Read the book: «Ангелов в Голливуде не бывает», page 2

3

Почтовые ящики в холле были выкрашены в бурый цвет, и, хотя я ничего ниоткуда не ждала, я по привычке заглянула в свой ящик. Опять рекламные проспекты – самая нужная вещь для заворачивания кое-каких видов мусора; правда, некоторые норовят печатать на такой плотной бумаге, что в нее даже при всем желании ничего не завернешь. Закрыв ящик, я повернулась и нос к носу столкнулась с миссис Миллер. Она была в своем неизменном темно-синем платье – старые жильцы уверяли, что она носит его уже третий год подряд. На груди была приколота золотая брошка в стиле модерн, с мелкими изумрудами и рубинами. Миссис Миллер смерила меня взглядом, от которого даже кислое молоко стало бы еще кислее; но даже такой взгляд не мог испортить моего беспричинно хорошего настроения.

– Здравствуйте, миссис Миллер, – сказала я с широкой улыбкой.

– Хм, – буркнула старая ведьма. – Неужели вы его встретили?

– Кого? – удивилась я.

– Мужчину своей мечты, кого же еще, – презрительно ответила миссис Миллер. – И не отрицайте: увяз коготок, увяз! Светитесь так, что спички зажгутся от одного вашего присутствия.

Я набрала воздуху в грудь.

– Миссис Миллер, – выпалила я, стараясь говорить как можно тверже, – вам не кажется, что это вас никоим образом не касается?

– Меня все касается, – сухо отозвалась старая ведьма. – Аборты слишком дорого обходятся, и если вы натворите глупостей, то не сможете в срок заплатить за квартиру.

– Миссис Миллер! – Я вспыхнула.

– Мисс Коротич, я давно за вами наблюдаю, и до сих пор, – хрюкнула эта гадюка в человеческом обличье, – вы не давали поводов для нареканий. У вас есть голова на плечах, и если я так говорю, значит, так оно и есть. Но вы еще слишком молоды, и я советую вам не вестись на сказочки о вечной любви и прочую чушь.

– Между прочим, если вам так хочется знать, – сердито сказала я, – я всего лишь была у портнихи! Заказывала платье!

– Вам не нужно платье, – парировала миссис Миллер. – Ваше лучшее украшение – молодость, оно говорит само за себя. Но смотрите, чтобы оно не обратилось против вас!

Смерив меня на прощание пронизывающим взглядом, она проплыла мимо, а я осталась стоять на месте, бессильно чертыхаясь про себя. Господи, неужели у меня на лице и впрямь написано, что мне понравился Джонни Серано, и это настолько легко понять постороннему человеку?

Я вошла в лифт и попросила старого лифтера поднять меня на третий этаж.

– Что-то миссис Миллер сегодня не в настроении, – не удержалась я, когда он закрыл дверцы и мы остались вдвоем в кабине.

– Она всегда не в настроении, – равнодушно ответил лифтер.

Когда я вышла на своем этаже, из дверей квартиры напротив тотчас выглянула миссис Грей, жена мелкого клерка. На голове у нее красовались огромные бигуди. Миссис Грей славилась своей страстью к сплетням и всегда искренне удивлялась, почему меня не интересуют подробности жизни моих соседей. Я поздоровалась с ней, зашла в свою квартиру и закрыла дверь.

Мое жилище было рассчитано на одного человека и состояло из крошечной кухни, микроскопической ванной и комнаты, совмещавшей спальню, гостиную и все, что угодно – кроме, разумеется, гаража. Кровать, к счастью, была нормальная, не из тех, что поднимаются и убираются в стену. Пишущая машинка занимала треть старого стола. Еще треть делили кое-какие книги (большинство на русском языке), канцелярские принадлежности, ваза, шкатулочка с разными мелочами и флакончик дешевых духов, потому что дорогие были мне не по карману. Высокий шкаф при прежнем жильце совмещал функции гардероба и помойки, в которую тот совал опустошенные им бутылки из-под джина. При мне шкаф вернулся к своим нормальным обязанностям: я хранила в нем одежду, а наверх закинула коричневый чемодан, в котором в то время могли уместиться почти все мои вещи. На тумбочке стоял телефон, обычный для того времени – без диска, с разделенными микрофоном и наушником. Если вы хотели куда-то позвонить, надо было называть номер телефонистке. В доме, где я жила раньше, телефон был общий и висел на лестничной клетке, что порождало массу неудобств, так что я решила, что в следующий раз сниму квартиру с отдельным аппаратом. Машинисткам никогда не платили много, но я подрабатывала перепечаткой и экономила на всем, на чем только можно, чтобы оплачивать жилье в срок. Окна квартиры выходили не на шумный бульвар, а в тихий двор, что меня более чем устраивало. На крашеных стенах не было ни одной картины, ни одной фотографии – ничего.

Через несколько минут телефон разразился сухим, надтреснутым звоном. Я придвинулась поближе к микрофону и прижала к уху наушник.

– Мисс Коротич? Я вас не побеспокоила? Это миссис Блэйд.

– Нет, вы меня не побеспокоили, – сказала я. – Написали что-нибудь новое?

Миссис Блэйд была унылой особой неопределенного возраста, с серыми волосами и почти без подбородка. Недавно она закончила новый рассказ о любви и хотела, чтобы я переписала его на машинке. Я сказала ей, что жду ее с нетерпением, и повесила трубку.

Рассказ оказался бесцветным, как сама авторша, и приторным, как варенье, в которое положили слишком много сахара. Я стучала по клавишам и от нечего делать размышляла, что заставляет людей сочинять никому не нужные рассказы и вообще заниматься делом, к которому у них нет никакой склонности. Однако миссис Блэйд всегда платила аккуратно, и когда она во вторник вечером пришла за отпечатанным текстом, я вежливо выразила свое восхищение.

Теперь мне хватало денег, чтобы отдать в четверг Розе Серано недостающую сумму, но мне не хотелось ждать. В среду я отпросилась с работы под тем предлогом, что мне срочно надо к дантисту, и поехала к портнихе. Дверь открыл Тони. Завидев меня, он заулыбался и поздоровался так, словно мы были знакомы уже лет десять, не меньше. Широколицый, с живыми темными глазами и большим ртом, который авторши вроде миссис Блэйд норовят назвать «чувственным», Тони, наверное, нравился многим девушкам, но в нем не было изящества его брата. Чем-то он напоминал большую дружелюбную собаку, которая виляет хвостом, встречая в дверях гостя, и, каюсь, я уделяла ему внимания не больше, чем собаке.

– Я насчет платья, – сказала я.

– Мама наверху, – отозвался Тони весело. – Мастерит свадебный наряд для Лучии. – Тут он спохватился и объяснил: – Это невеста Винса, моего старшего брата, он женится в воскресенье. Заходи, мама будет рада тебя видеть.

– Я, наверное, не вовремя… – начала я.

– Да ну, глупости, – перебил Тони. И я вошла в дом.

– Куда теперь? – спросила я, заметив, что в ателье никого нет.

– Иди за мной, – сказал Тони. – Осторожно, на лестнице крутые ступеньки!

И он привел меня в гостиную на втором этаже, посреди которой стояла невысокая девушка, утопающая в море кружев и белого атласа. Роза суетилась вокруг, то прилаживая фату, то добавляя новые детали к подолу.

– Мама, к тебе пришли! – крикнул Тони, распахивая дверь.

– Мы договаривались на завтра, – начала я, – но я решила… Я вам не помешаю?

– Нет, нет, конечно! – воскликнула Роза. – Нам как раз нужно, чтобы кто-нибудь оценил платье. – Лучия потупилась и смущенно хихикнула. – Берите стул и садитесь поудобнее. Тони! Тебе разве нечем заняться в мастерской?

– Я за сигаретами зашел, – ответил Тони. – Забыл их на столе.

Он блеснул глазами в мою сторону и вышел. Лучия вздохнула и переступила с ноги на ногу. Она была смуглая, черноволосая и стройная, как веточка. Не слишком красивая, но обаятельная, с типично итальянскими ресницами в полщеки. Платье, хоть и неоконченное, казалось великолепным, и я поймала себя на том, что немного завидую невесте.

– Не вертись, не вертись, – строго сказала ей Роза по-итальянски.

…Позже я видела, как работают Мадлен Вионне и Шанель³, как они создают, подгоняют и прилаживают платья прямо на моделях, и со всей ответственностью могу заявить, что Роза Серано ничуть им не уступала. Она переставила украшения на подоле, потом взялась за шлейф, потом ей что-то не понравилось в фате, и она схватила ножницы. Не знаю, сколько она возилась в тот раз – час, полтора, – но когда она закончила, платью ее невестки могла позавидовать любая принцесса. Каждая складочка была на своем месте, ничто не цеплялось за фату, ничто не стесняло шаг, ничто не раздражало глаз. Лучия подошла к большому зеркалу в углу, захлопала в ладоши и закружилась на месте. Лицо ее светилось от счастья.

– Неплохо получилось, а? – спросила Роза, улыбаясь.

– Чудесно, просто чудесно! – искренне воскликнула я.

– Я могу забрать платье с собой? – спросила Лучия.

– Да, но не показывай его жениху до свадьбы. Это плохая примета.

Стуча каблучками, Лучия подбежала к Розе и расцеловала ее в обе щеки, после чего скрылась в соседней комнате. Роза убрала ножницы, нитки и прочие швейные принадлежности, после чего стала подбирать с пола обрезки ткани.

– Вот так, – сказала она со вздохом, – растишь детей, а потом оглянуться не успеешь, как они становятся взрослыми и обзаводятся семьей, мамма миа!

И она засмеялась неожиданно молодым смехом. В дверь легонько постучали, и после возгласа Розы «Да-да!» на пороге показался старик лет семидесяти с острым взглядом и брюзгливо поджатым ртом. Вновь прибывший покосился на меня и обратился к Розе по-итальянски:

– Ты уже все? Я сказал Марии, чтобы она готовила спагетти.

– Сколько времени? – рассеянно спросила Роза.

– Уже пять, а мы даже не обедали, потому что ты с самого утра возишься с платьем!

– Между прочим, папа, – возмутилась Роза, – это платье для моей будущей невестки!

– Которая наденет его один раз, после чего засунет в шкаф и забудет о нем. – Судя по всему, отец Розы был с характером, который он стремился проявлять даже тогда, когда лучше было бы промолчать. – Что за девица? – Он кивком головы указал на меня.

– Я для нее шью, а что?

Когда я была маленькой, отец несколько раз вывозил нас с матерью в Италию, где я научилась говорить по-итальянски. Сейчас я была приятно озадачена тем, что помню язык и понимаю почти все, хотя не слышала его много лет и полагала, что успела забыть все, что знала.

– Скажи ей, пусть придет в другой день, – проворчал отец Розы. – Иначе ты будешь до полуночи с ней возиться.

– Лучше сходи в гараж, – спокойно ответила Роза. – Скажи мальчикам, что через полчаса сядем за стол.

– Через десять минут, – поправил вредный старикашка. – Спагетти почти готовы.

Он повернулся и, выйдя за дверь, затопал подагрическими ногами вниз по лестнице.

– Поужинаете с нами? – неожиданно предложила Роза, переходя на английский. – А потом я займусь вашим платьем.

Я смутилась и пробормотала, что я не хочу их стеснять… и я даже не знаю… но если она считает, что я им не помешаю…

– Что за вздор, конечно, нет, – сказала Роза. – Вы любите спагетти?

Разумеется, я ответила, что обожаю спагетти, хотя до того была вполне к ним равнодушна; меня скорее соблазняла перспектива оказаться за одним столом с Джонни Серано, который занимал мои мысли. Лучия вышла из соседней комнаты, переодетая в простое, но элегантное бледно-зеленое платье, и Роза тоже пригласила ее на ужин.

За столом нас оказалось восемь человек: Роза, ее отец Луиджи, уже знакомые мне Тони и Джонни, жених Лучии Винс – здоровяк крестьянского телосложения, сама Лучия, подросток со шрамами, откликавшийся на имя Рэй, и молчаливый Лео – младший из братьев Серано. Я узнала, что Рэй – племянник Розы и что она воспитывает его, потому что он остался круглым сиротой после аварии, в которой шесть лет назад погибли его родители и младшая сестра. В момент столкновения с другой машиной Рэя выбросило через заднее стекло, он сильно порезался осколками, но остался жив.

– Надеюсь, того, кто в вас врезался, нашли, – сказала я.

Рэй поднял на меня глаза, и их выражение мне не понравилась.

– Нет, – коротко ответил он. – Полиция никого не нашла. И даже не искала.

Отец Розы свирепо хмыкнул.

– Что хорошего ждать от полиции, – буркнул он, – когда они застрелили моего зятя. Все полицейские – мерзавцы, да, мерзавцы!

По правде говоря, он употребил куда более сильное слово, и не одно. Лучия поежилась и послала жениху умоляющий взгляд. Он улыбнулся и накрыл своей громадной лапищей ее тоненькую ручку, лежавшую на столе.

– Давайте не будем сегодня об этом, – сказала Роза твердым голосом. – Мой сын скоро женится, не надо портить вечер.

– Кто тут что портит? – вскинулся старик.

– А вы придете на свадьбу? – поинтересовался Тони, поворачиваясь ко мне.

Я сидела за столом между ним и Рэем, и надо сказать, что вопрос застал меня врасплох.

– Но… я даже не знаю… Мы так мало знакомы…

– Приходите, будет весело, – сказал Джонни и улыбнулся. От его улыбки я превратилась в тающую на глазах свечку, начисто лишенную собственной воли.

– Чисто семейное торжество, – добавил Тони. – Человек пятьдесят гостей… да, мама?

– Сорок три, и еще дети, – уточнила Роза. – Конечно, приходите, Тиана. Ничего, что я так вас называю? У вас такое необычное имя…

Я заверила ее, что не имею ничего против Тианы, а когда через минуту меня так назвал Джонни, я почувствовала себя если не на седьмом небе, то уж на шестом точно.

– Значит, мы с Джонни заедем за вами в воскресенье, – сказал Тони.

Джонни кашлянул.

– Я обещал заехать за Мэй, – негромко промолвил он.

Рэй, катавший по столу шарик из хлебного мякиша, метнул на него быстрый взгляд.

– Ничего страшного, – сказал Тони с широкой улыбкой и повернулся ко мне. – Заедем за Мэй, потом за вами и сразу же отправимся в церковь.

«Что еще за Мэй?» – с неудовольствием подумала я, а вслух сказала:

– Если вам неудобно, я подъеду на своей машине. Вы только объясните мне, куда именно, потому что я совсем не знаю ваш район.

– Я же сказал, что мы заедем за вами, – отозвался Тони. – Тем более если вы плохо ориентируетесь.

Его дед насупился.

– Не приставай к девушке, – проворчал он по-итальянски. – Ты же видишь, что совсем ее не интересуешь.

– Кто еще хочет спагетти? – громко спросила Роза. – Винс? Джонни? Лео? Рэй?

– Спасибо, мам, мы наелись, – сказал Винс, нежно пожимая руку невесте, и это «мы» говорило больше, чем иное любовное признание.

Рэй и его кузены тоже отказались от добавки.

– Тогда я скажу Марии, чтобы она принесла кофе, – сказала Роза, поднимаясь с места. – А потом, Тиана, мы спустимся в ателье, и я займусь вашим платьем.

4

На следующий день, улучив свободную минутку, я спустилась в архив нашей газеты, где среди множества шкафов с выдвижными ящиками скучал Питер Уорд, время от времени попыхивая трубочкой. В то время ему было за сорок, он одевался в корректный темный костюм, из верхнего кармана которого выглядывал аккуратно сложенный вишневый платочек в мелкую крапинку, и всем своим видом излучал солидность и спокойствие. При всем при том он бывал порой весьма язвителен, но его колкости никогда не опускались до уровня грубости.

– Добрый день, мистер Уорд, – сказала я. – Мне надо навести кое-какие справки.

– Хочешь узнать, миллион в банке у твоего поклонника или только жалкая сотня долларов? – невинным тоном поинтересовался Уорд, вынимая изо рта трубку, и его глаза за стеклами очков иронически блеснули.

– При чем тут это? Меня Фрэнк попросил, – солгала я.

– Положим, я притворюсь, что верю тебе, – вздохнул Питер, откидываясь на спинку стула. – Кто тебя интересует?

– Некий Серано, он должен был проходить по отделу уголовной хроники. Кажется, его убили полицейские. Можно узнать за что?

– Серано? Итальянец?

– Так точно. В фамилии одно «р» и одно «н».

– Это вовсе не значит, что она именно так писалась в нашей газете, – хмыкнул Питер, поднимаясь с места. – Подожди, я посмотрю.

Он выдвинул один ящик, затем другой и принялся неторопливо перебирать вырезки. Я села на стул с синей обивкой и стала терпеливо ждать. Стрелка круглых настенных часов, которые висели над дверью, ползла невыносимо медленно. За окнами гудела, грохотала и гремела Мэйн-стрит.

– Так я и думал, – подал голос Питер. – Он подал нищему слишком большую милостыню, за что и поплатился.

– По-вашему, это смешно? – проворчала я.

– Я старался. Бутлегерство, конечно. – Мой собеседник пожал плечами. – Полиция накрыла склад спиртного, бандиты от великого ума стали отстреливаться. Двое были убиты на месте, а Карло Серано тяжело ранен. Его доставили в больницу, где он скончался. Те из членов банды де Марко, кого удалось задержать, получили сроки.

– Кто такой де Марко?

– Джино де Марко. Это слишком крупная рыба, и на суде, само собой, не удалось доказать, что склад принадлежал именно ему.

– А, теперь я вспомнила, о ком речь, – протянула я. – Он вроде как король преступного мира в городе, нет?

– На короля он не тянет, – равнодушно отозвался Питер, убирая вырезки обратно в ящик, – но человек определенно серьезный. Даже чересчур.

– Что за ним числится?

– Как водится, всего понемножку. Торговля спиртным, рэкет, публичные дома, подпольные казино. Еще он любит оперу и подарил несколько скульптур местному музею. Одним словом, разносторонняя личность.

Я немного поразмыслила.

– Скажи, а когда именно был убит Карло Серано?

– В самом начале сухого закона. В 1920 году.

Значит, восемь лет назад. Вчера Роза упоминала, что ее старшему сыну двадцать четыре года. Получается, когда убили отца, Винсу было шестнадцать, а Джонни – и того меньше. Нет, вряд ли они участвовали в его делах. Винс – еще возможно, но Джонни – точно нет.

– А на членов его семьи что-нибудь есть? – не удержалась я.

– Сейчас посмотрим, – флегматично ответил Питер.

Однако, покопавшись в нескольких ящиках, он объявил, что ничего не нашел, если не считать дорожного происшествия шестилетней давности.

– Инженер нефтяной компании Роберто Серано, его жена Элис и дочь Андреа погибли на месте, старший сын, которому было одиннадцать, доставлен в больницу в критическом состоянии. Полиция ведет розыски виновного, который скрылся с места происшествия.

Значит, Рэй отделался не только шрамами: он едва не погиб в результате аварии. Неудивительно, что вчера у него было такое лицо, когда зашла речь о случившемся.

– Спасибо, мистер Уорд, – сказала я. И, вспомнив о придуманной легенде, быстро добавила: – Фрэнк вам будет очень благодарен!

Вернувшись в тот день после работы домой, я некоторое время бесцельно слонялась из угла в угол, как я обычно делала, когда мне нужно было подумать. С одной стороны, мне не могло прийтись по душе, что человек, который мне нравился, происходил из семьи бутлегера. С другой – я ведь была у Джонни дома и видела, как он живет и как живут его родные: никаким неправедным богатством там и близко не пахло. Люди, которых я там встретила, казались вполне обыкновенными, мирными и дружелюбными, и они без всякой задней мысли пригласили меня на свадьбу. То, что случилось с Карло Серано, осталось в прошлом, и это прошлое к тому же никоим образом меня не касается. Я просто побываю на свадьбе у Винса – и, конечно, постараюсь разузнать, что из себя представляет девушка по имени Мэй, к которой неравнодушен Джонни.

Братья Серано заехали за мной в воскресенье раньше, чем я рассчитывала, и я не успела толком уложить волосы. Бежевая юбка и белая блузка, с моей точки зрения, нареканий не вызывали, но вот прическа… И как назло, когда я спустилась вниз и подошла к машине, я увидела девушку, которая уж точно не допускала таких промахов, как я. Востроносенькая, с живыми карими глазами и прической в стиле Клары Боу⁴ – каре с прядями, заходящими клином на щеки, – она вертелась на месте, многозначительно улыбалась Джонни, жевала резинку, хихикала и говорила глупости. Вызывающая шляпка с гроздью фальшивых вишен, платьице в мелкую полоску – какая-нибудь вульгарная продавщица, подумала я, как только увидела незнакомку, но ее поклонник явно так не думал. Я сразу же по его взгляду, по выражению лица поняла, что для него она самая лучшая, и сердце у меня сжалось.

– Тиана, это Мэй, – объявил Тони, одновременно распахивая передо мной дверцу. – Мэй, это Тиана.

– Привет! – весело прочирикала Мэй и продолжила щебетать с Джонни. Они сидели на заднем сиденье, а мне волей-неволей пришлось сесть впереди, рядом с Тони, что отнюдь не улучшило моего настроения. Вспомнив о волосах, я полезла в сумочку, чтобы найти зеркальце.

– Прекрасно выглядите, – сказал Тони.

Я метнула на него подозрительный взгляд, но он, казалось, говорил серьезно. Впрочем, если Тони и лгал, зеркало тоже лгало. Неуложенные до конца локоны переплелись и образовали интересный эффект, и скрепя сердце я признала за ним право на существование – само собой, после того, как придирчиво осмотрела прическу со всех сторон. Сзади тем временем Мэй рассказала анекдот, хохоча громче всех, потом переключилась на описание жизни какой-то Пегги, которая была душка, в отличие от Молли, которая уж точно стерва. На очередном перекрестке Тони резко затормозил, и Мэй заверещала, изображая испуг. Джонни обнял ее и притянул к себе, и когда я увидела это, мне захотелось тотчас же выбраться из машины и уйти куда глаза глядят.

– Вы любите танцевать? – спросил Тони.

– Не знаю, – призналась я.

– Что значит – не знаю? – удивился он. – Впервые слышу такой ответ!

– Она хочет сказать, что все зависит от партнера, – подал голос Джонни. – Верно, мисс?

– Вы угадали, – сказала я, оборачиваясь к нему. Но он уже забыл обо мне и, нежно переплетя свои пальцы с пальцами Мэй, смотрел ей в глаза. Ее верхняя губа призывно задралась, она смотрела на него, по-особенному скалясь, и честное слово, если бы тут не было нас с Тони, они бы прямо сейчас занялись любовью.

«Как он может, – сердито думала я, – ведь она старше него, ей лет 25… и вовсе не красавица, вон какой нос… А шляпка? И вообще… Какая-то потрепанная жизнью девица…»

– Приехали! – бодро прокричал Тони и просигналил несколько раз, совершенно оглушив меня.

…Маленькая церковь была набита битком, невеста не шла, а словно плыла в своем чудесном наряде, который создала для нее Роза, и в толпе охали от восторга, завидев подвенечное платье. Как следует рассмотрев гостей, я окончательно перестала думать о том, что Джонни Серано или кто-то из его родных может быть связан с преступностью. Здесь собрался простой трудовой люд – продавцы фруктов, мелкие лавочники, рабочие; праздничная одежда сидела на них немного неуклюже, как она и должна сидеть на мужчинах и женщинах, которые надевают ее лишь несколько раз в году, потому что все остальное время они вынуждены вкалывать от зари до зари. В церкви я стояла между Тони и Рэем, который ради торжества сменил рабочий комбинезон на костюм с галстуком-бабочкой и причесал волосы на идеально ровный боковой пробор, заодно подняв челку со лба, так что стал виден оставленный аварией уродливый шрам. С другой стороны от Рэя стоял одетый с иголочки Лео, на которого из-за его молчаливости я раньше обращала меньше всего внимания – как оказалось, зря.

– Кажется, проскочили, – уронил он негромко после того, как священник провозгласил Винса и Лучию мужем и женой.

– Ты это о чем? – довольно сухо спросил Тони.

– Мама, конечно, расстаралась с платьем, – продолжал Лео спокойно, – но еще немного, и стало бы видно, что невеста на третьем месяце.

Тони сделал свирепые глаза и за спинами гостей показал брату кулак. Рэй изо всех сил старался сохранить серьезное лицо, но его так и распирало от смеха.

– Хватит вам препираться, – вмешался Джонни, стоявший вместе с Мэй ближе к проходу. – Лучия хотела стать женой Винса, ее отец не соглашался, тогда они сами все устроили так, что ему все равно пришлось уступить.

– Лучше бы он сразу согласился, – пробормотал Рэй. – Как будто он не знал, что Серано всегда добиваются своего.

Дальше торжества переместились в дом отца Лучии, что было более чем разумно, потому что в домике Розы гости бы точно не поместились. В саду загодя расставили столы, деревья украсили гирляндами, на веранде играл итальянский оркестр. Один за другим пошли тосты за жениха, за невесту, за их счастливую жизнь. Я сидела между Тони, который сообщал мне разные сведения то об одном, то о другом госте, и Джонни, которому приходилось отвлекаться на Мэй. Не привыкшая к таким застольям, которые затягиваются и где лучше пить понемногу, она быстро перебрала и захмелела. В пьяном виде ее вульгарность стала еще более очевидна, чем в трезвом; она несла чушь заплетающимся языком, порывалась встать и спеть что-нибудь, и я уже не раз и не два ловила пристальный взгляд Розы (она сидела на почетном месте возле жениха), обращенный в сторону Мэй, – взгляд, в котором не было ни капли симпатии. Когда Мэй опрокинула на скатерть бокал красного вина, да так удачно, что брызги попали даже на мою блузку, Тони, очевидно, решил, что с него хватит.

– Сделай что-нибудь со своей потаскухой, – зло бросил он Джонни по-итальянски. – Она же совсем не умеет себя вести!

Джонни помрачнел и, дернув щекой, подал мне салфетку, чтобы я вытерла брызги.

– Твое счастье, что здесь мама, – ответил он брату, тоже по-итальянски. – Иначе я бы набил тебе морду.

Мэй не понимала, о чем они говорили, но ей хватило интонации и выражения лиц, чтобы вникнуть в суть происходящего.

– Он что, хочет меня оскорбить? – возмутилась она. – Паршивый макаронник!

– Заткнись, сучка, – огрызнулся Тони, и в следующее мгновение брат кинулся на него. Мэй завизжала. Дерущихся растащили, едва они обменялись первыми ударами. Винс вскочил со своего места во главе стола и подошел к нам.

– Хоть на моей свадьбе… – начал он, сверкая глазами. – Какого черта, Тони!

– А что я? Он первый меня ударил, – с усмешкой ответил Тони, вытирая разбитый рот. – Я ответил.

– Чтобы Джонни кого-то ударил первым – должно быть, ты сильно его достал, – сердито бросил Винс. – Уймитесь, вы оба! Не портите нам праздник!

– А теперь – танцы! – закричала Лучия, чтобы отвлечь внимание гостей от неприятного инцидента. – Танцуют все!

Она увлекла мужа танцевать. Мэй вцепилась в Джонни, требуя сказать ей, не сильно ли он пострадал, и, когда он раз десять повторил, что с ним все в порядке, захныкала, что ей тут не нравится.

– Убери ее отсюда, – сказал Тони.

– Тебе что, мало? – воинственно спросил Джонни. Но тут к ним подошла Роза, и братья потупились, как нашкодившие мальчишки.

– Что – здесь – происходит? – промолвила она по-итальянски таким голосом, что у меня кровь застыла в жилах.

Схватив свою сумочку, я шагнула прочь – так поспешно, что чуть не споткнулась. Кто-то подхватил меня под локоть. Распрямившись, я увидела улыбающееся лицо Рэя Серано.

– Разрешите пригласить вас на танец? – спросил он.