Глава 1
Выступление с последствиями
Женя Исаева
Интуиция никогда меня не подводила и сегодня она не просто шептала – она кричала глубоко в сердце, требуя, чтобы не выходила на сцену. Обычно к чутью я прислушивалась, но…
Но, видимо, в тот вечер высшим силам было угодно, чтобы я оглохла.
– Всё будет хорошо. Вейя, посмотри на меня. – Тёплые ладони Кастена обхватили моё лицо, вынуждая заглянуть ему в глаза, шёпот смешался с гомоном толпы за пыльным пологом.
Провинциальный городишко, захолустный театр, но зрителей набилось столько, что от вида толпящихся в проходах людей мне стало не по себе.
– Это опасно! – прошипела я и сжала запястья мужчины, пытаясь отнять его руки от своего лица.
Не потому что мне были неприятны его прикосновения – хотелось сбежать отсюда. Как можно дальше и как можно скорее.
– Это наш шанс! – Глаза Кастена сверкнули в полумраке. Шероховатые пальцы, скользнув по шее, успокаивающе опустились мне на плечи. – Шанс на новую жизнь. На домик на холме с уютным садом. В Вальдене или Нортраме. Где угодно! Несколько таких выступлений, и тебе больше не придётся обращаться к дару. Никогда. Подумай только! Ты, я и никаких теней. Дом, сад, а в будущем, возможно, дети.
Кастену были хорошо известны не только мои страхи, но и слабости. Дети… Семья… То, о чём я мечтала в прошлой жизни, но так и не обрела. То, к чему стремилась в новой.
Женя Исаева в прошлом. В настоящем – зрящая. В будущем… просто мама.
Ничего другого я не желала.
– Я видела в зале законников.
Тёмно-синие мундиры с эполетами из золотистой бахромы и белоснежными перевязями я бы заметила даже в кромешной тьме. А уж в щедро освещённом зале сразу выхватила их из толпы взглядом.
– Мы не преступники, Вейя. Не шарлатаны, – вкрадчиво проговорил Кастен. – Мы не убиваем и не грабим. Ты честно зарабатываешь на жизнь своим даром. В Кармаре это не запрещено.
Чего нельзя сказать о присвоении чужого тела. Вот что точно вне закона. Да и дар этот не мой.
Её.
Больше законников я боялась разве что драконов. Но всемогущие никогда не появлялись в маленьких окраинных городах вроде этого, а в крупные нам с Кастеном хватало ума не соваться. Мы разъезжали только по Пограничью, мечтая, как соберём достаточно денег, купить билеты на идущий в Солнечные земли корабль и убраться как можно дальше и от законников, и от всемогущих. Ото всех тех, кто мог обвинить меня в присвоении чужого тела и чужой силы.
– Всего несколько выступлений – и мы отсюда исчезнем.
Ответить я не успела, да и спорить уже было поздно. Бессмысленно.
– Начинаем! – бросила, пробегая мимо, девушка, что пару часов назад показывала мне театр, и я поспешила шмыгнуть обратно за кулисы.
В нос снова ударил резкий запах пыли, но я справилась с желанием чихнуть. Только потёрла нервно нос и, глядя на то, как медленно ползёт, раскрываясь, латаный занавес, надела маску. Серый бархат плотно прилегал ко лбу и вискам, опускаясь на нижнюю часть лица вуалью дымчатого кружева.
«Под твои глаза выбирал», – заявил утром Кастен, сдёрнув с огромной картонной коробки сначала пышный бант, а потом и крышку.
В коробке помимо маски обнаружилось платье из такого же цвета кружев и бархата. Для выступления.
Для сегодняшнего вечера.
«Дымчатые… Штормовые…» – добавил он, а потом, приблизившись, склонился к моим губам и поцеловал.
Я ответила на поцелуй рассеянно, почти не почувствовав тепла его губ. Почему-то в тот момент вспомнилось, что у хозяйки тела глаза были зелёные. Но постепенно потускнели, стали… моими. Привычно тёмными, серыми.
Как по мне – обычными, а никакими не штормовыми.
– Сегодняшний вечер особенный! – на сцене уже звучал хорошо поставленный голос Кастена Толя. Моего спасителя, друга и, кто знает, возможно, в будущем – мужа. – То, что откроется вашим глазам сегодня, дамы и господа, – не просто развлекательное представление, какие вы привыкли видеть на этой сцене. Вы… – Кастен выдержал паузу, обводя притихшую публику лукавым взглядом, – вы и вы… – все вы (!) – сегодня прикоснётесь к тайному, сокрытому от людского взора миру. Миру теней, которые способна видеть, слышать и ощущать только она. Моя несравненная невеста!
Невеста?
Так Кастен никогда меня не называл, да и предложения руки и сердца я от него не получала. Что это? Ляпнул для красного словца? Или очередной сюрприз, от которых у меня сегодня уже шла кругом голова!
Сначала дорогущее платье, потом неожиданное выступление в театре вместо частных встреч с теми, кто надеялся через зрящую связаться с умершими, а теперь я вдруг стала невестой.
– Давайте же поприветствуем госпожу зрящую! Вейя, дорогая… – Толь протянул руку, приглашая меня выйти к зрителям.
В очередной раз пройдясь пальцами по лентам маски и убедившись, что узлы на затылке сами собой не развяжутся, я сглотнула застрявший в горле ком и шагнула на сцену. Слишком много света, бьющего в глаза… слишком много тонущих в полумраке лиц…
В груди лихорадочно забилось сердце.
Люди были повсюду. Сидели на деревянных скамьях, стояли в узких проходах, жадно глазели на меня с лож и балконов.
Слишком много лиц.
Ещё несколько ударов…
Громких. Рваных.
А вон те самые законники. Их было трое, да ещё и в первом ряду. Они смотрели пристально, внимательно, цепко, словно уже всё поняли, догадались, кто я такая и что скрываю.
Чьё место занимаю…
– Задавайте любые вопросы! – лихо объявил Кастен, и в зале поднялся гомон. – О тех, кто вам дорог. О тех, кого потеряли. Любые! Если тени пожелают, ответят. Я прав, госпожа зрящая?
Я нервно кивнула, отвечая на ослепительную улыбку Толя.
Ответят. Если им будет угодно.
Кастен вскинул руки, призывая зал к тишине, и возбуждённый шёпот стих вместо со скептическими смешками. Зрители молчали, а я… Я внутренне дрожала и думала лишь о том, чтобы всё это скорее закончилось.
Нет, лучше частные встречи. Лучше медленно копить деньги, чем такое.
Чем выставлять напоказ себя и свой дар.
Может, они так и продолжат молчать? Может…
– Моя невеста… – зазвучал неуверенный голос парня в клетчатом кепи и сером пиджаке. Протиснувшись ближе к сцене, он стащил с головы фуражку и, прижав к груди, грустно продолжил: – Мелли… Она ушла от меня… от нас… два года назад, и я хотел бы спросить… – Парень замялся, не находя в себе силы озвучить вопрос, что не давал ему покоя.
Остальные молчали. Молчал весь зал. В тишине, вновь опустившейся на старое здание, я отчётливо слышала удары своего сердца. Один, второй, третий… Прошло совсем немного времени, всего несколько мгновений, как к ударам прибавился шёпот. Не людской – потусторонний. Шелест, едва различимый глухой свист, словно сквозняк просачивается в щели, которых в театре было немерено. И снова шёпот, шёпот, шёпот: усталый, возбуждённый, а иногда и зловещий. Он кружил, оплетая меня незримыми путами, вместе с белесыми фигурами. Вместе с тенями… Одни были почти чёткими, другие больше походили на сгустки тумана, то льнущего ко мне, то расползающегося по залу. Одни молчали, другие – продолжали шептать, делиться тем, что стремились рассказать.
Парню так и не хватило смелости озвучить свой вопрос. Он просто стоял и смотрел на меня, с надеждой и недоверием одновременно. Постепенно мои глаза привыкли к яркому свету, и теперь я видела, что во взглядах многих читалось именно то, второе чувство. Оно же отражалось в усмешках, чуть вздёрнутых бровях, скептическом покачивании голов.
Жители Бримна явно приняли меня за шарлатанку, и пусть бы так и было! Но… но нам с Кастеном действительно нужны деньги.
На билеты, домик на холме и новую жизнь.
– Она рада за вас и желает вам с Ивонн счастья. – Я говорила тихо, но меня всё равно услышали. И тот, к кому обращалась, и остальные собравшиеся в зрительном зале.
Парень побледнел. Открыл было рот, собираясь что-то сказать, но я уже продолжала, передавая слова, которые нашёптывала мне чужая душа:
– Нет, она не ревнует и не обижается. Она любит вас, Ярн, и отпускает. Вы тоже должны её отпустить. Ради себя и своей будущей семьи.
Он так и продолжил бледнеть, и при этом мял дрожащими пальцами кепи. Мял и смотрел на меня. Теперь уже без недоверия, а скорее как на только что открытое чудо света.
– А вам, мистис Сиверт, сын передаёт привет. – Я перевела взгляд на крупную женщину в третьем ряду, у которой, в отличие от мелового парня, на щеках вспыхнул свекольный румянец. – Он просит больше его не оплакивать. Нося под сердцем его заговорённый портрет, вы заставляете его возвращаться. Сюда, в мир живых. А это… неправильно. Он хочет уйти навсегда. Просит отпустить.
Женщина прижала к лицу руки, и я в который раз подумала, что о таком стоит говорить с глазу на глаз, за закрытыми дверями, а не со сцены театра. Но тень настаивала, ужом овиваясь вокруг меня и упрямо шепча на ухо. Просила, требовала, умоляла…
Заметила, как задрожали плечи женщины, зашедшейся в беззвучном плаче, но сказать что-нибудь в утешение не успела – выкрикнул с балкона элегантно одетый мужчина, перетягивая на себя моё внимание, прося поговорить с его матерью. И с последних рядов зазвучал молящий голос. А потом ещё и ещё…
Спустя четверть часа я уже едва держалась на ногах. Теней было слишком много, и больше всего мне хотелось их от себя отогнать. Но их притягивали сюда родные: своими мыслями, своими вопросами, своими эмоциями.
Покачнулась, прижала к вискам пальцы, на миг зажмуриваясь. А открыв глаза, бросила взгляд за кулисы. Кастен покачал головой, безмолвно требуя, чтобы продолжала. «Рано заканчивать», – говорил его взгляд. Очень рано!
И я продолжала.
Спустя ещё несколько минут охрип голос, свет на сцене словно приглушили, и лица в зале будто размыло, как размывает волна песчаные замки, стирая формы и очертания. Я уже не понимала, кому отвечаю. Просто воспроизводила то, что говорили мне тени, чувствуя себя микрофоном на ножке, в который они кричали. Ну то есть шептали, но голова раскалывалась, как от пронзительного крика.
«Хватит! – хотелось и самой выкрикнуть. – Прекратите!»
Хотелось потребовать, чтобы отстали. И живые, и мёртвые. И тех, и других было слишком много, а у меня сил почти не осталось.
Но один голос, громкий, резкий, коловший холодом, я всё же услышала. Поняла каждое слово, ощутив при этом дрожь, волной пробежавшую по коже.
– Я хочу знать, жива ли моя жена.
Вскинула голову, скользнула взглядом по ближайшей к сцене ложе, и почувствовала, как неприятно закололо, а потом и запекло левое предплечье.
«Законник!» – ужаснулась, заметив хорошо знакомую нашивку на груди поднявшегося с кресла мужчины. Вот только на нём не было форменного синего мундира, и я понятия не имела, кто он.
Жены его со мной точно не было, вернее, её тени.
«Может, и жива», – собиралась уже ответить, но, снова ощутив жжение, опустила взгляд. Приподняв кружевную манжету, увидела, как по запястью вверх до сгиба локтя пробегает перламутровая… чешуя. Увидела и замерла.
Что это? Видение? Мираж?
Господи, кажется, я схожу с ума!
* * *
Эндер Делагарди
Сегодня я понял две вещи: у слов «Бримн» и «дыра» – одинаковое значение, а у меня, оказывается, аллергия на скопления людей и провинциальные выступления. Театры я никогда не жаловал, но стойко сносил и балет, и даже оперу. В столице или где-нибудь на курорте.
А вот театр Бримна мог понравиться разве что пьяному или слепому.
Слепым я не был, а напиваться перед выходом в бримнский высший свет счёл дурным тоном. Правда, теперь жалел о том, что не заглянул в кабак на другом конце площади перед посещением клоповника. Увы, любовь к честности не позволила мне подобрать для этого места более лестное сравнение.
Кресло подо мной угрожающе скрипело, намекая, что одно резкое движение, и любоваться шарлатанкой я буду, сидя на его обломках. Балюстрада, ограждавшая ложу, таращилась на меня трещинами и сколами, а от коврового настила несло пылью и чем-то ещё… не то кислым, не то горьким. В общем, вонью.
Склонившись к своему провожатому, я тихо поинтересовался:
– Напомните, Герц, зачем мы здесь?
Начальник бримнского следственного управления подбоченился и, блестя лоснящимися щеками, ответил:
– Так зрящая ведь! Если, конечно, афиши не наврали… – добавил уже не так уверенно, после чего, вскинув указательный палец, такой же упитанный, как и всё в разлюбезном начальнике, воинственно добавил: – А если наврали, арестую за мошенничество! Помяните моё слово, эйрэ. Обязательно арестую!
– Вам следовало её проверить до начала этой комедии, – заметил я.
Герц поджал губы, невнятно пробормотал:
– Дак я ведь утром встречал вас, эйрэ, а потом эта ваша охота на искажённого…
– Участия в которой вы не принимали, – отметил я и это.
– Но ждал вас и своих ребят в управлении, – не растерялся хранитель провинциального порядка. – Волновался. Не до девчонки мне сегодня было. Но если окажется, что не зрящая… – он снова понизил голос до невнятного бормотания. – Редкий дар… Обычно такие убивают.
И это была правда. Для простых людей любой из даров может оказаться губительным и, чем сильнее магия, тем больше риск, что она искалечит тело или разум. Бывало, страдало и то, и другое, как в случае с сегодняшним искажённым.
Перестав ворчать, Герц устроил ладони на животе, очень похожем на черепаший панцирь, и уставился на грязный занавес, который наверняка не чистили со дня возведения театра.
– У вас же жена четыре года назад пропала. Может, госпожа зрящая подскажет, где она. Жива ли…
Слова законника полоснули по сердцу, сознанию, памяти. Внешне я остался невозмутимым, лишь сильнее сжал подлокотники кресла, и то, клятое, снова предупреждающе заскрипело.
– К кому, к кому, а к мошенникам за помощью я ещё не обращался, – усмехнулся тихо и бросил взгляд на показавшегося на сцене мужчину, пообещавшего нам, зрителям, чудо дивное в лице своей невесты.
Почти семейное дело… Интересно, они где-нибудь ещё выступали? Вряд ли, иначе бы уже арестовали. В то, что какая-то девица из Пограничья обладает столь редкой силой, я не верил.
– Давайте же поприветствуем госпожу зрящую! – громко проговорил парень и жестом пригласил свою невесту выйти на сцену. – Вейя, дорогая…
Вейя… Невольно я подался вперёд, вглядываясь в тонкую плывущую по сцене фигуру. Будь на девушке светлая одежда, и она сама легко сошла бы за привидение, которых якобы видела, слышала, ощущала. Она шла неуверенно, словно боялась. Наверняка разоблачения! Прикрыв глаза, я быстро проверил «зрящую», но не обнаружил на её контурах ни изломов, ни шрамов.
– Что скажете, эйрэ? – подался ко мне Герц. – Если в ней и правда эта сила, то, может, она тоже… того?
Он уставился на меня своими тёмными, блестящими, как у преданной собаки, глазами, словно ожидая, что я сейчас и с ней расправлюсь. Но искажений я не видел, а значит, она просто… обычная.
Обычная охотница за деньгами, которая непонятно чего добивается.
– Она не искажённая, – бросил я Герцу и продолжил всматриваться в девицу на сцене.
Подойдя к самому краю, она неуверенно оглядела зал, нервно сжала пальцами юбку. «Зрящая» выглядела так, словно хотела отсюда сбежать. Я вот тоже хотел… Но вместо этого сидел и смотрел. Почему-то отвести от неё взгляд не получалось. Невольно я скользил взглядом по узкой талии в тугом корсаже, по юбке из тяжёлого бархата и снова возвращался к лицу под маской. Обводил взглядом покатые плечи, тонкую шею, острые ключицы, над которыми темнела бархатка с жемчужной камеей. Вглядывался в черты лица, но их надёжно скрывала клятая вуаль. Это злило. Не знаю почему, но мне хотелось подняться на сцену, сорвать с неё маску, увидеть лицо.
– Задавайте любые вопросы! – щедро предложил её подельник, и зрители зашумели.
Девчонка испуганно отшатнулась от края сцены, но тут же застыла, смиряясь с неизбежным. Прозвучал голос первого жаждущего прикоснуться к миру духов, а после зал объяла тишина. Девушка вскинула взгляд. Волнистые пряди, обрамлявшие лицо, шевельнулись в такт её движению, и я нахмурился.
В прошлом я знавал двух леди с таким цветом волос. Не просто рыжим – насыщенно-медным, какой бывает линия горизонта, когда восходит солнце, в какой окрашивается небо во время заката. Одна леди должна была стать моей женой, но так и не стала, предпочтя моего напарника. Другая исчезла ровно спустя год после нашей свадьбы. Она тоже любила собирать волосы, оставляя свободными у лица несколько прядок. Она была такой же хрупкой – иной раз я боялся к ней прикоснуться.
Последняя мысль заставила усмехнуться, а ответы девушки на вопросы зрителей вызвали удивление. Неужели действительно зрящая?
Больше она не выглядела ни смущённой, ни оробевшей. Отвечала без запинки, без сомнения, и в зале всё чаще звучали выкрики – многим хотелось через неё поговорить с родными.
– Смотрите-ка! Кажется, не шарлатанка! – довольно крякнул Герц, явно обрадованный, что не придётся никого арестовывать и тратить время на допросы. – Или считаете, что в зале нанятые актёры, эйрэ? – вдруг снова засомневался. – Может, промышляет целая шайка… Надо бы и мне её спросить, да только о ком? О преставившейся в прошлом году тёще? Не-е-ет, лучше не звать эту нечисть в мир живых.
Он продолжал бормотать, перебирая в памяти имена покойных близких и знакомых, но я больше не вслушивался в его слова. Я вообще почти ничего не слышал, а чувствовал… Чувствовал жжение на левом предплечье. Сначала не обратил внимания, увлечённый девицей на сцене. Но неприятные ощущения усилились, теперь уже было сложно на них не реагировать. Спустя ещё несколько секунд мне хотелось выдернуть бутылку игристого из ведёрка со льдом, что стояло неподалёку, и опустить в него руку.
Драконова тьма! Что за…
Выругавшись сквозь зубы, я подтянул рукав сюртука и не поверил своим глазам. Вязь брачного узора прошлась по коже, обжигая огнём. В последний раз он проявлялся в день нашей с Раннвей свадьбы, а спустя несколько недель после её исчезновения руку жгло так, что хотелось оторвать. В тот день узор тоже проступил на коже, но выглядел как старая, неудачно сделанная татуировка, которая вскоре исчезла. В тот день я решил, что больше никогда её не увижу. Но всё равно искал. Не смирился.
А сейчас…
Я поднялся быстрее, чем смог этот осознать. И ещё быстрее спросил:
– Я хочу знать, жива ли моя жена.
Впрочем, ответ на этот вопрос и так был теперь известен. Невеста другого, значит? Я тяжело посмотрел на девушку.
В этот раз, Раннвей, не исчезнешь!
Никуда от меня не денешься.
Глава 2
Дракон и я
Женя Исаева
И снова интуиция закричала, завопила, требуя убегать как можно скорее и как можно дальше. Не оглядываясь, не думая, больше не медля. На этот раз я послушалась, хоть и понимала, что поздно. Я привлекла внимание законника, и что-то мне подсказывало, что непростого.
Пошатнулась, словно падая в обморок (уже и правда хотелось в него сорваться!), и ко мне тут же подскочил Кастен.
– Вейя!
Он подхватил меня, и я в изнеможении закатила глаза:
– Больше не могу…
К счастью, Толь не стал хлестать меня по щекам или встряхивать, или уговаривать поднажать и ещё хотя бы немного поразвлекать почтенную публику.
С тревогой скользнув по моему лицу взглядом, выкрикнул:
– На сегодня достаточно! Если у вас, дамы и господа, остались к теням вопросы, будем рады видеть вас на завтрашнем выступлении, – не упустил возможности рекламы.
Я мысленно хмыкнула. Нет, дорогой, больше никаких театров. Поплавали в новых водах – хватит.
Зал взорвался возгласами: взволнованными, разочарованными и даже злыми. Тени тоже злились, настырно кружили вокруг нас с Толем, раздосадованные, что не успели поговорить с родными. Я прикрыла глаза, не желая их видеть, но прежде чем это сделала, скользнула взглядом по ложе с законником.
Однако увидела лишь тьму, густившуюся на нижних ярусах балконов, и тут же перед лицом зависла искажённая в злой гримасе дымчатая морда призрака.
А ну брысь! Пугает тут своим оскалом…
Глаза я не открывала до самой гримерной, где оставался мой нехитрый скарб: ридикюль, расшитый цветами из бисера, тонкой кожи перчатки и жакет с пышными рукавами. Первый месяц осени выдался солнечным и тёплым, но вечерами уже ощущалась прохлада. А я всегда была мерзлячкой и, кажется, прежняя хозяйка этого тела тоже. Вот и сейчас я дрожала: от холода, которым пронизывали меня духи умерших, тянущиеся за нами траурным шлейфом, от чувства тревоги, сдавившей сердце могильной плитою.
Да что же это такое! Жуткие сравнения. Жуткое место!
Жуткий вечер.
– Вейя, ты как? Ты меня напугала.
Кастен, словно рыцарь-спаситель, нёс меня узкими, бесконечно длинными коридорами. Весила я немного, килограмм пятьдесят, но многослойная юбка и корсаж добавляли тяжести.
– Устала, – отозвалась тихо, и это была правда. – Никогда не чувствовала себя такой опустошённой.
Толкнув плечом дверь в гримерную, Кастен поставил меня на ноги. Шипение теней ещё слышалось, но уже не такое громкое и не такое возмущённое. Да и сами они таяли, постепенно исчезая. Теперь вокруг нас вилась лишь лёгкая дымка тумана.
Кожу на предплечье больше не жгло, я вообще больше ничего не чувствовала, и это радовало. Наверное, просто показалось.
Должно быть, просто переволновалась.
– Ничего, – Кастен ободряюще улыбнулся. – Ночью отдохнёшь как следует и завтра, полная сил, в бой за новую, лучшую жизнь.
– Кастен, я больше не буду… – Слова застыли на губах, когда за спиной у Толя неожиданно возникла высокая чёрная фигура.
Мой друг… жених(?) был высоким, но по сравнению с незнакомцем в чёрном вдруг показался каким-то насекомым.
Почувствовав, как из глубин души снова поднимается страх, почти паника, я отпрянула. Кастен поймал мой взгляд, устремлённый на незнакомца, резко обернулся.
– Извините, но выступление окончено.
Я не видела его лица, но точно знала, что Толь хмурится.
– А о частных встречах можете договориться со мной. Госпожа зрящая плохо себя чувствует.
Мрачный тип на моего друга даже не взглянул и как будто его не услышал. Смотрел на меня так, словно Кастен был прозрачным или вдруг превратился в тень, которых простые люди без дара не замечали.
Но этот мужчина не был простым.
Этот мужчина мне не нравился.
А точнее, я его боялась.
– Выйдите, – коротко приказал он, продолжая смотреть мне в глаза.
– Послушайте! – раздражённо выкрикнул Толь, делая шаг навстречу, и осёкся, когда незнакомец вошёл в гримерную. В свете бра, тускло освещавших комнату, сверкнула нашивка у него на груди, и я поняла, что ошиблась.
На синих мундирах законников красовались скрещённые кинжалы и венчавшая их корона Кармара. У этого же на грубой ткани не то сюртука, не до длинного до колен мундира мечи заменили распахнутые драконьи крылья, а зубья короны больше походили на клыки чудовища.
– Дважды просить не стану, – всё так же ровно, без эмоций проговорил незнакомец.
Кастен знак на груди тоже заметил, и ему как-то сразу разонравилась роль рыцаря в сверкающих доспехах. Плечи его поникли, голос охрип от волнения:
– Я вас… оставлю. – Он оглянулся на меня, лишь на мгновение, чтобы одарить испуганным, беспомощным взглядом, и, просочившись в щель между стеной и незнакомцем, пробормотал чуть слышно: – Вейя устала. Ей нужно отдыхать.
– Дверь можете не закрывать. Я сам, – даже не повёл тот взглядом в его сторону.
Я вздрогнула, когда створка сама собой захлопнулась, отрезая меня от Толя, от далёких голосов зрителей, от целого мира.
Несколько секунд мужчина продолжал меня рассматривать, я же мечтала в его глазах, как минутой назад Кастен, стать прозрачной. Но… увы. Он не просто меня видел – он пожирал меня взглядом.
С усмешкой прошептал:
– Здравствуй, Раннвей.
И в два шага преодолел разделяющее нас расстояние, чтобы сорвать с меня маску.
Раннвей… Первое время в новом мире это имя почти постоянно звучало в моих мыслях. Вместе с ним разум наполняли обрывки воспоминаний, чужих, мне непринадлежащих. Картины незнакомого прошлого появлялись внезапно, вспышками проносились в сознании и снова исчезали. Некоторые откровенно пугали. Иногда на меня накатывал страх, природу которого я понять не могла, но от которого кровь стыла в жилах. И дело вовсе не в тенях… Они поначалу тоже вызывали оторопь, но с их присутствием я постепенно смирилась. А вот от воспоминаний и чувств прежней хозяйки тела мечтала избавиться. Порой они охватывали внезапно, как если бы во мне пробуждалась частица её души. В такие моменты было сложно понять, где заканчиваются её эмоции и начинаются мои.
К счастью, таких моментов становилось всё меньше. Я создавала новые воспоминания, свои собственные, и места для чужих в моём сознании просто не оставалось.
– Госпожа зрящая? – Усмехнувшись, незнакомец отбросил маску и ещё более пристально продолжил меня разглядывать. – Твоя новая жизнь так не похожа на ту, которая была у тебя четыре года назад. Что произошло, Раннвей? Почему ты исчезла?
Он взял моё лицо за подбородок, не грубо, но требовательно, вынуждая поднять голову, и внимательно заглянул мне в глаза. Не знаю, может, от волнения, но света в рожках на стенах как будто стало больше и весь он перетёк в ту часть гримерной, где стояли мы с незнакомцем. Я, упираясь в туалетный столик тем самым местом, на которое сегодня нашла приключения, и он, возвышающийся надо мной.
– Что с твоими глазами?
Он нахмурился, а в меня вдруг, как молнией, ударило воспоминанием. Точно такое же прикосновение и в ответ – страх Раннвей. Нежелание, чтобы её касались, нежелание быть с ним рядом. Злость в зелёных, неестественно ярких глазах, хлёсткие слова:
– Мне нужна жена, Раннвей, а не игра на публику!
Воспоминание померкло, но страх остался, и уже было непонятно, кому он принадлежал: мне или Раннвей.
– Не трогайте меня. Не трогай… – нервно поправилась я и дёрнула подбородком, сбрасывая его пальцы.
– Я задал вопрос, Раннвей, – жёстко повторил мужчина, лицо которого… я уже видела. В её воспоминаниях.
Сейчас, глядя в эти зелёные, как осколки бутылочного стекла, глаза, я понимала, что Раннвей его знала. А он знал её. И, похоже, очень хорошо.
Чёрт…
– С моими глазами всё в порядке, – сказала холодно, раз уж у кое-кого зудело в одном месте от желания получить ответы. – Что-то ещё?
– Много чего, – усмехнулся… муж.
Не мой, но, кажется, этого тела. Проклятье! И надо же было так вляпаться!
Спасибо тебе, Кастен. Устроил выступление ради быстрых денег. Вот, довыступалась. Теперь непонятно, как выпутываться из этой склизкой паутины, в которую по его вине и своей глупости угодила.
Я постаралась отодвинуться, увеличить пространство между мной и зеленоглазым, но он придержал меня за локоть.
– Почему ты исчезла? Почему ведёшь себя так, словно видишь меня впервые в жизни? Почему ты… другая?
Да потому что я не Раннвей!
Понятное дело, ничего такого я ему не сказала. Откровенничать с типом со странной нашивкой, которая пугала не меньше, чем весь он в целом, было глупо и ещё глупее будет оставаться с ним в одном замкнутом пространстве. Вон Толь сразу смылся. Видимо, понял, кто этот мужчина. Жаль, меня перед побегом просветить не удосужился.
– Уходи, пока я не закричала.
Мой голос звучал твёрдо и холодно, но не вызвал у незнакомца ни малейших эмоций.
– Разве так положено жене разговаривать с мужем? – Он лишь дёрнул бровью, я же нашарила пальцами гребень с острыми зубьями.
На всякий случай.
– У меня теперь новая жизнь, и в ней нет места для старых мужей!
– А для новых женихов, значит, есть?
И снова я припомнила Толя незлым, тихим словом.
– Мы не помолвлены, – оправдалась зачем-то.
Может, и не стоило, но хищный взгляд чужого мужа из чужого прошлого не оставил мне выбора.
– Само собой разумеется. Ты принадлежишь мне, Раннвей, – подаваясь ко мне, заявил он. Губ коснулся аромат мяты с едва различимой горчинкой сигар.
Дым я никогда не любила, но почему-то сейчас застыла, словно опьянённая этим запахом. Стояла и смотрела в эти сумасшедше яркие глаза. Даже в полумраке, снова окутавшем гримерную, они поражали своей неестественностью.
И пугали.
Кажется, за сегодняшний вечер я испытала столько страха, сколько не испытывала здесь за три года. А ещё раздражения. В прошлом, в другой жизни, я оставила одного такого собственника и не собиралась впускать в свою жизнь другого.
Сбросив его руку со своего локтя, процедила в лицо наглеца:
– Я принадлежу только себе и не намерена возвращаться в старую жизнь. У меня теперь новое имя, новые документы. Новый мужчина. И я всё-таки закричу, если ты сейчас же не уйдёшь!
Взгляд незнакомца заледенел. Казалось, он весь с головы до пят превратился в ледяную статую с острыми как бритва краями. Одно к ней прикосновение – и можно порезаться. Впрочем, касаться его я не собиралась. Уже достаточно сегодня «накасались».
Я набрала в лёгкие побольше воздуха, собираясь исполнить угрозу, но из-за его слов крик застрял в горле:
– У тебя её лицо, её голос, но ты не Раннвей. Ты не моя жена, хотя это тело, – он бегло оглядел меня и снова впился взглядом в глаза, – её. Ты и дальше можешь продолжать прикидываться идиоткой и надеяться, что я просто исчезну, чего уже точно не будет. Я же могу отвезти тебя в управление и отдать дознавателям. – Он коснулся моего запястья, и кожа под его пальцами как будто запылала. – Впрочем, и сам справлюсь. Поверь, Раннвей… Вейя, – поправился он с усмешкой, – так или иначе, но правду я узнаю. И если у тебя, в отличие от моей жены, есть мозги, мы оба останемся в выигрыше. Я не потеряю время, ты не испытаешь боль, которую драконы вроде меня умеют причинять.
* * *
Эндер Делагарди
В ней было что-то неправильное – это я понял сразу. Нет, там, на сцене, я видел свою жену Раннвей. Поначалу… Робкая, неуверенная в себе, беззащитная, как мелкая полёвка, – она была такой, какой я её запомнил. Но потом что-то изменилось… Исчезла робость, куда-то делась привычка опускать и прятать взгляд, пугливо отводить глаза. Почувствовав власть над людьми в зрительном зале, ощутив их интерес и внимание, девушка расправила плечи и дальше уже смотрела прямо, не робея и не стесняясь.
Пока я не вмешался.
Решил, что она меня узнала, потому и сбежала. А теперь, глядя в её глаза, незнакомые, чужие, другие, ломал голову, пытаясь понять, кто она.
Девчонка прониклась угрозами, но, кажется, недостаточно, потому что попыталась выкрутиться:
– Я получила… травму. Мало что помню из прошлого, но точно знаю, чувствую, что не хочу к нему возвращаться.
Не сдаётся… И это тоже было так несвойственно моей жене. Равно как и повышать на меня голос. Вообще на кого бы то ни было. Она всегда говорила тихо, словно каждый звук стоил ей неимоверных усилий.
– Хорошая попытка, – отдал ей должное. Разжал пальцы, прерывая болезненное прикосновение, и девчонка облегчённо выдохнула. – Но если бы ты действительно была моей женой, знала бы, что обмануть меня непросто. Почти невозможно, – последние слова я прошептал ей в губы.