Бумеранги. Часть 1

Джил подняла голову и поцеловала мужа в едва заметно колючий подбородок. Она справится. Все странные мысли, сомнения, неуверенность и желание вывернуться из таких прежде любимых, а теперь до дрожи чужих объятий просто блажь уставшего мозга. Психолог прав. Но прав и Джим – он её избаловал. Пора спуститься с небес на землю и смириться с ролью в круге жизни. Да, она сделает это, но чуть позже, а пока…

– Мне нужно быть там сегодня, – тихо произнесла Джил и заглянула в знакомые до последней крапинки глаза. – Такой случай подворачивается редко.

– Очередные страждущие жаждут пролоббировать свои налоговые льготы? – ворчливо отозвался Джим и криво усмехнулся, как всегда, не в силах запомнить, чем именно занималась его жена. Но она чувствовала, что остался ещё шаг, и муж сдастся. В последний раз.

– Нет. – Джиллиан тряхнула головой, отчего буйная рыжая прядка выбилась из сложного пучка, и Джеймс привычно вернул своевольную беглянку на место.

– Тебе не идёт этот цвет, – задумчиво проговорил он. – Может, ну этот протокол и покрасишься в синий? М? Твои обожаемые демократы оценят.

– Да хоть в зелёный! – нетерпеливо отмахнулась она. – Джим, грядёт что-то занятное. Говорят, сам Клейн заинтересован в моём участии.

– Твой бывший наставник? – Вот теперь у Джиллиан точно получилось привлечь внимание мужа. Пожалуй, даже её работа не удостаивалась такого презрения, как Артур Клейн – признанный мастер манипуляций и подкупа.

– Да. Ходят слухи, что он хочет перетряхнуть всю энергетику и планирует в Конгрессе большую игру. – Глаза вспыхнули, будто ведьмовские зелёные искры танцевали внутри самой Джиллиан.

– Бог с тобой. – Джеймс покачал головой, принимая очередное поражение. – Тряси свою энергетику, пока не избавишься от скопившегося в штанах политиканов песка. Но знай – я буду ждать тебя во Флориде. Через месяц, два или три. Как только закончишь.

– Спасибо, – прошептала Джил, благодарно стискивая Джима в объятиях. Она справится. Она вернётся. И всё будет, как раньше. Как было шесть лет назад. До Иллинойса. До него…

Брошенный на столе телефон призывно завибрировал, привлекая внимание обоих. Джеймс тяжело вздохнул, последний раз пробежался прохладными пальцами по спине жены и отпустил.

– Мне пора. Придумай, куда хочешь сходить. Я вернусь, и мы отпразднуем твоё повышение.

– Лети, воробушек. – Муж улыбнулся и вновь занялся расстёгиванием рубашки, а Джил вдруг почувствовала себя неуверенно. Странно. Они приняли решение, договорились, подарили друг другу столь необходимые обещания, но… Но спокойствия в душе так и не появилось. Вот уж точно – воробушек. Выпавший из гнезда.

Она подхватила пальто, сунула в карман натужно вибрировавший телефон и направилась к выходу. Но стоило пальцам сомкнуться на дверной ручке, как её настиг тихий голос мужа.

– Джиллиан?

– Да? – Она оглянулась, придерживая полы пальто, которые так и норовили распахнуться.

– Ты сегодня невероятно красива.

Скованно улыбнувшись в ответ, она толкнула входную дверь и спряталась от сбивающей с ног искренности за щелчком замка.

2

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

21 день до президентских выборов

В этот полдень дом на Массачусетских высотах был непривычно спокоен. Тишина была повсюду. Молчала в пустом кабинете и не шелестела сквозняком в коридорах. Однако в одной-единственной комнате она сгустилась настолько, что в ней было легко задохнуться. И в её абсолюте вдруг стало слышно, как в столпах света затрещала сухая пыль, как по вышивке антикварного кресла скользнули лучи и как захрустело в мягком ворсе ковра крошево семейного счастья.

Супруга вице-президента целой страны смотрела на выложенные перед ней мутные фотографии и не понимала. Не понимала, как же так вышло? Когда жизнь сорвалась с намертво вбитых опорных крюков, и случилось это? Господи! Ей казалось, подобные новости – удел других жён, других семей, в конце концов, других отношений. Видимо, нет. И вот тому доказательство: пять снимков, что перевернули всю жизнь. Но, чёрт тебя побери, милый супруг, зачем было делать это именно… так? Их мир обнажён перед публикой до самых костей. Здесь нет ничего тайного. Они всегда под прицелами тысячи камер и глаз. Каждый шаг – достояние страны, каждый вздох – предмет обсуждений, слово – повод для скандала. Так почему?

Хотелось моргнуть, но глаза не щипало – не то время и место для сантиментов. Впрочем, она всегда была чёрствой. Муж часто за это журил и просил быть с ним откровенной. Требовал не молчать, говорить, рассказать о любой проблеме, что могла обернуться для психики Джиллиан огромной бедой. Но сейчас, всегда оберегавшая её скрытность оказалась так кстати. Да, наверное, когда закроется дверь… когда задёрнутся шторы, что спрячут кабинет от осеннего солнца, то она сможет… Сможет что? Осознать? Горько засмеяться? Поверить? Нет, Джил могла понять его желание. Даже могла бы объяснить причину. В конце концов, кому как не ей знать, отчего люди шли на такое. Но почему… так?

– Миссис Рид, – голос личного секретаря Элвина Баррета вырвал из раздумий.

Тонкие длинные пальцы с гладким ободком единственного кольца осторожно коснулись мутноватых, будто чуть выгоревших от времени снимков. Бред, конечно. Бумага была слишком новой для тайны прошлого. Значит, всё случилось недавно. Хотя было что-то не так в блёклости фотографий, но рассеянный взгляд никак не хотел цепляться за изображения. Это оказалось почти физически больно, а потому Джил смотрела куда угодно, но не на снимки.

– Миссис Рид? Нам надо решить, что будем делать. – Баррет настойчиво требовал ответа, которого у неё не было.

Что будем делать? Боже! Как будто бы она знала! Это же не её проблема, не её промашка, не её скандал, хотя… Кого она обманывала? Они с Беном делили клятвы, делили ответственность, делили любовь, а значит, пришла пора поделить и совесть. Если будет с кем. Но до чего же иронично! Судьба-насмешница нашла, как отомстить. Джиллиан нервно заправила за уши короткие пряди рыжих волос.

– Кто ещё в курсе фотографий?

– Пока только мы. Однако у нас только копии. Оригиналы гадёныш хранит у себя.

– Есть ещё снимки или только эти?

– Не знаю.

Плохо. Это действительно очень плохо. Но миссис Рид лишь едва заметно поджала губы и отложила наполовину составленный бриф очередного агитационного ролика.

– Раз нам их показали, значит, от нас чего-то хотят. Я права?

– Да.

Тонкая, идеально очерченная бровь легко взлетела вверх. Джил ненавидела это. Ненавидела бесконечный, еле уловимый запах косметики, отяжелевшие под тушью ресницы, губную помаду и проклятый нейтральный цвет лака. Как давно они с мужем не запирались с коробками дешёвой китайской лапши и записью очередного фестиваля в Монтрё? Наверное, как началась его безумная президентская гонка. Интересно, это случилось тогда? Или же до…

Тем временем помощник взлохматил и без того растрёпанные светлые волосы. Баррет был молод. Пожалуй, слишком для занимаемой должности, но Джил нравилась его находчивость и почти патологическая честность. В первый же год работы Баррета изуродовал жар проклятого всеми Конгресса. Кислотой целились в миссис Рид, но Элвин оказался проворнее людей из охраны.

– Говори уже. – Она устало откинулась на спинку офисного стула. – Мы здесь не в шарады играем.

– Он хочет личной встречи и…

– И?

– И небольшую услугу. Насколько я понял, проблема в грядущем расследовании по обороту наркотических средств и в ужесточении закона.

Нет, это уже смешно! Проект мужа длиной в пять лет, инициированный им ещё в бытность сенатором. «А сейчас, милый, тебя хотят остановить?»

– Исключено. Встретиться с ним я могу, но ничего больше.

Баррет скривился, отчего обезображенное лицо стало жутким. Но Джил привыкла.

– Уверены? Вам стоит подумать. На кону карьера мистера Рида, который, на минуточку, вице-президент…

– Ты прекрасно знаешь, что с политикой я покончила в тот момент, когда согласилась выйти за него замуж. – Она устало потёрла рукой лоб. – И никогда не стану мешать своему супругу делать то, во что верю сама.

– Речь не идёт о вашем возвращении в большую политику, всего лишь о… нескольких документах, которые есть у вице-президента.

Джиллиан громко, совсем не по регламенту рассмеялась и крутанулась на противно скрипнувшем кресле. Вице-президент… Резко затормозив ладонями о гладкую поверхность стола, она потянулась к одной из фотографий паршивого качества и зло улыбнулась. Нет, ну какой всё-таки ракурс! Какой свет! Идеальная съёмка скрытыми камерами. Стоило бы добавить пошлые лепестки роз, но, видимо, быстрая отельная романтика не предусматривала такой роскоши. Впрочем, какая-то бутылка всё же стояла на прикроватном столике. А рядом, очевидно, пара бокалов. Снимок был таким мутным, но…

Полюбовавшись ещё немного на знакомую родинку, что уютно устроилась на не менее знакомой заднице мужа, Джил перевела взгляд на второго участника провокационной фотосессии. Девушка как девушка. Две руки, две ноги, голова. Растрёпанные, похоже, рыжие волосы, и странно скрещённые ладони, за которыми не было видно лица… Решила поскромничать? Знала, что снимают? Похоже.

Интересно, сколько раз они так встречались? Всегда ли это была она? Или лишь очередной досуг где-нибудь в Алабаме… Господи, кому расскажешь – засмеют. Железная стерва сидит и страдает, сколько у её мужа было любовниц. Размякла, детка.

– Миссис Рид? – Элвин снова напомнил о своём присутствии.

Лишнее. Всем известно, вторая леди страны ничего не забывала. Хотела бы, да вот только тренированная память слишком долго использовалась на износ. Помассировав холодными пальцами бьющиеся пульсом виски, Джиллиан медленно выдохнула.

– Желание помешать расследованию означает, что кто-то очень напуган. – Голос звучал монотонно, пока руки скрупулёзно выкладывали в ряд пять размытых бумажных карточек. Бочок к бочку, уголок к уголку. И вместе с идеально прямой линией в голове Джил выстраивалась логическая цепочка элементарных выводов. – Это опасная игра накануне выборов. Видимо, кого-то загнали в капкан. Кого-то, кто подобрался близко к вершине.

– Вопрос не о об этом. Ему нужна маленькая услуга, как-то связанная с расследованием. Мистер Рид в шаге от президентского кресла. Через три недели всенародные выборы, и если фотографии всплывут…

– Не рассказывай мне, что произойдёт в этом случае. Шесть лет назад я сама вела точно такую же игру.

– Тогда вы должны понимать.

– Сколько он тебе заплатил, Баррет? – спросила Джиллиан и подняла тяжёлый взгляд на склонившегося над столом юношу. Молод… слишком молод для этих игр.

– Ни сколько.

– Тогда почему ты толкаешь меня на это? Вынуждаешь врать и мужу, и собственной стране?

– А он не лжёт? – Элвин ткнул пальцем в снимки. – Это предрассудки. Вы прекрасно знаете, наш вице-президент – лучшее, что случалось со страной за последние тридцать лет!

Он неожиданно зло усмехнулся, и на его изуродованном, но всегда улыбчивом лице это показалось слишком гротескным. Кривое зеркало добродушия.

– Шансы мистера Рида чертовски хороши. Как показывают опросы и предварительные результаты голосования, они выше, чем у основного соперника. Став первой леди, вы подниметесь на вершину пьедестала этой страны. И должны понимать, что каждый! Каждый из тех, кто протирает штаны в Сенате, хоть раз ходил налево. Такова особенность большой политики. Они могли хотеть или не хотеть, причины у каждого свои, или их вообще не было, но все однажды побывали в чужой постели. И так же, как жёны этих успешных людей, вы должны набраться решимости и перешагнуть. Ради вашего мужа. Ради вас самой.

В небольшом светлом кабинете повисло молчание. Нет, ничего нового Баррет не сказал. В своё время тогда ещё миссис О’Конноли полностью искупалась в сенатском дерьме. Она знала все трубы, через которые улетали перевязанные алой ленточкой скандала интриги и сплетни. Но Джил не верила. Побывав шесть лет назад у изголовья чужой супружеской кровати, не хотела даже на секунду предположить, что с ней произойдёт то же самое.

– Тебе пора, Элвин. – Джиллиан привычно попыталась пригладить неистовство собственных волос, но вовремя спохватилась, медленно поднялась на ноги и прошла в сторону двери. Сзади раздался усталый вздох.

– Пожалуйста, подумайте над тем, что я сказал. – Баррет быстрым движением скинул в портфель снимки и подошёл, заглядывая Джил в глаза. Он тоже был раздосадован, расстроен и выбит из колеи. Но Элвин был бы не Элвин, не ищи он выход даже из такой, казалось бы, безнадёжной ситуации.

– Я обещаю, – тихо ответила Джиллиан и ловко вытащила из портфеля одну из фотографий. На память.

Дверь за личным секретарём закрылась, и по паркету официальной резиденции вице-президента глухо застучали каблуки замшевых туфель. Шаги удалялись, но хрупкие женские пальцы по-прежнему судорожно стискивали медную ручку, точно боялись отпустить. Три недели до выборов… О, страна будет в восторге!

Судорожно вздохнув, Джиллиан Рид всё же отодрала словно прикипевшую к нагревшемуся металлу ладонь и схватила с ближайшего дивана подушку. Вышитые шёлковые цветы в последний момент заткнули рот и почти погасили рвущийся изнутри обезумевший крик. Бен… Бен! Твою мать, Бен! Почему?!

Слева тихо скрипнула дверь.

– Мам? – Джил вздрогнула и поспешно поднялась на ноги, кинув подушку мокрым пятном вниз. – Я слышала дядю Элви.

Слышала? Шагнув к дочери, Джиллиан почувствовала, как внутри зазвенели нервы.

– Эми, тебе давно пора спать. Почему ты подслушиваешь под дверью? – Джил не сердилась. Какой смысл, если этот несносный ребёнок всегда делал по-своему.

– Я не подслушивала! – Дочь возмущённо топнула маленькой ножкой, отчего штаны любимой и потому растянутой временем жёлтой пижамы чуть было не сползли с её тельца. Быстро вернув беглецов на место, Эми схватила протянутую ладонь. – Почему дядя Элви ушёл?

– У него много дел, крошка, – Джил скованно улыбнулась, пока они торопливо миновали малую гостиную, прежде чем войти в детскую. Честное слово, в этом доме можно было всю жизнь прожить и так ни разу не выйти в общий коридор.

– А он придёт ещё?

– Конечно.

– И принесёт леденец.

– Почему ты так решила? – Джиллиан не удержалась от смешка и натянула повыше одеяло с очередной феей Динь-Динь.

– Он знает, что я люблю леденцы.

– Ты сама ему сказала? – удивлённо прошептала Джил, глядя, как устраивается в кровати Эми. Рука потянулась к тёмным кудряшкам.

– Нет. Папа, – едва слышно пробормотала дочь.

– Папа…

Джиллиан не знала, сколько просидела на краю детской кровати, машинально перебирая пальцами мягкие локоны. Она смотрела на дочь, а перед глазами стояли пять фотографий, которые лучше было бы никогда не видеть… Или не лучше. Никому не дано знать.

За почти сорок лет в жизни произошло многое и чуть не дошло до точки переломного невозврата. Джиллиан меняла фамилии, дома и приоритеты, рушила себя и строила заново. Хаотично возрождалась из таких обломков, что теперь предсказуемо не могла понять – кто же она, чёрт побери, такая. Но «то самое» никак не находилось, несмотря на помощь Бена и собственные отчаянные попытки. Джиллиан наивно полагала, у неё ещё будет время обдумать и разобраться, но решать придётся прямо сейчас. Сию минуту.

Быть может, стоит вернуться в колею резких высказываний и кардинальных решений? Вспомнить былой успех и закопать совесть в каком-нибудь цветочном горшке? Знакомо и просто. Но Баррет прав – её ответственность очевидна. Да, она тяжела и почти неподъёмна, но лёгкого способа убежать от проблем больше нет. Теперь Джиллиан – мать, жена, бессменный amicus curiae⁴ для вице-президента, а ещё глава его предвыборной кампании. И потому у неё нет ни единого шанса пройти мимо своей же истории, хотя брать на себя груз обязательств было по-прежнему страшно. Господи, столько лет прошло, а она всё такая же трусиха.

Однако сейчас проблема в том, чью сторону ей следовало занять. Наверняка гамбит неизвестного подразумевал любой из вариантов, который Джил могла бы придумать. Впрочем, их и было-то всего три. Скудно даже по меркам деревянных лбов из Сената. Принять условия и пожертвовать собой ради мужа и дочери, ведь правда о её участии непременно всплывёт. Отказаться, чтобы из мести и горькой обиды перечеркнуть шесть лет их с Беном труда, брака и (она очень хотела верить) любви. Или же закрыть глаза, оставив шантажисту право самому решать, в какой момент разрушить их жизни. Ну, что… Сможешь ли ты, Джиллиан Рид, сделать это? Сможешь ли сделать выбор без выбора? Сомневаться было так непривычно. А ведь ещё оставалась Эми и её сложности.

Джил вздохнула и прикрыла глаза.

– Господи, помоги нам…

3

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Январь

Джиллиан ненавидела каблуки. Будь её воля, выковыряла бы острыми шпильками душу тому, кто первым придумал поставить женщин на эту пародию обуви. О, и в тот же ад отправился бы создатель юбки-карандаша, белой блузки и, конечно, жакета. Джил называла свой образ доспехами. Деловые костюмы, точно скафандр, скрывали в себе проблемы, переживания и тревоги, а улыбка бездушного манекена запечатывала любые возможные щели в броне. Ибо всему человечному было не место там, где правили холодный расчёт и отсутствие совести. Это мешало, а Джиллиан слишком привыкла быть лучшей. В умении шантажировать и добиваться своего ей не было равных. А потому, онемевшие к вечеру ступни и сведённые судорогой икры она считала незначительной платой за успех и соответствующую репутацию. Всегда облачённая в чёрно-белую гамму, миссис О’Конноли грызла глотки и самодовольно стирала с мёртвых шей конкурентов следы своей тёмной помады.

Бросив взгляд в зеркало и поморщившись от рафинированного вида, Джиллиан в последний раз поправила идеологически верный пучок слишком густых и отвратительно рыжих волос, которые никак не хотели выглядеть чинно. Видит бог, она обкорнает их. Совершенно точно обрежет в каре. А ещё этот цвет… Вульгарный! Джеймсу он никогда не нравился. Ох, Джеймс… Джил нахмурилась.

В эти выходные они почти не разговаривали. Их руки занимались делами, редкие слова строили иллюзию нормальности, пока души чувствовали повисшую напряжённость. Джим уехал сегодня утром, когда электронные часы показали начало шестого. Коротко поцеловав сонную жену, он умчался в Лэнгли или куда-то ещё. И Джил сомневалась, что хотела бы знать куда именно. Эти две ночи, когда потолок или простыня мерно скользили перед глазами в такт движениям мужа, она пыталась понять – какого чёрта?! Что с ней не так? Быть может, виновато побочное действие? Медсестра, да и врач, предупреждали об этом. Говорили, могут быть проблемы или последствия из-за гормонов… Что последняя процедура была слишком рискованной. Нужно восстановиться. Да, возможно, но врать самой себе больше не получалось. Видит бог, она держалась шесть лет, стараясь забыть Иллинойс. А тут ещё и сестрица…

В прошлом месяце Оливия болтала много, даже слишком. Она металась по своему кабинету в психиатрической клинике, куда Джил ездила слишком часто для человека её репутации, и сыпала банальностями: очередной кризис, накопленная усталость… Но сказанные перед уходом несколько фраз прозвучали тревожно:

«Тебе нужно сделать перерыв в приёме лекарства. Это опасно. Такие дозы негативно сказываются на психоэмоциональном состоянии…»

Бла-бла-бла. Джиллиан невольно поморщилась, вспомнив слишком резкий тон сводной сестры, и задумчиво помассировала ноющую ладонь.

Чушь! Всё это чушь! Потому что хоть за последние несколько лет она и научилась идеально имитировать оргазм, могла даже заставить себя хотеть мужа, но в душе знала правду. Настоящую. Не связанную ни с одной из причин вроде гормонов или выданных Оливией препаратов. Всё просто. Невозможно жить и спать с тем, от кого хотелось сбежать. В их отношениях с Джимом нет и не будет нежности или ласки, заботы или внимания. Всё их существование – дурацкое должное, которое им навязали. И, казалось бы, вот он развод. Два заседания в суде, отсутствие обоюдных претензий и чистая совесть. Но как же страшно вот так, в тридцать четыре, когда у других только всё начиналось, уже остаться ни с чем. Разом лишиться привычного мира, в котором Джиллиан родилась, к которому готовилась и в который верила. Ведь это же Джим! Милый, заботливый, весёло-веснушчатый, временами немного занудный. Лучший супруг из возможных! Восхитительная партия, гарантия надёжности и семейного счастья. О таком остаётся только мечтать. Другим. Не ей…

Джил привычным и машинальным движением поправила тёмный контур помады, а затем устало опёрлась ладонями на искусственный камень столешницы. Фальшивка. Всё в этом доме обман, даже она. Как легко быть смелой с чужими людьми, и насколько пугала жизнь, где за каждое действие приходилось отвечать лично.

«Слишком высокая концентрация в крови грозит огромными проблемами. Ты теряешь контроль…»

А вдруг не чушь? Ведь должна быть причина! Физическая, а не та, что шесть лет беспокойно спала на самом краю сознания. Джил зажмурилась, приводя в порядок мысли, а через мгновение схватила с полочки ключи от машины, захлопнула входную дверь и уверенно застучала каблуками по серым, промёрзлым бетонным плитам двора. Усевшись за руль безликой белой Тойоты, она через пару минут влилась в утренний поток таких же одинаковых машин. Нет, вся проблема в таблетках. Точно.

***

— Доброе утро, Америка! – голос радиоведущего звучал заразительно бодро и вибрировал облачками выхлопных газов под бледным солнцем. Январь всё ещё сомневался, что он зимний месяц. — Сегодня чудесное утро, и мы будем надеяться, день окажется таким же. Понедельник в столице выдался солнечным…

В этот час низкорослый Вашингтон потихоньку издыхал под натиском пробок, и бесчисленные машины заполонили ровную сетку городских улиц. Автомобили гудели, шумели и выпускали в атмосферу ядовитые клубы дыма, пока медленно двигались в сторону эпицентра событий.

Пробравшись через затор рядом с посольствами и нырнув на более тихую улицу, Джиллиан остановила машину перед коричневым зданием. К счастью, в этот утренний час парковка оказалась пуста, что избавило от утомительного поиска свободного места. Очередной перестук каблуков эхом отразился от арочного пролёта, заблудился в своде и скрылся за стеклянной крутящейся дверью. Отсчитав восемнадцать шагов до главного греха своей жизни, Джил вошла в холл медицинского центра.

– Добрый день, миссис О’Конноли. – Девушка за стойкой ресепшена улыбнулась. – Пожалуйста, подождите несколько минут. Сейчас вас пригласят.

Джил кивнула, машинально достала пачку антибактериальных салфеток и уселась в одно из глубоких кресел. В очередной раз пришла мысль, что им в офис нужно такое же – уютное, расслабляющее. Но Джордж был против любого намёка на комфорт и считал аскетичную обстановку наиболее продуктивной. Вздохнув от бесперспективности убедить начальника, Джиллиан включила телефон и углубилась в чтение почты. Вверху экрана то и дело мелькали сообщения рабочего чата. Коллеги уже приехали на работу и теперь непринуждённо трепались. Чёртовы жаворонки. Улыбчивые экстраверты, что прямо с утра щебетали точно заправский орнитарий.

Разумеется, карьера в политике гарантировала бессонные ночи во время особо сложных кампаний. Работы всегда было много. Иногда запредельно, иногда терпимо, но ложиться далеко за полночь и спать не больше пяти часов давно стало нормой. И хорошо, если вообще удавалось заснуть. Бывая дома дольше трёх дней, Джеймс нередко ворчал на жену из-за её нескончаемой занятости, ненамеренно путал бумаги и диаграммы чьих-то экономических показателей. В итоге всё заканчивалось новым скандалом, хлопаньем дверей и обиженным телефонным молчанием до очередного приезда. Однако Джиллиан призналась самой себе – бессонница последних месяцев стала тревожной.

«Джил!»

На экране неожиданно всплыло личное сообщение.

«Когда будешь в офисе?»

Она удивлённо подняла брови, недоумевая, что заставило Джорджа Уилсона написать, а не позвонить.

Один из руководителей компании, где работала Джиллиан, был когда-то успешным сенатором. Уйдя из Конгресса, он отпустил бороду, основал вместе со старым приятелем одно из крупнейших агентств в сфере международного лобби, начал по-крупному врать и доводить подчинённых до ретинальных мигреней своими мистификациями. Джордж был хорошим, но довольно жестоким начальником и устраивал выволочки, которые часто заканчивались увольнениями. Однако к Джил он питал довольно неоднозначные чувства и с долей извращённого удовольствия наблюдал, с какой беспринципностью она порой действовала.

– Миссис О’Конноли. – Дверь ближайшего кабинета распахнулась. – Пожалуйста, проходите.

«Через пятнадцать минут», – лихорадочно набрала Джиллиан и подхватила сумку.

«Давай через десять. Будет весело».

Ответ вырвал из плотно сжатых губ недовольное цоканье. Ох уж этот конспиратор! Медсестра удивлённо повернула голову, но Джиллиан лишь холодно улыбнулась.

– Работа, – равнодушно проговорила она, снизойдя до объяснений. Джил расстегнула пиджак и оголила плечо.

– Всё же не хотите попробовать противозачаточный имплантат? – рассеянно спросила сестра, пока выуживала из упаковки знакомый фиолетовый шприц. – Меньше проблем.

– Нет, – Джиллиан раздражённо мотнула головой. От прикосновений чужих рук невольно стало нехорошо. – Слишком заметен.

Укол в плечо получился терпимым, но она всё равно поморщилась. Скорее, рефлекторно, нежели от инфантильного страха игл. За восемь лет работы с государственными делами бояться было уже попросту нечего. Тем временем обычный пластырь стянул кожу и прикрыл место предательства. На плечи вернулся проклятый доспех, мышцу больно дёрнуло в точке инъекции, а Джиллиан обратила взгляд на удивительно молчаливого врача. В принципе, что здесь ещё сказать? Само приглашение на процедуру говорило само за себя. Однако тут доктор Парви потёр изрезанный морщинами лоб, вздохнул и медленно пролистал в папке несколько файлов, где виднелись испещрённые таблицами бланки и глянцевая чёрно-белая лента УЗИ.

– Ваши анализы в норме, – сухо проговорил он. – Уровень гормона упал до нулевых значений. Эмбриона в полости матки больше нет.

– Замечательно, – кивнула Джил и собралась подняться, но голос доктора Парви вынудил остановиться.

– Случай довольно интересный. Это уже второй раз, несмотря на противозачаточные инъекции…

– Из-за моих командировок они получаются слишком нерегулярными.

– Спираль?

– Не подошла.

Ещё одна попытка встать, однако следующий вопрос намертво припечатал к креслу и вколотил с головой в землю, похоронив под плитой совести. Слишком жестоко, доктор…

– Может, дадите своим детям шанс? У вас уже было два аборта, и во время последнего нам пришлось провести кюретаж⁵. Пусть процедура прошла хорошо, но кто знает, что случится в следующий раз.

Джиллиан оказалась не в силах даже моргнуть от резко сдавившего виски напряжения. В ушах зашумело, во рту пересохло, пока она пыталась дышать и не заорать от абсурдности заявлений. Дать шанс… Шанс кому? Чему? Зачем?! Им с Джеймсом? Или потенциальному ребёнку, чья равнодушная мать бросит его под стенами отчаяния? Именно так было в детстве самой Джиллиан. Не дитя, а продукт системы. Вынужденная необходимость лишь потому, что это неплохо сказалось на общественном статусе матери. Ну уж нет! Она не хотела рожать ублюдков. Ни сейчас, ни вчера, ни завтра. Никогда!

– Благодарю за беспокойство, но это вас не касается.

Видимо, что-то поняв, доктор Парви вздохнул и кивком головы показал, что она свободна. И Джил ушла. Она никогда не испытывала сожалений, не станет и теперь.

Однако её терпения с трудом хватило, чтобы спокойно дождаться сдачи и размеренно подойти к дверям. Джил ненавидела наличные деньги. До глубины души презирала отсчитывающих мелочь торговцев, брезгливо морщилась, дотрагиваясь до грязных банкнот, а потом ещё долго оттирала руки салфетками. Но выбора не было. Карточки и чеки оставили бы после себя яркий след на тихой глади семейной жизни. Ведь Джеймс не простит. О нет. Скорее, свернёт тонкую шею жены и следом повесится сам. Ибо то, что сделала Джил, извинить невозможно. А потому она не могла позволить себе ни единой ошибки. Джим не должен узнать. Ни о чём. Никогда.

До нужной улицы удалось добраться за рекордное время. И здесь, как всегда, было не протолкнуться. Отовсюду доносился несмолкаемый бубнёж телефонных разговоров, а аромат кофе плотным облаком плыл в сторону Белого Дома. Невзирая на судебные процессы, что за последние несколько лет изрядно потрепали конторы лоббистов, большинство профессионалов по связям с властью всё ещё находились именно здесь. Близость Овального кабинета держала в тонусе и не позволяла накалу страстей пеплом остыть над Капитолийским Холмом, а звуконепроницаемые кабинеты позволяли творить политику, наплевав на закон и Конституцию. В общем, зверинец, в котором главной самкой проживала Джиллиан О’Конноли, был очарователен.

Офис преуспевающей фирмы в сфере международного лобби располагался на шестом этаже обычной стеклянной коробки, которыми через одну была застроена прямая, точно флагшток, улица. Это было типичное здание с типичной начинкой. Бесшумные ковры, царство прозрачных перегородок, кожаных кресел и огромных столов цвета тёмного шоколада.

Джил уверенным шагом двигалась в сторону директорского кабинета. Здороваясь кивком головы с коллегами, она привычно начинала вращение земли в нужную сторону. Но когда бледная рука без стука распахнула стеклянную дверь, лоббист О’Конноли на мгновение замерла, а затем нехорошо усмехнулась.

– Доброе утро, Джордж. Алекс. – Она кивнула двум партнёрам, что вот уже второй десяток лет успешно делили кресло руководителя. Разумеется, метафорично. – Думаю, я не вовремя.

– Джиллиан. – Пожилой мужчина, который до этого сидел к ней спиной, тяжело поднялся и медленно повернулся. Пробежавшись длинными кривыми пальцами по зализанным седым волосам, он приторно улыбнулся, а его бледно-голубые, точно размытая акварельная клякса, глаза уставились прямиком в лицо Джил. – Вы не представляете, как я рад снова вас видеть. Прекрасно выглядите.

– Надо же, – протянула она, и полные губы изогнулись в усмешке. – Возможно, мне померещилось, но не вы ли семь лет назад орали на весь Конгресс, чтобы ноги моей рядом с вами не было? – Непроизвольно появившийся оскал исказил правильные и мягкие черты, отчего лицо Джил приобрело едва уловимое сходство с хищной лаской. – Джордж, я зайду попозже. Не думаю, что мистер Клейн счастлив так близко соседствовать с моими туфлями.

Гость рассыпчато засмеялся, покачал головой и поднял длинные руки в знак поражения.

– Ну-ну, Джил, кто старое помянет. – Белозубая, сахарно-сладкая улыбка старика заставила поморщиться всех сразу. – Я пришёл к тебе с оливковой ветвью и надеюсь на помощь в память о былом союзничестве. Скромно напомню, именно я приютил тебя сразу после университета и предоставил прекрасный трамплин в будущее.