Глава 29
Даша сидела на самом краю крыши, прислонившись спиной к бетонному ограждению. Ее немигающий взгляд застыл где-то на уровне шпилей величественного костела, шикарный вид на который когда-то и заставил Костю приобрести именно эту квартиру. Напряженная и неподвижная, она как будто сама стала частью окружающего пейзажа. Осторожно ступая, лишь бы не напугать, Костя приблизился и тихонько заметил:
– Так и знал, что найду тебя здесь.
Дашка удивленно оглянулась:
– Костя? А ты… ты что здесь делаешь? – будто бы очнувшись, спросила она.
– Живу? – насмешливо повел бровью мужчина, бесцеремонно ее разглядывая.
Даша вытерла нос рукой и аккуратно встала со своего места. Она понимала, что было глупо спрашивать у хозяина квартиры о том, что он в ней забыл, но…
– У тебя дела в городе, или…
– Ага, дела… Даш, отойди от края, а?
Женщина послушно отступила. Оглянулась, будто бы прощаясь с городом, втянула со всхлипом воздух.
– Эй… Ну, ты чего?
– Ничего… Ничего, Костя… Все хорошо. Не бери в голову…
– Ну, да… – хмыкнул мужчина.
– Кость… Не надо, а? Я просто хотела побыть одна. Помнится, ты сам мне разрешил сюда приходить, когда приспичит… Даже ключ дал.
– Значит, побыть одной… Гхм… Не самое твое умное решение.
Даша вскинула взгляд. Что ему ответить? Вот, что? Сейчас ей меньше всего было нужно чье-либо общество. Она хотела забиться в угол и выть… Чтобы никто… никто не догадался, как ей на самом деле плохо. Как страшно, и одиноко. Чтобы никто не догадался… Да.
И было так хорошо сидеть, наблюдая за тем, как в узких окнах древнего храма переливаются в заходящем солнце пестрые витражи… Прислушиваться к размеренным ударам собственного сердца. Стучит… А значит, жизнь продолжается. Несмотря ни на что, жизнь берет свое… Минуту за минутой, пока можно не шевелиться и ни о чем не думать. Не думать о боли…
Костя смотрел на нее не мигая. И почему-то молчал. Это было очень необычно и странно. Ведь раньше он всегда находил слова. Отведя взгляд, Даша попыталась представить, что его здесь нет, и вернуть себе прежний покой. Отстраниться…
– Дашка… Ну, ты чего, мелкая?
– Оставь меня, а? – жалобно попросила женщина.
– Не могу. Не могу оставить… Ты лучше расскажи, что случилось. Может быть, я чем-то смогу помочь.
– Помочь… – отстраненно повторила женщина. – Нет, Костя… Здесь не поможешь… Да и не случилось ничего. Так… Психанула на ровном месте. Даже не о чем и говорить.
Он посмотрел на нее, снисходительно вздернув бровь. Как смотрел все шестнадцать лет до этого. Будто бы давно-давно постиг то, что она еще даже не начала…
– А ты все равно расскажи.
Ну, зачем ты, Костя? Зачем? И без того тошно. Внезапной волной накатила боль, от которой она так долго бежала. Даша вскинула руку в беззащитном жесте и отступила к краю.
– Дашка, пойдем в дом… Поговорим, а? – увещевал ее мужчина, делая шаг навстречу.
– О чем, Костенька? Ну, о чем, милый? О том, что дура я? Да разве ты этого не знаешь…
– Нет. Не знаю… ну-ка, иди сюда и по-человечески все объясни. А если не хочешь – черт с ним. Не объясняй, только отойди от этого чертового края!
Стремительным движением Костя ухватил Дашку за руку и дернул на себя. Поднял вверх, будто она ничего не весила, и, как мешок с картошкой, закинул себе на плечо.
– Ты что творишь?!
– Я?! Я, что творю?! А ты, дура безмозглая, что делаешь?! Тридцать лет отметила, а ума так и не набралась! Вот ты что здесь забыла, когда твой мужик в другом месте? А?! – разъярился мужчина, ставя ее на ноги.
– Он не мой! – заорала в ответ Дашка. – Не мой, понимаешь?! И никогда не будет моим! А я люблю его, Костя! Если бы ты знал, как люблю…
Мужчина замер. Глядя ему в глаза, Даша увидела, как из них ушла злость, будто ее там не было вовсе. Костя отвернулся в сторону.
– Тогда тем более я ничего не понимаю. Герман поднял на ноги всех… И сейчас, я уверен, места себе не находит, не зная, где ты, и что с тобой.
– Кого поднял? Ты о ком, вообще? – в недоумении моргнула Дашка.
– О топтунах, конечно же, которые, сбившись с ног, ищут тебя по всему городу.
– Подожди… Так ты в курсе о…
Костя скривился, будто бы иначе и быть не могло, и снова посмотрел на нее тем самым снисходительным взглядом.
– Как давно?
– Как давно, что?
– Как давно ты в курсе того, что происходит? И откуда вообще?!
– Твой режиссер обладает гораздо большим здравомыслием, чем ты сама.
– Ты хочешь сказать, что это Герман…
– Я уже сказал.
– А Ставр… Ставр тоже знает?!
Ответом Дашке была иронично вздернутая бровь Константина. Понятно… Значит – без вариантов. А Герман? Почему он ей ничего не сказал?! Мысли в голове скакали от одной к другой. До той поры, пока не пришло понимание – если и люди Ставшего не нашли несостоявшегося убийцу, то для нее все обстояло гораздо хуже, чем она изначально предполагала. Зябко поежившись, Дашка обхватила себя за плечи и, опустив голову, прошептала:
– Дело – дрянь, да?
– Все под контролем. Зря, конечно, ты сразу к нам не пришла.
– Не хотела волновать…
– Угу… Не хотела она…
Костя отошел к кухонной зоне, пошарил в шкафчиках, достал бутылку виски. Покрутил ее и тут же резко отставил. Оперся широко расставленными руками о столешницу, опустил низко голову.
Дашкино сердце разрывалось. И она сама будто рушилась изнутри. Даша не хотела становиться чьей-то проблемой, но в жизни так получалось, что только ею она и была. Для всех. И даже для Германа, который гораздо более уместно смотрелся в объятьях Лады, чем в ее собственных. Эта картинка до сих пор стояла перед глазами. Ее Герман, и эта… женщина. Дашкин мир перевернулся… Все страхи, которые она задвигала, вся ревность, все то, что между ними стояло – вышло на первый план. И это больше не получалось игнорировать…
– Я ни х*я не понимаю, Дашка. Объясни, мне, дураку… У тебя, наконец, все хорошо. Все живы, здоровы, ты занимаешься любимым делом, ты влюблена… Так какого хрена, Даш? Какого хрена ты мечешься?
Даша откинула волосы ото лба. Неуверенно пожала плечами. Она не умела делиться своими проблемами. Не могла вот так, запросто, выложить все, что на сердце. Но… это был Костя. И после их последнего разговора на озере… После всего, что она ему о себе рассказала… Почему бы и нет?
– Ты знаешь, почему мы с Германом скрываем свои отношения?
– Чтобы не спровоцировать убийцу.
– Не только. – Даша тяжело вздохнула, уселась на деревянный стул и, отвернувшись к окну, продолжила, – помнишь, на озере, я тебе рассказала…
– Да.
– Это не все, Костя… Не вся грязь…
– Даш…
– Послушай, ты либо хочешь узнать, либо нет!
– Иначе бы не спрашивал. Нам действительно нужно во всем разобраться.
– Тогда слушай… и не перебивай, пожалуйста, ладно?
Костя задержал на ней взгляд и медленно-медленно кивнул:
– Выкладывай.
– Ты видел текст записки? – спросила женщина и, дождавшись еще одного кивка, продолжила, – но ты не знаешь, Герман вряд ли бы тебе признался… что речь, скорее всего, шла о пленках, которыми меня уже шантажировали тринадцать лет назад. – Дашка откашлялась, – Пленках порнографического содержания, на которых я запечатлена в самом неприглядном виде. Если эти записи всплывут – карьере Германа придет конец… Ты спрашиваешь, почему я несчастна? А какой мне быть, если мой удел – встречи тайком… Какой мне быть, если у нас нет будущего? Если прошлое в любой момент может разрушить наше настоящее? Какой мне быть, Костя, какой?!
На последних своих словах Дашка вскочила. Ей, наверное, уже следовало заткнуться, но отчего-то не получалось. Не осталось сил нести этот груз одной. Ведь все это время, все это чертово время – она не могла не думать, что её сказка в любой момент может обернуться кошмаром. Каждый раз, засыпая в объятьях Германа, она благодарила Небо за то, что подарило ей еще один день рядом с ним. Но каждый раз, просыпаясь одна, она задыхалась от боли…
– Нет никаких пленок.
– Есть! Я их своими глазами видела…
– Их уничтожили практически сразу же, после твоего возвращения домой.
Даша открыла рот, но не смогла ничего из себя выдавить. Она осмысливала сказанное Костей и, похоже, сходила с ума.
– Что значит «уничтожили»? Когда?!
– Я ведь говорю – сразу же, после того, как вы со Ставшими вернулись из Канн.
– Подожди… Вы узнали о пленках еще тогда? От кого?! Как…
Она ничего не понимала. Абсолютно. Только боль в сердце усиливалась. И что-то необъяснимое происходило в душе. По телу прокатилась дрожь. О чем он говорит, господи? О чем он говорит?!
– Да какая разница, как узнали?! Факт в том – что мы все подчистили еще тогда. Говорил ведь тебе на озере, чтобы ты не оглядывалась на прошлое. Да только разве ты меня слушаешь?!
Дашка тряхнула головой. Она не знала, какое желание в ней сейчас преобладало – закричать на него, что есть мочи, или… придушить.
– Почему вы мне ничего не сказали? Тогда… Почему вы мне ничего не сказали? – повторила, как попугай.
– Зачем? – изумился Костя. – Понятно, что мы бы все решили…
– Понятно? – истерически закричала Дашка. – Кому понятно, Костя?! Я тринадцать лет жила в страхе! Тринадцать чертовых лет я засыпала и просыпалась с мыслью, что мой сын может увидеть, как меня тр*хают во все дыры, а ты мне говоришь «понятно»?!
Крылья тонкого породистого носа мужчины дрогнули, но Дашка, которую трясло от переполняющих душу эмоций, этого даже не заметила. Однако, тем временем Костя и сам закипал…
– А как, ты думала, мы поступим, докопавшись до сути?! Оставим все, как есть?!
– Я не знаю! Я тогда ни о чем не думала! Не думала, что вы вообще до чего-то докапывались. Я выжить пыталась!
– А мы делали все, чтобы у тебя это получилось! – Костя взмахнул рукой и сбил со стола пару чашек. Выругался от души. – Думаешь, мы увидели тебя, обдолбанную и за*баную, покачали головами и просто вернулись домой?! Схавали? Да, ни ху*!
– Господи… – покачала головой Дашка. Она уже давно вскочила со своего места, и теперь металась по комнате, в попытке уложить в голове слова друга. Что он имел в виду? Как много ему в действительности было известно? Обхватила себя руками, только сейчас осознав, что, вполне возможно, Костя знал о ней гораздо больше, чем она предполагала. Все самое постыдное, самое мерзкое и тошнотворное… Боль стала практически нестерпимой. Мучительной. Невыносимой. Будто бы вся она стала концентрацией боли…
А потом молнией мелькнула страшная догадка:
– Костя… Ты… ты все знаешь обо мне, да? Вообще… все?
Он дернул плечом:
– Да брось… – отмахнулся, как будто это, и правда, было неважно. Но это было не так! Абсолютно.
– Костя… Костенька…
– О боже, ты опять собираешься плакать?
– Нет! – хлюпнула носом Дашка, – нет, не собираюсь. Я просто… Костя, я…
– Даш, слушай… Мне нужно позвонить. Сказать Герману, что с тобой все в порядке. Дать отбой спецам… Дай мне пару минут, и мы обсудим все, что тебе захочется. И не плачь, ладно?
Даша прошептала робкое «да». Глядя на нее, Костя кивнул, нерешительно отвернулся, потянувшись к телефону, и бросил на женщину еще один взгляд из-за плеча. Вконец ослабевшая, она упала в кресло. Зарылась лицом в подрагивающие ладони. Прикусила губу. Дашка не могла поверить в то, что все оказалось так просто! Старалась убедить себя, что её счастью с Германом уже ничего не угрожает… Что можно перестать таиться, и начать двигаться вперед, можно планировать будущее! То будущее, куда они вообще старались не заглядывать, будто бы оно никогда не настанет. А теперь, вот, могли… Но почему-то мысли то и дело возвращались совсем к другому – все это время, все эти годы… Костя знал…
Глава 30
В тот день они не стали больше ничего обсуждать, хотя, наверное, и нужно было. Но сил не осталось. Их как будто выкачали подчистую. Если бы не Костя, она бы и в гостиницу ни за что бы сама не добралась. А Костя помог.
Герман выскочил навстречу. Взволнованный и подавленный.
– Дашка… Ну, что ж ты творишь, а? Что же ты делаешь? Я так волновался…
– Извини…
– Это ты меня извини. Я не мог ее оттолкнуть перед камерами! Но мы поговорили после. Она никогда больше такого себе не позволит. Обещаю…
– Хорошо… Я спать пойду, ладно?
Герман оглянулся на Костю и медленно кивнул головой.
– Можно тебя на минутку? – поинтересовался Костя.
– Конечно… Что-то случилось?
– Мы вычислили нашего писаря, – кивнул головой Костя, уверенно шагая по коридору.
– Писаря?
– Угу. Автора записки. Как мы и думали, никакого отношения к покушениям он не имел. Ставр был прав, когда предположил, что это женщина. Но ошибся в том, что она была твоей любовницей.
– Тогда кто это был? – свел брови Герман.
– Начинающая актриса, которая пробовалась вместе с Дашкой на роль. С карьерой у дамочки не сложилось. И теперь она, как переходящее знамя, кочует от одного любовника к другому. В тот день она остановилась с одним из них в той же гостинице, что и Даша.
– И чего она добивалась?
– Да ничего, Герман! Обычный порыв. Как и любая завистливая баба, она лишь хотела испортить Дашке жизнь. Заставить поволноваться.
– Но текст…
– Эта дамочка когда-то с Дашей и Керимовым на каких-то тусовках… Отсюда и текст.
Герман на секунду остановился, обдумывая ситуацию. Он не мог наверняка сказать, облегчала ли данная информация поиски преступника, или, напротив – только усугубляла все.
– Не поймешь, радоваться нам или огорчаться по этому поводу?
– Есть такое дело.
– Радоваться. Одной версией меньше – уже хорошо. Тем более, что у нас появились новые зацепки.
– Какие? – вскинулся Герман.
– Еще рано о чем-либо говорить. Но, вполне возможно, мы вышли на след Керимова. Нужно еще немного времени, чтобы все проверить.
– Но съемки практически завершены…
– Вот и хорошо. Когда это все закончится, за Дашкой будет проще приглядывать.
– И то так…
– У тебя, вообще, какие планы насчет нее? – вдруг поинтересовался Константин.
Герман перевел взгляд на мужчину. Больше всего ему хотелось ответить, что его это никоим образом не касается. Но, в то же время, на него давило чувство признательности к этому человеку. Да и понимал он, что тот задавал подобные вопросы не из праздного любопытства. И это меняло все.
– Самый серьезные, – ответил, закуривая.
– А как же пленки? Карьера?
Герман вскинулся:
– Ты знаешь?
Костя пожал плечами:
– Дашке пришлось объяснить, почему, встречаясь с одной женщиной, на людях ты появляешься с другой.
– Больше этого не повторится, – отрезал Герман.
– Даже так? – вскинул бровь Костя.
– Не сомневайся. После съемок Даша переедет ко мне.
Герман выдержал пристальный взгляд мужчины. Дождался его не слишком уверенного кивка.
– Что, думаешь, я ей не пара? – спросил зачем-то.
– То, что я думаю, не имеет ровным счетом никакого значения. Главное, что думает Даша, – бросил Константин, перед тем, как уйти. Герман сделал еще пару затяжек и последовал его примеру.
Съемки заканчивались. Все шло настолько гладко, что это не могло не настораживать.
– Рада, у нас все готово?
– Уже давно. Ну, ты чего дерганый-то такой в последнее время?
– Не знаю. Предчувствие какое-то… Дашу уже подготовили?
– Все сделали… – мягко улыбнулась помощница.
– Пластины хорошо закрепили?
– Гера… Ты невыносим.
– Ладно, я сам проверю.
Финальная сцена с выстрелом напрягала Германа невероятно. Вызывала чувство какой-то фатальной неизбежности. Будто бы он сам накликал беду. Странные чувства. Особенно учитывая тот факт, что он никогда не был особо суеверным.
– Ну, ты как, готова? – поинтересовался у Дашки, заходя в трейлер.
– Ага. – Даша обернулась и одарила режиссера сияющей улыбкой. – Ужас, сколько скотча на меня намотали!
– Дай, посмотрю…
– Эй, – улыбнулась та, – ты всех своих актрис об этом просишь?
– Нет. Только ту, которую люблю. Ну же… Дай мне убедиться, что мы все сделали правильно…
Герман потянул вверх Дашкину футболку, прошелся взглядом по закрепленной на ней конструкции. Все было в полном порядке. И кожаная прокладка, и металлическая пластина, и сам сквиб – взрыватель, который сымитирует выстрел, и мешочек с искусственной кровью.
– Гриша сам все устанавливал?
– Сам, – кивнула головой Даша.
Герман немного успокоился. Григорий был одним из лучшего пиротехников в стране. Он полностью ему доверял.
– Под бдительным оком Кости, – добавила смущенно. – Не понимаю, почему вы раздули из этого рядового события такую проблему! Можно подумать, меня, и правда, убьют!
– Никогда, – серьезно глядя Дашке в глаза, прошептал Герман, – я никогда не позволю этому случиться.
– Герман Маркович! Все уже на местах. Ждем только вас.
– Иду… Сейчас, только… Проверю оружие.
– Костя уже проверял, – закатила глаза Дашка. – Вы оба невыносимы!
Камера. Мотор. Все, как обычно, но тревога на душе не отступала. Вот Елена хватает Дашку за руку, та вырывается и что-то говорит… Герман напряженно следит за сценой. Елена выхватывает из сумочки пистолет и стреляет. Даша подает замертво. В фокусе камер Дашкин расфокусированный взгляд.
– Стоп. Снято…
Герман выдохнул только тогда, когда Даша вскочила с земли и помахала ему рукой.
– Нужно еще пару дублей, – закричал оператор. – Здесь какая-то тень на лице!
Дашу снова переодели, установили новый сквиб, и все началось заново.
– Сцена сто сорок семь, дубль два.
Герман напряженно следил за Дашкой. Его сердце колотилось, как сумасшедшее. Не выдержав напряжения, затравленно осмотрелся. И тут же вскочил. Прямо в кадр на всех парах несся Костя. Но он был слишком далеко. Как в замедленной съемке, режиссер перевел взгляд на актрис в кадре. От одной к другой. Сумочка! У Елены была совершенно другая сумочка! Мгновение спустя, она выхватила из нее пистолет. На размышления не осталось времени. Все, что он мог, это рвануть вперед, в попытке предотвратить неизбежное. Его отчаянный крик поглотил звук выстрела. И тут же адская боль сокрушила тело.
Ничего не понимая, Дашка попыталась встать. К ней подбежал взволнованный Костя, и еще какие-то люди. Все кричали наперебой и о чем-то спрашивали. Но она не могла разобрать слов… На ободранных при падении коленях подползла к Герману. Кто-то уже снял с него залитую кровью рубашку. Расцарапанными в кровь ладонями коснулась родного лица.
– Герман… – закричала, что есть сил, но вышел едва различимый шепот. – Герман…
– Все хорошо… – прохрипел он, – все будет хорошо. Не волнуйся…
Даша громко всхлипнула и закрыла ладонью рот. Взгляд невольно скользнул вниз. И сосредоточился на маленьком отверстии в груди. Оно казалось почти безобидным, если бы не стекающие струйки алой крови – самое страшное из того, что она когда-либо видела.
– Ничего не говори! Даша, ты меня слышишь? Не позволяй ему говорить… Так только хуже.
Плохо соображая, женщина кивнула головой.
– Сейчас я наложу повязку. Задето легкое… – объяснял Костя, но Дашка уже ничего не слышала. Просто смотрела испуганными глазами на Германа. До рези в глазах смотрела. И ей казалось, что время остановилось. Только в голову пекло жаркое августовское солнце, и во рту горчило от терпкого запаха крови. В какой-то момент Герман потерял сознание, и страшный вопль вырвался из ее горла.
– Ну, что ты, девочка. Он жив! Жив, Даша?! Ты меня слышишь? Он жив!
Она кивнула. Подползла еще ближе, не замечая, как немилосердно жжет ободранные колени раскаленный вонючий асфальт.
– Я люблю тебя, – скулила искусанными губами, – я люблю тебя, слышишь?
Никогда раньше не говорила ему этих слов. Каждый раз что-то в последний момент останавливало. А теперь он не слышит… И в мозгу набатом стучит: «Слишком поздно!»
Люди редко думают о смерти. По крайней мере, до тех пор, пока она не забирает у них самых дорогих. И, наверное, это даже правильно – думать нужно о жизни, которая так быстротечна, и может оборваться в любой момент. А еще говорить… Чтобы успеть сказать что-то важное, пока еще есть такая возможность. Но понимаешь это обычно, когда уже слишком поздно. Когда ничего уже не изменить. Когда горло каленым железом жгут так и не произнесенные слова. Слова любви, слова прощения… Такие нужные слова. Так и не сказанные слова, которые вечной болью прорастут в душу…
– Даша, приехала скорая. Ну же, тебе нужно отойти.
Костя коснулся ее, привлекая внимание, но женщина сбросила его руку. Поднялась, опираясь на содранные ладони. Медики тут же принялись за работу. А Даша не могла отвести взгляда от лужи ярко-алой крови. От нее отделялись тонкие ручейки, которые стекали в трещины на раздолбанном асфальте. Будто бы уже сейчас земля по чуть-чуть забирала Германа к себе. Даша закричала.
– Ну, же, мелкая… Посмотри, он жив. Он пришел в себя! Дашка!
– Даша… – прохрипел Герман, и только звук его голоса привел ее в чувство.
– Я люблю тебя… – прошептала надорванным голосом.
Он смотрел на нее глазами, полным любви. Они казались такими бездонными на побелевшем от боли лице! Такими больными…
– Все будет хорошо… – прошептал перед тем, как снова отключиться.
– Грузим, ребята! – закричал кто-то ей прямо на ухо.
Не слушая никаких возражений, Даша забралась в карету скорой. Полубезумными глазами она наблюдала за тем, как ему на лицо надели кислородную маску и принялись что-то вкалывать. Потом измеряли давление, подключили капельницу. И она понимала, вроде бы, что медики все делают правильно, но все равно не могла равнодушно наблюдать за этими манипуляциями. Вдруг ему больно?
А потом наступили самые страшные часы ее жизни.
– Идет операция. Больше пока мне ничего не удалось разузнать.
Костя? Он тоже здесь? Зачем? Почему? А, впрочем, какая разница? Ей было так ужасно страшно, что ничего другое не имело значения. Зубы лязгали, дрожь пробирала тело, а на губах ощущался вкус крови.
– Тебе нехорошо. Присядь. Сейчас тебе обработают ссадины.
Даша покачала головой.
– Не нужно. Я сама… В туалете… Не знаешь, где он?
– В конце коридора, налево.
Даша кивнула и похромала в указанном направлении. Закрыла за собой дверь. Включила кран. Принялась остервенело тереть колени и содранные ладони. С каким-то удивлением заметила, что опять плачет. Странно… Откуда взялось столько слез? Зачерпнула пригоршню воды, опустила в нее лицо, смывая остатки грима. Медленно-медленно подняла взгляд на собственное отражение, отчаянно зашептав:
– Пожалуйста, господи… Я никогда и ничего у тебя не просила… И недостойна просить… Но, пожалуйста, пусть он выживет!