Путь к свободе

Какая польза человеку,

если он приобретёт весь мир,

а душе своей повредит?

Евангелие от Матфея 16: 26—27

…и познаете истину,

и истина сделает вас

свободными.

Евангелие от Иоанна 8:32,34

Посвящаю памяти павших на полях Великой отечественной войны.

Василий Арсеньев

© Василий Арсеньев, 2023

ISBN 978-5-0055-0606-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Тьма

Глава первая. Рыцарь Чёрного ордена

1953 год от Рождества Христова

Торжества на улицах и площадях большого города завершились поздней ночью грандиозным праздничным шествием…

В лучах прожекторов тысячи солдат с пылающими факелами в руках прошли под знамёнами от Триумфальной арки, в едином порыве приветствуя своего вождя. А тот наслаждался незабываемым зрелищем колыхающейся огненной свастики, и его губы расплывались в самодовольной ухмылке: «Я – хозяин империи!»

Когда утром он вышел на балкон своего дворца, толпа на площади взорвалась бурей приветствий, – люди в неистовстве вскидывали руки вверх. Они забыли о своих близких и плакали от счастья при виде этого невзрачного бледного человека в очках… Такова сила страха!

Этот человек начинал с простого агронома, но теперь поднялся на вершину властной пирамиды и умело извлекал выгоды из своего положения. И весь мир знал его имя – Генрих Гиммлер…

Приход к власти он ставил в заслугу одному себе, забывая, что всем обязан своим верным и преданным слугам… Сердца людей наполнялись трепетом от одного вида этих черных мундиров и каменных решительных лиц под фуражками с черепами. Незаметно в плоть и кровь народа вошёл страх, – то самое чувство, что объединяет и рождает любовь к вождю.

Тем временем, Гиммлер с императором Хирохито, прилетевшим из Токио, вернулись в приёмную залу дворца и уселись в роскошные бархатные кресла. Японец рукою подал знак переводчику выйти. Они остались наедине.

– Это незабываемое зрелище! – заговорил по-немецки Хирохито, сверкнув глазами. – Память о Великой войне переживет века, и потомки будут с гордостью вспоминать об этих днях!

Гиммлер скривил губы в улыбке.

– Немцы – народ победителей, нам всюду сопутствует успех: на войне и в мире, в труде и отдыхе!

– Жаль, что с нами нет нашего друга Муссолини, – сказал Хирохито. – Я слышал, у него важные дела в Африке…

– По нашим сведениям, эфиопы подняли бунт, – задумчиво отозвался Гиммлер.

– Что ж, полагаю, дуче не составит особого труда подавить этот жалкий мятеж! – затаив улыбку в уголках губ, сказал Хирохито.

– Бунт не рождается на пустом месте, – проговорил Гиммлер (его взор заметался по сторонам). – Муссолини слишком мягок с коренным населением колоний… Только страх и сила сдерживают взрыв негодования недовольной черни! Это звери, – ослабь поводок, они съедят тебя живьём. А если животные отказываются подчиняться, их следует наказывать… беспощадно!

Гиммлер не был похож на фанатика. Император, взглянув на него, не заметил лихорадочного блеска в его глазах, – того, что был у Гитлера. Он слабо верил в искренность бывшего рейхсфюрера СС, но хотел надеяться, что новой войны удастся избежать. Но вдруг Гиммлер выпалил:

– Ваше Величество, полагаю, пришло время ликвидировать русские поселения в Сибири.

Услышав эти слова, Хирохито тотчас изменился в лице. «Это не ваше дело!» – хотел ответить наглому немцу японский император, но, как и подобает правителю великой державы, он сдержался и спокойно отвечал:

– Русские – неплохие работники, и нашей стране не выгодно терять такое количество налогоплательщиков.

– Что ж, – равнодушно скривил губы Гиммлер, – решать вам. Это ваше дело. Да только помяните моё слово: русские – самый непокорный народ, и от них жди неприятностей!

Гиммлер знал, о чем говорил, – он как раз вспомнил о недавнем бунте под Гитлербургом, когда погиб начальник лагеря. Тогда восставших усмирили, но троим узникам удалось сбежать…

***

По распоряжению нового коменданта лагеря, особо уполномоченного фюрера – Карла Вайса, после бунта в роте СС, охранявшей заключённых, был казнён каждый десятый. После очередной селекции сотни слабосильных узников окончили жизнь в газовой камере; остальным вдвое уменьшили дневной паёк. Спустя неделю лагерь наполовину опустел. Нового коменданта, однако, это не смущало, – он знал, что скоро прибудет пополнение.

Карл Густав Вайс.

В годы Великой войны он состоял в рядах Гитлерюгенда¹. Однажды юных защитников Родины повели на стрельбище. Но вместо привычных мишеней взорам удивлённых мальчишек предстали… живые люди. Военнопленные. Грязные, перепачканные в крови, в разодранных одеждах, – те с ненавистью глядели на врагов своих, а на измождённых уставших лицах их не было и тени страха. Эти люди отпустили всё, что связывало их с этим жестоким миром, и впервые за последние месяцы не боялись…

Тем временем, подросткам приказали открыть огонь. Но они остановились в нерешительности, испуганно озираясь по сторонам. Кто-то даже выронил оружие из дрожащих рук своих. Но вдруг мёртвую тишину взорвали раскаты автоматных очередей. Трое подростков выполнили задание, хладнокровно расстреляв военнопленных… Среди них был и юный Карл Вайс.

Гиммлеру доложили о результатах его эксперимента. И вскоре трое прирождённых эсэсовцев оказались в замке Вевельсбург². На другой день Карл Вайс предстал перед рейхсфюрером СС³.

– Хайль! – прокричал подросток, выбросив руку вверх.

Гиммлер, увидев его, поднялся со своего кресла, подошёл к юному убийце и заглянул ему в глаза.

– Сколь сильна твоя любовь к Родине? – осведомился он.

– Я готов умереть за Родину и фюрера в бою! – тотчас без раздумий прокричал подросток.

– А готов ли ты за Родину… убить фюрера? – внезапно спросил Гиммлер, не сводя с него взгляда.

Этот вопрос несколько смутил юношу, он молчал.

– От твоего ответа зависит, переживешь ли ты этот день, – тогда спокойно проговорил Гиммлер.

Пятнадцатилетний подросток не был искушён в придворных интригах, но он вовсе не хотел оказаться на месте тех военнопленных, расстрелянных им недавно.

– Я готов выполнить любой приказ рейхсфюрера! – прокричал Карл Вайс.

– Достойный ответ! – похвалил его Гиммлер. – Тебе, мальчик мой, многому предстоит научиться в этом замке; ты станешь рыцарем нашего ордена и однажды достигнешь небывалых высот, о которых другие даже не мечтают. Будь предан мне, и ты добьёшься успеха!

Прошли годы обучения в Чёрном ордене СС… А война, тем временем, закончилась. Увы, не довелось сражаться за Родину Карлу Вайсу. Но вторая встреча с Гиммлером заставила его взглянуть на жизнь иначе.

– Ты возмужал и окреп, – говорил рейхсфюрер, разглядывая юношу сквозь свое пенсне. – Твои глаза горят решимостью. Уверен, ты далеко пойдёшь. Я знаю все о тебе, знаю, ты огорчён тем, что не побывал на фронте… Но ты ошибаешься. Война только началась! Война со всеми тайными и явными врагами Великого рейха, война с низшими расами… Земля принадлежит истинным арийцам! Мы обладаем волей к жизни и волей к власти, но все еще вынуждены соседствовать с неполноценными народами. Заключённые и военнопленные не хотят работать на благо Германии. Ничего. В скором времени нам они больше не понадобятся…

***

К началу 1953 года вся Восточная Европа была опутана сетью концентрационных лагерей; русские узники оставались в одном лишь лагере под Киевом, который носил новое название – Гитлербург. Столица Украины избежала горькой участи Москвы и Петрограда; когда нацисты заняли город: они не стали его разрушать, а просто переименовали – в честь своего фюрера.

Карл Вайс вскоре сделал блестящую карьеру офицера СС; его боялись, перед ним заискивали. Гиммлер считал его своей правой карающей рукой. Восстания, что нередко вспыхивали в разных частях империи, всякий раз подавлялись, в чём велика была заслуга его ученика, который действовал решительно и беспощадно. Повсюду этот человек сеял смерть… «Цепной пёс Гиммлера» – так отныне называли Карла Вайса (разумеется, за глаза).

Впоследствии, став фюрером, Гиммлер обласкал своего любимца. Вайс стал особо уполномоченным фюрера, и его власти в тайне завидовал даже новый рейхсфюрер СС Генрих Мюллер, который прежде долгие годы возглавлял гестапо⁴.

Бунт под Гитлербургом мог перерасти в крупномасштабное восстание, а потому Гиммлер направил туда своего ученика, который возглавил временную администрацию беспокойного лагеря, чтобы любой ценой водворить в нём железный порядок и искоренить мятеж. Прибыв на место, Карл Вайс первым делом решил, что покойный комендант проявил халатность на службе и, стало быть, не заслуживает почестей, какие подобает оказывать павшему офицеру рейха, и велел сжечь его тело вместе с трупами заключённых в лагерном крематории, а жену и маленькую дочь – подвергнуть репрессиям. Вскоре они оказались за колючей проволокой, где их ждала неминуемая мучительная смерть…

***

С первыми лучами солнца лагерь приходил в движение. Капо⁵ бранью будили своих товарищей и собирали их на аппель-плац на утреннюю перекличку. Потом они строем направлялись в барак, служивший им столовой.

На сей раз, по случаю десятой годовщины победы, там узникам выдали праздничный завтрак – по двести грамм пшеничного хлеба. По меркам лагерной жизни – роскошь! Бедные худые голодные люди… Они жадно съедали всё до крошки, но не могли насытиться. Один заключённый подавился своим куском, закашлялся и… пал мёртвым на пыльную лагерную землю. Солдаты СС тотчас потащили его в крематорий…

После короткого завтрака узников, как обычно, повели на каменоломню, подгоняя ударами плетей. Те из них, кто в бессилии падал наземь, получали пулю в затылок… Но большинство упорно цеплялись за жизнь, что порой выводило из себя эсэсовцев из отряда «Мёртвая голова»⁶.

– Вы – живые трупы… Одна кожа да кости. Вы ещё будете умолять, чтобы мы вас прикончили. Сдохнуть как собакам – это всё, что вам остаётся! – злобно гаркал начальник первого блока по имени Альберт Райх. Всякий взгляд, в котором был хотя бы намёк на непокорность, приводил его в ярость, и тогда он выхватывал свой револьвер…

В тот день Карл Вайс проснулся поздно. Он исподлобья взглянул на обнажённую проститутку, которая страшно храпела во сне.

Лучи солнца пробивались сквозь занавеску на окне. Карл Вайс понял, что проспал (накануне вечером он планировал встать пораньше), и вскочил с кровати, одеваясь на ходу. «Всё из-за этой стервы!» – с досадою подумал Вайс, почувствовав отвращение к женщине, которую вчера ему подарили офицеры лагеря, и, сдерживая жгучее желание пристрелить её: «Я убиваю только врагов Родины и фюрера!»

В своём кабинете Карл Вайс сел за письменный стол и приступил к делам. Он просматривал план расширения лагеря. Предстояла большая работа: строительство пяти новых бараков, сторожевой вышки и ещё одной газовой камеры.

Через час Карл Вайс вызвал своего помощника – Ганса Хигерта.

– Хайль Гиммлер! – эсэсовец выбросил руку высоко вверх, вытянувшись по струнке перед своим начальником.

– Хайль, – мрачно отвечал Карл Вайс. – Садитесь.

Эсэсовец сел, не подозревая, что над ним сгущаются тучи.

– Сегодня, в день нашей великой победы, мне бы не хотелось говорить о делах, – начал Карл Вайс и гневно сверкнул глазами. – Но враги фюрера не дремлют, а значит, у нас не может быть выходных! Беглецы не найдены до сих пор, и кто-то должен ответить за это…

Прошло немало времени, и Хигерт надеялся, что шеф позабыл о сбежавших заключённых. Теперь эта ошибка могла стать роковой для него.

– Господин комендант, поиски продолжаются, но пока безрезультатно, – побледнев, проговорил Хигерт. – Мы поймали почти всех…

Карл Вайс нахмурился.

– Его одного мне найдите!

– За это время он мог уйти заграницу, – мрачно заметил Хигерт.

– Ганс, вы, кажется, чего-то не понимаете, – приходя в ярость, вскочил с места Карл Вайс. – Если не принесёте мне голову этого человека через неделю, мне принесут вашу…

Бунт был поднят в конце марта. И когда заключённые убежали из лагеря, внезапно разыгралась метель. Снег шёл всю ночь; натасканные немецкие овчарки потеряли след. Семерых беглецов на другой день нашли высланные на поиски дисколёты вермахта. Один вскоре объявился в городе, а двое других – те как сквозь землю провалились. Впрочем, это было недалеко от истины…

Хигерт упал духом; он знал, что Вайс своих слов не бросает на ветер, и с содроганием вспоминал, как расстреливали солдат СС после бунта.

– Где искать его? – бормотал Хигерт по пути к гаражу. – Мои люди рыскали по всей округе целый месяц. И никаких следов… Вайс верен себе. Он убьёт меня!

Альберт Райх присвистнул, когда Хигерт не ответил на его приветствие и прошёл мимо, разговаривая сам с собой. В уме этого человека, пришедшего в отчаяние, лихорадочно созрел план бегства. Он сел в свой фольксваген и поспешно выехал из лагеря.

Вечером в комендантском доме состоялся праздничный банкет. Поздравлять любимца фюрера с Днём победы пригласили певичку из Гитлербурга, которую звали Марта Клаус. В зале за праздничным столом, что ломился от обилия кушаний и вин, собрались все офицеры лагеря в эсэсовских мундирах. Не было одного лишь Ганса Хигерта, но его отсутствия никто даже и не заметил.

Играла музыка, офицеры оживлённо разговаривали. Альберт Райх с широкой улыбкой на лице что-то рассказывал молодому худощавому оберштурмфюреру. Карл Вайс посреди общего веселья сидел мрачнее тучи. Когда он поднялся с бокалом вина в руке, все офицеры тотчас умолкли и последовали его примеру. Музыка в зале притихла. Карл Вайс с каменным лицом, ни на кого не глядя, произнёс тост:

– За нашу великую страну, одержавшую победу в войне, о которой будут помнить все будущие поколения арийцев! Слава Германии!

– Слава Германии! – дружно подхватили офицеры и залпом осушили бокалы. Потом все, как один, сели; снова зазвучала музыка, и продолжились прерванные разговоры…

Однако, в тот миг, когда на сцене появилась Марта, и она запела, в зале повисла тишина, а от мрачного настроения Карла Вайса вскоре не осталось и следа. Блондинка с голубыми глазами и приятным голосом поразила воображение всех присутствующих. Она виртуозно исполняла известную песню из кинофильма «Девушка моей мечты», которую некогда пела блистательная Марика Рёкк. Карл Вайс не сводил с неё глаз, и офицеры тотчас поняли, что эта красавица очаровала его, а от избранницы любимца фюрера лучше держаться подальше…

«Эти губы, этот гордо приподнятый носик, эти глаза, что смотрят на меня столь смело… Это всё моё. Чистокровная арийка! Богиня!» – думал он в предвкушении скорого наслаждения.

Когда банкет закончился, и пьяные офицеры, шатаясь, расходились по своим квартирам, Карл Вайс, который за весь вечер выпил лишь один бокал вина, подошёл к Марте и пригласил её на ужин. Вскоре они остались наедине. Карл не скупился на комплименты, восхищаясь её талантом. Марта улыбалась, слушая его похвалы. «Теперь она моя!» – понадеялся он и пошёл на приступ сей крепости, но… внезапно получил отпор. В ответ на приставание она отвесила ему звонкую пощёчину… Особо уполномоченный фюрера, привыкший, что женщины сами ему на шею вешаются, даже растерялся.

– Я добропорядочная гражданка рейха, а не какая-нибудь проститутка! – прокричала Марта, покраснев от гнева. – Вы меня оскорбили до глубины души!

– Да вы знаете, кто я такой?! Как вы смеете? – воскликнул Карл, приходя в ярость.

– Я арийка в десятом колене и требую к себе уважительного отношения! Мне ведомо, кто вы и что моя жизнь – в ваших руках. Одно ваше слово – меня тотчас расстреляют. Но я готова к смерти: честь мне дороже жизни!

Карл на мгновение опешил. «Вот это женщина!» – в восхищении подумал он и извинился перед Мартой. На другой день она вернулась в Гитлербург. А он с тех пор часто вспоминал о ней…

***

В то время, когда в комендантском доме веселье было в самом разгаре, Ганс Хигерт ехал по дороге на Гитлербург. Он надеялся сесть на самолёт до Тегерана ещё до захода солнца. «У Ирана, – думал дезертирующий эсэсовец, – с рейхом не заключён договор об экстрадиции. Не будут же они ради меня одного начинать новую войну!» Но пересечь границу ему было не суждено, а всё из-за нелепой случайности – кончился бензин… В спешке Хигерт проскочил мимо двух бензоколонок и не заправился. Автомобиль остановился посреди дороги. Неподалёку чернел лес. «Я погиб!» – в отчаянии воскликнул немец, выходя из машины, но, будучи эсэсовцем, постарался взять себя в руки. Он усиленно соображал и разговаривал сам с собой:

– Что же мне делать? Что? Так. Думай, Ганс. Думай… У меня два выхода: либо бежать до города километров двадцать, либо подождать. Кто-нибудь непременно проедет мимо!

Время шло, но дорога была пуста. В сумерках Хигерт, наконец, понял, что ошибся: немца не заставишь подняться из-за праздничного стола! Оставалось лишь одно – добираться до города пешком. Но он решил сократить путь и двинулся через лес, где в былые времена со старым комендантом охотился на кабанов.

Хигерт, приободрившись, бежал через лес, а взошедшая луна тускло освещала ему путь. Ветки кустарников хлестали его по лицу, он спотыкался о пни и колоды, но не останавливался, пока не выбился из сил. Потом сел передохнуть на пенёк; поднялся, шагнул вперёд, – под ногой у него вдруг что-то хрустнуло, и он стремительно грянулся вниз. Ударился головой о землю и потерял сознание…

Глава вторая. Предвидение

Хигерт очнулся в почти кромешной темноте; голова гудела от боли, а руки и ноги не слушались его… Он с ужасом понял, что связан крепкими тугими верёвками, потом, несколько помедлив, позвал на помощь, и вскоре почувствовал чье-то постороннее присутствие. Незнакомец стоял чуть поодаль и, молча, глядел на него.

– Я офицер рейха. За моё освобождение вы получите щедрое вознаграждение! – почти приказным тоном закричал Хигерт, но при малейшем движении со стороны незнакомца тотчас испуганно взмолился. – Нет, не убивайте меня. Я сделаю всё, что вы хотите!

Однако в полной тишине послышался до боли знакомый звук (это чиркнула спичка), – лучик света на мгновенье пронзил темноту и тотчас погас. Немец успел разглядеть седые волосы, морщины на лице, крупный нос и курительную трубку, что дымила во рту у незнакомца. Ему в ноздри ударил острый запах табака.

– Отчего вы молчите? Кто вы и что вам от меня нужно? – в нетерпении осведомился немец.

Незнакомец вытащил трубку изо рта и заговорил по-немецки с сильным акцентом:

– Вы меня должны знать, господин оберштурмбанфюрер.

Хигерт внезапно припомнил черты лица этого человека, – он видел его на фотографии, сделанной японцами пару лет назад.

– Так это вы – заключённый под номером 201 523! – вскрикнул немец от удивления.

Незнакомец молчал, попыхивая трубкой.

«Вот, я до тебя и добрался!» – подумал Хигерт, и в его сердце затеплился огонёк надежды. Но вдруг из темноты раздался голос:

– С ним надо кончать, Коба!

Русская речь произвела на немца крайне неприятное впечатление. Он сразу вспомнил о прошедшей войне… Внезапно яркий свет полоснул его по лицу. Хигерт увидел высокого, темноволосого юношу, который с ненавистью в глазах глядел на него. «Это второй беглец, – догадался он и не вовремя вспомнил. – Жаль, что мы перестали фотографировать заключённых».

– Коба, отдай его мне, – зловеще прошептал парень, – у меня руки чешутся…

Господин с трубкой усмехнулся:

– В этом я не сомневаюсь! Но всему своё время, Борис. Погоди немного.

– А чего ждать?! – вспылил парень. – Отдай его мне, Коба, и он поплатится за страдания, которые причинил нам…

Хигерт прислушивался, но понял только слово «ждать», произнесённое запальчивым юношей. Потом эти двое скрылись из виду, и он остался один. В животе урчало от голода. Теперь эсэсовец жалел, что решил бежать из рейха.

– Они там веселятся, с бабами развлекаются, а я… – пробормотал он и впервые за многие годы вспомнил о Боге. – Господи, если Ты есть, помоги мне… Клянусь, я всё изменю в своей жизни!

Пока Хигерт пытался молиться, Борис и Коба шли по тускло освещённому факелами коридору, где с потолка и стен свешивались мощные корни деревьев.

– Отчего ты не разрешил прикончить эту падаль? – обронил с досады парень.

– Наберись терпения, Борис, и присматривай за ним.

– Будь на то моя воля, не стал бы спасать немца, тем более, в форме офицера СС, – мрачно проговорил Борис.

– Не забывай, мы в долгу перед старцем!

– Он и врагам помогает, – заметил Борис. – У нас из-за него могут быть проблемы!

– Это неважно. Вскоре ты уйдёшь, чтобы продолжить наше дело.

– А как же ты? – удивился Борис. – Я тебя не оставлю тут!

– Мои дни сочтены, – спокойно отозвался старик, стряхивая пепел и пряча свою трубку в карман.

– Не говори так, – перебил его парень, – мой долг – доставить тебя на Урал!

Вскоре перед ними выросло препятствие. Тогда Борис стукнул, и тяжёлая дверь со скрипом отворилась. В свете горящего факела показалось бородатое лицо с добрыми голубыми глазами.

– Вы как раз вовремя. Проходите, братья. Собрание вот-вот начнётся…

Они очутились в невысоком круглом помещении, битком заполненном народом. Люди в чёрных одеяниях сидели рядами на деревянных скамьях, выжидающе глядя в темноту.

Огонь из жаровни вдруг взметнулся ввысь. В свете пламени Борис и Коба, наконец, узрели своего спасителя. Покрытое глубокими морщинами лицо, живые глаза, тонкий нос и добрая улыбка на губах, – таким предстал пред ними старец, о котором за время пребывания в подземной обители они слышали немало. И лишь ныне им довелось увидеть его воочию.

– Садитесь, братья мои, – ласково промолвил старец. – В ногах правды нет!

Борис и Коба сели позади остальных.

– Братья, сегодня я созвал собрание, чтобы искать совета вашего… – старец печально вздохнул. – Мы исполнили заповедь Господа нашего и спасли человека от смерти. Но он бродит во тьме и видит в нас врагов. И, увы, силою слова нам не исцелить его грешную душу. И ныне нам предстоит сделать нелегкий выбор. Ежели отпустим его, он погубит нашу обитель. Но, удерживая его здесь, мы нарушим Закон, ибо насилие противоречит всему, чем мы живём и во что верим! А посему соборно нам надлежит принять решение, братья…

– Его надо убить! – несдержанно выкрикнул с места Борис.

Коба нахмурился.

– Юноша, не должно преступать заповедей Господа нашего, – спокойно возразил старец.

– Тогда вам надо бежать! Если отпустить немца, он вскоре приведёт сюда целую роту солдат СС, и вас всех до одного перебьют, – вступив в спор со старцем, вспылил Борис.

– Нет, юноша, ещё не пришло время нам оставлять сию обитель, – качнул головой старец.

На это Борис усмехнулся.

– Неужели вы надеетесь на скорый конец света?!

– Да, юноша, недолго осталось ждать, – невозмутимо отвечал старец.

– Откуда вам это известно? – с вызовом бросил Борис, но тотчас умолк, увидев горящие гневом глаза своего наставника.

– Юноша, – строго промолвил старец, – мы помогли тебе и твоему отцу, когда вы бежали от смерти. Вы алкали, и мы вас накормили. Вы были измучены, мы вас приютили; у нас вы обогрелись и отдохнули от трудов своих. Но говорю вам, Истина открывается немногим избранным! Мы вас не держим в обители. Ступайте с миром… А у вас, братья, я снова спрашиваю – как нам поступить?

– Надобно спросить у него – останется ли он у нас по доброй воле? – заговорил седовласый старичок, сидевший на первом ряду.

– А ежели он откажется? – осведомился старец.

– Взять с него честное слово, что он сохранит тайну сей обители, и тогда отпустить на все четыре стороны… Пусть идет с миром! – послышались голоса собравшихся.

– Они наивны как дети, – пробормотал Борис. – Разве можно верить эсэсовцу?!

Коба понимал, что Борис прав, и после собрания прошептал ему на ухо:

– Следи за эсэсовцем. Когда его отпустят, последуй за ним и…

Вскоре немца развязали, накормили похлёбкой и проводили до выхода из подземелья. Хигерт, обретя свободу, обрадовался и поспешил в лагерь. Второпях он не замечал преследования: Борис шёл за ним попятам и держал в руке верёвку, которой прежде был связан немец…

За деревьями, наконец-то, показалась дорога.

– Я на свободе! – возликовал Хигерт, но тотчас свет в глазах его померк, а шею больно стянула удавка. Он попытался вырваться. Однако все было тщетно…

Немец захрипел. Силы покидали его; вскоре он уже не мог сопротивляться и через мгновение обмяк. Убийца отпустил верёвку, и мёртвое тело грянулось наземь…

– Ну, как всё прошло? – спросил Коба, когда парень вернулся в подземную обитель.

– Прекрасно, – отвечал Борис с улыбкой на губах. – Теперь ни нам, ни им ничто не угрожает. Но неужели ты хочешь тут остаться? А как же наше святое дело?!

– Борис, я стар и устал… – отвечал Коба. – Пришло твоё время! Ты лидер от природы и многому научился за последние месяцы. Я верю – у тебя всё получится! Но не допускай моих ошибок. Никогда не иди на сделки с нацистами…

В тот же вечер Борис покинул подземелье, где он нашел временное пристанище, и двинулся по знакомой тропинке. Труп лежал на том же месте, где он его оставил. Тогда, преодолевая брезгливость, Борис надел нацистскую форму, что оказалась ему в пору, достал из кармана удостоверение офицера СС и вышел на дорогу, спрятав руку с пистолетом за спиной.

Вскоре возле человека в черном мундире остановилась машина. Прозвучал выстрел…

Спустя неделю Борис прибыл в оккупированный японцами Екатеринбург.

***

Борис ехал в Гитлербург на автомобиле с двумя трупами в багажнике, а Коба, тем временем, сидел в келье старца.

– Вы знаете, кто я?! – удивился он, услышав своё имя.

– Юноша, который был с вами… – вздохнул старец. – Мне известно, что он сделал сегодня… по вашему приказу, товарищ Сталин. Смертоубийство – тяжкий грех! Вы ведь когда-то учились в семинарии. Стало быть, знаете это не хуже меня…

– Вижу, правду о вас говорят, – задумчиво промолвил Сталин. – Вы способны видеть прошлое и будущее! Скажите – Россия обретёт свободу?

– Мне дано видеть больше, нежели другим, – печально сказал старец. – Но всё будущее открыто одному лишь Г-ду!

– Откуда вам известно о приближении конца света?

Старец слабо улыбнулся.

– Сию тайну поведал мне голос.

– О чём это вы?

– Он часто звучит в моей голове… – начал старец, но Сталин перебил его:

– Вы хотите сказать, голос Бога или Ангела?

Лик старца просветлел.

– Не знаю. Это просто голос. Добрый ласковый голос…

«Да, старик не в своём уме!» – усмехнулся про себя Сталин и проговорил вслух:

– От него вы узнали о скором конце света?

– Да, – отвечал старец.

Сталин раскатисто засмеялся.

– Вы услышали некий голос и вот уже десять лет живёте под землёй?! И сколько ещё будете ждать наступления конца света?

– Когда надлежит прийти концу мира сего, решать не нам с вами, – сухо заметил старец. – Но он неизбежен, а явление Господа нашего надлежит встретить в чистоте, – плотской и духовной.

– Стало быть, жизнь в миру для вас – мерзость, грязь и порок, от которых вы укрылись под землёй. А как же братская любовь? – парировал Сталин. – Вы представляете, что творится в том мире? А я вам расскажу. Пока вы со своей братией отсиживаетесь в тёплой обители, миллионы узников гибнут в бесчисленных лагерях. За кусок хлеба в поте лица трудятся они на рудниках и каменоломнях, прикованные к станкам на заводах и фабриках, и плеть служит им единственной наградой. Вы знаете, сколько людей замучено до смерти в застенках гестапо, а сколько заперто в сибирских гетто и резервациях? И вот я спрашиваю вас: разве истинные христиане отворачиваются от братьев своих?!

– Мы с вами говорим на разных языках, товарищ Сталин, – отвечал старец, сдерживая подступающий к сердцу гнев. – Вы, по-прежнему, одержимы мирскими делами, когда единственное, что нам остаётся – это молить Господа о прощении наших грехов, ибо в том, что этот мир гибнет, виновато само человечество…

Нет, не могли понять друг друга эти двое, будучи проводниками разных, во многом противоположных мировоззрений. Сталин, выходя из кельи старца, думал: «Старик, может, что-то и знает, но как он заблуждается! Это позиция страуса, спрятавшего голову в песок!»

– Бедный, бедный человече, – жалел его старец. – Он ходит во Тьме и не видит Света…

Сталин остался в этой обители отшельников. Он знал, что умирает – страшный диагноз был поставлен ему еще в Екатеринбурге. Спустя месяц его не стало. Говорят, перед смертью он исповедался таинственному старцу…