Read the book: «Все мои чувства к Ней»

Она

Я пришел после отпуска в состоянии тоски по однообразию и нежеланию видеть все эти чужие лица. Боже, я не знаю, как зовут и половину из них. Я просто должен делать, что умею, работать станком, у меня это получается, это приносит доход. В целом, что еще нужно? Все есть, все поставлено на рельсы. Когда возвращаешься после долгого перерыва лучше прийти раньше, как будто прыгнуть в воду с большой высоты, ведь ты уже там, ты окунулся, тебе не холодно, не жарко, ты в этой стихии, ты часть ее. Я часть этой стихии, или системы, я ее винтик. Жизнь не так проста, чтобы делать, что хочется. И в то же время слишком проста, чтобы этого не делать. Для «хочется», ты неизбежно должен делать то, что должен, и, если тебе удалось, в короткие проблески есть время для любимого дела. Есть же люди, которые умеют получать удовольствие от того, что делают, как Крис – она купается в своих идеях и творчестве, она верит в успех, она постоянно чем-то занимается, возможно, слишком много и слишком разным, но не представляю ее по-другому. Да и стоит ли менять это? Ведь я причастен к этому, я даю ей плацдарм, я значим, она ценит меня.

Вот и еще одно чужое лицо. Ближе соседнего кабинета раньше не появлялись, а теперь уже напротив меня. Английский – уже неплохо, будет не так трудно, как обычно, хотя ведь с Крис мы справились. И даже мой язык она знает. Хмм, она странная

Дурацкие бумажки каждый раз сводят с ума- -нужно просто пережить эту бюрократию и внести данные, куда нужно. Ибо позаботится обо всем, как всегда, но его нет, он не отвечает, и вулкан внутри меня начинает извергаться, а рядом нет никого, кто смог бы стать жертвой огненной лавы моего негодования, кроме нее. Будь прокляты эти формы, я не понимаю ровным счетом ничего. Все это вокруг начинает меня бесить. Окей, посмотрим, на что ты способна. Странно, она помогает так, как будто ей и нетрудно. Твой муж мой земляк, по всей видимости, вот откуда ты знаешь мой язык. Да- это все как-то странно.

Волны и физика

Сегодня нам нужно будет отправить предложение по проекту от Иешуа. Все верно, я пришлю все необходимые файлы после трех, когда получу расценки от партнеров.

Ибо зашел в комнату и по-румынски спросил, как мне новая девушка. Такие нелепости случаются обычно в фильмах, но Боги, сейчас я сам в таком фильме. Пытаясь знаками дать понять Ибо, что и девушка понимает по -румынски, я попытался завершить эту сцену и намекнуть Ибо, что ему самое время ретироваться.

Рабочий день закончился чувством выполненного долга -и этот гештальт закрыт. Непривычно было увидеть сообщение в почте от нового адреса, который так беспардонно открыл только что закрытый гештальт.

На английском девушка объяснила, что документы оформлены не совсем верно, Иешуа просит корректировки. Легкое возбуждение вынесло меня из метро. Я не спешил так домой раньше. И лишь спустя время понял, что не проект торопил меня домой, не Крис, я хотел снова поговорить с Ней, с новой девушкой. Я написал ей, когда смогу снова быть за компьютером. Я могу написать еще детали: когда мы сможем созвониться, продублировать в мессенджер, ведь ее номер указан в подписи – все это рабочие моменты, языковой барьер, нужно подстраховаться. Черт возьми, это слишком много, слишком навязчиво.

Да, я вижу, как она пишет мне, почти физически ощущаю, как ее пальцы касаются клавиатуры. Она сосредоточена, как в тот раз, когда заполняла мои документы и помогала мне.

Это странное чувство – она пишет «Спасибо», я должен ответить и я знаю, что сейчас разговор закончится. Это приятно в моменте и одновременно ноет внутри. Это странно, она странная, и сам я для себя стал странный. Просто после отпуска прошел один день, и не хочется снова нырять в рутину.

Разговор окончен, и завтра я увижу Ее.

Ток

Она не привлекательна физически, движения резкие, мимика несуразная, она неуверена в себе, о чем она думает? Интересно, что она многих знает здесь , и моих земляков, и своих, общается со всеми легко, благоговеет перед шефом также как и все, но более искренне, что ли. Интересно, что она так долго делает? Ведь проектов не так много, она пишет, в ежедневнике, звонит, печатает без конца, ходит по офису. Иногда ее долго нет на месте, передо мной, слишком долго. Интересно, где она обедает, что ест. И когда задерживается, как сидит так долго и не ест.

Хмм, уже полчаса, как закончился рабочий день, но я не заметил. Она сидит передо мной, и как будто так нужно, как будто бы и я должен по какой-то непонятной мне пока причине быть здесь. Но пора выдвинуться домой, а она остается. Что она будет здесь делать, когда уйду?

Решил рассказать ей о Крис. Я чувствую себя под защитой, кода говорю о ней. Это сайт моей девушки..хмм жены. Она с интересом смотрит, она во всем искренна, здесь тоже ? То есть у Крис правда есть шансы на успех?

Она работала несколько лет до моего назначения, потом не работала 2 года.Я рассказал о своих проектах, ее глаза слушали меня, дарили заинтересованность, а потом опять гасли за монитором. Наверное, не стоит так много говорить. Я занимаюсь новым проектом.

В этом есть какое-то таинство, когда человек напротив тебя присылает тебе электронное письмо. Если ты так близко, то почему не сказать сразу, в глаза? Мне хочется, чтобы она поговорила со мной. Снова бред, снова какой-то туман в голове, просто почтовые рассылки на весь отдел, и я в копии. Заказчик внес обновления в смету. Спасибо, очень приятно. Для меня такие выкидоны означают выбросить в мусорку недельную кропотливую работу. Не сойти с ума помогает выругаться и послушать музыку. В ее молниеносном взгляде можно считать так много: и ужас, и удивление, и веселье, и иронию. От такого потока информации через один канал я делаю непроизвольное движение,чтобы расслабиться, но резко касаюсь Ее прямо под столом. Господи, что со мной не так? За что мне это? Я пытаюсь уловить, в чем подвох, и до меня доходит, что стыд и неловкость онемели под действием прикосновения. Эта сотая доля секунды – она дарит мне тот же молниеносный взгляд и улыбается. Глаза сужаются, и вся ее несуразность, какая-то скованность, кажется такой теплой. Как в компьютерной игре уровень жизни, а в моем случае – душевного равновесия – восполнен. И не только матом, музыкой или сигаретой, но еще и Ей. Я перешел на новый уровень.

Дождь

Дни проходят за днями, работы больше, в разы больше, чем всегда, но меня хватает.

Больше работы, и значит- больше писем, больше спонтанных заказов еды, больше переработок, больше кофе, больше сигарет, больше Ее. Не слишком солнечное лето добавляет однообразия. Только короткими вспышками и взлетами кардиограммы Ее появления и исчезновения. В обед и в течение дня. Но в обед – это особенно, это уже разлука. На час. Когда мы напротив друг друга, мы на одной орбите, а кода Ее нет, я выхожу в открытый космос. Сегодня дождь, разумно было бы пойти на обед недалеко. Но где Она? Почему в дождь задерживается? Нужно же прийти раньше, чтобы я провел в космосе 6- минут, а не 40.

Дождь ворвался к нам в кабинет исподтишка, этот розовый, сладковато-душноватый, холодный дождь. Непонятно, где начинается одежда. Волосы мокрые, и поменяли цвет, под глазами вереница черных точек от туши. В Ней что-то обнажено сейчас, ее беззащитность, она в ней есть, вышла, озираясь наружу, и так неожиданно смылось все это неизбежно-напускное: сосредоточенность, сдержанность, вежливость – остался только дождь.

Я должен проявить свою вежливость и учтивость. Да я просто должен дотронуться до этой сущности, ничем не спрятанной, не закрашенной. Она сейчас передо мной в своей хрупкости и беззащитности. Еще немного и одежда высохнет, высохнут волосы, высохнет ее нежность. Я сказал это два раза -учтиво и официально, а потом сам не узнав свой голос, требовательно, почти требовательно, с нажимом – «Тебе нужно выпить горячий чай. Иди и выпей горячий чай, иначе ты заболеешь. Чайник только что вскипел». Я смог, я прикоснулся , и она не растворилась. Я зашел в клетку к раненому зверю.

Больничный

9.00 9.10 9.20 … 10.00 Это уже не опоздание. Ее нет…Так будет или нет? Это вообще законно? Сегодня важная встреча с заказчиком, и презентация, и никто не заботится об этом, все ведут себя так, как будто ничего не произошло. Нужно найти самые невозмутимые частоты голоса, подобрать самые нейтральные слова и смотреть лучше в монитор, чтобы не вызвать недоумения, и уж, не дай Бог, шуток и скабрезностей. Боже, мы же не дети! Но почему искрят провода? Никто не почувствовал короткого замыкания, только я пропустил его через себя. Болеет, температура. Ноющая, почти зубная или головная боль, стадия отрицания, затем принятия. Еще несколько минут Ее эфемерного пребывания в кабинете в словах, в звуке ее имени, в упоминаниях о ней. Я набираю воздух и ныряю в мутную воду этого серого дня.

Резко уйти

За два дня Ее отсутствия я привык. Точнее привык я не к Ее отсутствию, а к тому, как беззащитен я стал. Я не чувствую свой панцирь, он треснул, в него сквозит. Ты можешь смотреть через эту щель, но тебе никогда не разглядеть весь обзор. Как будто у картинки обрезаны края, ты скован. Как бы ты не пытался смотреть вокруг, сквозь щель тебе все равно не видно. Раньше в фокусе была Она, а остальное причудливым калейдоскопом выстраивалось вокруг.

А потом все сломалось, но легким движением открытой двери картинка в калейдоскопе встала на место. Свет снова светит, и мир раскрасился. Можно говорить не менее 15 фраз без зазрения совести, без страха вызвать подозрения. Можно говорить и слушать больше, чем всегда. Предобеденный неуместный кофе такой терпкий и бодрящий! Как же быстро вернулся вкус, как ярко играет его аромат.

Она выглядит мягче, живее, меньше привычной бледности, она более оживлена, но вместе с тем чуть уставшими движениями перебирает страницы. Считаю, сколько страниц она положит в брошюровщик, чтобы резким движением пронзить стопку бумаги. Она всегда делает это резко, с нажимом, кровь приливает к лицу, руки держатся за рукоятку с силой, манжеты рукавов она с дерганием поднимает выше, ворот рубашки двигается по линии шеи. Я знаю эти движения наизусть, я могу спросить, нужна ли помощь, услышать, «нет», как всегда, но это уже 4 фразы, прибавить их к 15 утренним, и еще 6 вечерним, а если повезет, то и рабочие вопросы позволят поговорить. Телефонный звонок обрывает идиллию, и она бледнеет. Все начинает рушиться, как при землетрясении. Ее руки стараются машинально повторять механические движения, но не слушаются, бумага летит, Она не ответит на мой вопрос. Она вышла, потом снова резко вошла. Во взгляде абсолютная потерянность. Руки Ее дрожат, и голос. Я слышу ее слова, но они проходят сквозь меня, отбиваются где-то от сердца и снова разлетаются по комнате. Скорая, живот, дочь.

Я ловлю обрывки минут, пока она судорожно хватает сумку и плащ. Я пытаюсь растянуть эти минуты и снова беспомощно спрашиваю, чем помочь. Разум включается только для того, чтобы действительно сделать что-то для Нее. И потом снова поговорить с Ней, посмотреть на Нее, выкупить себе Ее время даже этими бумажками. Я прикасаюсь к стопке листов, которые только что были в Ее руках, я понимаю, что план быть полезным провален, но я могу почувствовать тепло Ее пальцев на бесчувственной равнодушной бумаге, и совсем не важно, что там написано, и в каком порядке. Я не смог разобраться и с десятком страниц, хотя она делает по несколько таких толстых брошюр за день. Как она сумела их укротить? Что еще Ей подвластно?

Ваза с конфетами

Предсказуемо не увидеть ее на следующий день. От отчаяния меня спасли несколько смс вечером о состоянии здоровья ребенка. Я желал Ее дочери здоровья, потому что я не хотел расставаться с Ней снова. Всего через день Она вернулась. Красивая. Волосы были убраны, но пряди выбивались. Платье бесформенное, но в нем было видно, насколько Она стройна, даже с худобой. Свободный крой платья заставлял Ее лететь, именно лететь от своего стола в соседнюю комнату со стойкой для встречи клиентов. Секретаря не было, и Она , как Ей и было свойственно, помогала ее заменить. Мне кажется, что Она говорила, провожала гостей, отвечала на звонки, разносила документы лучше, чем сто любых других секретарей, но я не подписывался на то, что Она подолгу сидит за стеной, хоть и за моей спиной. Я быстро адаптировался к тому, что с каждым телефонным звонком она встает и мчится туда, к стойке, и я теряюсь где-то между складок подола ее платья. И я больше курю. Сегодня чаще, чем обычно. 10 сигарет дают мне 20 взглядов на нее при ходьбе в обе стороны. Пару раз я оставлял карту от входа, чтобы дверь открыла она, я с удивлением обнаружил, насколько сладкая карамель на секретарской стойке, и где-то на пути к своему рабочему месту грянул гром, земная твердь разверзнулась, я потерял управление своим внутренним автомобилем и, пролетая над пропастью, я произнес это губами – “Ты красивая”. Что было красивого я не понимал, но эта перемена во внешности и эта новая обстановка, все это так взволновало и обнаглело меня. Все эти расчеты, внутренние фильтры, проверки неожиданно для меня самого дали сбой и я сделал, что сделал. Она даже не поняла, может, и не расслышала, настолько невнятно это получилось. Но разве это важно? Где-то в воздухе остались мои слова, они будут, как маленькая булавочка, которую вставляют в волосы, чтобы закончить образ. Без нее можно обойтись, но с ней еще красивее.

Лифт

Она уходит, а я остаюсь. Редко такое бывает, это раздражает. Вот Она уйдет, не будет дышать тем же воздухом, что и я, а будет дышать каким-то другим. А вдруг он нравится Ей больше? Есть надежда, что нет. Когда звонит муж, даже при приветливой беседе Она напряжена. Обычно такого с Ней не бывает даже в минуты аврала на работе. Наш профессор Отто любит спросить Ее о муже, они, оказывается, знакомы давно. Рассказывает о нем порой дольше, чем сам Отто хотел бы услышать. Неужели нет больше тем?

В такие дни стоит пожалеть себя сигаретой по случайности именно в ту минуту, когда Она выйдет из офиса, на несколько минут раньше или, наоборот, позже, чтобы вместе постоять в коридоре у лифта и да, быть в одной кабине и только с Ней. Такое случалось пару раз утром. Висит невыносимая неловкость, хотя казалось бы почему? Два человека в лифте, они вместе работают, они вместе едут в лифте в течение нескольких минут. Обивка интерьера коридора мягкая, звукопоглощающая, поэтому в нем теряется стук ее каблуков и свистящий вихрь моего желания, радости, влечения, стыда. Все чувства сразу, все органы чувств работают на износ, и тут я замечаю часть, безусловно относящуюся к ней, на полу. Я машинально поднимаю длинный пояс от плаща и протягиваю ей. Вышеупомянутый вихрь проносится сквозь мои пальцы к Ее. Насколько же удачен день, что из множества возможностей не коснуться, ты случайноты случайно дотрагиваешься до Ее пальцев. Нечаянная радость особенно ценна, как сюрприз, как выигрыш в лотерею. Сегодня можно больше не курить.

Она плачет

День был солнечный, но безрадостный. В воздухе висело какое-то неприятное предчувствие, когда накопленные от бесконечной суеты и гонки недосказанности и недоделанности забивают фильтр адекватного восприятия. Реальность видится через кривые зеркала. Она кажется в приподнятом настроении, несмотря на усталость. Такое бывает, когда вдыхаешь второе дыхание. И это Ее тусклое сияние через серость загруженных напряженной работой дней согревает меня. Знает ли Она об этом? Что Она думает обо мне? Когда я зову Ее неожиданно, Она почти всегда вздрагивает, улыбается, когда я шучу, она непрочь поговорить о чем-то приглушенным голосом, рабочие тайны и секреты ей не чужды. Несколько раз я слышал Ее возмущенный голос, искрящий раздражением, я слышал и радостный Ее голос. Есть ли еще краски Ее глаз и полутона Ее голоса, которые мне неизвестны? Когда Ее нет в комнате, я могу сколь угодно долго смотреть на Ее стол, Ее чашку. Наверное, так подглядывают не совсем здоровые или вовсе одержимые.