Туман и Молния. Часть 19

Глава 1

Они не задержались в Прибрежном, и Корс был искренне этому рад. Он и сам не понимал, почему так боялся этого места. Оно было для него каким-то роковым. Здесь он присутствовал на совете командиров перед наступлением на Форт, и тогда он был непререкаемым авторитетом для своих черных воинов, и одним из них. В окружении соратников он гордо восседал на почетном месте во главе стола, покрытого темно-бордовой бархатной скатертью, которую в тот день неизвестно где раздобыл Валентин. И также сидел он за этим столом уже позже, и скатерть на столе была смятой и грязной. Сидел один, в пустом доме, опустив плечи и позабыв про свою осанку избранного господина – изгой с раскрашенными лицом и телом покрытым узорами нечистых, униженный и ставший рабом.

Корс старательно гнал от себя прочь эти тяжёлые воспоминания. В ту страшную ночь в этом заброшенном гниющем посёлке Демон показал ему свою силу, но, в конце концов, Корс остался жив, и ничего будто бы не изменилось. По крайней мере, так казалось. Но, когда волею судьбы он оказывался в этом проклятом месте, глубоко запрятанные воспоминания и эмоции предательски начинали всплывать на поверхность, закручивая в водоворот тяжелых мыслей и не давая покоя. И Корс прекрасно отдавал себе отчет в том, что не смог бы спокойно зайти в ту комнату с мерзкой крысой, копошащейся в углу.

Люди – чёрные воины Рагмира и Тола, как всегда, ехали на несколько маршей впереди, а Корс, по-прежнему командовал нечистыми и ехал с ними. Они особо не торопились, но и не останавливались с ночёвкой, отдыхая не больше пары-тройки часов подряд. Его капитан Парки следил за порядком в длинной веренице обозов и многочисленных разномастных повозок, доверху нагруженных разным добром. Периодически он проезжал вперед, к Корсу, и отчитывался своему командиру о том, что все в порядке, или напротив, говорил, что: «…у одной из повозок сломалось колесо, и они немного отстали, но скоро починят».

– Это потому, что вы неправильно распределили груз внутри, и слишком много напихали, не подумав о правильном распределении тяжести и давлении на колёса, – в поучительной манере объяснял Корс, разговором хоть немного отвлекаясь от мрачных мыслей.

Он смотрел на яркие черные точки, вытатуированные под глазами нечистого, и невольно повторял про себя: «Последнее предупреждение, последнее предупреждение… а сколько предупреждений за это время получил я сам, так самонадеянно отбрасывая их в сторону? Мне не сделали точки под глазами, но, похоже, я вляпался по более твоего, Арк».

И Парки, кажется, его слышал, но ничего не говорил, и, отчитавшись, возвращался назад к обозам.

Рядом с Корсом, но чуть позади него, верхом ехал Эдриан. Он был одет в свою одежду воина, и его довольно отросшие волосы с помощью каких-то фиксирующих средств нечистых были красиво поставлены вверх высоким гребнем. Корс не запрещал ему это, и время от времени обращался к нему, давая какие-то несложные поручения в стиле «принеси-подай», используя Эдриана как своего слугу-раба. Эдриан все выполнял.

– Эдриан, – говорил ему Корс, – я не передумал, и не забираю свои слова обратно. Я по-прежнему согласен отпустить тебя в Нечистый предел, когда мы вернемся в Чёрный город. Отпустить к твоей жене и детям. Ты нечистая полукровка, и твой отец, насколько я понял, богатый и знатный истинный черный. В тебе есть кровь расы избранных, ты это понимаешь?

– Да, господин, – равнодушно отвечал Эдриан, – но мне нет обратной дороги.

Так отвечал он неизменно, и его татуированное лицо оставалось таким же непроницаемым, как и его мысли.

А Корсу, напротив, теперь даже хотелось освободить Эдриана. Нечистые сделали его рабом, наказав за трусость. Демон подарил Эдриана Корсу, прекрасно понимая, что обрекает раба на мучения. Но сейчас, Корс, назло Демону, больше не хотел мучить Эдриана.

Ник и Арел тоже часто ехали совсем неподалеку от Корса. Он мог видеть Демона, и от этого, ему становилось только хуже.

Физически, кажется, Корс более-менее восстановился и мог много часов проводить в дороге, в седле, ни чувствуя ни боли, ни слабости, но вот морально… Морально он был просто раздавлен, и в монотонном пути между бесконечных пустынных холмов, то и дело натыкаясь взглядом на такое яркое пятно копны белых волос, Корс не мог не думать о Нике, и не мог не вспоминать:

«Они в пути из Рудного города к Багровой Скале. Один из привалов.

Корс аккуратно причесывает Ника, убирая его платиново-белые волосы наверх со лба и висков. Тщательно закалывает их заколками, планируя дальше заплести ему косы или сделать хвост, но вдруг замечает, какой Ник милый с немного убранными назад волосами и одновременно торчащими чуть дальше по бокам пушистыми густыми прядями. Корс откладывает щётку для волос и оставляет Ника так, любуясь им и видя, что одна непослушная тоненькая прядка уже выскочила из заколотой наверх чёлки и лежит на лице его красивого мальчика. Это невыносимо умиляет Корса, он смотрит на торчащие по сторонам от его лица и чуть сдвинутые назад непослушные волосы, и они действительно напоминают ему пушистые длинные ушки милого щенка. Корс смеется, а Ник недовольно кривит губы и с досадой мотает головой, не желая, чтобы Корс смеялся над ним, и ещё одна тонкая белая прядка высыпается из его прически.

Ник, стоя поодаль, быстро сплевывает в сторону, да так резко и далеко выпустил слюну изо рта, как Лис выпускает пули из своего мушкета.

Корс буквально замирает в шоке:

– Прекрати, – шипит он, – надень немедленно маску!

Корс знает, что в маске, даже если Ник и сдвинет нижний щиток максимально вперед и вверх, так лихо сплевывать у него всё равно не получится. Ник, поняв, что Корс недоволен им, чуть затравленно косится в его сторону и быстро надевает маску. А позже, в их походной палатке, Корс сдирает её с его лица и бьет сына ладонью по губам, хлестко, наотмашь:

– Не смей никогда делать этого! Не смей плеваться как скотина! – орёт на него Корс.

Ник сжимается и пытается заслонить губы ладонями, но не сопротивляется и молчит. Он не смотрит на Корса, не поднимает глаз, хотя его лицо и выражает явное недовольство. И Ник больше никогда не плевал на землю или в сторону при отце.

У живописного озера они простояли три дня, и Корс уже не помнит сейчас, за какую провинность заставляет Ника залезть под их походный топчан. Он говорит ему, что в наказание Ник будет лежать там ровно час, и опускает вниз тяжёлое покрывало из шкур. Ник послушно и тихо лежит на полу, но Корсу самому становится очень скучно без него, и он еле выдерживает положенное время. Едва дождавшись, когда час, наконец, пройдёт, он резко приподнимает покрывало, открывая своего милого мальчика. Ник лежит на полу ничком, уткнувшись лицом в сложенные руки. Он чуть приподнимает голову, и, щурясь от света, пытается взглянуть на отца, а тот лихорадочно вытаскивает его и подтягивает к себе, одновременно другой рукой торопливо расстёгивая ширинку, давит на затылок, прижимая его лицо к своей промежности».

Зачем он вспоминает это сейчас? Все кончено, и ничего больше не будет. Но мысли о Нике упорно крутятся в его голове, бесконечно проигрывая одну и ту же мелодию, песню о потерянной любви. Точно как шарманка! Правильно сказал про него Ник!

Одно и то же. Одно и то же, и так по кругу. Дзинь. Дзинь. Дзинь…

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

«Их комната в Форте. Ник сидит на кровати, и Корс водит пальцем: вверх, вниз, влево, вправо. Так он восстанавливает зрение сына и тренирует его глаза. Ник старается следить за его рукой. Корс медленно приближает палец к кончику его носа:

– Смотри! – приказывает он. – Смотри обоими глазами на мой палец!

И Ник послушно сдвигает глаза к переносице, в кучу, и это так смешно и забавно, что Корс, не сдержавшись, начинает хохотать. Он трясет головой, прижимая руки к груди и заливаясь смехом, а Ник сидит перед ним, сжавшись, и, как обычно, от расстройства чуть выпячивает и так пухлую нижнюю губу вперед, выражением своего лица, провоцируя у Корса новый приступ веселья и смеха. Ник смотрит на него укоризненно и с некоторой обидой от того, что Корс так откровенно потешается над ним.

И Корс сквозь смех умоляет его:

– Ник, Ник, милый, ну не дуйся, все хорошо! У тебя отлично получилось. Просто это было очень смешно!

Но Ник не поддерживает веселье Корса и продолжает надувать губы и кривить рот.

– Ну, улыбнись, улыбнись! – просит его Корс, и Ник растягивает губы в искусственной улыбке, больше похожей на оскал. Так скалится прирученный хищник, подчиняясь хозяину, но демонстрируя, что ему не нравится, когда тот его дразнит. И Ник, как зверь, чуть огрызаясь, «улыбается», показывая клыки, при этом всё же не смея ослушаться или укусить, и этим вызывает у Корса лишь очередной прилив, и через минуту лечение забыто, и Ник стонет под ним.

На следующее утро Корс возвращаясь к лечению, говорит:

– А сейчас, снова потренируем твои глаза.

Но Ник начинает баловаться и сам сводит глаза к кончику носа, или один глаз сводит к носу, а другой, наоборот, уводит подальше от переносицы, сильно в бок. Корс не понимает, как у него так ловко и смешно получается это делать, они оба смеются. И, несмотря на то, что Ник строит рожи и откровенно дурачится, он все равно остается невероятно обаятельным и милым, и Корс не в силах отругать его за сорванный урок, и они снова любят друг друга».

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

Все всегда происходило страстно, бурно, ярко. В первый заход Корс кончал очень быстро, и только на второй и третий раз мог трахнуть Ника как следует, а потом снова начинал частить. Стоило же ему отдохнуть и сделать перерыв в пару часов, как все начиналось сначала, и первый оргазм накрывал его буквально мгновенно. Корс постоянно стирал свой член до крови, не в силах прекратить и вовремя остановиться, потому что хотел Ника каждую минуту. Не задумываясь о последствиях, он заживлял ссадины сильными средствами. Под наркотиками это было не трудно, боль от мгновенного заживления почти не чувствуется. Все отлично! Только слишком много сильных стимуляторов, слишком много и часто, и вот его потенция сказала ему: «До свидания».

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

Зачем он продолжает? В голове крутятся уже даже не конкретные ситуации, а просто моменты, связанные с его мальчиком, то, как Ник поворачивается к нему всем корпусом, вместо того чтобы просто повернуть голову, бросает быстрый взгляд исподлобья снизу вверх. Непроизвольное подрагивание кисти руки. Неуклюжий жест, которым Ник пытается поправить свои волосы и убрать чёлку с глаз, зная, что Корса раздражает, когда волосы заслоняют лицо. То, как опускаются вниз его плечи и вечно растрепанная макушка, когда Корс начинает ругать его, обзывая пьяницей и безмозглым дурачком. В такие моменты глаза Ника начинали блестеть от слёз, и с каждым разом всё быстрее и быстрее. В конце концов, стоило Корсу только начать читать свои нотации, глаза Ника уже находились на мокром месте. И для Корса это были незабываемо приятные воспоминания.

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

Очень скоро Корс понял для себя, какие обидные слова оказывают на Ника самое сильное воздействие. Ник недостаточно сильно, а скорее вообще равнодушно, реагировал на обвинения в том, что он преступник, что он кого-то избивал, вымогал деньги и творил беспредел в Чёрном городе. Честь воина и то, что он её просрал, очень слабо волновала его. А вот на «конченного наркомана» он реагировал, хотя на «пьяницу» сильнее. Он оставался непробиваемым на обвинения в том, что испортил свое тело и руки татуировками, но сжимался, когда Корс обвинял его в том, что он по глупости испортил свою внешность, и теперь на его лице шрам. На то, что он безграмотен, Ник не реагировал, но, если Корс обзывал его дурачком и бестолочью, расстраивался. И Корс всегда давил на эти болевые точки. Пьяница и дурачок – эти слова расстраивали Ника сильнее всех остальных. Он нервно поднимал руки, сводя их вместе и сжимая в кулаки, и начинал бить себя по макушке.

– Прекрати немедленно! – строго говорил ему Корс. – От того, что ты настучишь сейчас себе по своей дурной голове, ума у тебя не прибавится, а только последний выбьешь!

А Ник сидел перед ним, шмыгал носом и упрямо тер глаза. Но Корс считал самым лучшим, когда всё же одна-две слезинки падали из стеклянных глаз. Тогда, переполненный сам невероятно приятными эмоциями, также как глаза Ника слезами, Корс порывисто обнимал сына и объяснял, что ругает его ему же во благо, чтобы помочь стать лучше. И Ник должен это понимать, не обижаться на отца и быть благодарным ему. И Ник благодарил и просил прощения.

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

Даже сейчас, уже после всего, что случилось между ними, от этих воспоминаний у Корса по-прежнему начинало приятно ныть в животе.

Ник, ехал неподалёку, и, кажется, заметил взгляды Корса или услышал его мысли о нём. Корс это понял, потому что Демон чуть повернул к нему свое обезличенное маской лицо, и потом, отвернувшись, отпустил поводья, и, приподняв обе руки, надел на голову капюшон плаща, прикрыв волосы. Он натянул капюшон поглубже, заслоняя и так закрытое лицо. Еще несколько раз проведя рукой в черной перчатке по своей маске, старательно убрал под капюшон несколько непослушных белых прядей. Корс видел, что на его руке, затянутой в дорогую перчатку из тонкой кожи, прямо поверх перчатки надет золотой перстень с темно-зеленым камнем. Подарок Корса. И Ник его носит. Камень ярко блестит и переливается. Истинные чёрные носили на пальцах драгоценные перстни, но никогда не надевали их поверх перчатки, это считалось вульгарным признаком дурновкусия, и раньше Корс никогда бы не позволил Нику сделать так, но что он может сказать сейчас? Он больше не вправе указывать и делать замечания, а Ник со своими дикарскими понятиями о красоте, конечно, напялил перстень поверх перчатки, чтобы все видели, и чтобы он мог похвастаться драгоценностью.

Ник пришпорил Нечистую Силу, уезжая чуть вперед и подальше от Корса.

Корс подумал о том, что настоящее лицо Демона такое же чёрное, как и его маска, и теперь он понимал, почему Демон так любит носить её. Как бы это странно ни звучало, но в маске он был больше похож на самого себя. А милые черты сына Корса, Демон использовал только для соблазнения и обмана.

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

Корсу стало очень грустно. Как хорошо было пребывать в неведении о той лжи, которая царила вокруг него, задыхаться от любви и восторга, сжимая как он тогда считал «своего мальчика», в чуть грубых и страстных объятиях. Смотреть в эти прозрачные глаза, часто накрашенные, подведенные черным и горящие на бледном лице, слышать его стоны, видеть и чувствовать, как Ник прижимается и льнет к нему. Разве мог Корс предположить, что они сами, а вовсе не их недоброжелатели разрушат такие идеальные отношения? И что теперь? Что теперь?!

Нет больше его беленького мальчика, его красивой куколки, такой милой ласковой и послушной, и светлые глазки в длинных ресницах больше не будут внимательно смотреть на него снизу вверх, ожидая, что он прикажет. И соблазнительные губы не будут мило надуваться от расстройства из-за обидных слов. И сейчас от горечи несбывшихся надежд у Корса самого предательски выступили слезы на глазах. Весь погрузившись в свое горе, он не сразу заметил Зафа, а тот подъехал к нему, и Корс, спохватившись, быстро вытер ладонью мокрые глаза. «Чёрт, что ему нужно?»

– Витор, – Заф смотрел на Корса очень серьезно.

«Нет, это совсем не похоже на флирт или какой-то подкат», – быстро подумал Корс и вежливо сказал:

– Добрый вечер, Заф!

– Знаешь, – продолжил Заф, не ответив на приветствие, он казался взволнованным, – ты можешь всегда позвать меня мысленно. Если захочешь. Не стоит терпеть или доводить до критической ситуации, стыдясь попросить помощи. Витор, просто позови меня, и я приду и постараюсь сделать все, что в моих силах.

– Заф, ты о чём? – то, как внимательно Заф продолжал смотреть в его лицо, и эти слова про некую «критическую ситуацию», которая может произойти, в животе Корса словно сжалась пружина, и это были очень неприятные ощущения.

– Нет смысла изображать из себя героя, – продолжил Заф, – это ничем тебе не поможет. Будет плохо, зови меня. Я очень давно знаю Белого Лорда, но знаю про него наверняка лишь одно: от него можно ожидать всё что угодно. Поэтому зови, я сам предложил помощь, это не твоя слабость.

Корс застыл в седле. Он смотрел на расплющенный широкий нос Зафа. Из-за плагов у того не было как такового кончика носа, просто расплющенная лепешка с небольшой вертикальной выемкой посередине. Бедный Заф, ведь он когда-то был красив, очень давно, до того, как с ним проделали эту уродующую процедуру – кажется, это сделал его отец. Так он рассказал Корсу. Из детских воспоминаний Шагежа Корс помнил Зафа молодым, с еще совсем небольшими камнями в ноздрях, его нос не был так жутко расплющен. Все происходило постепенно, и теперь лицо Зафа безвозвратно испорчено. Знак принадлежности к клану, семье. Младший принадлежит старшему. Разве мог бы когда-нибудь Корс сделать нечто подобное со своим сыном, так обезобразить его? Да он и прядь волос не в состоянии был отрезать своему Нику!

Заф тоже Демон, какова его животная сущность? Кто он? Человеческие тела Ника и Арела не похожи на их звериные сущности. Ник совсем не напоминает рептилию, ну, может, только движениями иногда: то совершенно недвижимый, застывший, то резкий и быстрый. Чем Арел похож на летучую мышь? Темным цветом волос? Нет, всё это как-то неубедительно. Если сам Корс имеет козлиные рога на голове, то этому в его физическом теле нет уж совсем никаких подтверждений. Кто ты, Заф? Он может быть каким угодно.

– Спасибо, но мне не нужна помощь, – спохватился Корс, – я думаю, все будет в порядке.

Заф невесело усмехнулся, чуть качнув головой:

– Приходи тогда просто в гости, когда мы будем на привале. Посидим, выпьем, поиграем в карты.

– Благодарю за предложение, Заф, – ответил Корс. «Только этого еще ему не хватало, ну уж нет, уволь меня от своего гостеприимства».

И Заф, больше ничего не сказав, развернул коня, отъезжая от Корса.

Корс всеми силами пытался увидеть его облик. «Чёрт! Что-то крупное, приземистое, мощное, как и сам Заф. Покрыт черной шерстью… Нет, это не шерсть, но очень похоже на густой, темно-коричневый, почти черный, мех. Не зверь. Заф не зверь. Он ближе к Нику. Насекомое. Толстые мохнатые лапы, состоящие из нескольких сочленений. Расположены вокруг тела. Их много».

Удаляясь от Корса, Заф, словно почувствовав его пристальный взгляд, обернулся, и Корс увидел, как блеснули его круглые темные глаза. Два огромных круглых глаза. «Нет, черт, это же круглые плаги в его носу переливаются темно-зеленым, а вовсе не глаза!»

Корс мотнул головой, отгоняя наваждение. Что имел в виду Заф? Он был очень серьезным и даже каким-то взволнованным. Он боялся за Корса. Боги! Мысли метались в голове Корса, как зайцы: «Демон сказал: «Я буду развивать и обучать тебя». Что это значит? Обучать его как Арела? Но какой смысл делать Корса немым? Пристегивать язык, как князю? Корс все слышит и может вести любой разговор мысленно. Для Арела, наверное, эта пытка имела пользу, вынуждая развивать внутренний диалог. Арел был туп и не слышал ничего кроме фразы: «Я разрешаю тебе кончить». Демон мучился с ним и вынужден был сделать его немым. Отсутствие физической возможности произносить слова вслух, невольно стимулировало князя искать другие способы коммуникации. Компенсируя свою немоту, он развивался. Но Корсу это не нужно. Он видит жизни людей, что уж говорить о стандартной болтовне. Его нет смысла развивать. Что ещё? Быть рабом, как князь? Сидеть раздетым у ног хозяина, пока он курит и играет в карты – это развитие? Ник сказал: «Не люблю тебя бить», а он, обычно, ясно выражается. Однако, в пределе он избил его как миленького. И? Ему не понравилось? Он не хочет? Не любит? Ну, зато князь Арел еще как любит! Мне конец! Они будут бить меня, как я бил их, «отражать», как говорит Ник. Что делать? Что мне делать? Звать на помощь Зафа? Ведь он на это намекал. Как это унизительно! Заф сказал: «Не строй из себя героя».

Корсу стало страшно.

Глава 2

В довершение ко всему, словно отзываясь на мрачное настроение Корса, погода испортилась, и начался дождь. Сначала небольшой и едва моросящий, очень быстро он превратился в оглушающий ливень, и нечистые приняли решение наконец остановиться на полноценный привал. Они начали ставить палатки для ночлега, но, пока это происходило, Корс успел насквозь промокнуть. Он замерз и уже не понимал, от чего его трясет, от холода или от страха. Как можно плотнее завернувшись в длинный плащ, он стоял возле своего коня и нетерпеливо ждал, пока нечистые под командованием Парки расставят шатёр. Корс уже забыл, когда вообще в последний раз расставляли его палатку. Во время всех походов он всегда жил со «своими мальчиками», но сейчас не знал, как поступить. Ник и Арел уехали далеко вперед и затерялись в дожде и суматохе подготовки к привалу. Куда ему идти? В конце концов, у него есть и свое место для ночлега. Как всегда во время ожидания, Корс нервно закурил. Пытаясь не намочить сигарету, он сильно склонил голову, надвинув капюшон как можно глубже. И в этот момент в его мыслях очень четко прозвучал приказ: «Иди сюда!» От неожиданности Корс вздрогнул и сразу отшвырнул недокуренную сигарету в сторону. Куда он должен был идти? Он нервно огляделся. Где в этой неразберихе искать Ника? Корс все же решил пройти немного вперед, в том направлении, куда они уехали ранее. Проигнорировать приказ он не мог, просто был не в состоянии сделать это, ослушаться, даже в физическом плане. Ноги сами понесли его неведомо куда в глубину строящегося лагеря. Он едва успел подхватить под уздцы своего коня, ведя его за собой. Не пройдя и пары десятков шагов, Корс увидел темную фигуру, явно направляющуюся ему навстречу. Несмотря на то, что идущий был завернут в плащ, и его лицо скрывал низко надвинутый капюшон, Корс не сомневался в том, кто перед ним. Такая гордая осанка прирождённого господина могла быть здесь только у князя. Арел приблизился. В вечерних сумерках и пелене дождя его серое лицо выглядело абсолютно нечеловеческим. Мертвая маска. Красивая и столь же отталкивающая в своем ледяном равнодушии.

– Иди за мной, ты ночуешь с нами, – сказал ему Арел без какой-либо интонации.

– Но… – Корс растеряно оглянулся на свою почти расставленную палатку, – но после того, что произошло? Почему?

Арел лениво пожал плечами:

– Меня это не касается, так сказал Ник, – и, отвернувшись, он направился в ту сторону, откуда пришел.

Корс махнул рукой Парки:

–Отставить!

Парки замер, поливаемый дождем, потом, кажется, понял приказ и крикнул своим воинам:

– Отставить! Разбирайте обратно!

А Корс поспешил за Арелом. «Значит, Ник прислал за ним князя. Князь Арел на побегушках, как Валентин, забавно». Ник не указал Корсу мысленно, куда идти, он предпочел отправить за ним Арела. Почему? Впрочем, какая разница. Корс послушно шел позади, думая о том, что Арел уже не человек. «Это ждет и меня? Демон сказал: «Я буду тебя развивать и учить». Развивать и учить, чтобы превратить в такое? В существо без чувств и эмоций, равнодушное ко всему живому?»

Они подошли к уже поставленной палатке. Арел пропустил Корса вперед и сам зашел вслед за ним. Корс услышал, как князь мысленно коротко отчитался: «Я привел».

Ник сидел за столом. Он снял плащ, но на его лице по-прежнему была маска. Корс видел, что волосы Ника спутаны и не расчесаны, он не делал этого без отца, и Корса это убивало, но он больше не мог ему указывать.

– Сними плащ, – сказал Ник, явно обращаясь к Корсу, – с тебя вода течет ручьем.

Корс сразу снял плащ и постарался аккуратно повесить его у входа, чтобы не намочить все кругом.

– На колени, – приказал Ник.

«Боги, ну а на что я надеялся?!» – пронеслось в голове у Корса. Он молча встал на колени. Ему УЖЕ хотелось позвать Зафа.

Ник подошел и протянул Корсу полотенце:

– Вытри лицо, оно мокрое от дождя.

Корс быстро глянул на него, попытавшись определить настроение, но что было толку? Маска надежно скрывала мимику, а черное стекло – выражение глаз. Корс опустил взгляд, взял предложенное полотенце и вытерся им.

– Подними голову, – снова приказал Ник, – подними, запрокинь лицо и закрой глаза.

Корс подчинился, вдруг почувствовав, как к его глазам прикасается что-то липкое, прижимается к векам и коже. Пластырь!

– А-а-а!

– Не ори! Это всего лишь пластырь.

– Но зачем? – закричал Корс, хватаясь за заклеенные глаза.

– Я собираюсь снять маску, – спокойно объяснил Ник, – ты больше не увидишь моего человеческого лица.

– Что?!

– Вспоминай теперь мое черное лицо, покрытое чешуей. И я, и Арел больше не люди для тебя.

– Змея и летучая мышь? – усмехнулся Корс, но усмешка вышла неубедительной. Внутри он был напуган и дезориентирован тем, что его ослепили.

– Не змея и не мышь, но ладно, пусть будет так, – согласился Ник, – приблизительно ты прав.

– Но я ведь и сам такой же, как вы! – отчаянно воскликнул Корс, – ты сказал, что у меня рога.

– Да.

– Значит, я козел, получается?!

– Козел, змея, и летучая мышь, – подытожил Ник, и Корс услышал, как они с Арелом негромко рассмеялись, – снимай свою мокрую одежду, – приказал Ник, и его голос снова стал серьезным, – её нужно развесить просушиться.

– Как я повешу свою одежду просушиться, если я не вижу ничего! – возмутился Корс.

– Вер позаботится о твоей одежде.

– Ну конечно! Он ничего не понимает! Он повесит ее слишком близко к огню. Он испортит дорогую кожу. Моя одежда требует специального ухода!

И Корс получил удар в голову, неожиданный и такой сильный, что отлетел к стене и упал на бок. Он даже не понял, кто его ударил, Ник или Арел, но это было очень болезненно. В висках зазвенело, и он просто каким-то чудом не потерял сознание.

– Прошу вас, не надо! – закричал он униженно. Корс боялся их и знал, что они чувствуют его страх. «Я хуже Эдриана, я такой же трус!»

– Сними мокрую одежду, Вер позаботится о ней, – повторил Ник без особых интонаций.

Корсу хотелось думать, что его все же ударил князь Арел, но он не мог знать этого наверняка, а их мысли были закрыты от него. Он принялся раздеваться, боясь получить еще удар. Может быть, нужно было снимать одежду быстрее?

Полностью раздевшись, он остался стоять на коленях. Они его не поторопили, не ударили и ничего ему не сказали. Корс услышал, как к нему подошел Верный. Он узнавал его по дыханию, по тому, как по-собачьи Вер сопел, и сейчас еще по отвратительному запаху мокрой псины. Корсу было холодно, его кожа покрылась мурашками, он мелко дрожал, воздух в палатке еще совсем не прогрелся. «Боги, только бы они не оставили меня спать вот так у входа, ну или хотя бы дали какую-нибудь шкуру, а лучше одеяло». Он почувствовал, как к его золотому ошейнику пристегивают цепь. Это сделал Ник, Корс не ошибся, потому что Ник сказал ему:

– Вставай на четвереньки и ползи за мной, – и он потянул за цепь.

Корс медленно продвинулся вперед, боясь удариться о топчан или стол. Сейчас он очень хорошо понимал Ника с его плохим зрением и невольно подумал: «Боги, как только он все это выдерживал на протяжении всей своей жизни?»

Чуть протянув руку, Корс беспомощно исследовал пространство впереди себя и наткнулся на деревянную ножку.

– Ложись на кровать, – сказал Ник, – укройся, согрейся, я не желаю тебе зла. Скоро будет ужин.

– Спасибо, – едва прошептал Корс. Нащупав рукой поверхность топчана, он поднялся с колен и аккуратно лег на него, заматываясь в одеяло, чувствуя, какое оно большое и мягкое. «Это же их пуховое одеяло, покрытое золотым атласом и парчовой тканью! Они спали под ним во дворце Рудного города. Значит, Ник приказал вытащить дорогую вещь из повозки, вот так, прямо в походе, посреди пути? Приказал накрыть роскошным одеялом походный топчан? Впрочем, какая теперь разница? Главное, что оно теплое». Корс накрылся с головой и лежал, пытаясь унять дрожь и ни о чем не думать, ничего не анализировать. Когда-нибудь Ник сменит гнев на милость, Корс в это верил. В конце концов, Корс сам виноват. Он смутно слышал их передвижения по палатке, но они ничего не говорили.

– Витор. Вставай! Держи, одень.

Ник толкнул его в грудь чем-то мягким, Корс понял, что это его белая батистовая рубашка с многослойным кружевом на воротнике и манжетах и бархатный камзол с золотым шитьем на лацканах, его штаны из замши. Все эти вещи не сочетались между собой, и мало того, надевать их сейчас, в походной палатке, было абсурдом, но Корс не возразил. Ни сказав ни слова, он надел то, что ему предложили. Он представил, как глупо смотрится с заклеенными пластырем глазами, растрепанным мокрым хвостом, цепью, свисающей с ошейника вниз, и при этом в дорогих кружевах. Ник дал ему его самую красивую одежду, ну, по мнению Ника, конечно, но это было уважительно, наверное… или напротив, это была издевка, Корс не понимал.

– Пойдем к столу, – сказал Ник и потянул за цепь.

– Мне снова ползти на четвереньках? – уточнил Корс.

– Нет, просто осторожно иди за мной.

На цепи, как пес, делая совсем небольшие шаги, Корс послушно направился за Ником. Ник вел его медленно, не поторапливал, лишь направляя натяжением цепи.

Наконец, дотронувшись чуть вытянутой рукой до края стола, Корс спросил:

– Я могу сесть?

– Да, конечно, – ответил Ник, – папочка, я не наказываю тебя, пойми.

И Корс услышал, как он вплотную придвинул к нему стул.

Корс аккуратно сел, и Ник положил его руку на деревянную столешницу. Корс сразу наткнулся на вилку, нащупал край миски с ужином. По резкому специфическому запаху он понял что в миске баранина. Аппетита не было, и даже не из-за того, что мясо воняло. За время, проведенное с нечистыми, Корс, в целом уже привык к их грязной еде. Резко отдернув пальцы от пищи, Корс уже увереннее продолжил водить рукой по столу, и, как и надеялся, сбоку от миски нашёл кубок с вином.

Так было лучше. Он сразу взял его, и, забыв спросить разрешения Ника, сделал несколько больших глотков, почти осушив до дна.

– Тебе нужно поесть, – заметил Ник.

– Я не могу… кусок не лезет в горло, – оправдался Корс, и он не лгал.

– Нет, так не годится, – не согласился Ник, – тебе нужно поесть, папочка, я сам покормлю тебя.

– Ник…

– Из моей руки, из моих пальцев ты возьмешь еду?

– Ник…

Корс почувствовал, как к его губам прикасается горячий кусок мяса. Невольно он попытался отодвинуть его от себя. Пытаясь убрать руку Ника от своего лица, случайно дотронулся до его запястья чуть ниже браслета. Сейчас, когда все чувства Корса были обострены до предела, он очень явственно ощутил под пальцами тонкую вмятину шрама. След от веревки. Корс испортил сыну запястья, постоянно крепко связывая ему руки в целях лечения и воспитания, и, увлекаясь в процессе, затягивал так, чтобы веревка буквально впивалась в кожу. Татуировки, как всегда, помогали скрывать ссадины, и Корс не задумывался о последствиях. Мгновенно он вспомнил, как Ник в те моменты, когда его руки были свободны, пытался растереть затекшие пальцы, морщась от боли тёр запястья, на которых остались глубокие борозды от шнура. А в Рудном городе Корс стянул ему руки за спиной тонкой железной проволокой. Что он натворил! Теперь такие же следы на руках ждут и его, Корс уже в этом не сомневался. И еще, сам не зная почему, он был уверен, что после ужина Арел его поимеет, или он отсосет им. Ник лукавил, папочка Корс был наказан. Но вот надолго ли?