Read the book: «Школа Потерянных душ»

Глава 1 Нечисть

Я сидела на причале, болтая ногами над водами моря Забытых сновидений, дрожа от холода. Старенькие ботинки с развязанными шнурками и растянутая вязаная кофта не спасали от промозглого холода, пробирающего до самых костей. Ветер дул с моря, студеный, пропахший солью и приближающейся грозой. Волны с тихим плеском бились о каменные сваи, позеленевшие от времени и воды. Звук успокаивал, а в моей голове крутились обрывки видений: неуловимые, зыбкие истории без начала и конца. Сны жителей нашего мира, наполняли подобием жизни мрачные глубины моря. В нем плавали наряду с обычными рыбами и водорослями диковинные города, леса, земли, фантастические птицы, звери и лихие приключения. Самые старые сны опускались на дно, смешиваясь с придонным илом.

Большинству местного населения, проживающего в городе, не нравились эти видения, поэтому они запасались специальными амулетами – немалая часть из которых работала из рук вон плохо – или старались как можно реже подходить близко к морю; за черту города сны не проникали. Я, напротив, приходила сюда в любую свободную минуту. И тогда в моей голове крутились сны, я словно наяву проживала отголоски чужих жизней, ощущая эмоции, не имеющие ко мне никакого отношения, и восхищалась плодами воображения и подсознания других людей. Иногда попадались сюжеты неприятные и откровенно жуткие; в этом случае я тут же поднималась и уходила с причала – мне вполне хватало и собственных кошмаров, частенько мучивших меня по ночам, а ведь и они со временем попадали в море сновидений, получая иллюзорную возможность существования.

Я с горьким вздохом потерла разбитую коленку. Ушиб саднил, но пока что не очень-то сильно, а вот завтра непременно буду хромать. Эх! Как я могла забыть о плохо прибитой доске в самом начале деревянного причала? Рассеянностью я вообще-то частенько страдаю, но до сего дня о доске помнила. Но я так спешила на причал, что обо всём позабыла, зацепилась носком тяжёлого ботинка и рухнула на причал, как распоследняя дурочка. Дома ждёт нагоняй, тётка обожает ныть по любому поводу. А я, как назло, постоянно подкидываю ей причины. Не нарочно, естественно! Меня, напротив, нечасто посещает желание её доводить. Просто координация иногда даёт сбой, (скорее всего, это происходит из-за скорости моего подросткового роста и непреодолимой силы притяжения). Вот и сегодня! Получай я шант за каждое её нытьё, давно бы прикупила себе тёплую одежду и перестала бы мёрзнуть, как скользкая рыбина на дне моря. Шмыгнула носом и натянула почти до самых бровей вязаную тонкую шапку, обняла себя за плечи. Не сказать, что мне стало теплее, но уйти сейчас я не могла! Это может быть мой последний шанс! Если тётка не передумает (вероятность этого я оценивала как нулевую), то завтра я отправлюсь в школу. На полный пансион! Нет, вы не подумайте, я была рада убраться из опостылевшего дома дражайшей родственницы, где я провела худшие два года своей недолгой жизни. Но будущее в жуткой-прежуткой школе всё равно пугало до потери сознания. Слухи о ней ходили преотвратительные. Мальчишка, живущий по соседству, извёл меня до полусмерти за последние десять дней, постоянно таскаясь за мной по пятам и болтая, не затыкаясь! Бу-бу-бу! Там злобные преподаватели, сырые комнаты, призраки, крысы, подвалы, ученики пропадают без следа. Ох, откуда только такая осведомлённость? Этот вопрос я ему задавала раз эдак семьсот, но он постоянно делал вид, что меня не расслышал, чем выводил из себя ещё больше.

Утром я умудрилась избежать новой встречи с мальчишкой и забежала попрощаться со старичком-соседом, но вряд ли он обратил на меня внимание, вновь погрузившись в свои воображаемые миры. Я познакомилась с ним на следующий день, по приезду в дом к тётке. Помогла донести пакеты из лавки, и с тех пор частенько забегала к нему, чтобы найти очки под завалами в кабинете, напомнить о еде или достать нужную книгу для работы с верхней полки. Я читала запоем книги в его старенькой библиотеке: о морских приключениях, а также путевые заметки хозяина дома. Старичок – Вайд Ерт – был когда-то одним из ведущих исследователей вулканов и теперь писал объёмистый научный трактат. На мой вопрос о школе, он лишь отмахнулся и сказал, что она хоть и несколько необычная, но совершенно не страшная, и снова уткнулся в свои записи.

Погрузившись в сны и мысли, я случайно задела ногой опору причала, и левый ботинок чуть не улетел в воду, пришлось резво подобрала ноги под себя. Потеряю ботинок – и придётся отправляться в школу босиком или в своих старых туфлях, которые малы мне на два размера и выглядят так, будто я нашла их на свалке. Тётка и не подумает купить мне новые.

Скорчившись у высокого фонарного столба на краю причала, я разглядывала силуэты кораблей, в большом количестве бороздящих морские волны до тёмной линии далёкого горизонта. Проследила взглядом за рассеянным лучом маяка, скользившему по поверхности неспокойных вод. Маяк был сновидением, он возвышался над нашим городком, перенесённый со дна моря древними магами и возведённый на самой высокой скале бухты. Он уже столько веков стоит на страже, и стены его из древних зачарованных камней хранят наш город от монстров Затерянного острова. Я с нетерпением вглядывалась в густую черноту небесного свода. Ожидание моё длилось уже месяц и грозило окончиться горьким разочарованием. У меня нет больше времени! Сегодня последний шанс, а она всё не спешила!

Ветер утих, я с надеждой подняла голову, и наконец, мое долгое ожидание закончилось! Из-за гребня скалы выплыла огромная черепаха. Она неторопливо скользила по воздуху ярах (единица измерения – равен одному метру) в сорока над морем. Черепаха была огромной, она закрывала половину неба. Чёрный панцирь в россыпи созвездий и символов утерянного языка, серые плавники. Живая клубящаяся тьма шлейфом растекалась от фигуры черепахи по небу, опускаясь к морю. На кораблях в тот же момент потушили все огни – дань уважения и почтения. Гигант плавно и абсолютно бесшумно проплыл над моей головой в сторону горной гряды, изобилующей вулканическими озерами. Меня накрыла его плотная, физически осязаемая тень. Я съежилась от страха и восторга одновременно. В воздухе разлился запах сырости и надвигающейся с моря грозы. Налетел порыв ветра, разметав мои волосы. Я подняла руку, чтобы их поправить, и тут волоски на коже встали дыбом. От рукава свитера меня прямо в лоб шибануло электрическим разрядом. Но я даже не дернулась, не отводя глаз от тёмного силуэта. Постепенно черепаха исчезла из виду. Я ещё с минуту таращилась на контур гор на фоне бархатного неба, ощущая разверзшуюся внутри чёрную дыру. Вцепившись в столб, поднялась на одеревеневшие конечности и похромала по причалу. Холода я уже не замечала. Уныние сковало мысли и тело, чудо не произошло. Моё желание осталось без внимания. В глазах стояли слёзы; солёная дорожка скользнула по щеке. Я тут же стёрла её рукавом.

Спустилась на берег, заваленный крупными обломками скал, прошла по песчаной тропинке, миновала редкие кривые деревья, растущие у кромки моря, и вскоре вышла к домам. Под ногами захрустели мелкие камни. Улицы приморского квартала заворачивались в нелепые загогулины и путали путников нелогичными переулками и тупиками. Вообще-то улицы эти были обычными, с небольшими каменными домами, крытыми старой черепицей, с печными трубами. Но мой путь лежал к дальней окраине с домами попроще. Некоторые из них пугали мрачностью и захудалостью, а эта часть улицы – темнотой, царившей здесь даже в редкие солнечные дни. Дом тётки выглядел хуже всех… или мне так просто казалось. Каменные стены, заросшие мхом, маленькие мутные окна, покосившийся деревянный навес над порогом.

Я подошла к облезлой двери, ведущей в одноэтажное неуютное жилище тётки. Свет в окнах не горел, это означало, что она уже отправилась спать. Слишком долго я ждала черепаху, и теперь меня ждёт нагоняй ещё за то, что я её разбужу.

Последние шаги я преодолела через силу, ноги не слушались. Подняла руку, хотела было постучать, но обессиленно опустила её и тихо ткнулась в дверь лбом. Постояла так с минуту, собирая последние капли решимости по закоулкам души. И всё-таки решила попытаться проникнуть внутрь тайно и не нарываться на скандал. Обошла по правой стороне скособоченный домишко с низкой покатой крышей, остановилась у окна, ведущего в мою неуютную комнату, и легонько толкнула створки. Они, едва слышно скрипнув, мягко распахнулись, и на пол комнаты посыпались хлопья старой краски. Я с облегчением выдохнула. Тётка в кое-то веки не проверила перед сном окно, а я не зря смазала петли маслом, пару ложек которого предупредительно притащила с кухни! Тенью ловко скользнула в комнату и быстро закрыла ставни. Юркнула под рваное одеяло, не раздеваясь и прямо в ботинках. Шмыгнула носом, в горле першило, меня трясло от холода. Отлично! Только простуды мне не хватало! Горечь обиды и жар накатывали приливной волной, снося последние опоры здравого смысла. Я уткнулась в подушку, чтобы заглушить звук, и горько заплакала, размазывая слёзы по горячим от жара щекам. Постепенно я провалилась в вымороченную, лихорадочную полудрёму.

– Эй! Ты! Вставай! Скоро приедет карета из школы! И я наконец-то от тебя избавлюсь, паршивка! – грохнул за дверью в мою комнату голос тётки Измы.

Я с трудом открыла глаза. Полуденные пасмурные, густые сумерки окутывали сырую, холодную, полупустую комнату. Солнце над линией горизонта давно поднялось, но пряталось в набухших дождём облаках. Села на кровати, потерла глаза, поморгала. В последний раз окинула взглядом комнату: серые стены в разводах сырости, паутину под потолком, стул, кровать и древний шкаф с одной дверцей. Вот и наступил последний день в этом кошмаре. И, скорее всего, меня ждал впереди новый кошмар! Какая красота! Но с другой стороны, хоть какое-то разнообразие: в этом доме находиться больше нет сил, они практически достигли критического предела. Потрогала лоб и, как ни странно, не смотря на жар с вечера, простуда решила всё же не заглядывать ко мне на огонёк и не облегчать переезд в школу, затуманив мой разум температурой. Вот спасибо! Шапка сползла за ночь с головы и завалилась под кровать. Я подняла её и сунула под подушку, пусть остаётся здесь. Тётка выбросит её вместе с остальными моими вещами, и комнату с щёлочью отмоет. И для разнообразия хоть в одной комнате дома станет на некоторое время идеально чисто. Не останется и намёка на воспоминания о моём присутствии.

Вышла в коридор и прошла в переднюю. Тётка Изма уже стояла там, кряжистая, с желтоватым, нездоровым цветом лица, глазами на выкате и мелкими кудряшками на голове цвета ржавчины. Рядом с ней стоял мой старенький кожаный чемодан, кое-как перетянутый ремнями. Ого, я его давненько не видела. Ну, один плюс отъезда в школу уже есть: хотя бы получу свои вещи обратно. Она ногой пихнула чемодан в мою сторону. Я безропотно его взяла и молча перенесла ближе к входной двери, где и застыла столбом у порога. Постою здесь до прибытия школьной кареты. О времени и дате её приезда из школы сообщили больше дюжины дней назад.

Тетка протопала мимо и скрылась на кухне. Все верно, сказать нам на прощание друг другу нечего. Она ни разу даже не потрудилась сделать вид, что мне рады в этом доме. Дальняя родственница отца, вечно недовольная всеми вокруг и жизнью в целом.

С улицы донесся стук копыт лошадей и грохот колес тяжёлой кареты по вымощенной старой щербатой брусчаткой дороги. Я словно окостенела; страх медленно накатывал приливной волной. Я вся обратилась в слух, очевидно, от паники: шум приближающейся к дому кареты заглушил все остальные звуки вокруг. Он корабельным колоколом стучал в голове, перетекая в позвоночник, скручиваясь ледяным угрем в животе. Карета вскоре остановилась, послышались тяжелые неспешные шаги, и в дверь прямо над моим ухом громко стукнули дважды. Эти удары оглушили меня, выбив набатом последние жалкие крохи мыслей из головы и надежд из души. Боясь вздохнуть, я трясущейся рукой схватила чемодан, распахнула дверь. И я уставилась на высокого мужчину, стоявшего на ступенях дома: желчный, с бледным недовольным лицом, крючковатым носом и тонкими поджатыми губами, в темной хламиде с капюшоном. Его взгляд был каким-то странным, мужчина будто глядел в пустоту, прямо сквозь меня, и в его глазах не было заметно ни единой человеческой эмоции. Я внутренне сжалась, с трудом поборов желание оглянуться. Вряд ли он так пристально уставился на дверь и часть темного коридора за моей спиной? Но не слепой же он в таком случае? Слепой школьный возница! Да быть того не может! Однако махать руками перед лицом мрачного визитера я поостереглась. Выглядел он грозно и до крайности зловеще.

Пока я все это прокручивала в голове, не понимая, как поступить: сесть в карету, которой управляет тип, явившийся прямиком из кошмара, или захлопнуть дверь перед его физиономией. Мужчина, не сказав ни слова, костлявым пальцем указал на распахнутую дверцу кареты, развернулся, так что полы его хламиды взмыли в воздух, и взобрался на место возницы. Я судорожно сглотнула и, не оглядываясь, кое-как влезла с чемоданом в карету и трясущейся рукой захлопнула за собой дверь. Поставив чемодан на пол, ногой задвинула его под скамью. Карета с места не двинулась, я съехала на край сидения и растерянно выглянула в окно. В тот же момент карета дернулась, рессоры взвизгнули, дверь распахнулась. Я в панике отшатнулась назад, а внутрь влез красный, как корабельный сигнальный фонарь, мальчишка-сосед Мирн Шарн. Грохнул тяжеленный чемодан на скамью, плюхнулся рядом с ним, перевёл взгляд на меня и пораженно застыл, затаив дыхание. Мы таращились друг на друга с одинаковым выражением полного офонарения на перекошенных от страха неизвестности лицах. Мальчишка похлопал глазами, внезапно побелел и заерзал на скамье. Цвет его лица сменился столь кардинально, что я за него даже запереживала, как бы дурно парню ни стало! Я смогу только по щекам похлопать или приоткрыть пошире окошко. Если позову возницу, он, чего доброго, вообще в сознание откажется возвращаться. Но Мирн вроде бы сидел на скамье ровненько и падать не собирался. Я с облегчением перевела дыхание. Карета, скрипя на все лады, как старая рассохшаяся рыболовная биржа, неторопливо двинулась вниз по улице. Мирн стянул с головы шапку, темные волосы растрепались и торчали во все стороны. Он попытался усесться поудобнее, заехал локтем в стенку и тут же подобрался и ссутулился, явно пытаясь стать меньше ростом. К концу лета он вымахал на целую голову, превратившись из обычного мелкого мальчишки в высоченного худого юнца с острыми локтями и коленями.

Скрестив руки на груди, я прищурилась, как-то некстати припомнив о своей разбитой коленке, порванных брюках и стареньком растянутом свитере. Но смущаться и краснеть перед мальчишкой абсолютно точно не собиралась. Тем более настроение у меня и так было донельзя мрачное, но, к сожалению, испортить его еще сильнее, сейчас было легче легкого. Однако я, сжав кулаки, пообещала сама себе, что всякое неосторожное замечание, высказанное невольным попутчиком, вернется к нему сторицей. Поэтому я нахально задрала нос и протянула как можно ехиднее:

– Хм, вот интересно-то как! Мирн Шарн! Что ты здесь делаешь? Неужели тебя тоже отправили в школу? В страшную, сырую, заполненную крысами и злыми учителями! Могу предположить, что ты что-то натворил, и тебя отослали в наказание? Или, напротив, за отличное умение довести окружающих своей бурной фантазией до состояния нервного помешательства?

Парень нахохлился и недовольно нахмурился.

– Нет! – буркнул он. – Родители уехали! В этом году им выпало дежурство на маяке, – и выпалил эмоционально. – Понятно, Шанира Тени?

– Понятно! – кивнула я, мигом растеряв весь запал вредности.

Сглотнув появившийся в горле ком слез и боли. Так вот, значит, почему его отослали в школу: его родители отправились на маяк, как когда-то и мои родители, но только они обратно не вернулись! Вслух я это говорить не стала – не в моих привычках бить по больному, даже если человек мне не очень-то нравится. Однако он и так понял всё невысказанное по моему лицу. Мы молча уставились в противоположные окна кареты, разглядывая привычный сумеречный городской пейзаж. Тяжелые мысли, будто бы воплотившись в реальность, ехали, рассевшись по сиденьям вместе с нами.

Карета приблизилась к тёмному провалу туннеля, который вёл на противоположную сторону горной гряды. Нас мало-помалу укрыла непроглядная тьма. Что-то зашуршало, чиркнуло огниво, и по небольшому пространству кареты разлился тусклый свет свечи. Мальчишка оказался предусмотрительным, ну или тот, кто собирал его в путь. Туннель тянулся на целую версту, а с огоньком, честно говоря, было не так страшно. Нет, боялась я отнюдь не темноты; наоборот, именно ночь я любила больше всего. Я боялась того неизведанного, чуждого мне мира, что скрывался за туннелем! Страх не имел под собой обоснованных причин но, тем не менее, отмахнуться от него не получалось.

– Что произошло… с твоими родителями? – подал голос мальчишка.

Долго же он набирался смелости, что бы задать этот вопрос. Но я ничего конкретного ответить ему не могла по той простой причине, что мне самой никто ничего не рассказал, просто поставили в известность. Родители около месяца дежурили посменно из-за меня, других родных у нас не было (как я думала), но утром они получили сообщение о каких-то проблемах на маяке и уехали вдвоём. Вечером приехали незнакомые хмурые люди в мантиях магистериума. Скупо бросили пару фраз, уничтоживших мою привычную жизнь. Забрали меня из родного дома, заперли дверь на замок и привезли сюда, к тётке, которая моему появлению, мягко говоря, не обрадовалась, и это было взаимно.

– Ничего! – злобно огрызнулась я.

Он печально вздохнул. Карету сильно тряхнуло на выбоине, мы подпрыгнули на скамейках, а мой чемодан громко стукнулся о пол. Полыхнуло за окнами мерцающим белым заревом, по коже пробежали мурашки, волосы встали дыбом, воздух прорезал тихий визг. Огонёк свечи качнулся. Карета остановилась, и воцарилась мёртвая тишина. Мы с Мирном, пытаясь сообразить, что происходит, попытались встать, но ноги не очень-то слушались.

– Не понимаю, что это было? – выдохнула я.

Мирн сглотнул.

– Почему стоим? – выпалил он.

– Ты у меня спрашиваешь? – взвилась я.

– Сейчас спрошу у возницы! – покладисто сказал он, видимо, решив, что ситуация не способствует тому, чтобы ввязываться в бесполезный спор с глупой и вредной девчонкой.

Он неловко приподнялся, развернулся, влез коленями на сиденье и негромко стукнул в стену кареты, за которой, предположительно, сидел возница.

– Извините! Почему мы стоим? – громко и чётко спросил он.

Но никто на его вопрос ничего не ответил. Я вцепилась в край скамьи, дёрнула за ручку двери, но она оказалась заперта. Недоверчиво подёргала её ещё несколько раз, с тем же результатом.

– Не понимаю! Зачем нас закрыли? Эй, что происходит? – паника захлестнула меня с головой. Я вскочила и забарабанила кулаками по окну. – Откройте! Слышите?

Карета вновь дёрнулась и закачалась на рессорах из стороны в сторону. Мирн вцепился в свой чемодан, чуть не навернувшись вместе с ним на пол кареты. Я чудом успела среагировать, растопырила руки и упёрлась в стену и дверь. Мой чемодан выпал из-под лавки. Карета замерла, и мы тоже. Ни звуков, ни движения. Я с тревогой вглядывалась в непроглядную тьму за окном, едва не утыкаясь в него носом.

Мирн расцепился, наконец, со своим чемоданом и встал. Я опустила руки, меня потряхивало от озноба, ведь здесь, в туннеле, даже в самые жаркие дни царил стылый влажный холод. Ещё от осознания того, что мы находились под огромной массивной толщей скальных пород и что творится снаружи, не видели.

– Что нам делать? – прошептал Мирн.

– Нужно как-то открыть две… – начала я, но в тот же момент дверца кареты, возле которой я стояла, медленно распахнулась, словно бы сама по себе.

Лязгнули зубы, я оглянулась, мальчишка скривился и высокомерно на меня взглянул. Ага, ну конечно, это не он так трясётся от ужаса, что зубы выстукивают морские сигналы тревоги. Лошади, скорее всего, или возница. Мирн крепко сжал челюсти. Я выглянула наружу и чутко прислушалась, но как ни старалась, расслышала лишь негромкий стук копыт и ржание. В конце концов, решила пока что проглотить ехидные комментарии и на негнущихся ногах вылезла из кареты и прошла немного вперёд. Хм, лошади были на месте: они стояли смирно, но нервно стригли ушами и перебирали копытами. Я их понимала как никто. Сама бы попсиховала, да зритель попался трусоват, не оценит – ещё и в демонстрации умений на этом поприще меня легко переплюнет.

– Тащи сюда свечу! – прошипела я этому зрителю. – Я не вижу ничего! Возницы нет!

– Как это нет? – удивился он.

– Слушай, хватит задавать вопросы, на которые у меня нет ответов и быть не может по определению!

Мальчишка пропустил мои слова мимо ушей, а в этом он был большой специалист! У меня было столько возможностей в этом убедиться! Пятно света, покачиваясь и ругаясь в полголоса, выпало из кареты и как-то очень уж неторопливо приблизилось. Я, честно стараясь не паниковать и не психовать, притоптывала, скрестив руки на груди.

– Это ты у нас знаешь всё на свете! Может, объяснишь, что тут происходит?

Он поднял повыше свечу. На месте возницы валялась знакомая хламида, а вот его самого и правда нигде не было видно.

– Нечисть! – брякнул Мирн.

– Что за нечисть? – не поняла я его высказывание.

– В городах, где живут люди, частенько появляется нечисть, – с тяжелым вздохом принялся объяснять он.

– Краем уха я об этом слышала! Объясни поточнее? – попросила я. Вежливо, кстати, попросила, сама от себя не ожидала!

– Ну, – Мирн замялся, подбирая слова. – Ими становятся обычные люди, уж не знаю почему, но они каким-то образом вдруг, раз, – он щелкнул пальцами, – и превращаются в нечисть. Пока нечисть не освоится в человеческом теле, ведет себя неадекватно. И если с кем-то из местных произошло несчастье, и новый представитель нечисти появился в любом из городов, его быстро выловят и уничтожат, поэтому они стараются как можно реже встречаться после оборота с нормальными людьми. Этот же, видимо, надумал сбежать куда подальше и решил, что карету со школьниками сканировать на присутствие нечисти не будут. Хм, кстати, вопрос: он и был возницей, внезапно ставший нечистью? А если нет, то куда, интересно, в таком случае, подевался настоящий школьный возница… – он запнулся. – Очень надеюсь, что он жив. Но как бы то ни было, нечисть решил сбежать из Кьярна, но попался. Ведь именно в туннеле стоит защита, она обнаружила его и уничтожила. Мне о них отец рассказывал, давно. И вот…

Он махнул рукой на хламиду.

– Понятно! Я тоже надеюсь, что возница не был нечистью и что он жив, – покивала я и раздосадованно добавила: – Нам-то что теперь делать? Мы только въехали в туннель, и вокруг ни души! Ты умеешь управляться с лошадьми?

– Нет! И дороги в школу я тоже не знаю! – отрицательно помотал он головой.

– Надо же, а ты столько мне о ней рассказывал. Я, честно говоря, слушая твои россказни, вполне могла бы прийти к выводу, что ты там бывал и не раз, а ночами бродил по её коридорам при лунном свете в поисках тем для жутких баек. Иначе как бы тебе удалось насочинять их о школе в таком устрашающем количестве!

– Я ничего не сочинял! – возмутился он.

– Откуда в таком случае такая осведомлённость? – ехидно уточнила я.

– У меня старший брат там учится! – отводя глаза в сторону, ответил он.

– Ах, да, точно! – вспомнила я. – Динт Шарн! Запяматовала только, сколько лет он там уже учится? – сощурилась я.

– Четыре года! – кашлянув, ответил он.

– Хм, надо же, и судя по всему, он зачем-то пугает тебя страшилками собственного сочинения! – щёлкнула я пальцами и протянула елейным голосом. – То есть школа не такая уж и жуткая?

– Нет! Но я ничего от себя почти не присочинил! – щёки его вновь наливались багрянцем.

Ну, хотя бы нашёл в себе силы это признать.

– Ага! Просто старательно пересказывал мне, не упуская ни малейшей детали, как на духу! – фыркнула я. – Ничего, доберемся, я всё увижу своими глазами! Кстати, у Динта довольно мрачные фантазии! Может, твой брат специально тебя запугивал? Только не понятно зачем!

– Не знаю. Может быть, и не специально, он всегда был фантазером! – со вздохом кивнул он.

– Ладно, разберёмся с этим позже! Сейчас нам нужно решать другую проблему!

Он неуверенно передёрнул плечами. Угу, семейка сказочников! Один сочиняет страшилки, а другой незамедлительно и не прибавляя – по его заверениям – драматических подробностей, делится ими со мной. Чем я только такую честь заслужила?

Я взглянула на лошадей; как ими управляют возницы в городе, я видела тысячи раз, то есть, можно сказать, с теорией знакома! Но практика обычно оказывается не в пример сложнее!

– Не думаю, что это так уж сложно! Да и выбора у нас нет. Будем учиться всему в процессе.

Вдруг Мирн как-то странно всхлипнул, вцепился мёртвой хваткой в мою руку и, заикаясь, прошептал:

– Шанира! Т-т-там!

Он ткнул трясущимся пальцем в сгущающуюся за пятном света от фонаря тьму туннеля. Я взглянула на белую физиономию мальчишки, а его глаза неподвижно, в ужасе таращились куда-то за мою спину. Если он издевается, я его поколочу, пообещала я, клянусь древними богами, ушедшими за край мира. И обернулась. К нам навстречу, печатая шаг и покачиваясь, шло нечто: тёмное, бесформенное, огромное! Я ещё разок воззвала к богам и мысленно попрощалась с жизнью.

Оно кособоко скривилось и… стянуло с головы капюшон. Мирн шмыгнул носом и с облегчением выдохнул. Я тоже! Оказалось, что к нам подошёл незнакомый, но вполне обычный и совсем не страшный мужчина. Отчаянно рыжий, с веснушками на носу и щеках. Улыбался он доброжелательно и приветливо, и, в отличие от нечисти, он смотрел не сквозь нас, а взгляд его был открытый и прямой. Хм, интересно, а пустой взгляд – это отличительная черта нечисти? Или признак, присущий исключительно их новенькому представителю?

– Демоны подземные, вы что, одни? – несказанно удивился он.

– Как видите! – подтвердил Мирн.

Незнакомец нахмурился, подошёл к карете, бросил проницательный взгляд на козлы и заметил валяющуюся там хламиду.

– Ого! Дела! – присвистнул он.

– Возница был нечистью? – подал голос Мирн.

Мужчина бросил на него заинтересованный взгляд, но промолчал. В его руке вспыхнул огонёк.

– Прыгайте в карету! Я довезу вас до нужного места! – наконец сказал он пару минут спустя.

В течение которых мы стояли, замерев каменными изваяниями в туннеле, настороженно наблюдая, как он тщательно осматривал и туннель, и карету, и даже лошадей. Двигался мужчина быстро, но при этом не упустил ни единого укромного угла. После чего запрыгнул на место возницы и схватил вожжи. Мы послушно выполнили его просьбу и забрались в карету, уж очень опасливо он оглядывался по сторонам. Желание лезть к нему с вопросами отпало на подлёте. Я пнула чемодан, он послушно скрылся под сиденьем, а я заодно и душу отвела. Мирн поставил свой чемодан на пол, прислонил к двери, а сверху водрузил свечу. Мы уселись на скамьи, и карета вновь начала неспешное движение. Меня мучило любопытство и желание вызнать подробности о повадках нечисти, но спрашивать мальчишку не хотелось. И дело было даже не в том, что он мог наплести очередные выдумки, а в самом факте – просить его о чём-то. Но и впустую (во всех смыслах) таращиться во тьму туннеля быстро надоело.

– Расскажи ещё о нечисти! – выпалила я. Он удивлённо на меня вытаращился. – Ты сказал, что люди в них превращаются, почему?

– Как именно они становятся нечистью, мне отец не рассказывал, и тех, кто обратился давно, отличить от нормальных людей обычно сложно.

– Но в чём же всё-таки разница? – подалась я вперёд.

Он помялся, но ответил:

– Они хищники, могут убить, искалечить, особенно новички. Те, кто стал одержим давно, могут себя контролировать. К тому же, близость нечисти усиливает страх и злость окружающих, люди чувствуют исходящую от них опасность подсознательно. Даже если они отлично маскируются, рядом с ними жизнь постепенно становится невыносимой.

– Можно подумать, некоторые люди не могут постоянно злиться по складу характера, и жить с ними, в связи с этим, далеко не сахар, – с сарказмом вставила я, вспоминая свою родственницу.

Мирн тоже, очевидно, вспомнил мою тётку и, скривившись, умолк; ему от неё тоже частенько доставалось. Ей даже в самые лучшие и светлые дни (примерно штуки три за год) не нравилось решительно всё вокруг: я, лавочники, кареты, корабли, лодки, соседи, море, коты, природные явления, сосед-старичок, маяк, черепаха, брусчатка под ногами и небо над головой.

Понемногу вокруг кареты начал разливаться бледный дневной свет. С каждым яром он становился всё ярче. Мы наконец-то приближались к концу туннеля. От облегчения я хлопнула в ладоши.

– Черепаха небесная! Выбрались! – улыбнулась я. С Мирном снова начало твориться нечто странное: он распахнул рот и уставился мне за спину. Опять? Нет, это не смешно даже! Мы в карете, что он там увидел? – Скажи, пожалуйста, что у тебя с лицом?

Он молчал, но хотя бы рот закрыл, и вдруг хихикнул. Этого я не ожидала, всплеснула руками и раздосадованно повернула голову назад. Вот тут я почувствовала, что и с моим лицом происходит нечто неладное. Из моего чемодана сквозь скамью просачивалась одежда, неторопливо рассредоточиваясь по небольшому периметру кареты. У самого моего носа болталось в воздухе платье, моё старое чёрное платье с кружавчиками, помахивая длинными рукавами с манжетами. В этот самый момент в карету просочился сквозняк сквозь щели в двери и задул огонёк свечи. Монстры островные, собственное порхающее в полутьме платье испугало меня почище любой нечисти. Мирн снова нервно хохотнул, а над платьем взмыл шарф, свиваясь кольцами и помахивая длинной бахромой. Мимо проплыли носки, брюки и свитер, они начали мягко биться в окно кареты, как ночные мотыльки, решив, видимо, рвануть в туннель, на свободу. По инерции, не задумываясь, я хлопнула в ладоши ещё раз, одежда рухнула вниз. Нет, она не просочилась обратно, а неаккуратно захламила пол и скамьи. Я, залившись краской смущения до кончиков ушей, в мгновение ока собрала все тряпки и запихнула их комом в чемодан.

После чего посмотрела на мальчишку: он развёл руками, криво ухмыляясь, дескать, знать не знаю, что тут произошло и почему. Я взглянула на свои руки, ну, что сказать! Руки, как руки. Запястья торчат нелепо из драного старенького свитера, костлявые, с неровно обрезанными ногтями. Что же здесь и сейчас произошло? Это магия? Но откуда она во мне вдруг взялась? Да, мои родители были магами и сильными. К тому же, отец был лучшим специалистом по расшифровке древнего языка нашего мира. Но в себе я никогда магии не ощущала. Я несколько раз слышала, конечно, что наш городок у моря во многом отличается от других городов мира. Он находится в месте, где реальность и линия защиты соприкасается с плавучим Затерянным островом, заполненным зыбкими мороками и теневыми монстрами. Но от них город уберегала защита, маяк был её основой и форпостом, защищающим жителей от нападения монстров. Управлять маяком невероятно сложно, не каждому такое под силу. Черепаха – древнее сновидение, как и маяк, поднятые со дна моря и ставшее важной частью и источником защиты для мира. Подробностей я, конечно, не знала, как и никто из горожан, кроме тех, кого назначали на дежурство на маяке. Обычно они работали там год или два, а по возвращении делиться подробностями не могли, это было строжайше запрещено.