За гранью будущего

Часть 1. Потрясение

Глава 1

Конец 20-го века. Средняя полоса России…

“Скорая помощь”, надрываясь сиреной, настырно протискивалась в автомобильной толпе, запрудившей центральную улицу города. Новая “Газель”, выделяясь ярко-красными крестами и номером известного телефона, упрямо стремилась к железнодорожному вокзалу. Владлен Петрович, пожилой человек, врач со стажем и немалым опытом работы “на подхвате”, как он сам говорил про свою профессию, только покачивался в такт манёврам водителя и слегка дремал. Смена заканчивалась и он уже был дома, в привычной обстановке семейного уюта и тепла, создаваемого его неуёмной, трудолюбивой женой.

Отцветал красавец-май. Плодовые деревья уже пестрели горошинками плодов, и, в целом, город буйно зеленел: местные власти старались поддерживать давнишнюю славу промышленного центра, как самого зелёно-насаждённого и цветущего в стране.

Когда въехали на перрон, суетный пассажирский народ с пониманием расступился и своей скученностью точно подсказал место разыгравшейся драмы.

На отполированных до блеска плитках лежал парень с мертвенно-бледным лицом, черты которого уродовали ссадины и синяки. Глаза безжизненно закрыты. Нижняя, неестественно укороченная, половина туловища кое-как укутана тряпкой с уже потемневшими пятнами крови. Возле пострадавшего на корточках сидел и держал его за руку совсем молодой паренёк, почти мальчишка. Рядом стояла девушка с лицом, на котором застыло выражение сострадания и растерянности. Она вертела головой и с надеждой поглядывала на подъезжающую “Скорую”. Как всегда в таких случаях, вокруг тревожно гудела толпа любопытных, участливых и просто зевак. Молоденький сержант милиции пытался уговаривать людей разойтись и не мешать работе государственных органов. Над всем, в динамиках обыденно звучал голос дежурной по вокзалу, сообщавшей о прибытии очередного поезда, а вдали слышались лязг, свистки и гудки маневрирующих электровозов.

– Он… ему… отрезало ноги! – первой навстречу медикам кинулась девушка. – Мы… перевязали жгутом, кровь остановили… – сбивчиво, задыхаясь от волнения, не говорила, а словно выбрасывала она страшные слова.

– Молодцы! – на ходу похвалил Владлен Петрович, за которым проворно следовали санитары с носилками. – Раны обработали чем-нибудь? – машинально спросил он, открывая походный чемоданчик.

Девушка что-то ответила, но врач уже слушал рассеянно – он полностью занялся пострадавшим. Из долетающих обрывчатых пояснений девушки о случившемся несчастье, уловил, что парень упал с перрона под колёса поезда. Однако есть очевидец, который утверждал, что сделано это было намеренно. Что вполне вероятно, поскольку нечаянно упасть было почти невозможно. Девушка с братом первыми бросились на помощь, когда электричка отъехала, и оказали посильную помощь. Она училась в медучилище…

– А, вот, и отрезанные… ноги… – слегка подрагивая, она продемонстрировала врачу, а потом протянула санитару окровавленный бумажный свёрток.

Владлен Петрович мельком глянул на него и подумал, что конечности уже не пришить. Парень был в глубоком шоке и в сознание не приходил. Его, после обработки ран и необходимых уколов, так и понесли на носилках беспамятного.

Снова вой сирены, поток неуступчивых автомобилей и крутые виражи водителя. “Потеря крови, похоже, небольшая… – обдумывал Владлен Петрович ситуацию, – молодой, выживет. Вот только ноги… Да, куда же его везти?” Он включил рацию…

В санпропускнике центрального института травматологии как всегда было людно. По коридору пробегали медсёстры с папками. Кого-то, хромающего с перевязанной ногой, вели под руки две молоденькие санитарки; на скамейках, расположенных вдоль стен, сидели с настороженными, озабоченными лицами люди. Время от времени открывались двери какого-нибудь кабинета и с задумчивым, усталым лицом выходил врач в аккуратной белой шапочке.

Несмотря на сутолоку, Владлен Петрович со своими помощниками довольно скоро доставил пострадавшего в операционную, коротко пояснил ситуацию дежурному хирургу, и уселся в соседнем кабинете оформлять необходимые бумаги. Усталость навалилась на пожилого человека, и он с трудом подбирал нужные слова и термины, выводя их неровными строчками на плохо отпечатанных бланках. “Уже и система поменялась на рыночную, а они никак не могут по-человечески отпечатать бумаги…”, – с досадой кривился врач. Его мучения прервал резкий скрип двери. В помещение решительно вошёл дежурный хирург и задал странный вопрос:

– Куда вы подевали своего больного?

Владлен Петрович вскинул глаза и устало вздохнул.

– В каком смысле? – принимая вопрос за неудачную шутку, недовольно пробурчал он.

Хирург, высокий, плотный, в расцвете сил молодой мужчина стушевался и почесал затылок. Уже для себя неуверенно пробубнил:

– Неужели без моего ведома санитарки куда увели?… Так не должно…

Дальше Владлен Петрович слушать не стал. Он повернулся и углубился в писанину. Его коллега хмыкнул, неопределённо повертел головой и стремительно вышел. В комнате наступила относительная тишина…

– Вы действительно не в курсе, где подевался ваш… безногий пациент? – ворвался дежурный в комнату.

– Это уже не смешно! – поставив заключительную подпись, нервно поднялся со стула Владлен Петрович. – Что? Где? Куда… он мог деться? Что за организация работы? – набросился он на молодого коллегу.

– Пойдёмте со мной, – сдерживая раздражение, кивнул на дверь тот.

И они, чуть не столкнувшись в проёме, разгорячённые поспешили в приёмную операционную.

– Ну, и где вы его подевали? – теперь уже Петрович начал наседать, размахивая исписанными бланками перед носом дежурного. – Мне уже пора домой. Подпишите о приёме больного и… дальше разбирайтесь сами.

– Извините! – твёрдо выдавил молодой и вытер испарину на широком лбу. – Я не могу принимать того, кого нет! Подавайте…

– Вы про убогого, что лежал на перацийном столе? – прервала назревающий скандал пожилая уборщица.

Она только что вошла, деловито поставила ведро с водой и устало оперлась на высокую швабру.

– Дык он вышёл! Может, приспичило в нужник, а медсестра кудый-то запропастилась… – в задумчивости водила глазами женщина, прикидывая что-то своим простым, но практичным умом.

– Как вышел? – в унисон выкрикнули оба врача.

При этом у Владлена Петровича в глазах даже мелькнул красный круг: он всегда появлялся при сильном волнении. Сразу вспомнился случай, когда из санпропускника выкрали человека с огнестрельным ранением. Впоследствии оказалось, что тут были замешаны бандиты местной группировки. Было долгое следствие, крупные неприятности…

– Мне ещё этого не хватало… – Владлен Петрович попросил воды и бледный прислонился к пустому операционному столу. Уборщица проворно налила стакан воды из графина, что стоял в углу на стеклянной этажерке, и участливо подала растерявшемуся человеку.

Наконец и его молодой коллега сообразил, что дело может обернуться неприятностью (хотя больного ещё не принял), и он стал предметнее разбираться в произошедшем. То, что выяснил, показалось нереальным! Медсестра, строгая исполнительная женщина средних лет, и санитарка, бойкая молоденькая практикантка, никуда пострадавшего не “транспортировали”. А посетители, сидевшие в коридоре, подтвердили, что видели, как из операционной вышел парень с побитым, поцарапанным лицом. Все отмечали, что до самых пят у него свисала грязно-серая пятнистая простыня, завязанная на поясе тугим узлом.

Услышав такие свидетельства, Владлен Петрович бросился к тазику, в котором лежал привезенный с вокзала бумажный свёрток. Когда врач лихорадочно разбросал окровавленные куски бумаги – то весь покрылся липким потом! В одной руке у него свисала рваная, с запёкшейся кровью правая нижняя голень со ступнёй, а в другой руке – кусок ступни левой… Но главное, он же сам обрабатывал у пострадавшего культяпки ног! Ошибки быть не могло…

Петровича передёрнуло нервным тиком, он искривил рот, хотел что-то сказать, но беззвучно повалился на пол. Дежурный и уборщица кинулись ему на помощь…

Над всеми чувствами преобладало острое ощущение, что в голове завёлся крот. Он настойчиво копался, копошился, прорывал свои ходы и пытался вырваться наружу. Голова не болела, но казалась чужеродным телом, тупым и ненужным, в котором, к тому же, суетились и елозились посторонние.

Алексей шёл по улицам города и медленно приходил в себя. Прохожие оглядывались на обвязанного грязной простынёй молодого человека с побитым лицом и реагировали по-разному, в основном с брезгливостью. Бомжей и опустившихся алкоголиков, стеклоглазых наркоманов в городе хватало, но сочувствия они, тем более молодые, вызывали далеко не у всех. В рыночной гонке за успехом, слабых, в лучшем случае, не замечали и обходили стороной. В худшем – могли и бока намять, а то и убить…

Знакомая кучка тополей, родная “хрущёвка” и её обветшалый подъезд вызвали смятение, а потом короткий, но интенсивный электрический импульс в позвоночнике. В голове прояснилось, и крот затих… Мысли стали упорядочиваться, появились признаки какой-то логики. Он оглянулся: на детской площадке в песке возились дети; две молодые мамы о чём-то увлечённо беседовали, а на скамейке перед подъездом сидела старушка. Она, единственная, уставилась мутными глазами на Алексея и была слегка ошарашена. Даже когда он исчез за входной дверью, старушка продолжала всматриваться в болтающуюся дверную ручку. Потом укоризненно покачала головой и что-то стала назидательно шептать крестясь.

Соседка, тётя Даша, у которой оставил ключи от квартиры, среагировала соответственно своему статусу чувствительной женщины: она всплеснула руками и, выпучив глаза, зачастила рыдающим голосом:

– Где ж тебя так, Лёшенька? Ты ведь такой тихий, спокойный, мухи не обидишь. Что ж это деется с ихней демократией? Нормальному человеку выйти во двор нельзя! Надо ж…

– Мне бы дверь открыть… – оборвал её стенания парень, чувствуя, как крот вновь зашевелился.

Женщина, видя состояние человека, резко умолкла и протянула ключи. Пока Алексей возился с замком, она не уходила, а всё утирала уголки глаз белым платочком и горестно покачивала головой.

Знакомые запахи ударили в нос и окончательно привели в чувство. В прихожей Алексей внимательно рассмотрел себя… Затем лихорадочно развязал узел на поясе, скомкал простынь и кинул её в угол. Ощупал голые ноги. Они показались мускулистыми, плотными и стройными. “Когда это они успели такими стать? – мелькнула первая приятная мысль. – Но, что же со мной произошло?…” Машинально прикоснулся к занывшему синяку на лбу, длинной царапине на щеке. С этим движением и последним обрывком мысли вошёл в ванную и увидел её! Улыбающаяся призывно блондинка, демонстрирующая на глянцевом плакате свои женские прелести – рвущиеся из тесного лифчика груди, соблазнительно изогнутый в купальном костюме стан – всколыхнула подсознание. Он глубоко вздохнул и присел на край ванны…

Свою маму, Ольгу Марковну, похоронил недавно. Несчастье свалилось настолько неожиданно, что уход единственного родного человека показался чем-то надуманным, нереальным. Долго казалось, что пройдёт время и она, тихая, внимательная, войдёт в его комнату, грустно улыбнётся и скажет:

– Вот, задержалась на работе, а ты, наверное, голодал, ждал меня…

– Ну, что ты, мам! – отложил бы он книгу и поднялся навстречу. – Я же умею кое-что готовить, например: картошку жарить и салат по твоему рецепту…

Она блеснёт серыми глазами, подойдёт к нему и тепло обнимет, прижав голову сына к своей груди…

Сколько себя помнит Алексей, они с мамой жили одни. Отец умер от туберкулёза так давно, что, казалось, его и не было вовсе. Мальчик рос замкнутым, нелюдимым, друзей практически не имел. Их ему заменяла мама, с которой он не расставался даже на школьных каникулах, когда другие мальчики и девочки уезжали куда-либо на отдых: в пионерские лагеря, к бабушкам в деревни или же отправлялись в турпоходы с учителями.

Вырос в невзрачного паренька, узкоплечего, сутуловатого, с ущербным носом, который повредил ещё в младенчестве. Как всегда бывает у одиноких молодых людей, имел свои тайные мечты и желания. Последней такой тайной стала фанатичная влюблённость в голливудскую звезду Энн Уотсон! Блондинка, по своей притягательности и сексапильности опередившая в глазах Алексея знаменитую Мерилин Монро, завладела им полностью. Как истинный фанат, он собрал о ней всё, что можно: журналы с её откровенными фото (“Пентхаус”, “Плейбой”), вырезки из газет; просто фото, распространяемые бойкими мальчишками в людных местах; изображения на календарях, майках, плакатах. Пересмотрел (и не раз) фильмы с её участием. Когда она однажды приехала в столицу на кинофестиваль, выпросил у мамы денег (чего до этого никогда не делал) и смело поехал в незнакомый город-гигант. Вояж закончился благополучным возвращением, хотя предмет своего поклонения Алексей “вживую” так и не увидел, разве только на огромном плакате возле одного из кинотеатров.

Первым ударом оказалась смерть мамы!

Придя домой после похорон, Алексей почувствовал себя не только одиноким, но и никому не нужным…

После окончания школы, ему не удалось поступить учиться дальше. Хотя экзамены в местный университет он сдал и довольно успешно, но… не прошёл по конкурсу. Попробовал в другой ВУЗ – тот же результат. Стало ясно – без денег образование в новой стране получить проблематично.

Мать, как могла, успокаивала и поддерживала сына: предложила временно поработать подсобным рабочим в фирме, которая занималась утилизацией мусора. “А там будет видно…”, – участливо гладила она Алексея по голове. Сама женщина тянула здесь лямку главного бухгалтера. Именно тянула, потому как часто брала работу на дом: фирма экономила на сотрудниках, выжимая из работающих всё по капельке жизненных сил.

Последующие удары последовали один за другим и толкнули на роковое решение!

Сначала уволили с работы. Алексей не отличался физическими данными, а работа требовала силы: целую смену приходилось что-то перегружать, носить, перетаскивать. Пока жива была мама, которую здесь уважали и ценили, ему прощали медлительность, элементарную слабость: например, не мог поднять газовый баллон или массивный рельс. Теперь же, ситуация изменилась…

Ну, а завершающим ударом, повергшим Алексея в глубокую депрессию, стала смерть Энн Уотсон!

Скончалась актриса от передозировки наркотиков, о чём первым сообщил один из телевизионных каналов, вернее, его ведущая. Она с лёгкой грустью рассказывала некоторые подробности последних лет жизни звезды, которые до этого скрывались. Оказалось, Энни, как её ласково называли друзья, не выдержала пресса популярности и для снятия нагрузок “подсела” сначала на “успокоительные” таблетки, а затем и на “иглу”.

Алексей слушал участливую ведущую и явственно, физически, ощущал, как рушится последняя опора, которая ещё поддерживала его над топким болотом жизни. На что он надеялся в своей слепой, фанатичной любви? Да ни на что! Важен был символ, предмет поклонения, который вызывал трепет и пьянящую истому во всём теле, в мозгу. Голова туманилась и кружилась от дурмана глянцевой красоты. И этот своеобразный наркотик поддерживал во всех неудачах и разочарованиях, придавал смысл серой жизни.

“Теперь конец…”, – обречённо подумал Алексей и даже приободрился, почувствовал какое-то облегчение. Он решительно поднялся со стула, выключил телевизор, окинул взглядом свою комнату… Дальше всё делал механически: вышел наружу, закрыл дверь на замок, отдал ключи тёте Даше…

Почему поехал на вокзал?… Спонтанно. Алексей с детства воспринимал поезда как нечто огромное, грозное, неумолимое. Ассоциировал их в своём восприятии с чудовищами, живущими среди людей и время от времени пожирающими их. “Они сделают своё дело просто и быстро”, – маленьким, но настойчивым жучком точила голову отчаянная мысль.

На перроне не задержался. Он даже не взглянул на небо, на его бездонную синь и мелкие, будто сахарные в своей белизне облака. А ведь любил смотреть ввысь, ощущать её бесконечность и мощь! И суетливых людей не замечал. Сам себе уже казался чужим, тело стало деревянным, и его тепло куда-то улетучилось, заменившись на стылую морозь во всех конечностях.

Подъехавшая электричка вывела из заторможенного состояния. Он машинально сглотнул слюну и поспешил к головному вагону. Замер в ожидании… Машинист, когда пассажиры закончили посадку, привычно выглянул и махнул дежурной рукой, не удостоив молодого человека вниманием. Раздался свисток, загудели моторы и поезд тронулся…

“Главное, не пропустить момент!” – разволновался Алексей и, напрягшись, сделал шаг… Очевидно, этот миг волнения и подвёл его: он не успел упасть под колёса спереди. Воздушной волной рванувшегося резко поезда Алексея подхватило и затянуло между перроном и вагонами. От удара головой он потерял сознание…

Очнулся оттого, что давило и холодило в спину, особенно в лопатки. Рывком сел и чуть не упал с узкого стола из-за сильного головокружения. Проясняющимся взглядом увидел и затуманенной головой сообразил, что находится в больнице, в частности – операционной, что определил по медицинским инструментам, лежащим на стеклянном столике. В помещении остро пахло лекарствами, за дверью слышался людской гомон.

Мотнул головой и резко соскочил на пол. Только сейчас заметил, что низ у него голый. Затравленно поискал глазами одежду – не нашёл. Лихорадочно задумался, потом схватил простынь, которой был укрыт, обмотался и завязал её на поясе. Несмотря на тяжесть в теле и голове, стремительно вышел вон. Почему так быстро покинул больницу, ничего не выяснив?… Объяснить не мог. Он знал только одно – нужно быстрее домой! На душе было муторно, но тело приходило в норму. Ноги передвигались быстро и легко.

Глава 2

В окно проникли первые лучи солнца. Они робко, но настойчиво ощупали сначала подоконник, затем перекинулись на стол, распластались полосами на полу и потянулись к кровати. Вечерний сумрак от такого повального нашествия света прощально моргнул пылинками, повисшими в воздухе, и плавно растворился.

Алексей давно лежал с открытыми глазами. Он прислушивался к себе и по-особенному, с необычным трепетом наблюдал за солнечными шалостями. В душе растворялся лёд, и наплывало тепло. Он с удивлением отметил, что голова ясная, а крот исчез окончательно. Откинул одеяло и в который раз внимательно осмотрел ноги. Поднял их вверх, энергично согнул и разогнул, размашисто помахал. “Поразительно! – мелькнула восторженная мысль. – У меня были худые, невзрачные костяшки, а теперь…” Он вновь стал перебирать в памяти всё по деталям, что делал вчера. После того, как шагнул навстречу набирающему скорость “чудовищу”, вспомнил себя только на операционном столе. “Что же случилось в этом промежутке? – сверлил буравчик. – Мне кажется, будто я далеко не тот, который собирался покончить с жизнью. Сейчас, скорее, наоборот… И ноги?…”

Он глубоко вздохнул и резво, упруго соскочил с кровати. В ванной внимательно разглядел лицо. Шишка уменьшилась, царапины и ссадины потемнели и разгладились, явно собираясь заживать. “Морда – моя! Тот же кривой нос”, – весело подмигнул он и открыл кран. Умывался с особенным удовольствием. Его существо наполнялось предощущением нового. Казалось, что жизнь теперь уж точно изменится. Возможно и к лучшему. “Раз выжил, значит, кто-то не захотел, чтобы я покидал этот порочный мир. И в церковь бы надо сходить. Помнится, мама, в критически моменты всегда вспоминала Бога, не ленилась посетить святой храм и поставить свечку за… здравие, по-моему…”.

Кусок чёрствого хлеба и кипяток – даже такому, более чем скудному, завтраку Алексей радовался как ребёнок. В голове уже складывался план, как и где устроиться на работу. Дожёвывая хлеб, он достал из стопки бумаг ещё нестарый номер районной рекламной газетки, нашёл колонку “Работа” и пробежался по ней глазами.

…Менеджеры, риэлтеры, дилеры… Профессии – названия многих из них Алексей вообще не знал – мелькали затейливым калейдоскопом. Но, вот, попалось знакомое – “разнорабочий на стройку”.

Толпа людей разных возрастов, начиная от девочки-дошкольницы и заканчивая сухопарым стариком, грозно и негодующе гудела за дощатым забором. Внутри же ограждения деловито махал железным ковшом экскаватор, сновали рабочие, покрикивал прораб – рылся котлован под будущую “высотку еврокласса”. Вдоль забора, с внутренней стороны, расположилась и хмуро переминалась с ноги на ногу охрана, одетая в броскую защитную форму. Выделялся двухметрового роста, непомерно широкоплечий парняга. Он натужно жевал жвачку и постоянно надувал щёки, отчего напоминал откормленного бычка, или породистого хряка-производителя. Однако светило солнце, вился лёгкий ветерок между панельными домами, окружающими строительную площадку. Деревья качались натужно и важно.

Алексей, в числе других рабочих, широкой лопатой подчищал траншею от остатков земли. Одет был в синюю форменную одежду, сидевшую на нём мешковато. Прислушиваясь к гомону людей за забором, он чувствовал смутную тревогу.

Собравшийся народ протестовал против “незаконного” строительства, которое с ними, жителями близлежащих домов, никто не согласовал. А ведь стройка затевалась на месте старого сквера и детской площадки.

– Прекратите беззаконие!

– Долой мэра Маковецкого!

– Народ не потерпит!…

Крики и шум нарастали. Кто-то начал бить по забору, через него уже полетели камешки (пока мелкие), послышался плач ребёнка… Охрана заволновалась. Суета за забором усилилась, и вдруг понеслось русское:

– Э–эй ухнем! Ещё раз, ещё разик…

Раздался сильный удар! Пулемётной очередью пронёсся треск ломающихся досок, противный скрежет гнущихся, вылетающих из дерева гвоздей и секция забора с грохотом упала внутрь, образовав пыльное облако. Охранники едва успели отскочить. А в образовавшуюся широкую брешь хлынули передовые части воинственной толпы. Между ними и охраной сразу же завязалась потасовка.

Работа прекратилась, экскаватор вопросительно застыл с поднятым ковшом, а рабочие превратились в зрителей трагико-комического спектакля. Алексей растеряно смотрел, как мелькали разгорячённые лица, поднятые кулаки, неслась матерщина и терялись всякие нормы поведения и приличия. Так, “быкообразный” бесцеремонно, как пушинку, отбросил молодого парня на кучу мусора и схватил за волосы пожилую женщину, которая выделялась повышенной активностью: успела дать пощёчину одному из охранников. Женщина взвизгнула и ужом завертелась под рукой двухметрового. Тот возился недолго: оттащил её за забор, отшвырнул в сторону и принялся за мальчишку, который звонко выкрикивал подстрекательские лозунги, типа:

– Бей их, жаб пятнистых! Знай наших! Дядя Клим, поберегись!

Охранник схватил пацана за шиворот и приподнял. Ворот рубашки перехватил озорнику горло и он, замахав руками и ногами, сначала зашипел, потом стал белеть…

– Что он делает? – невольно вырвалось у Алексея.

Он оглянулся по сторонам, ища поддержки. Рабочие же непринуждённо переговаривались и довольно азартно комментировали происходящее. Алексей ещё раз взглянул на болтающегося в могучей руке синеющего ребёнка и опрометью кинулся к нему.

– Ты что творишь, бугор? – успел прокричать он, и неожиданно для себя резко ударил “бычка” ногой ниже пояса.

Тот открыл рот, выпустил свою жертву и, глотая воздух, свирепо прохрипел:

– Охренел, что ли?…

Потом натужно выдохнул и натренированным, молниеносным движением пудового кулака ударил Алексея в лицо. Последнее, что услышал и почувствовал невезучий парень падая, это хряск костей и солёный привкус крови. Потом звуки утихли, и опустилась тьма…

Очнулся в больничной палате…

Запахи лекарств неприятно щекотали в носу. Слегка шумело в голове, но, в целом, самочувствие было как после глубокого спокойного сна. Однако что это? Средняя часть лица, вместе с носом, была забинтована! Алексей машинально ощупал повязку. Удивительно – никакой боли не испытывал. “Всыпал, видать, мне бычок недорезанный по полной программе. Обработал физиономию основательно”, – со злостью подумал Алексей, отбросил одеяло и сел. Кровать, стоявшая напротив, была пуста. В целом, больничная палата производила приятное впечатление: чистота, опрятность и белизна постелей. На окнах свежие занавески, в углу цветок на подставке.

Пока он озирался и собирался с мыслями, открылась дверь и вошли двое: среднего роста мужчина в синем халате и девушка в золотистых очках, с томным предупредительным взглядом, вся в белоснежном коротком одеянии.

– Очнулся, дорогой? – нейтральным тоном спросил мужчина, пристально вглядываясь в больного. – Как наше личико? Голова? Не болят?

Он проворно уселся рядом, взял руку Алексея и привычно нащупал пульс. Девушка открыла блокнот, достала ручку и изготовилась записывать.

– Пока не чувствую… А что у меня с лицом? – тревожно взглянул на врача Алексей.

– О-о! Если вы не ощущаете боли, то остаётся только удивляться. У вас, дорогуша, сломан нос. И не просто сломан, раскрошен начисто – я имею ввиду, прежде всего костную часть. От мягких тканей тоже остались одни ошметки. Но с ними-то ладно, а вот косточки, хрящи… Придётся долго повозиться, чтобы привести этот носик в более-менее приемлемый вид. Так-то, дорогуша…

– Так серьёзно?

– Сейчас убедитесь в этом сами. Медсестра Тося Михайловна, – врач с полуулыбкой взглянул на девушку, – отведёт аас на перевязку. Там и полюбуетесь. Но отчаиваться не стоит. Главное, мозг цел – так, небольшое сотрясение. А нос мы поправим… вскорости. Хотя и не просто это: предстоит не одна операция. – Врач поднялся и дружески похлопал Алексея по плечу.

В перевязочном кабинете хозяйничала другая медсестра, женщина пожилого возраста, а Тося Михайловна почтительно осталась в стороне.

Кусочки марли, пропитанные лекарствами, аккуратно, осторожно отделялись от лица Алексея. Медсестра настолько профессионально делала своё дело, что парень ни то что боли, прикосновений не ощущал. Вдруг она вскрикнула и вновь приложила к лицу последний кусочек повязки:

– Не больно? – с тревогой спросила она.

– Абсолютно, – улыбнулся Алексей и даже сделал женщине комплимент. – У вас колдовские руки…

Она опять с особой тщательностью отделила тампон и растерянно стала переводить взгляд то на лицо больного, то на свою руку, в которой выделялся красноватый предмет, напоминающий остаток носа! На лице же парня красовался вымазанный в красно-коричневую смесь вполне целый и достаточно симпатичный – нос!

Тося Михайловна, блеснув стёклами очков, подошла поближе и тоже внимательно уставилась на лицо Алексея. Потом медсёстры синхронно пожали плечами, переглянулись и замерли в полном недоумении… Парень попробовал лицо руками, осторожно прошёлся по носу и передёрнулся в нервном ознобе. Виновато-радостно улыбнулся и заморгал глазами.

Наконец, из напряжённого молчания первой вышла пожилая. Она с негодованием высказалась:

– Вы что же, молодой человек, морочите нам головы! Это что за бутафория? – Она повертела остатком носа и с силой кинула его в мусорный тазик. – Так можно человека до инфаркта довести. Нехорошо…

Алексей же по-прежнему моргал глазами, трогал свой нос и не знал, что ответить.

– Веди его к лечащему! – строго сказала пожилая и, отвернувшись, подчёркнуто аккуратно занялась своими делами.

Тося Михайловна побледнела, поджала губки и повела Алексея к врачу.

Тот сомневался недолго и принял парня за другого больного.

– Что вы меня за дурака держите! – накинулся он на Тосю Михайловну. – Это другой человек! Куда подевался тот… как его…

– Былин, – покрывшись красными пятнами, еле слышным голосом напомнила медсестра.

– Так найдите его! Нам ещё не хватало беглых или украденных! А этого… – врач словно споткнулся. – Хоть милицию вызывай… Вот напасть.

– Не надо, – ожил Алексей. – Очевидно, произошло недоразумение. Я… у меня просто нос остался целым, а то… были другие… другое повреждение.

– К-какое другое! – опять закипятился хирург. – Я лично вытаскивал осколки и остатки этого… как его…

Лицо у врача покраснело, глаза затуманились. Стало видно, что человеку дурно. Тося Михайловна правильно оценила ситуацию и подставила начальнику стул. Затем подала стакан воды. Мужчина уселся, сделал глоток. Вновь внимательно посмотрел на Алексея, на его нос, и обречённо помотал головой:

– Это другой человек. Как вы оказались у нас в больнице и с какой целью? – решительно набросился он на бедного парня.

Алексей уже не сомневался, что произошло недоразумение. Ему стало не по себе: получается, он ввёл в заблуждение ответственного человека, хирурга. Оторвал его от нужной людям работы. К тому же это попахивает неприятностями: милиция, штраф, а то и суд.

– Я виноват перед вами… – решил покаяться пациент. – Позвольте мне реабилитироваться.

– К-как это? – возмущённо выкрикнул врач. – Что за шутки? Что вы себе позволяете?… Да я…

– Дайте мне одежду, и я схожу за тем, как его… Былиным.

– Ну, вот, пожалуйста! – всплеснул руками и нервно вскрикнул хирург и тут же пристально, с укором взглянул на уже красную Тосю Михайловну. – Я же сразу сказал… – И снова обернулся к Алексею. – За вашу неуместную проделку аы ответите. А сейчас идите и… прекращайте… и приведите…

Он был так возмущён, так обозлён, что терял нужные слова и нить размышлений. Алексей не стал дожидаться окончания словесной тирады, кивнул медсестре и выскочил из кабинета.

Улица встретила тем особым шумом и суетой, которые часто вселяют оптимизм, особенно после долгой болезни или тягостного несчастья: жизнь вокруг кипит, несмотря ни на что; ускоряясь, она бессмертная бежит вперёд. Поглядывая на людей, на автомобили, деревья, голубизну неба, Алексей испытывал необъяснимый подъём, даже вдохновение! “Что за чёртовщина? – периодически трогая кос, ощущая лёгкость и упругость ног, думал он. – Такое впечатление, что после травм, части моего тела сами заживают и обновляются. Ну и дела… Что бы это значило? Однако приятно…”

Среди высоких тополей увидел летнее кафе с аккуратными столиками. Кое-где сидели посетители и за разговорами, разной степени интенсивности и эмоциональности, потягивали пиво. “Надо бы подкрепиться”, – кольнуло в левой стороне живота, и Алексей полез в карман. Нашёл смятую денежную бумажку и удовлетворённо кивнул головой.

Столик выбрал в углу под высоченным, с неестественно изумрудными листьями, тополем. “Красавец!” про себя отметил Алексей и с умилением оглядел гордое дерево. Его лирические мысли прервал шустрый мальчишка-официант, который услужливо подал клиенту меню, и застыл в ожидании заказа. Меню в кафе разнообразием, в смысле утоления голода, не блистало, но подкрепиться, хотя бы “заморским” хот-догом и крепким кофе, оказалось возможным. Мальчик проворно обслужил Алексея и, откланявшись, удалился.