась по шоссе, оставляя город позади и направляясь к загородному дому, где по последним данным находился Иван Левченко.

Служебная машина свернула с основного шоссе на узкую, засыпанную гравием дорогу, по которой едва хватало места для проезда. Прямо впереди стоял дом, на вид старый, но крепкий, с тёмными окнами и запущенным садом.

– Здесь, — коротко сказал водитель, остановив машину и оглядываясь на дом. – Он там, точно по прописке.

Соколов кивнул и, взяв рацию, скомандовал патрульным, следовавшим за ними на второй машине:

– Держите периметр. Один остаётся на выезде, второй со мной. Без резких движений.

Оперативник с автоматом, выходя из машины, уточнил:

– Если выйдет сразу?

– Пока просто наблюдаем, — ответил Соколов. – Он подозреваемый, но пока не преступник. Никакого шума без необходимости.

Другой оперативник, присевший за дверью служебного авто, взглянул на дом и, переглянувшись с коллегой, понизил голос:

– Слушай, а этот Левченко… точно с женщинами работал? Говорят, в прошлый раз сильно её побил, почти до смерти.

– Поэтому и взяли его в списки подозреваемых, — коротко ответил Соколов, сжав папку с делом Левченко. – Не вздумайте давить на него, если сразу не откроет. Входим только по моему сигналу.

Они обменялись кивками, готовясь к тому, что их ждёт. Один из патрульных держался у края забора, поглядывая по сторонам на случай, если у дома появятся соседи.

Соколова не покидало чувство, что дом был не таким пустым, как казалось. Соседка могла ошибаться, а возможно, кто-то использовал дом после смерти Левченко. Это и заставляло его быть предельно осторожным. Он встал на пару секунд перед калиткой, ощупывая взглядом тёмные окна дома, потом тихо, почти неслышно, выдохнул:

– Идём.

Соколов постоял у калитки, оценивая дом, за которым давно никто не ухаживал: облупившаяся краска, заросший сад и тёмные окна, словно отошедшие в забвение. Он оглянулся на оперативников и кивнул одному из них – Павлову, крепкому мужчине лет сорока с цепким взглядом и выправкой человека, повидавшего много подобных мест. Павлов подошёл к двери и громко постучал.

– Полиция! Откройте дверь, — объявил он твёрдо, так, чтобы его слышали даже на заднем дворе.

Тишина была ответом. Павлов сдвинулся чуть в сторону, выжидая, и постучал снова, более требовательно.

Соколов глянул на старшего из патрульных, стоявшего у ворот, затем на дверь, за которой продолжалась пустота.

– Никого, — прошептал Павлов, бросив взгляд на окна, затем повернулся к Соколову. – Видно, тут давно никто не живёт.

Соколов кивнул, обдумывая следующую команду. Он внимательно рассматривал дом, всё ещё стараясь уловить малейшее движение или звуки. Всё было мертво, словно не только дом, но и само место давно забыло присутствие жизни.

– Входим, — тихо сказал Соколов.

Соколов толкнул дверь, и она с глухим скрипом поддалась, открывая вход в темноватый коридор. Внутри пахло застоявшимся воздухом и плесенью – запахом давнего запустения, будто в доме не было жизни уже долгие годы. Свет, пробивающийся через пыльные окна, падал тусклыми полосами на пол, где старые доски были покрыты тонким слоем грязи и каких-то пятен, уже высохших и оставшихся навсегда.

Оперативники шагнули за ним, осторожно обходя мусор и скрипящие половицы, которые, казалось, отзывались на каждый шаг глухим эхом. На стенах, кое-где облупившихся и покрытых разводами, висели кривые рамки с фотографиями, которые выцветали от времени. Фотографии эти были тёмные, с едва различимыми лицами – словно кто-то нарочно приглушил их цвета, превращая в мрачные силуэты. Паутина свисала с углов, её серебристые нити мягко дрожали от сквозняка, проникшего внутрь, добавляя странное, зловещее мерцание.

Соколов остановился в центре коридора, всматриваясь в глубину дома. Казалось, что с каждой новой дверью дом становился всё темнее, а старые обои местами отваливались, открывая пятнистую, серую штукатурку. Он жестом показал оперативникам двигаться дальше, указывая на дверь, ведущую в большую комнату, где разруха достигла своего апогея.

Там, среди разбросанных газет, валялись пустые бутылки, а в углу виднелась старая, пыльная мебель – стол с облупившейся краской и кресло, наполовину поглощённое тенью. На подоконнике стояла чёрная, высохшая ветка какого-то растения, похожая на скрюченную руку, безмолвно протянутую к свету, который уже не мог дать ей жизнь.

Павлов обернулся к Соколову, бросив короткий взгляд:

– Чувствуешь? Словно здесь всё остановилось…

Соколов кивнул, поглощённый мрачной, застывшей атмосферой. Шагнув ещё глубже, он понял, что этот дом – не просто заброшенное место. Это было странное, пустое пространство, где прошлое, кажется, впиталось в стены, пропитав их неугасимым, удушливым страхом, которым казалось пронизано само молчание вокруг.

Соколов и его команда, изучив дом, обменялись молчаливыми взглядами. Павлов первым направился к выходу, стараясь поскорее оставить позади эти затхлые стены, которые казались пропитанными отчуждённой тишиной. Один из патрульных задержался у дверного проёма, осматривая внутренние комнаты, словно всё ещё надеясь найти хоть какие-то следы жизни, но встретил только пустоту.

Когда они вышли на улицу, Соколов заметил женщину, стоявшую у соседнего дома. Она смотрела на них настороженно, щурясь на свету. На вид ей было лет семьдесят, одетая в старое, выцветшее пальто, она держала в руках сумку с продуктами.