Read the book: «Женщина с ребенком»

Font:

Глава I

Какая нынче весна выдалась – на удивление! В марте уже снег растаял, апрель был веселым и звонким, а середина мая порадовала настоящей летней жарой. Ленивой, расслабленной. И люди смело скинули плащи и ветровки, открыли солнцу бледные тела, и никто, кажется, по своим делам не торопится… Вон, все скамейки в парке заняты, приткнуться некуда. Работать надо, делами обыденными заниматься, их ведь майской жарой не отменишь! А они сидят – расслабились…

Вон парочка сидит, обнимается. Вон там женщина пожилая присела, держит сумку на коленях. Лицо усталое, зимнее еще, бледное, цвета сырой картофелины на срезе. А другие скамейки мамаши с детьми оккупировали – но с ними-то как раз все понятно, у них сейчас это главная работа и есть – отпрысков на солнышке выгуливать. Святое дело…

– Ну, и что будем делать, Темочка? – тихо спросила Катя. Наклонилась, поправила на голове у Темы панамку, вздохнула. – Я думала, мы в парке на скамейке посидим, а тут все занято… Может, на нашу любимую детскую площадку пойдем?

Тема дрыгнул толстыми ножками, потянулся в легкой прогулочной коляске, захныкал. Понятно, хочет своими ножками побегать. Да ведь она так и хотела – подрулить вместе с коляской к скамейке и выпустить его на свободу! Она бы села, а Тема топтался бы рядом, в поле зрения. Тем более это самое «поле зрения» сейчас просто необходимо, потому что телефон все время звонит… И надо обязательно отвечать, никуда не денешься. Потому что день рождения у нее сегодня. Сорок лет…

– Темочка, не хнычь, пожалуйста! Мы с тобой быстро до детской площадки дойдем! Вон, видишь, там выход из парка? Дорогу перейдем и сразу в наш любимый дворик попадем… Потерпи, Темочка…

Они давно облюбовали с Темой тот дворик, хоть он и не был близко от дома. А что делать? В их родном дворе детская площадка была в таком ужасающем состоянии, что гулять на ней было просто небезопасно. А тот дворик такой новенький, свеженький, а главное, забором не огороженный, как сейчас принято. Нет, правда, что за манера – дворы чуть ли не колючей проволокой обносить, чтобы враг не прошел! Разве мамаши с детьми – это враги? Подумаешь, дети на площадке поиграют… Тем более двор большой, места много. И малышни там собирается множество, и скамеек для мамаш, нянек и бабушек хватает. Не то что в парке…

Катя ускорила шаг, продолжая уговаривать Темочку. Впрочем, он и сам перестал хныкать, весело поглядывал по сторонам. Слава богу, характер у него не капризный. Лёля в его возрасте совсем другой была…

Лёля, Лёля… Доченька милая. Даже не позвонила сегодня, с днем рождения не поздравила. Забыла, что ли? Или на вечер все поздравления приберегла?

– Ну вот, Темочка, мы и пришли… Сейчас выпущу тебя из плена… Смотри, там уже и подружки твои в песочнице собрались, Танечка с Анечкой! Давай, топай к ним… Да не обижай, смотри, как в прошлый раз… Ты ведь знаешь, что девочек нехорошо обижать, правда?

Тема важно кивнул головой, и на этом воспитательная минутка закончилась. Танечка с Анечкой уже поглядывали на него из песочницы, хмурили бровки. Наверное, не забыли еще перенесенных давеча обид. Их мамашки тоже зорко следили за тем, как Темочка топает по направлению к песочнице, готовились тут же сорваться с места, если вдруг что-то пойдет не так… И на нее поглядывали с неким вызовом – чего, мол, в наш двор опять заявилась? Негде больше гулять, что ли?

Негде, милые мои, негде. Что ж вы сердитые такие, откуда чего взялось? Вон молодые какие, жили да радовались бы этому обстоятельству… Вот стукнет вам сорок лет и поймете тогда, что радоваться гораздо слаще, чем сердиться по пустякам…

В кармане снова зазвонил телефон, и Катя скоренько вынырнула из грустных мыслей, надела на лицо улыбку. Когда улыбаешься, и голос по-другому звучит. Потому что он сегодня должен звучать радостно – день рождения все-таки!

Звонила младшая сестра Маша. Бодро протараторила ей в ухо дежурные пожелания относительно счастья, здоровья, семейного благополучия, и Катя поблагодарила ее так же дежурно. Нет, с Машкой у нее были прекрасные отношения – теплые, сестринские, – но все равно эти поздравления звучат как заезженная пластинка, одни и те же из года в год… Хоть бы чего-нибудь новенькое придумала, фантазии не хватает, что ли?

– Спасибо, Маш, спасибо… – проговорила еще раз. А что еще ответишь? Тоже ведь ничего другого не придумаешь…

– А чего такой голос у тебя грустный, Кать? – спросила Маша удивленно. – Вроде радоваться должна, сегодня ж твой праздник!

– Да какой там праздник… Сорок лет…

– И что?

– Да ничего… Знаешь, у меня такое чувство, будто я некий рубеж перешла и больше ничего хорошего у меня не будет…

– Да ну! Придумала тоже! В сорок лет жизнь только начинается! Не грусти давай, ты чего!

– Ладно, Маш. Не буду грустить. Вечером придете с девчонками?

– А как же? Придем, конечно! Мои близняшки уже соскучиться успели по Темочке!

– Как они, кстати?

– Да ничего, нормально… Учительница говорит, они способные. Хотя чего там поймешь, первый класс еще…

– Нет, они и впрямь у тебя умненькие девчонки, что ты!

– Ну, дай бог… Им глупыми нельзя быть, сама понимаешь. Вчера забрала их из школы, а они такие грустные обе… Спрашиваю – что случилось, мол? Дашка, как всегда, отмолчалась, а Сашка выпалила – почему у нас папы нет и не было никогда? Его вообще-вообще не было, что ли? Других ребят, вон, из школы папы забирают…

– И что ты им ответила, Маш?

– А что я могла ответить? Только давешнюю сказку рассказать про папу-героя, который погиб во льдах Арктики… Правду ведь не скажешь, что этот героический папашка исчез в неизвестном направлении, когда им еще и годика не было. И приветов не шлет, и алиментов не платит…

– А что, его так и не нашли? Вроде судебные приставы в розыск подавали…

– Не-а. Не нашли. Может, и правда окончательно сгинул. Да ну его, Кать… Еще не хватало о нем в твой день рождения говорить! В общем, поздравляю тебя, и не грусти давай… Придумала тоже… В сорок лет жизнь только начинается, помни об этом!

– Да, Маш, спасибо…

– Ну все, до вечера!

– До вечера, Маш…

Катя сунула телефон в карман, подумала про себя сердито – вот же ерунда какая, честное слово! Как же эта фраза въелась в бабское сознание – про жизненное начало в сорок лет! А все с того фильма началось, где она прозвучала впервые… И пошло, и поехало… Как вцепились в это «жизнь только начинается», так и оторваться не могут, и утешают сами себя… Да она и сама раньше так думала, чего там. Ничего страшного, мол… А вот сегодня стукнули эти самые сакраментальные сорок, и энтузиазма как-то поубавилось. Может, потому поубавилось, что она в свои сорок – уже бабушка. Можно сказать – здравствуй, старость. Какая такая жизнь может начаться у бабушки, интересно?

Хотя… Зря она, наверное, Бога гневит. Ведь все у нее хорошо по большому счету… Да, Лёлька родила очень рано, и пришлось все заботы о внуке на себя взять… Так получилось, ничего не поделаешь. Зато Темочка вон какой растет – крепкий грибочек! И бабушка у него есть, и дедушка… Слава богу, молодые, здоровые. Ничего, все хорошо будет… Может, и впрямь жизнь только начинается в сорок лет…

Громкий крик Темочки вывел ее из задумчивости, и она подскочила со скамьи, бросилась к песочнице – что, что случилось? Кто тебя обидел, милый внучок? Анечка? Танечка? Нет, вроде с другой какой-то девочкой ссора вышла… И мамаша у песочницы стоит незнакомая… Тоже пришлая, наверное. Вон как на нее подозрительно смотрят мамки Танечки с Анечкой!

Оказалось, Тема у девочки лопатку отобрал. Мало ему своей лопатки показалось, еще одну прихватил. Пришлось ему выговор устроить назидательным тоном:

– Тема, ну как не стыдно, а? Это же не твоя игрушка, отдай… У тебя же своя лопатка есть!

Тема стоял, набычившись. Сопел от напряжения. Мамаша взяла плачущую девочку на руки, проговорила довольно спокойно, быстро глянув на Катю:

– Ну что тебе, лопатки жалко, Сонечка? Пусть мальчик поиграет… Если ему хочется сразу двумя лопатками играть, то пусть, что ты…

Тема не выдержал такого «благородства», тоже заплакал. Да так сильно, будто его ужасно обидели. Катя коротко подумала про себя – наверное, вот так и благородством можно оскорбить человека… Лучше пусть ругают, чем так.

Взяла Тему на руки, молча прижала к себе, виновато глядя на мамашу. Мол, извините, мне даже сказать нечего…

Мамаша ей улыбнулась, проговорила тихо:

– Надо же, какой у вас впечатлительный сынок… Так заплакал горько…

– Да… Только это не сынок. Это мой внук Тема.

– Да что вы?! – искренне изумилась мамаша. – Неужели внук? Вы не шутите? Надо же, ни за что бы не подумала…

Катя улыбнулась мамаше благодарно. И даже не самой мамаше, а ее неподдельно искреннему недоумению. Приятно же, черт возьми! Хотя… Что толку от этой приятности? Все равно – бабушка.

– Простите за нескромный вопрос… А сколько вам лет? Вы так молодо выглядите… – не унималась мамаша, продолжая ее разглядывать с пристрастием.

– Сегодня ровно сорок исполнилось… – вздохнув, улыбнулась Катя.

– Ой, да что вы? Ну, тогда с днем рождения вас…

– Спасибо. Спасибо большое. Вас как зовут?

– Лена… А дочка моя – Сонечка. А вашего сынишку… Ой, то есть внука… Темой зовут, да?

– Да. Темой. А я Катя. Вот и познакомились, что ж…

Тема давно перестал всхлипывать, глядел на Сонечку исподлобья. Она вдруг протянула ему свое ведерко, проговорила звонко:

– На!

Тема улыбнулся, протянул Сонечке в ответ отобранную лопатку. Катя и Лена переглянулись, потом одновременно разжали руки, опустили детей обратно в песочницу, стали наблюдать, как они дружно начали раскапывать ямку. Тема, между прочим, от предложенного ведерка отказался. Выдержал характер. Молодец.

– Знаете, Катя, а я бы вам и сорока не дала… – проговорила Лена, улыбаясь. – Мне вот тридцать два, а мы с вами ничем, на мой взгляд, не отличаемся, правда! Только тем, что вы уже бабушка, как оказалось! Удивительно просто!

– Да, так уж получилось, ничего не попишешь…

Наверное, слишком уж грустно у нее это прозвучало. Новая знакомая глянула осторожно, ничего не ответила, стала смотреть, как дочка ловко орудует лопаткой в песочнице. А Катя опять задумалась…

Да. Так получилось. Ничего не попишешь. Да, в сорок лет – и уже бабушка. Но чего грустить-то? Жизнь ведь только началась, если следовать той самой киношной мудрости! А может, и наоборот… Может, на этом и кончилась вся жизнь, кто знает… Она-то ведь приняла звание бабушки безоговорочно, а вот дедушка… То есть Митя, дорогой и любимый муж… Ему ведь тоже сорок всего. Хоть и бодрится изо всех сил, но она-то своей женской душой чует, что все не так просто и безоблачно в их датском королевстве! Это ведь мужику еще свыкнуться надо, что он уже в дедушках числится… Как в том анекдоте – не страшно, мол, дедушкой стать, страшно сознавать, что спишь с бабушкой!

Хотя – это всего лишь грустные мысли, не больше. Для которых и предпосылок никаких не имеется. Это всего лишь страхи, которые поселились внутри. Дала им с утра слабину, загрустила, вот и поползли наружу, окаянные! Нельзя, нельзя ни о чем плохом думать, нельзя! Как мама всегда говорит, если вспомнить? Чего больше всего на свете боишься, то своим страхом и притягиваешь… Не успеешь опомниться, а оно уже сторожит за углом! Нет, нельзя ни о чем плохом думать, лучше хорошее вспоминать… Или вон, на очередной телефонный звонок ответить, еще одни пожелания счастья-здоровья-удачи принять!

Ага, наконец-то. Доченька любимая позвонила, Лёлечка. Слава богу, про мамку вспомнила. И на том спасибо, что ж.

– Мамочка, поздравляю тебя! Целую-целую! Ты где сейчас, дома?

– Нет, Лёль… Мы с Темой гуляем еще. Скоро уже домой пойдем. А что, ты приехать хотела?

– Да нет, у нас с Женькой еще коллоквиум после обеда… Он тоже тебя поздравляет, кстати.

– Что ж, передай ему от меня спасибо…

– Да, конечно. Мы вечером в гости придем, мам. Народу много соберется, да?

– Нет, что ты, какой народ… Сорок лет вообще отмечать не положено, плохая примета. Только свои!

– А… Это значит, бабушка придет, тетя Наташа, тетя Маша с девчонками… И все?

– Ну да. И все. А кого тебе еще надо?

– Да нет, я просто так спросила, что ты. У меня к тебе еще просьба, мам… Скажи бабушке, пусть она на Женьку волком не смотрит, а? А то он стесняется жутко. Чем он ей не угодил, не знаю…

– Да отчего же не знаешь, Лёль? Все ты прекрасно знаешь. Сама же уговаривала бабушку, чтобы та не проговорилась ненароком… Я вот тоже этого не понимаю, Лёль… Почему ты так боишься того, что Женя узнает про Тему… Что он не мой сын, а твой…

– Мам, ну что ты опять! Мы же договорились, кажется! И вообще… Если так, мы с Женькой вообще можем не приходить… Ты же сама мне обещала, что…

Лёлин голос все нарастал высокой, почти слезной нотой – еще немного, и впрямь разрыдается! Тем более она права во всем… Действительно ведь, обещала…

– Ну все, Лёлечка, все… Извини меня, пожалуйста, доченька! Да, я поговорю с бабушкой, обязательно поговорю… Она старый человек, она не понимает всех этих наших договоренностей… Не понимает, как так получилось, что Темочка меня мамой зовет, а не тебя… Ей трудно это понять и принять, Лёлечка! Да что я тебе объясняю, ты и сама нашу бабушку знаешь!

– Да знаю, знаю… А с другой стороны… Ну согласись, мам, Женька-то тут при чем? Он же квартиру снял, чтобы мы вместе жили… Он любит меня… Я для него – как ангел… Представляешь, что с ним будет, если я на его влюбленную голову всю правду вывалю, а? Что ангел забеременел в шестнадцать лет, а в семнадцать уже родил? Ты что, мам… У человека же все представления об ангелах сразу рухнут!

– А тебе так уж хочется быть ангелом, Лёль?

– Нет. Совсем не хочется. Но если уж так вышло, ничего не поделаешь. Приходится быть ангелом.

– Но ведь рано или поздно все равно он узнает, Лёль…

– Да пускай лучше поздно, мам! К тому времени все уже изменится, все устаканится как-то… Вот тогда я ему всю правду и расскажу… Да мы же все это с тобой уже обсуждали, мам! Чего ты опять начинаешь?

– Ладно, ладно, ничего я не начинаю! Значит, вечером я тебя вместе с Женей жду в гости… Договорились?

– Да, мы придем. Женька тебе духи в подарок купил – обалденные! Мы вместе вчера выбирали… Ну все, до вечера, мам!

– До вечера, Лёлечка…

Положила телефон в карман платья и только сейчас обратила внимание, как смотрит на нее новая знакомая Лена. Очень озадаченно смотрит. Все услышала нечаянно, все поняла… Тем более что Лёля говорила довольно громко.

Но не станешь же ей ничего объяснять, а еще хуже, оправдываться! Это их дело, сугубо семейное! И вообще, пора уже домой возвращаться, надо Тему обедом кормить да спать укладывать… И в супермаркет по пути заскочить надо, прикупить кое-чего!

Быстро распрощавшись с Леной, она усадила недовольного Тему в коляску, пошла к выходу со двора. Чувствовала, как Лена провожает ее глазами… И неловкость от этого взгляда чувствовала. Не все, ох не все ладно в их датском королевстве, надо признать…

Особенно почему-то угнетала мысль, что дочь собирается вечером не домой к себе приходить, а в гости. Да, так у нее и звучит – мы с Женькой к вам в гости придем! Не к маме, не к папе… И даже не к родному сыночку… А в гости! И когда это у Лёли такая интонация выработалась, не заметила?

А с другой стороны – чего возмущаться-то? Не с ее ли молчаливого благословения она выработалась, интересно? Ведь сама все за Лёльку решила тогда… И как, как можно было решить по-другому? Не было тогда никаких других решений, только так…

– Через парк пойдем, Темочка! Там хорошо сейчас… Выйдем из парка, еще в супермаркет зайдем… Ты ведь не будешь хныкать, правда? Хорошо будешь себя вести?

Бормотала себе под нос, будто убегала от грустных мыслей. Майское солнце било по глазам, сладко пахло цветущей сиренью и молодой травой. Пожалуй, самый праздничный месяц в году – май…

И тогда тоже был май – два года назад. И тоже был день ее рождения. Аккурат в тот день любимая дочка Лёлечка, будучи шестнадцати лет от роду, преподнесла им с Митей такой неожиданный подарок.

Она и сейчас помнит, как это было… В мельчайших деталях помнит, хотя случилось все два года назад…

* * *

…Тебе что, плохо? Неужели отравилась чем-то? – взывала испуганно Катя, стоя у закрытой двери в ванную.

– Нет, мам… Отстань… Я сейчас выйду… – послышался оттуда наконец сдавленный голос Лёли. – Иди на кухню, мам, я сейчас приду…

Катя испуганно пожала плечами, молча двинулась на кухню. Вот же незадача какая! Скоро гости придут, а Лёльке нехорошо… С самого утра она вялая была, бледная. И задумчивая. Катя сунулась было с вопросом – поссорилась с Олегом, что ли? Но Лёлька так на нее взглянула, что дальше расспрашивать расхотелось. Слишком уж носилась доченька со своей первой любовью, все ей казалось, что родительское любопытство эту любовь оскорбляет…

Конечно, у Кати сразу в голове вспыхнула испуганная подозрительная мыслишка, когда вдруг Лёльку ближе к вечеру тошнить начало. Но она быстренько сама себя устыдила, на место поставила – нельзя так думать о дочери! Да и в конце-то концов… Сколько всего было на эту щекотливую тему переговорено, сколько всяческой профилактической всячины по карманам школьного рюкзака рассовано! Правда, Лёлька ужасно сердилась на эту «всячину», краской стыдливой заливалась и фыркала без конца, но ведь никто влюбленного пыла двух юных дураков не отменит и в головы им взрослый разум не вставит… Мало ли, как там и что пойдет…

На кухне было еще полно дел – и салаты еще не готовы, и горячее в духовку пора ставить, и вообще… Мало ли у хозяйки забот перед приходом гостей? Одной трудно, не справляется. Была одна помощница, любимая доченька, да и та заболела по неизвестным причинам…

Или все-таки известным?

Да ну…

Нет, быть этого не может!

А вдруг?!

Вот не зря, не зря Митя так часто стал в последнее время повторять эту выученную когда-то на школьных уроках литературы фразу – «что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!» Повторял и очень гордился при этом. Вот, мол, какой я умный. Однажды она у него спросила:

– Мить… А ты помнишь, откуда эта фраза? Кто ее автор?

– Как это – кто? Пушкин, конечно!

– Нет, Митенька, не Пушкин… Это Грибоедов, «Горе от ума»… Это Фамусов так сказал, отец той самой взрослой дочери.

– Да? Ну и что, подумаешь… И вообще, зачем ты меня спросила сейчас? Хочешь сказать, что ты умная женщина, а я так себе, всего лишь муж умной женщины?

– Да ладно тебе… Ничего я такого не хотела. Я же знаю, что ты у меня самый умный. А Грибоедова с Пушкиным очень легко перепутать, не ты один такой…

– Ну? И какой?

– Отстань, Мить! Лучше с Лёлькой поговори лишний раз, расскажи, как там у мужиков это все происходит… Когда они влюбляются и голову теряют… Ну просто для информации, что ли!

– Ну уж нет! Это уж без меня, ради бога! Все эти ваши женские штучки… Ты же мать, ты и веди с дочерью интимные разговоры! Не хватало еще, чтобы я… Нет, нет, что ты…

– А мне легко, думаешь, с ней на эти темы разговаривать? Я когда подхожу к Лёльке с этим, вообще себя идиоткой чувствую! Она еще и смотрит на меня так, будто я и впрямь немного свихнулась… Еще и плечами поводит брезгливо… А однажды не вытерпела и выпалила – не надо, мам, пожалуйста! Не могу от тебя ничего подобного слышать! Я сама во всем разберусь, мам!

– Ага, разберется она, как же… Влюбилась, голову совсем потеряла… Не могла пару лет подождать, что ли? Так рано-то зачем…

– Ну Мить, что ты… Мы же с тобой не можем руководить этим процессом, сам понимаешь!

– Да понимаю, понимаю, не учи ученого. Родители в данном случае – не авторитет. А в школе им разве ничего такого… Не преподают?

– В смысле?

– Ну, в порядке поучительной информации. Одно время ведь было что-то такое…

– Нет. Ничего такого сейчас не преподают. Я даже пыталась у классной руководительницы как-то спросить – можно ли, мол, с девочкой на сексуальные темы беседовать? И знаешь, что она мне ответила?

– Что?

– Сначала глянула на меня так хитро, потом усмехнулась и говорит – да беседуйте на здоровье на эти самые темы, что ж… Может, ваш ребенок вам что-то новенькое расскажет, вам же на пользу и пойдет…

– Что, прямо так и ответила?

– Ну да…

– Вот сволочь!

– Да отчего же сволочь, Мить? Она имела в виду, что нынешние детки гораздо больше в этих вопросах разбираются, чем их родители, только и всего!

– Да ну… Что, и наша Лёлька?!

– Ну откуда я знаю, Мить? Что ты такие дурацкие вопросы задаешь?

– Ты же мать, ты все должна знать…

– А ты отец! И ты не меньше моего должен знать, что происходит с нашей дочерью!

– Что происходит, что происходит… Ничего особенного не происходит. Подумаешь, влюбилась! Сама-то вспомни себя в ее возрасте! Сколько тебе лет было, когда Лёлькой забеременела?

– Так мне девятнадцать было… А когда родила – уже двадцать… А Лёльке шестнадцать всего!

– Ну, скоро уже семнадцать будет, допустим…

– Ой, Мить! Все равно она еще ребенок! Да и сами мы… Не совсем еще взрослые, как мне кажется.

– Ну, ты и не взрослая, может… А я вполне! Да и ты могла в свои шестнадцать… Не помнишь, что ли, как мы сходили с ума? Тоже ведь были влюблены…

– Ты так говоришь, будто допускаешь, что Лёлька может в шестнадцать…

– Да ничего я такого не говорю! Ты сама завела этот разговор, между прочим! И все, и не будем больше об этом, хватит! Все с Лёлькой будет нормально, нечего делать из мухи слона!

Конечно, нечего. Кто ж спорит. И тогда, месяц назад, когда их разговор состоялся, ни мух, ни слонов еще и в помине не было. А сегодня? Как быть теперь с этим… Что ее в ванной наружу выворачивает?

Катя бросила из рук нож, которым нарезала овощи для салата, снова подошла к двери ванной, спросила громко:

– Лёль, ты как?

Тишина. Только слышно, как льется вода из крана.

– Лёль, открой мне немедленно, слышишь?

– Да все в порядке, мам… Я сейчас выйду. Через пять минут…

Голос вроде нормальный. Ладно, пусть будет пять минут. Подождем… Тем более звонит кто-то, слышно, как телефон на кухне надрывается.

Звонила Маша, проговорила весело в ухо:

– Ну как ты, именинница? Не надорвалась еще на кухонных работах? Может, тебе помочь?

– Да я бы не отказалась от помощи, Маш. Одна помощница была, да сплыла. Вон, уже почти час как в ванной заперлась…

– А что она там делает целый час? Красоту наводит?

– Да если бы! Она там блюет что есть силы…

– Да ты что? Отравилась чем-то, что ли?

– Не знаю. Не говорит. А я не знаю, что и думать. Вернее, знаю, что думать, но боюсь даже вслух произнести.

– Слушай, Кать… А может, она… Того… Ой, я тоже вслух боюсь произнести…

– Бойся не бойся, Маш, а надо. Потому что из ума не выходит. Ребенку шестнадцать всего, только-только школу заканчивает, в институт собирается поступать…

– Ну так возьми и спроси у нее в лоб, делов-то! Или этого… Паренька ее к стене прижми! У тебя есть его телефон?

– Да что ты, Маш… Не буду я ему звонить, Лёлька мне этого не простит! Тем более они вроде поссорились… Что-то давно его не видно, а раньше дневал-ночевал у нас…

– Ночевал?!

– Да не, это я так, иносказательно… В том смысле, что раньше они с Лёлькой неразлейвода были. Первая любовь, сама понимаешь.

– А он тоже еще ребенок или постарше?

– Он вроде на втором курсе учится… В медицинском… Или на третьем уже… Взрослый мальчик совсем, серьезный такой.

– Что ж… Если в медицинском, то это обнадеживает. Значит, кой-чего в анатомии понимает и знает, откуда дети берутся. Хотя… Юным гормонам вся эта анатомия по фигу, когда приспичит… А ты не говорила с ним на эти темы, что ли?

– Да как я буду с ним говорить, ты что!

– Да очень просто! Взяла да и поговорила, напомнила бы ему про Лёлькин возраст! Тоже, связался студент с малолеткой, голову потерял! Теперь пусть сам и расхлебывает!

– Ой, Маш, не пугай меня, а? Я и так себя каким-то страусом чувствую, который готов бежать в поисках песочка, куда можно испуганную голову спрятать…

– Ладно, не буду пугать. Сейчас девчонок с гимнастики заберу, и мы все придем к тебе – помогать со столом. Слава богу, они у меня еще сопливые и от подобных переживаний я избавлена… Думаю, лет десять спокойных у меня впереди есть…

– Давай, Маш… Приходи… Все, отключаюсь, вроде Лёлька из ванной вышла!

Лёля показалась в дверях, глядела на нее исподлобья. Наверное, услышала конец ее разговора с Машей. Про страуса, который мечтает голову в песок спрятать. Но спрашивать ничего не стала, села на кухонный стул, завесила лицо мокрыми длинными прядями. Катя вдруг увидела, как мелко трясутся ее худенькие плечики, как жалко выглядывают острые коленки из распахнувшегося халатика. Желтого, махрового, с уточками. В «Детском мире» недавно купили…

– Лёлечка, доченька, что с тобой? Ты расскажи, тебе же легче будет… Расскажи, я ж не чужая тебе, я все пойму! Не бойся!

– Да я не боюсь, мам… Просто мне плохо, очень плохо! Так плохо, что бояться уже и сил нет…

– Ты беременна, Лёль? Скажи, не бойся…

– Да, мам. Я беременна. И я не знаю, как мне со всем этим быть… Не знаю, понимаешь?

О-ох… Вот оно как, значит. Как чувствовала, не зря боялась…

Но и охать нельзя вслух, сдержаться надо. Что теперь толку охать? Надо больше спокойствия и уверенности голосу придать…

– Ну не плачь, Лёлечка, не плачь… Во-первых, надо Олегу об этом сказать. А потом…

Не получилось как-то с уверенностью и спокойствием. Голос дрожит испуганно. Еще и Лёлька смотрит на нее так сердито, будто это она сейчас ей в чем-то подобном призналась, а не наоборот.

– Да какому Олегу, о чем ты вообще говоришь, мам? Еще скажи, родителям его надо сказать!

– И родителям тоже, я думаю…

– Да зачем?! Этого еще не хватало! Тем более мы расстались с ним давно…

– Как это – давно? Вроде еще недавно он приходил…

– Давно, мам! Две недели назад! Нет больше Олега, все, мам! И не будет! И не спрашивай меня больше о нем, не хочу! Все! Все! Лучше помоги мне… Подскажи, что делать… Как это… Куда идти… Ну, чтобы… Не было никакой беременности…

– Ты хочешь избавиться от ребенка? Ты уверена?

– Мам, ну не смеши меня, а? Где я – и где ребенок, ты что? Мне же еще экзамены сдавать, в институт поступать… И вообще…

– Что – вообще, Лёль? Как у тебя все это звучит легко…

– Ты хочешь сказать, как мне не стыдно, да? О чем я думала, где моя голова была? Не знаю я, где моя голова была, не знаю! Я и сама не понимаю, как это все так… Получилось…

– Но ведь я тебе все объясняла, Лёль! Ты отмахивалась, конечно, не слушала меня, но ведь я тебе все объясняла… Как же так, Лёль?

– Ой, вот давай без этого, ладно? Я ж тебе тоже сейчас объясняю – сама не понимаю, как все случилось! Или ты хочешь, чтобы я волосы на себе рвала и каялась, и прощения просила? Нет, я могу, конечно… Если хочешь… Только чем это мне поможет? Если уж все случилось… Надо ведь делать что-то, а не рассуждать, отчего да почему…

– Рассудительность еще никому в жизни не помешала, Лёль! И вообще… Почему ты со мной в таком тоне разговариваешь? Ты видишь, у меня и без того руки трясутся? Вот, смотри…

Катя зачем-то вытянула вперед руки с трясущимися ладонями, сглотнула трудно. Лёля глянула виновато, пожала плечиками, проговорила тихо:

– Прости, мам, прости… Я и сама сейчас в шоке… Но что же делать, мам?

– Ты у меня спрашиваешь, что делать?

– У тебя… А у кого мне еще спрашивать? Просто помоги решить проблему, сделай что-нибудь, мам! Подскажи, как это… Куда надо идти… Чтобы там сразу, без всяких лишних расспросов все сделали… А лучше, если ты вместе со мной туда пойдешь, мам…

Катя с огромным трудом подавила в себе законную злость – как без нее в данном случае обойдешься? А может, и не надо было ее давить… А наоборот, наружу выпустить! Выпалить что-нибудь этакое, чтоб Лёлька в чувство пришла! Когда влюблена по уши была, то мамку с собой не звала! А сейчас, стало быть, пойдем со мной, мамочка! Помоги! Приведи за ручку туда, где все сделают и лишних вопросов не зададут!

Жаль, что нельзя вот так… Выпалить от души. Надо хорошей матерью быть. Понимающей. Всепрощающей. Да она такая и есть, в общем… Любит ведь без ума свою доченьку, Лёлечку боготворимую! И Митя любит… Оба трясутся над ней, как два дурня. Как родили, так и трясутся…

– Не плачь, Лёль… Не плачь. Я думаю, сходить куда надо мы с тобой еще успеем. А вот Олегу все же надо сказать… Он имеет право хотя бы знать…

– Да нет у него никакого права, мам! Ты что, меня совсем не слышишь, да? Нет больше Олега, нет… Расстались мы… И вообще, он с родителями в Новосибирск уезжает, туда его отца переводят! Может, уже уехал, не знаю…

– Так он же здесь в медицинском учится!

– Значит, перевелся уже. И сессию летнюю сдавать уже там будет. Что, в Новосибирске медицинского института нет, что ли? Они везде есть…

– Вы из-за этого поссорились, да? Что он решил вместе с родителями уехать?

– Да какая разница, мам… Но если тебе так хочется знать – нет, не из-за этого… Просто он предал меня, понимаешь? Взял и предал… И все, все! Нет больше Олега. И точка. Не спрашивай меня о нем больше. Ты просто помоги мне сделать все побыстрее, у меня же экзамены начинаются!

– Господи… Еще и побыстрее! Как у тебя все просто, Ольга!

С перепугу, наверное, назвала дочь полным именем. Как-то само собой выскочило не Лёля, а Ольга. Уже и не вспомнить, когда она свою доченьку так называла. Непривычно. Вон и доченька смотрит удивленно и чуть затравленно…

В дверь позвонили, и обе они вздрогнули от неожиданности. Лёля дрожащей рукой запахнула халатик, проговорила испуганным шепотком:

– Что, уже гости пришли, да?

– Нет, это Маша с девчонками… Помогать мне будут… А ты иди к себе в комнату, Лёль, приведи себя в порядок.

– Ага… А ты тете Маше расскажешь про меня, да? Не рассказывай, мам…

– Ладно. Посмотрим по обстоятельствам… Если даже расскажу, хуже не будет. Может, она подскажет чего…

Маша ворвалась в прихожую, как всегда, буйным радостным ветром, обняла ее, закружила:

– Именинница ты моя, еще раз тебя поздравляю! Девчонки, а ну все вместе подергаем тетю Катю за уши!

Племянницы Саша и Даша тут же зашлись счастливым визгом, запрыгали вокруг Кати, и в самом деле пытаясь схватить за уши. Катя едва их угомонила…

– А что это с тобой, а? – вгляделась, наконец, в ее лицо Маша. – Какая-то ты… Будто наизнанку вывернутая. Неужели… Действительно с Лёлькой беда?

Катя лишь улыбнулась жалко и махнула рукой, боясь расплакаться. Потом скомандовала тихо:

– Иди в гостиную, Маш, включи там телевизор девчонкам, пусть пока мультики смотрят… А сама на кухню приходи…

– Ладно. Поняла. Сделаю. Ох ты, господи, да что ж такое… Вот все у нас не слава богу, зараза…