Надюша

Немногочисленные гости, пришедшие после похорон помянуть Лизу, давно разошлись. Убрав со стола и вымыв посуду, ушла и домработница Аня. Вслед за ней, подчинившись просьбе Надюши, простилась Надюшина близкая подруга Наташа. В роскошно обставленном большом особняке хозяйка осталась совсем одна. Она сидела в гостиной в мягком кресле в стиле Людовика XIV, тупо глядя в черное пространство незажженного камина, не испытывая никаких чувств. Горе, словно мясник, выпотрошило ее душу, не оставив ни малейшего смысла в дальнейшем существовании.

Каминные часы пробили дважды. Надюша вздрогнула, мотнула головой, как будто желая избавиться от кошмара, поднялась и медленно подошла к окну, ее шаги безответным эхом разнеслись и растаяли в пустых комнатах. Она не помнила, сколько стояла у оконного проема и что видела за стеклом. Мрак, вокруг был непроницаемый мрак, который не могли развеять даже самые яркие фонари, освещавшие сад. В эту ночь ей так и не удалось уснуть.

Надюша поднялась с постели, вышла в гостиную, достала альбомы с фотографиями и принялась пересматривать снимки, но вид улыбающейся дочери причинял нестерпимую боль, и несчастная оставила это занятие. Затем она вернулась в спальню, открыла гардероб и стала с остервенением сбрасывать с вешалок одежду, расшвыривая ее во все стороны по комнате. Когда последний наряд униженно распростерся на полу, Надюша принялась за ювелирные украшения. Затем отправилась в кабинет. Груда документов, лежавших на столе, тут же была сметена на паркет, вслед за ними полетели сувениры, вазочки, книги с полок…

Когда солнце поднялось над горизонтом, слизывая с травы последние капли росы, роскошный особняк Надюши внутри представлял жалкое зрелище: как будто десяток смерчей пронесся по комнатам, опрокидывая и круша все то, что еще день назад было дорого и желанно сердцу хозяйки.

Внезапно во дворе послышалась музыка, и у ворот остановился роскошный черный мерседес, на крыше которого красовался огромный розовый бант. В дверь позвонили. Надюша силой заставила себя выйти и открыть дверь. Молодой человек, как будто только что освободившийся от фотосессии для журнала модной одежды и не успевший снять дорогой костюм, с дежурной улыбкой протянул Надюше планшет с прикрепленной накладной и авторучку.

– Подарок доставлен согласно договору, распишитесь в получении.

Надюша обреченно поставила подпись. А в голове всплыла невесть когда и где услышанная фраза: бойтесь своих желаний, они могут исполниться…

1951 год

Надюша родилась не потому, что о ней мечтали, ее желали, а потому что ее родители были уверены: раз есть семья, значит, должны быть и дети, по крайней мере хотя бы один ребенок. И с первого дня своего рождения она стала частью атрибута, входившего в состав быта семьи, как, например, предмет мебели или бытовой техники. И заботились о Надюше лишь в той мере, в какой это было необходимо, чтобы предмет имел хороший внешний вид и функционировал исправно. Чувства ребенка были не в счет. И происходило это вовсе не потому, что ее родители отличались грубостью и бесчувственностью, вовсе нет, по-своему они очень любили малышку.

Татьяна Сергеевна, мама Надюши, внешне была хрупкой и почти неприметной. Но в характере этой маленькой и на вид тщедушной женщины чувствовалась такая сила и мощь, что редко кто осмеливался перечить ей. После свадьбы она незаметно взяла все бразды семейного правления в свои руки. Николай Трофимович, Надюшин отец, не очень этому и противился. Женщины, мама и бабушка, управляли Коленькой с детства; его дедушка, почтовый служащий, был репрессирован и расстрелян за вредительство (надо же было такому случиться, что телеграфный аппарат сломался как раз в тот момент, когда он принимал важную правительственную телефонограмму), а отец погиб в конце войны, освобождая Прагу. Так что лидерство жены Николай воспринимал как что-то само собой разумеющееся.

Это была вполне благополучная советская семья, просто у нее, как и у всей Великой страны, были более важные заботы, чем чувства ребенка. Конкретно для семьи Марковых такой заботой была собственная квартира, ведь они втроем ютились в комнатке общежития, где шагу нельзя было ступить, чтобы на что-нибудь не наткнуться. По периметру комнаты, направо от входной двери, плотно примыкая друг к другу стояли: умывальник, плита, кухонный стол, тумбочка, кровать, напротив окна еще один стол, обеденный, далее в углу комод, детская кроватка, этажерка, шкаф, а заканчивалось все несколькими гвоздями, вбитыми в стену поверх клеенки и одновременно служившими и шкафом для одежды, и вешалкой в прихожей. После рождения Надюши этот непритязательный интерьер украсила пузатая детская коляска на низких колесиках, которая практически лишила возможности жильцов свободно передвигаться по комнате. Девочка была настолько обаятельной, что все звали ее не иначе как Надюша. Это имя из детского сада перешло с нею в школу и в институт, и, став взрослой, она иногда даже не понимала, что обращения Надя и Надежда Николаевна направлены именно к ней.

Достижению своей цели – накопить денег на свой дом – была подчинена вся жизнь родителей девочки. Конечно, они стояли в очереди на получение положенной квартиры, но беда была в том, что Марковым «не повезло с работой» в том смысле, что ни больница, ни автоколонна своего жилья не строили, надеяться приходилось только на исполком, но там таких Марковых было лет на двадцать ожидания.

Татьяна днями пропадала на работе – она работала медсестрой в городской больнице – брала дополнительные дежурства, устроилась на полставки в лабораторию: все для того, чтобы заработать больше денег. Николай тоже сутками не вылезал из своего ЗИЛка, хватался за самые дальние и хорошо оплачиваемые рейсы, и все для достижения все той же семейной цели. Впрочем, и Татьяна, и Николай были совершенно уверены, что продолжаться так будет не всегда, а лишь до тех пор, пока не накопят необходимую сумму на строительство дома.

Государство и коммунистическая партия, а в те времена они были неотделимы друг от друга, всячески поощряли такое трудолюбие своих граждан и создавали для этого все условия, чтобы у родителей не было проблем с тем, где оставить детей. Ведь бабушки и дедушки были не менее «трудолюбивыми». В стране строились детские сады, в них открывались круглосуточные группы: родители могли определить свое чадо на всю рабочую неделю и забирать его домой только по выходным.

В один из таких детских садиков и была устроена Надюша, едва ей исполнился год. Девочка всячески противилась несправедливости расставания с мамой, капризничала и плакала, едва они приходили в группу, после тех редких дней, когда Татьяна была свободна от дежурств и брала Надюшу домой. Мама, передавая ее нянечке, лишь слегка шлепала дочку по попе, произнося: «Поплачь, поплачь, золотая слеза не выкатится».

Сначала Надюша сильно обижалась на маму за то, что оставляла ее надолго в этом пусть и уютном, но таком казенном холодном доме. Однажды, проснувшись ночью, Надюша отправилась в туалет. Пройти нужно было мимо комнаты воспитателей, дверь была приоткрыта, и девочка невольно подслушала рассуждения двух нянечек, которые пожили достаточно и кое-что понимали в этой жизни. Они обсуждали женщин, вынужденных сдавать своих детей в круглосуточные садики, чтобы заработать им на обеспеченную жизнь дома. Услышав этот разговор, пятилетняя Надюша вдруг поняла, что мама бросает ее здесь вовсе не потому, что она, мама, плохая, а потому что о ней же, Надюше, заботится. От этого открытия девочке стало легко на душе. Она больше не капризничала и не плакала, отправляясь в садик, а за это мама покупала ей подарки, игрушки и конфеты, и Надюша сделала для себя первый жизненный вывод: послушной быть гораздо лучше, чем капризной.

1958 год

Долго на дом Марковым копить не пришлось. В Ангарске, куда семья переехала, водителей и медработников обеспечивали квартирами наравне со всеми. В тот год, когда Надюша пошла в первый класс, сбылась мечта ее родителей. После ноябрьских праздников Марковы получили ключи от новенькой двухкомнатной квартиры со всеми удобствами. Но рабочий темп Надюшиных родителей ничуть не изменился; вместо сбывшейся появилась другая мечта, вернее, их стало сразу несколько: приличная мебель для двух комнат и кухни и радиола. Мечты обновлялись по мере того, как что-то новое появлялось в магазинах или у знакомых Марковых.

После детского сада школа показалась Надюше просто раем. Во-первых, не было больше этого ненавистного казарменного распорядка. Вернее, он сохранился только отчасти и только до обеда, а после окончания уроков Надюша была предоставлена сама себе. Но ведь были еще и каникулы, и тогда свободу девочки не ограничивали никто и ничто. Однажды, когда мама подружки не отпустила ту с Надюшей купаться на речку, девочка даже поблагодарила Бога за то, что у ее родителей такая работа и можно не отпрашиваться, чтобы сходить на залив, в парк, покататься на каруселях, на железнодорожный вокзал, посмотреть на поезда, да мало ли еще куда можно пойти семилетней девочке, чтобы открыть для себя что-то интересное. «Слава богу», – сказала она про себя, хотя не имела ни малейшего представления, что это такое. Просто взрослые, когда были чем-то довольны, всегда повторяли: «Слава богу», «Слава богу».

1960 год

Перед октябрьскими праздниками Надюша с мамой отправились в магазин, чтобы прикупить чего-нибудь к праздничному столу. Перед такими праздниками на прилавки всегда выбрасывали дефицитные продукты, и Татьяна брала дочь еще и потому, что отпускали некоторый товар в ограниченном количестве в одни руки, а дети от семи лет тоже считались «одни руки». В очереди в кондитерском отделе перед Надюшей и ее мамой стояла высокая женщина в меховой шубке и шапочке.

«Зачем тетенька надела шубу, на улице же тепло», – подумала девочка. Тогда она еще не знала, что и шуба, и шапочка были не столько предметом одежды, сколько признаком избранности и достатка. Тетенька в шубе тем временем показывала красивым пальчиком с маникюром в очередной лоток с конфетами, произнося высокомерно-пренебрежительным тоном:

– Что это, «Белочка»? Триста грамм. А это «Мишка на севере»? Полкило…

Продавщица запускала руку в лоток, брала горсть конфет, бросала их на весы и, дождавшись, пока стрелка остановится, прибавляла на счетах несколько костяшек, затем аккуратно сгребала конфеты в огромный бумажный кулек, и все повторялось сначала. После окончания этого действа тетя в шубе взяла протянутые продавщицей конфеты, дав ей взамен две синеньких бумажки. Надюша знала к тому времени, что одна синенькая денежная бумажка – это пять рублей, а много это или мало – она еще не понимала.

Мамина покупка была намного скромнее: и кулек был намного меньше, и половину в нем занимали дешевые карамельки. У тетеньки в шубе в кульке были только шоколадные конфеты.

– Мама, а почему ты не купила такие же конфеты, как у той тетеньки? – спросила Надюша, когда они, нагруженные сумками (у мамы тяжелее, у дочери легче), возвращались домой.

– Потому что я не начальница и таких денег не получаю, – сердито буркнула мама, занятая мыслями, кому бы позвонить, чтобы раздобыть к праздничному столу еще и приличной рыбы, а к оливье – зеленого горошка.

– А почему ты не станешь начальницей? – не унималась Надюша.

– Образования нет, – снова буркнула Татьяна, она как раз думала о том, что неплохо было бы достать еще и сгущенного молока.

Надюша решила не спрашивать маму, что такое образование, ведь у нее его не было, значит, она могла хорошо и не знать, что это такое.

Но случай узнать, что такое «образование», представился Надюше очень быстро. В её классе был ученик Миша. То ли по причине своей лености, то ли из-за умственных способностей, но учился Миша из рук вон плохо, да еще и на уроках постоянно вертелся и разговаривал, отвлекая всех от занятий. Однажды, когда он в очередной раз вывел учительницу из себя, Анна Ивановна вызвала его к доске и, поставив перед всем классом, назидательно произнесла:

– Дети, из-за плохой учебы и отвратительного поведения Миша никогда не получит хорошего образования и не станет достойным членом нашего общества.

1961 год

День 19 мая стал для Надюши самым радостным праздничным днем, и даже день рождения не шел с ним ни в какое сравнение: ее приняли в пионеры. Весь класс долго готовился к этому замечательному событию. На одном из классных уроков учительница торжественно объявила, что скоро состоится самое важное событие в их жизни: они станут пионерами. Правда, Анна Ивановна тут же добавила, что этой чести удостоятся только лучшие ученики, отличники и хорошисты. С тех пор на классных собраниях пионервожатые часто с пафосом рассказывали о том, кто такие пионеры, чем они должны заниматься и как себя вести в школе, дома и на улице.

К моменту присяги в числе «лучших» был уже весь класс, даже закоренелые троечники и задиры. Анна Ивановна объяснила это тем, что хотя у них и «хромают учеба и поведение», но все верят, что, став пионерами, они исправятся, чтобы быть достойными членами советского общества. Поэтому, когда перед школой выстроилась торжественная линейка, в рядах претендентов на звание пионера не было только Миши, но только потому, что родители перевели его к тому времени в другую школу.

1962 год

В четвертом классе за отличную учебу и примерное поведение Надюшу по предложению пионервожатой избрали председателем пионерского отряда класса, а вскоре и в совет дружины школы. Избрание стало дополнительной нагрузкой, ведь приходилось отвлекаться и присутствовать на заседаниях совета дружины, проводить сборы отряда, готовить доклады, политинформации, участвовать во всех школьных мероприятиях. Это сильно урезало свободное время и ту свободу, к которой так стремилась Надюша. Но она не огорчалась, она ведь не отказалась от мыслей о свободе, а всего лишь отложила их на время. У нее, как и у родителей, тоже появилась цель, только другая, – образование, которое даст ей все.

Вскоре Надюша обнаружила, что вместе с дополнительной нагрузкой появились и дополнительные поблажки. Это открытие произошло случайно. Однажды она допоздна готовилась к докладу, посвященному годовщине Французской революции, и не успела приготовить домашнее задание по математике. По закону подлости именно на второй день и именно по математике ее вызвали к доске.

– Я не готова, – с места сказала Надюша.

– Почему? – строго спросила учительница.

– Я готовилась к докладу на сборе дружины.

Грозный вид учительницы тут же исчез, и она сказала мягким голосом:

– Хорошо, садись. Я поставлю точку в журнале, ответишь урок в следующий раз.

Как-то она снова плохо подготовилась к уроку, но ей поставили в журнал «отлично», ведь у Надюши снова была «уважительная причина».

Но скоро событие, произошедшее в школе, дало ей понять, что злоупотреблять поблажками нельзя, иначе можно лишиться всего в одночасье. В шестом классе сняли председателя отряда, обвинив его в зазнайстве и плохой учебе. Снятие было образцово-показательным, на линейке перед всей школой. По очереди выступили несколько его одноклассников, которые заклеймили позором зазнавшегося председателя отряда, что он перестал уважительно относиться к учителям, заносчив с одноклассниками, забросил учебу, спекулируя на том, что занят общественными делами. Его проработали по всей строгости и перевели в рядовые пионеры для перевоспитания.

1965 год

В квартире родителей Надюши наконец-то появилась приличная мебель, в гостиной стояла гордость семьи Марковых – телевизор «Вечер», на кухне тихо урчал холодильник ЗИЛ, а в ванной даже появилась стиральная машина. Но трудового рвения родителей Надюши это не поубавило: недавно они получили пять соток земли в садоводческом кооперативе и теперь загружали себя работой, чтобы обустроить дачу. Дочь не доставляла Татьяне с Николаем никаких хлопот: училась отлично, поведения была примерного. Старый дерматиновый чемоданчик, что хранился в спальне на шкафу, был забит почетными грамотами, которыми регулярно награждали и Надюшу, и ее родителей «за проявленные успехи в учебе и участие в общественной жизни школы».

Едва Надюше исполнилось четырнадцать лет, ее и еще несколько одноклассников стали готовить к приему в комсомол. И снова надо было зубрить положения из Устава комсомольской организации, выучить, что такое демократический централизм, какая награда, когда и за что была присуждена Ленинскому комсомолу. Ритуал приема был несколько иным, нежели в пионеры. И первое отличие было в том, что в комсомол принимали не всех скопом, а группами: сначала лучших из лучших, просто лучших, затем лучших из худших и наконец всех остальных. К окончанию школы в Надюшином классе, как и во всех остальных, была стопроцентная охваченность комсомолом, что было предметом гордости школьного руководства. Из председателей совета дружины Надюша без особых усилий перекочевала в секретари комсомольской организации школы.

1968 год

Близились выпускные экзамены, а Надюша наверняка знала только то, что продолжит учебу в вузе. В каком именно? Здесь начиналась полная неопределенность и путаница в мыслях. Девушка, как ни старалась, даже под микроскопом не могла найти в себе хотя бы мало-мальский след призвания. Мама советовала стать врачом.

– А что, – говорила она, – иди в терапевты: всегда чистенькая, всегда в белом халатике. В хирургию не надо, там не каждый выдержит.

– И то правда, – вторил ей отец. – Профессия самая что ни на есть интеллигентная. Ну и нас в случае чего лечить будешь.

Надюша прониклась этой идеей и даже стала прибегать к матери во время ее дежурств, чтобы поближе познакомиться с выбранной профессией. Но скоро та же Татьяна Сергеевна стала отговаривать дочь, предлагая «выучиться на что-то другое». Оказалось, что Надюша абсолютно не переносит вида чужой крови: стоило ей увидеть окровавленного человека, как приходилось оказывать экстренную помощь больному, а «юную врачиху» приводить в сознание от глубокого обморока.

Решение нашлось само собой, простое, как все гениальное. Сосед по парте, вихрастый Венька, про каких обычно говорят – ботаник, принес в школу справочник для абитуриентов, и Надюша выпросила взять домой любопытную брошюру. Вечером, сидя перед телевизором, Надюша одним глазом изучала наименования различных вузов и образование, которое можно получить в каждом из них. Другим – смотрела какой-то фильм, в котором пафосно изображали жизнь на какой-то большой стройке: юная девушка-инженер, вчерашняя студентка, горячо доказывала ретрограду-рабочему со стажем, что тот строит абсолютно неправильно; ее пылкость была так притягательна, что Надюша невольно уставилась в экран. Но вот кадр сменился, пошла величественная панорама стройки, и Надюша снова бросила взгляд на книжную страницу. Иркутский политехнический институт, факультет ПГС (промышленно-гражданское строительство)…

«Эврика!» – вскричала бы Надюша, будь она Архимедом, но вместо этого она предалась мечтаниям: большая стройка, кругом краны, сверкают искры сварки, гудят грузовики, снуют туда-сюда рабочие (такую картину она только что видела по телевизору). Надюша учит уму-разуму подчиненных, все слушают, затаив дыхание… И вот поднимаются ввысь заводы и дома, и счастливые жильцы въезжают в новые квартиры, и во всем этом ее, Надюши, заслуга, ей почет и уважение. А главное – институт располагался в пятидесяти километрах, в соседнем Иркутске, так что и ехать далеко не нужно; неизвестность всегда немного пугала девушку. Надюша поднялась, достала из ящика письменного стола чистую тетрадку и аккуратным почерком переписала перечень документов и экзаменов, необходимых для поступления.

Перед большим серым зданием, трепеща от волнения, стояла молодая обаятельная стройная девушка с чуть раскосыми серыми глазами, привлекательными ямочками на щеках и длинной каштановой косой волнистых волос. Ей предстояло сдать документы в приемную комиссию, среди которых было два – анкета и характеристика. Вступительные экзамены Надюша сдала без труда, и зачисление в институт могло бы перевернуть всю ее жизнь, если бы не те самые два листа бумаги, где черным по белому была прописана вся короткая жизнь Надюши и такая же короткая, но бурная общественная деятельность. Поэтому, став студенткой, она была просто обречена стать и комсомольским лидером в институте.