XXVII
– Чем служить прикажешь? – с поклонами встречая Матвеева, спросил Стрешнев.
Артамон Сергеевич сухо поздоровался с ним, так как не любил этого «заплечного мастера», и быстро посмотрел кругом, как бы ища кого-то.
– По делу, по делу приехал, боярин, – затем сказал он, садясь на скамью, – по государеву приказу.
– О? – удивленно произнес Стрешнев. – Али крамола какая объявилась, что царь-батюшка тебя сюда прислал?
– Нет, никакой крамолы нет, я по другому делу. По твоему приказу схвачен дохтур Аглин Роман?
– По моему, боярин, по моему, – со сладенькой улыбкой ответил Стрешнев. – Только скажу тебе, боярин, ты бо-ольшую промашку с этим дохтуром сделал. Ведь он-то вовсе не зарубежный человек.
– А кто же такой? – равнодушно спросил Матвеев.
– А беглый толмач царского посольства Петра Ивановича Потемкина Ромашка Яглин.
– Твоего кума?
Стрешнев смутился немного и, запинаясь, ответил:
– Да… он мне кумом приходится.
– Который извет на Яглина сделал тебе?
– Ну, так что ж, что извет? Ведь не лжу же он сказал? Ромашка и сам в том повинился.
– Ну? – удивленно сказал Матвеев. – Ну, да, впрочем, это беда не велика: про нее и сам царь знает.
Стрешнев провел рукою по лысине: аргамаки начали ускользать от него.
Вдруг ему пришла в голову мысль.
– Коли царь это знает, то, конечно, не беда, – сказал он. – А вот беда: с пытки он повинился, что замыслил злой умысел на здоровье государево. Хотел – вишь ты – его зельем каким-то отравить и извести вконец корень царский.
– С пытки, говоришь? Ну, это важно! А покажи-ка, боярин, мне эти пыточные речи…
Стрешнев беспомощно оглянулся и даже порылся в бумагах.
– Видно, дьяк унес их с собою, боярин, – сказал он затем. – Не могу найти те списки.
– Ну и шут с ними, коли так! – равнодушно сказал Матвеев. – А видал ты, боярин, у воеводы Потемкина, кума-то твоего, перских аргамаков? – переменил он вдруг разговор.
– Н-нет… – нерешительно сказал Стрешнев, пытливо поглядывая на Матвеева.
– Разве? А я вот как сюда шел, так их вели. Я остановился и спрашиваю: куда их ведут? А мне отвечают: в подарок-де от воеводы Потемкина боярину Стрешневу… Ужотка я похвалю царю воеводский подарок тебе.
У Стрешнева даже пот выступил на лысине, и он не мог ничего сказать.
– Ну а теперь вернемся к Яглину, – продолжал Матвеев, вдосталь налюбовавшись смущением Стрешнева. – Государю ведомы все вины Яглина. Он сам в них повинился государю, и государь его простил. А потому изволь сейчас же освободить дохтура Романа Яглина.
Аргамаки окончательно ушли из рук главы Разбойного приказа.
В ту минуту, когда раздетого и со связанными позади руками Яглина палач уже хотел подтянуть на дыбу, в застенок вошел Матвеев со Стрешневым.
– Освободить его! – приказал Матвеев, указывая на Яглина. – Государь все вины твои простил, Роман, – обратился он затем к развязанному Яглину, который со слезами радости схватил его руку. – А теперь пойдем твою женку выручать.
Рыжий палач даже сплюнул с досады.
– В кои-то веки дорвался до немца – и тот ускользнул, – сказал он, когда Матвеев с Яглиным ушли из застенка.
– Не печалься, Ванька, – сказал один из стрельцов. – Дохтур-то, вишь ты, не немец, а русским оказался.
– Ну? – удивленно сказал тот, а затем, качая головою, произнес: – И берется же православный человек за такое поганое дело, как дохтурское. Лучше катом, по-моему, быть.
Матвеев с Яглиным вышли на крыльцо.
– Ну, Роман, хочешь теперь с женою повидаться? – добродушно улыбаясь, спросил боярин.
– Боярин, прошу тебя, пойдем к ней скорее! – умоляющим тоном произнес Яглин, складывая руки на груди.
– Ну, ехать недалеко придется, – по-прежнему усмехаясь, произнес Матвеев, а затем сказал стрельцу: – Крикни-ка мой возок! Я отослал его за угол.
Стрелец выбежал за ворота, и через несколько минут у ворот снаружи послышался скрип санных полозьев.
– Ну, пойдем, – сказал Матвеев.
Они вышли за ворота, и у Яглина вырвался из груди крик радости. Сидевшая в санях Элеонора, также вскрикнув, замерла у него на шее. Матвеев, ласково улыбаясь, смотрел на них.
XXVIII
У Тишайшего в вечер этого дня собралось на Верху немного народа. Ему было лучше, и он приказал позвать к себе наиболее близких ему людей.
В комнате было светло. Сам царь сидел в углу у шахматного столика и играл со своим постоянным партнером – Матвеевым – в шахматы. Несколько бояр стояли полукругом и смотрели на игру. Другие толпились кучками и вполголоса разговаривали между собой.
– Шах и мат тебе, Сергеич, – выиграв игру удачным ходом и весело смеясь, сказал царь. – Конец тебе, боярин! – И он, улыбаясь, посмотрел на Матвеева.
Последний с недоуменным видом разглядывал позицию, пытаясь отыскать свою ошибку, и, махнув рукою, сказал:
– Ну, что делать, государь, в другой раз такого маху не дам.
Бояре вслух восхищались удачным ходом царя. Матвеев косо на них посмотрел: он не любил лести.
– А, воевода Потемкин! – вдруг сказал царь, увидав в толпе бояр воеводу. – Поди-ка сюда!
Потемкин подошел ближе и низко поклонился царю.
– Здоров буди, государь, – сказал он.
– Здравствуй, здравствуй, воевода. Потревожил я тебя на воеводстве. Поди, ты там, как на печке, расположился ведь?
– Для тебя, государь, послужить – всякая служба покажется легкой, – ответил Потемкин.
– Ну, что же делать!.. Послужи еще нам и нашему царству! Хотим мы тебя послать еще раз пройтись по знакомой тебе дороге.
Потемкин вопросительно посмотрел на царя.
– След тебе съездить будет еще раз к брату нашему французскому королю. Послужи нам, съезди туда еще раз насчет торговых дел нашего государства.
– Слушаю, государь.
– А кого ты возьмешь с собою? Старых товарищей?
Потемкин подумал и затем сказал:
– Был бы ты милостив, государь, и вместо дьяка Семена Румянцева дал кого другого.
– Ну, твоя на то воля – бери, кого хочешь, о том и в Посольском приказе заяви. Ах, да! – вдруг о чем-то вспомнил Тишайший. – А кого же ты толмачом в посольство возьмешь?
– Надо немца какого-нибудь из Немецкой слободы присмотреть.
– Ну, на что тебе нового человека присматривать? – с хитрой улыбкой сказал царь. – У тебя старый знакомый на то найдется.
– Кто же, государь?
– А вот увидишь. Сергеич, – обратился государь к Матвееву, – а что тот дохтур, что мне руду бросал, здесь?
– Здесь, государь. Он в соседней комнате.
– Ну, позови его! Вот его и бери в толмачи, – присудил царь Потемкину. – Все же знакомый человек лучше нового. Да и в тех зарубежных землях он дольше тебя живал и все порядки тамошние знает. А вот и он.
В это время в комнату входил Матвеев в сопровождении Яглина.
Потемкин глазам своим не поверил при виде последнего.
– Узнаешь? – спросил царь. – Беглый твоего посольства толмач, а ныне дохтур. Вот и бери его опять в толмачи. Он толковый: нам жизнь спас и посольству большую пользу может оказать. Так берешь?
– Твоя воля, государь, – оправившись, сказал Потемкин.
– Ну и конец делу. А ты слыхал мой приказ? – обратился царь к Яглину.
– Слыхал, государь, – ответил последний.
– А не сбежишь опять? – усмехнулся царь.
– Теперь незачем бежать, государь.
– Ну и ладно! А ежели вернешься, так опять на нашей службе будешь.
– Как благодарить тебя, государь? – горячо воскликнул, низко кланяясь, Яглин. – Недостоин я твоей милости.
– Ну, ну, ладно! Моя жизнь тоже чего-нибудь стоит. А ничего о тебе я долгое время не решал потому, что надо было все обдумать… Ах, да… Сергеич! – о чем-то вспомнив, сказал Тишайший. – Вот что: спосылай-ка верного человека в Свияжск, пусть привезут воеводу тамошнего. Надо его здесь допросить, верно ли, что он там так озорует, что вон наш дохтур сестры из-за него лишился, – кивнул он головой в сторону Яглина.
У последнего даже сердце зашлось от радости. Он упал на колени перед царем и воскликнул:
– Много милостей твоих, государь, на меня, недостойного!
– И никакой тут милости нет, – добродушно сказал Тишайший. – Не могу же я в нашем государстве воеводам давать озоровать. Ну, так кого же пошлем, Сергеич? – спросил он Матвеева.
– Государь, – ответил последний, – да кого же и послать-то, как не дохтура Яглина? Пусть привезет он свияжского воеводу. Мы ему грамоту дадим. Да заодно он и старика отца повидает.
– Ну, его так его!
Скоро все ушли из покоев царя.
Потемкин ехал домой злой-презлой. Мало того, что его оторвали от спокойного воеводства и посылают опять на многолетнее странствование за рубеж, его месть не удалась, да вдобавок его злейшего врага, которого он пытался погубить, дают ему же в посольство!
Со злости у воеводы на другой день разлилась желчь, и он слег в постель.
Яглин вместе с Матвеев�