Read the book: «Завтра наступит вчера»

Глава 1

– Она вообще живая?

– Она под лошадиной дозой анксиалитиков.

– Да, устроила погром. Что с ней? Буйная?

– Поступила на днях. Утверждает, что её убили!

– Убили? Как это?

Сквозь гул в ушах слышу противный смешок с хрюканьем.

– Крыша поехала.

– Жаль. Такая красивая девушка.

Чувствую тепло. Рука, скользнув под халат, ложится на левую грудь и сжимает её.

– Я бы с ней зажёг! – хрюкающий понизил голос.

– Руки убери, извращенец! Да, симпатичная. Но как видишь, красотки тоже сходят с ума. Она заведующему чуть ухо не откусила.

«К горлу подкатило. Сейчас вырвет. Почему так плохо? Не могу пошевелить руками и ногами. Какие тяжёлые веки. Где я? Две головы зависли над моим лицом. Мужчины в белом. Боже, как плохо!»

– Подвинь утку, её сейчас стошнит. Вот чёрт! Набок разверни.

– Как я её поверну? Она привязана!

– Голову подвинь к краю!

– Давай, давай. Вот так. Смотри, чтоб не захлебнулась.

– Где я? – собрав все силы, спрашиваю, вглядываясь в лица людей в белом. Горечь во рту вызывает очередной позыв к рвоте. – Дайте воды, – отплёвываясь и скривившись от вкуса желчи во рту, шепчу, тяжело дыша.

Сердце колотится. Голова гудит. Всё кружится и плывёт. Пытаюсь поднять правую руку, чтобы вытереть рот. Не получается.

– Голову приподними ей.

Тёплая вода с противным запахом хлорки смывает горечь и приводит в чувства. Зажмуриваю глаза, что есть силы и раскрываю так широко, насколько могу. Мужчины стоят, молча, с двух сторон.

– Где я? – повторяю вопрос.

– Ты в психиатрической больнице.

– Что с моими руками?

– Ничего с твоими руками. Ты привязана, потому что разнесла пол-отделения.

– Почему я здесь?– ничего не понимая, пытаюсь сфокусировать взгляд на одном из стоящих.

– Вопросы будешь задавать врачу.

– А вы кто? – Чувствую, что теряю силы и закрываю глаза. Слабость охватывает всё тело. В ушах звенит. Проваливаюсь в темноту.

Первое, что слышу, когда прихожу в себя – это гул и щелчки. Осторожно открываю глаза. На потолке гудит и моргает лампа. Холодно. Всё тело болит.

Руки и ноги привязаны к кровати. Приподнимаю голову – никого. В палате с крашенными в синий цвет стенами я одна. Дверь – железная, с небольшим, круглым окошком.

– Пожалуйста, – хриплю, – Пожалуйста, помогите, – слёзы по вискам стекают на серую замызганную подушку. Во рту пересохло. Время тянется. Не чувствую ног. Улавливаю мелодию гудящей лампы:

«Какая-то монотонная параноидальная драма».

Слышу поворот ключа и скрип открывающейся двери.

– Ну, ты как? – бородатое лицо с зелёными глазами расплывается в улыбке  надо мной.

– Помогите! – хриплый голос едва пробивается через ссохшийся рот и вязкие слюни, склеившие губы.

– Я тебя переведу в палату. Только давай спокойно.

Бородатый отвязывает мои руки и ноги,  – Иначе…– недоговорив, он подхватывает меня сильными руками подмышки и поднимает с кровати, – Идти сможешь?

Машу утвердительно головой и пытаюсь сглотнуть, но всё пересохло, кажется, до самого желудка.

Медбрат крепко обхватывает за талию, кладёт мою руку себе на плечо.

Он почти несёт меня. Ноги не слушаются и волокутся по полу. Только иногда успеваю попасть ногой в темп шага несущего.

«Наверное, сейчас ночь».

Длинный тускло освещённый коридор – пуст. Двери, встречающиеся по обе стороны – заперты. Мы движемся быстро. Я чувствую его тяжёлое дыхание и терпкий запах сигаретного дыма, смешанного с ароматом мужского парфюма.

– Пришли, – усадив меня на лавку у железной двери, достаёт связку ключей и, выбрав нужный, открывает замок. Подняв меня с лавки и, закинув на плечо, как скрученный ковёр, затаскивает в комнату. Темно. Кидает на кровать. Железная сетка прогибается и противно скрипит под тяжестью моего тела. Бородатый удаляется, заперев за собой дверь. Лёжа на спине, вглядываясь в темноту, жду. Чего именно не понимаю, но жду.

«Человек вообще странное существо, всё время чего-то ждёт. Как я здесь оказалась? Что со мной случилось?»

 Напрягая память, пытаюсь вспомнить хоть что-то.

Вспоминаю, как в бешенстве кусаю человека. Чувствую вкус крови во рту. Мои руки скручивают, волокут по коридору. Колени больно бьются о каменный пол. Хрюкающее противное лицо нависает надо мной. Его рука лезет под мой халат.

Кашель возвращает мысли из обрывков страшных воспоминаний в реальность. В небольшое окошко надо мной пробиваются первые лучи солнца. Поднимаю голову. Напротив, на кровати, судорожно бьётся в кашле старуха, прикрывая рот рукой.

Взъерошенные засаленные седые волосы лежат на её лице.

– Ворон, – старуха поднимает руку и показывает трясущимся пальцем на окно. Её голос звучит, как скрип моей кровати.

– Что? – не понимаю и, приподнимаясь, смотрю в окно. На решётке, за окном, сидит птица. Перевожу взгляд на соседку.

– Кто-то умрёт! – Старуха опускает руку к лицу и откидывает волосы, – Кто-то умрёт! – повторяет она и смотрит в упор на меня. Мутные глаза сверлят меня взглядом. Жуткое зрелище: горбатый нос и тонкие губы, растянувшиеся в кривой ухмылке.

«Старая ведьма!»

Старуха закидывает голову, сотрясаясь в диком смехе, потом вскакивает и начинает бегать по палате, повторяя: «Кто-то умрёт, кто-то умрёт!»

Меня колотит от холода и ужаса, который я наблюдаю.

Наконец, успокоившись, старуха садится рядом со мной на кровать и берёт мою руку. Я, не сопротивляясь, наблюдаю за ней настороженно. Поднеся мою ладонь к лицу, она что-то шепчет. Прислушиваюсь.

«Ты умрёшь, ты умрёшь».

Отдёргиваю руку и отодвигаюсь подальше. Щелчок замка заставляет «ведьму» смиренно вернуться на своё место.

– Выходим на завтрак, – слышу женский голос за приоткрытой дверью.

Встаю, иду к двери. Выглядываю. Из палат выходят больные, бесшумно шагая за высокой женщиной в белом халате.

«Ведьма» выталкивает меня в коридор и, обойдя, направляется за толпой. Высокая останавливается и оборачивается.

– Тебе особое приглашение нужно? Шевелись! – кричит, обращаясь ко мне, через весь коридор. Все останавливаются и тоже оборачиваются. Лысый мужчина повторяет за высокой, копируя даже интонацию.

– Заткнись, Коля! Не нарушаем правила: идём  спокойно! – прикрикивает она.

Лысый виновато опускает голову и замолкает.

Злюсь, но иду по коридору вслед за всеми. Вхожу последняя в столовую, которая находится в конце коридора.

«Фашистка» – так я прозвала длинную. Стоит, дожидаясь меня у дверей в столовой.

– Дорогуша! Ты новенькая, поэтому пока привыкай. Слушай, смотри и впитывай. Два раза не повторяю, поняла? – Её глаза, сверкая злобой, впиваются в меня. Голос звучит притворно ласково, кроме последнего вопроса, словно вбитого гвоздями мне в уши.

Здесь же возникает дикое желание ударить ей кулаком в нос. От «фашистки» так и несёт властью и презрением. Сдержанно киваю, опуская глаза, которые выдают моё тайное желание, и быстро прохожу к раздаче. Каша в железной тарелке и чай, цветом больше напоминающий мочу. Оглядываюсь.

Крашенные в мрачный грязно-зелёный цвет стены, на полу коричневая старая плитка со сколами, справа от входа одно окно с решёткой внутри и снаружи. Пять небольших деревянных столов на четверых.

Почти все столы уже заняты. Нахожу свободное место рядом с лысым Колей и женщиной с длинными чёрными кудрявыми волосами, местами сбившимися в колтуны. На ней грязный цветной халат с дыркой на плече. Прерывая трапезу, она поворачивается и смотрит на меня своими пустыми глазами, без особого интереса.

– Привет, – поочерёдно оглядываю женщину и лысого, быстро уплетающего содержимое тарелки.

На руке у женщины, между большим и указательным пальцем, замечаю небольшую татуировку синего цвета. Это надпись «Бритва». Коля, не поднимая глаз, отрицательно машет головой. «Бритва» толкает меня локтем в руку. Понимаю – разговаривать запрещено.

«Что за правила. Мы что, в тюрьме?»

Пресная, безвкусная холодная каша. Такой же чай. С трудом заталкиваю в себя, осознавая, что другого варианта не будет. Оглядываю присутствующих, чавкающих с одинаково отсутствующим взглядом людей, похожих на зомби.

Также в тишине всё возвращаемся в свои палаты.

Ведьма запрыгивает на кровать и отворачивается к стенке. В голове немного проясняется.

«Итак, мои выводы: я в психбольнице, в отделении для тяжёлых больных. Мужчины и женщины находятся вместе. Здесь нет таких, кто просто косит от армии или «торчков», – размышляю, встав на кровать ногами и положив руки на подоконник. Летнее солнце греет моё лицо. Закрываю глаза и наслаждаюсь этим моментом».

– Приём лекарств, – звучит голос позади. Вздрагиваю, не услышала, как «фашистка» вошла к нам в палату.

Нехотя опускаюсь на кровать.

– Я в порядке, мне не нужны таблетки, – говорю ей, тихо, глядя на пару белых пилюль в протянутой руке.

– Рот открывай! – звучит с угрозой. Скалится, и на её передних зубах остаётся след от красной помады.

– Для чего эти таблетки?

– Я тебя предупреждала, что повторять не буду? Вась! – в двери тут же появляется мужчина-шкаф с закатанными рукавами. Останавливается в дверях, упираясь своими огромными ладонями в бёдра. Его лысый череп блестит под лампой.

– Что, Марина Степановна?

– Помоги дорогуше, – перекладывает таблетки в ладонь подошедшему медбрату.

– Я сама! – протягиваю руку.

– Рот открывай! – подходя ко мне вплотную, Вася бесцеремонно хватает левой рукой за волосы на затылке и, запрокидывая голову, толкает таблетки мне в рот, заливая водой из стакана. Давлюсь, но глотаю.

«Твари» – сжимаю кулаки, но сдерживаюсь – «Против Васи не попрёшь».

«Ведьма» уже сидит на своём месте с открытым ртом наготове и с радостью принимает свою порцию лекарств. Вася с «фашисткой» выходят из палаты смеясь.

Сознание мутнеет. Моя злость превращается в апатию. Появляется заторможенность. Не могу собраться с мыслями. Клонит в сон.

– Эй! Вставай! – с трудом открываю глаза. Тело ватное. «Ведьма» трясёт меня за плечи. – Вставай!

Я пытаюсь подняться, удаётся присесть на кровати с третьей попытки.

– Есть! Эта звала! – тянет за руку. Встаю, но от слабости падаю на пол, больно ударяясь плечом. «Ведьма» хватает меня подмышки и тащит по полу, в её глазах я вижу страх. Собираю все силы и встаю на ноги.

– Всё, всё, я могу сама!

Наша палата – последняя в коридоре. Плетусь за всеми, качаясь. «Фашистка» одаривает леденящим взглядом в дверях столовой, встречая такой же взгляд от меня. Чуть заметно усмехается, подчёркивая своё превосходство.

Суп из воды с картофелем, морковью и луком, расплёскиваю трясущейся рукой. Бросаю эту затею. Беру стакан, с так называемым чаем, и залпом вливаю в себя. Встаю и плетусь к выходу.

– Сейчас идём на прогулку, переоденься, – слышу знакомый голос.

В коридоре меня догоняет бородатый и протягивает аккуратно свёрнутую одежду серого цвета. Ловлю себя на том, что радуюсь его появлению. Улыбаюсь, беру одежду и иду в палату.

Нагретая солнцем лавочка кажется троном в сказочной стране. Деревья шелестят на ветру своими ярко-зелёными листочками, перешёптываясь с кустарниками шиповника. Лишь огороженная высоким забором и колючей проволокой территория омрачает прекрасный пейзаж раскинутой лужайки с цветущими бархотками. Кто-то из больных ползает по земле и ловит кузнечиков, остальные бродят по отведённой для прогулки территории или сидят на лавочках.

«Отличная компания, Яна»

В груди ёкнуло. Я вспомнила своё имя. Вскочив с лавочки, подбегаю к бородатому, который наблюдает за всеми гуляющими одновременно.

– Я-я!

Он внимательно смотрит на меня с ожиданием услышать, что же меня так взбудоражило.

– Что? Говори.

– Я должна поговорить с врачом! – выдыхаю.

– Ты скоро встретишься с ним. Как только у него заживёт ухо, – усмехается бородатый.

Меня немного успокаивает его ответ.

– Может, даже завтра, – кладёт свою руку мне на плечо, – Иди гуляй.

Отхожу, пытаясь вспомнить свою фамилию и не забыть имя.

Дни идут медленно. Силы покидают. Утекают в прожжённые от таблеток дыры. Лекарства гасят во мне жизнь. Я чувствую, как превращаюсь в овощ. Бородатый – единственный человек, проявляющий хоть какое-то сочувствие. Каждый раз, выходя на прогулку, выносит мне чашку кофе. Божественный напиток. Наслаждаюсь, отпивая небольшими глотками. Самый яркий и в то же время тихий момент – это прогулка. Сижу, развалившись на лавочке, наблюдаю за пчёлами, роящимися над клумбой. Солнце щиплет меня за щёки, чтобы я пришла в себя.

– Сегодня после прогулки идём к Тарасу Петровичу, – сев на лавку рядом со мной, объявляет бородатый, протягивает мне кофе.

– Кто это? – понимаю, что совсем отвыкла разговаривать.

– Заведующий.

– «Жертва?»

– Ага. Твоя дальнейшая жизнь здесь зависит от него.

– Царь, сея заведения? – горько усмехаюсь.

– Что-то вроде того. Держи себя в руках.

– Угу, – отпиваю глоток. Закрываю глаза от наслаждения. Божественный вкус напитка на мгновение переносит куда-то далеко. Я чувствую прохладный ветер, который гладит меня по волосам утешая. В памяти мелькают отрывки воспоминаний, как в старом чёрно-белое кино: круглый столик, звук скрипки, приближаются и вливаются в мой мозг знакомой мелодией. На столе две чашки с кофе и какой-то десерт. Мужская рука держит кольцо. Я протягиваю свою руку, чувствуя волнение и трепет во всём теле. Кольцо скользит по моему безымянному пальцу. Мягкие губы прижимаются к моим губам. Моё сердце сжимается. Тоска и страх охватывают всю меня: и внутри, и снаружи. Холодок пробегает по спине. Я вжимаюсь в лавку, подтягивая колени к лицу. Слёзы застилают глаза. Ком застревает в горле. Одна страшная мысль – крутиться в голове. Это страшное слово – «одиночество».

– Как я здесь оказалась? – спрашиваю, собравшись с мыслями и силами. Разговаривать сложно. В голове всё путается, язык шевелится медленно.

– Я не знаю. Заступил уже после на дежурство.

Идём мимо столовой, бородатый достаёт ключи от двери, возится с замком. Проходим в следующее отделение, больные сидят на лавках вдоль палат: кто-то играет в карты, лото, кто-то читает. Двери в палаты открыты. Никто не обращает на нас внимания. Совсем другой мир.

Когда дежурит бородатый, он не заставляет пить таблетки. Вкладывает мне в руку и уходит. В эти дни голова более ясная.

Ещё одна дверь. За ней коридор с кабинетами. Доходим до двери с табличкой «Заведующий отделением».

Мой сопровождающий стучит в дверь и, поворачиваясь, произносит серьёзно:

«Держи себя в руках!»

– Угу, – киваю, входя за ним в кабинет. Яркий солнечный свет, бьющий в глаза, заставляет прищуриться.

– Кто здесь у нас? – вставая из-за стола, наигранно, протягивает заведующий.

– Здравствуйте, – опускаю свои глаза в пол, увидев заклеенную пластырем мочку его уха.

– Я смотрю тебе лучше. Присаживайся, – кивает заведующий на стул, стоя́щий у стола. Сам встаёт у приоткрытого окна, скрестив руки на груди. Послушно сажусь, косясь на бородатого. Тот одобрительно кивает.

– Иди, Серёжа. Я справлюсь. – Тарас Петрович смотрит внимательно, пытаясь проанализировать моё состояние по внешним признакам.

– Я за дверью, если что!

«Серёжа. Я даже не спросила, как его зовут», – ощущаю себя очень уязвимой. Маленькой, неказистой девочкой, которая, что-то натворила, и сама не может понять, что.

– Ну, что? Как ты себя чувствуешь? – усаживаясь обратно в своё кресло напротив, беря в руки папку, спрашивает заведующий.

Худощавый, с козлиной бородкой и редкими седыми волосами, аккуратно зачёсанными назад. Отполированные ногти. Идеально выглаженный белый халат. На вид лет шестьдесят. Он внимательно вчитывается, хмуря брови.

«Профессор, мать его!»

 Волнуюсь. Говорю тихо:

– Я вспомнила, как меня зовут.

– Да что ты говоришь?– протягивает «профессор» театрально. Ну, и как же нас зовут?

«Идиот!» – он жутко меня бесит, но я сдерживаюсь. Голос противный, блеющий. Отвечаю, неуверенно:

– Яна. Как я здесь оказалась?– стараюсь говорить спокойно, несмотря на поднимающееся чувство недоверия и тревоги. Смотрю в упор. Замечаю, как забегали его зрачки под очками. Повисает пауза.

«Профессор» резко прерывает молчание. Я вздрагиваю от неожиданности.

– Тебя в лесу у пещеры увидела группа туристов. Ты кричала и билась в истерике. Когда привезли сюда, вела себя как разъярённый зверь. Доказывая, что тебя убили, – откашливается и трогает заклеенное ухо, – Это, если вкратце.

– Убили?– пытаюсь вспомнить. Но память как будто стёрта,– вы выяснили, кто я? У меня есть родственники? Меня разыскивают?– спрашиваю, с последней надеждой. Голос надламывается. Я замолкаю, чтобы не показать свою безысходность, свою слабость и отчаяние.

– Мы пытались. Но ты, как будто не существуешь! Тебя нет в интернете. Полиция тоже не смогла ничего выяснить,– пожимает плечами,– Таких, как ты у нас много, бедных потеряшек, – улыбается, но в глазах леденящий душу холод. Взгляд у этого человека совсем недобрый. Его ухмылка с явной издёвкой, поднимает во мне очередную волну ярости.

– Попробуйте поискать по имени! – предлагаю, отворачиваясь. Не выдерживаю испытывающий взгляд «профессора».

 Стараюсь не показать своё отношение и настрой.

– Ну, ты думаешь мало Ян на свете?– усмехаясь, он встаёт из-за стола и опять подходит к окну. Прищуривается от яркого солнечного луча. Замирает на несколько секунд, закрыв глаза, в наслаждении. Боюсь заговорить, разозлить его – тоже боюсь, и не удержаться от соблазна разодрать физиономию «профессора». Всё-таки решаюсь заговорить:

– Я не знаю…– растерянность вместе с отчаянием врываются в меня, вытесняя последнюю надежду,– Ладно, допустим, но у меня к вам вот какой вопрос: вы от чего меня лечите? Пусть я была не в себе, когда попала сюда, сейчас же я в порядке! Только не помню ничего, – сложно сдержать ярость, которая сжигает изнутри и рвётся наружу.

– Пока мы приводим в норму твою психику, наблюдаем,– спокойно и монотонно произносит, возвращаясь за стол и медленно опуская свой тощий зад в кресло, «профессор». Смотрит внимательно мне в глаза поверх надетых очков, наклонив голову.

«Что он всё высматривает? Скользкий тип!»

– Препараты, которые мне дают, убивают, стирают личность, а не приводят психику в порядок! – повышаю голос в раздражении, больше не в силах сдерживать гнев.

««Профессор» явно не желает меня выпускать из этого заведения!»

– Ну, ну! Спокойнее, – в его интонации звучит угроза, – ты же не хочешь, чтобы тебе увеличили дозу?

– Нет, – опускаю голову, понимая, что он здесь хозяин, и сейчас моя жизнь, действительно, зависит от него.

– Переведите меня в другое отделение. Я не сумасшедшая! – стискиваю зубы. Последний шанс.

– Ну, это мы ещё посмотрим. Пока принимай таблетки и веди себя тихо. Будь послушной девочкой! Всё будет зависеть от тебя, – говорит, слащаво растягивая слова. Противная ехидная улыбка расплывается по его лицу.

Чувствую, как внутри закипает кровь, и, я готова откусить «профессору» второе ухо. Стараюсь подавить поднимающийся гнев глубоким дыханием.

– Серёжа, проводи больную в палату! – кричит он через весь кабинет.

«Больную? Это вы здесь все больные! Десять, девять, восемь…» – начинаю считать, чтобы переключиться и не натворить глупостей.

Сергей открывает дверь и ждёт, когда я выйду. Медленно идём с ним по коридору.

– Сергей, – набираюсь я смелости, – Ты можешь дать мне свой телефон? – останавливаюсь и протягиваю руку.

– Телефон? У меня нет с собой телефона. Нам нельзя проносить в отделение личные вещи. Вообще, ничего нельзя приносить и выносить, – говорит он вполголоса, слегка подталкивая меня в спину, чтобы я продолжала движение. Навстречу идёт медсестра. Поравнявшись с нами, она внимательно и с явным пренебрежением оглядывает меня. Потом, любезно улыбается моему сопровождающему.

– Чёрт! Ты можешь поискать какую-то информацию обо мне в интернете?

– Я попробую, – берёт меня за локоть и останавливает посередине коридора, оглядываясь на отдаляющуюся от нас коллегу.

– Спасибо. Ты так добр ко мне! – чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Понимаю, что сейчас мне придётся вернуться в эту тюрьму.

– Я вижу, что ты не сумасшедшая! – смотрит мне в глаза с сочувствием, – По крайней мере, не настолько, чтобы находиться в аду.

«Неужели меня никто не ищет?» – Хочется прижаться к совершенно незнакомому мне человеку и разрыдаться у него на груди.

Во время вечерней прогулки немного отпускает, до того момента, пока не вижу входящего в палату пухлого, высокого мужика с плешью на макушке. Он останавливается в дверях. В его взгляде, прилипшем к моей распахнувшейся на груди рубашке, улавливаю что-то угрожающее. Тело напрягается. Соображаю: «похотливый козёл!». Подойдя ближе, протягивает ладонь с таблетками.

– Почему три? Мне увеличили дозу?

– Ага. Пей!

Немного поколебавшись, беру таблетки из его потной руки и брезгливо кладу себе в рот. Он протягивает стакан с водой. Запиваю, не сводя с него глаз.

– Рот открой.

Суёт мне в рот свой палец, шаря в нём как в своём кармане. Его маленькие поросячьи глаза вспыхивают от удовольствия.

«Маньяк!»

Сжимаю челюсть.

– Ах ты тварь! – вскрикнув, отдёргивает руку и суёт палец себе в рот.

– Ну, ничего, ничего, – противно смеётся, хрюкая.

Смутно вспоминаю, что уже слышала этот смех. По спине ползёт холодок.

Прислушиваюсь к отдаляющимся шагам. Палату запирают на замок только ночью. Вскакиваю и бегу в туалет. Залетая, нависаю над унитазом, засовывая два пальца в рот, пытаюсь вызвать рвоту. Стараюсь, вести себя как можно тише, двери в туалете нет.

«Если «маньяк» услышит, что я делаю, донесёт главному и мне хана! Успела!» – Таблетки вышли, смываю, тяжело дыша.

Вытираю рот рукавом, чувствуя облегчение, радость и неприятную горечь во рту. Выглядываю в коридор – пуст. Из палат выходить запрещено. Только по нужде.

Проскакиваю обратно в свою палату и прикрываю за собой дверь. Она предательски скрипит. Сердце замирает. Прикладываю ухо – шагов неслышно. С облегчением выдыхаю и сажусь на свою кровать. «Ведьма» спит после приёма лекарств, дёргаясь и поскуливая.

«Вся надежда на Серёжу. Он вызывает доверие».

Скрип двери вырывает моё сознание из сна.

«Ведьма» протяжно храпит присвистывая. Кромешная тьма, прислушиваюсь.

«Показалось!» – Расслабляюсь, поворачиваюсь набок, накрываюсь одеялом с головой и закрываю глаза. Здесь же проваливаюсь в сон: кольцо, рука, губы. Нежное прикосновение скользит от шеи к пояснице по голой спине вдоль позвоночника.

 «Сон? Нет, не сон!» – Переворачиваюсь на спину, всматриваясь в темноту. Одеяло слетает и на меня наваливается чьё-то тело. Руками пытаюсь столкнуть его с себя. Одним рывком он срывает с меня трусы и раздвигает мои ноги своими коленями. Хватает руки и, прижимаясь всем телом, тяжело дышит мне в лицо.

 «Сильный, сука!» – кручусь под ним, извиваюсь как змея, пытаюсь освободить руки.

– Я не понял, ты почему не спишь? – шепчет мне в ухо. Узнаю́ голос «Маньяка».

Он отвлекается на мгновение, пытаясь войти в меня. В этот момент удаётся освободить правую руку. Хватаю его за лицо своей пятернёй и давлю что есть мочи. Маньяк поддаётся и приподнимается. Подтягиваю колени к груди и сталкиваю его с себя на пол. Вскакиваю и пинаю со всей силы что есть мочи, нанося яростные удары, куда придётся. Он вскрикивает и норовит свалить меня, хватая за ноги. Глаза уже привыкли к темноте, и я вижу на полу корчащееся от боли тело. Сажусь ему на живот, сжимаю руку в кулак, размахиваюсь и наношу несколько ударов по лицу. Понимая, что я умею это делать, постоять за себя.

«Маньяк» затихает. Обмякшее тело лежит без движения. Моё сердце готово выскочить из груди. Сидя возле него на полу, пытаюсь отдышаться и прийти в себя. Всё случилось так быстро. Я действовала машинально, даже не успев испугаться.

«Что делать? Что теперь делать?» – Встаю, подхожу к кровати, нащупываю на железной спинке свой халат, накидываю, вытаскиваю пояс и связываю ночному гостю руки. Беру пояс от халата ведьмы и связываю ноги. С трудом волоку тело по полу в коридор. Дверь в соседнее отделение открыта, иду на пост дежурного, который находится там.

– Серёжа! – толкаю в плече задремавшего на столе медбрата.

«Господи, спасибо! Мне повезло, что дежурит он».

– Ты как сюда попала? – он вскакивает и хватает меня за руку.

– Послушай меня. Этот козёл пытался меня изнасиловать, – говорю дрожащим голосом. Вот сейчас мне хочется расплакаться. Накатывает волна страха.

– Кто? – его глаза расширяются от недоумения.

– Тот жирный, с лысиной.

– Стас?

– Я не знаю, как его зовут. Он пришёл и…

– Где он? – встревожено, косится на мой окровавленный кулак.

– Возле палаты. Ты мне веришь?

– Идём! – тащит меня за руку по тускло освещённому коридору. Возле палаты сидит очнувшийся связанный Стас.

– Что здесь, чёрт возьми, произошло? – Сергей присаживается на корточки возле коллеги. Разглядывает с удивлением его окровавленное лицо. Тот косится на меня.– Эта тварь не приняла таблетки. Наверное, выблевала их, когда я ушёл.

– А что ты делал в её палате среди ночи?

– Услышал возню за дверью, вошёл в палату, а она на меня кинулась. Зверюга! Нос мне сломала. В спецназе, что ли, служила? Развяжи меня! – кричит, раздражённо обращаясь к Сергею. – Я тебя сгною! – поворачивая ненавистный взгляд на меня, цедит сквозь зубы.

– Всё, что он говорит, неправда! Вечером этот человек принёс мне три таблетки. Я заметила, что «ведьме» он дал одну!

– Ведьме? – смотрит на меня в недоумении.

– Моей соседке. Он дал ей одну таблетку, а мне – три. Значит, что-то задумал. Эта сволочь хотела меня поиметь, пока я в отключке. Наверное, он не в первый раз проделывает это с больными. Только вот не учёл, что я не больная! – забегаю в палату и возвращаюсь, протягивая свои порванные трусы Сергею, который освобождает связанные ноги Стаса.

– В общем, так! Если об этом узнаёт кто-то из руководства, пострадаем всё. Так что ты возвращаешься в палату и ложишься спать.

Сергей помогает встать Стасу с пола. Тот хватается за свой бок и смотрит на меня.

По взгляду понимаю, что «маньяк» готов меня разорвать.

– Скажи спасибо, что не убила! – холодно кидаю через плечо, заходя в палату, и закрываю за собой дверь. Слышу поворот ключа и щелчок.

«Откуда во мне такая самоуверенность?»

Долго ворочаюсь, не могу уснуть, прокручивая в голове всё, что со мной произошло. Пытаюсь встряхнуть мысли и сосредоточится на мимолётных воспоминаниях, иногда вспыхивающих в моей памяти.

«Я замужем? Кольцо, мужчина – лица не вижу. Предложение! Он делает мне предложение в кафе! Ну, это уже что-то. Значит, у меня есть жених или муж. Он точно меня ищет».

– Выходим на завтрак! – Слышу противный голос «фашистки». Оглядываюсь: «ведьма» уже ушла.

Встаю, натягиваю штаны, рубашку и плетусь в туалет. Быстро умываюсь, прочёсываю волосы пальцами и иду в столовую. «Фашистка» провожает меня взглядом до раздачи. Беру порцию каши и иду к задумчивой «бритве» и Коле, который еле сдерживает радость, видя моё приближение.

После обеда всё отделение отправляется на прогулку. Ведьма уже вышла из палаты и я, открывая дверь, нарываюсь на сто́ящего в дверях Стаса. Его опухший нос и синяки под глазами напоминают мне о страшной ночи. «Маньяк» вталкивает меня обратно в палату, заходит и закрывает за собой дверь. В его руке – резиновая дубинка, в глазах – ярость. Первый удар приходится мне на правую ногу: Я падаю на пол, вскрикивая от боли. Тут же группируюсь, понимая, что меня ждёт. Чувствуя вкус крови во рту, не могу пошевелиться. Слёзы бегут по щекам.

«Ведьма» входит в палату. Видя меня лежащей на полу, выбегает, и через секунду возвращается с «фашисткой».

– Ну и что? Чего ты лежишь? Вставай, я таблетки принесла.

– Пей сама свои таблетки! – хриплю и отплёвываюсь кровью.

– Что ты там говоришь, дорогуша? Я не слышу тебя.

Ведьма пытается меня поднять, но я отталкиваю её. Судя по резкой боли под грудью, мои рёбра сломаны.

Пересиливая боль, не разгибая корпуса, встаю и аккуратно ложусь на кровать.

– Пей! – она протягивает мне две таблетки, наклоняется и шепчет мне на ухо, – И не вздумай блевать!

В дверях появляется Василий, смотрит на меня с усмешкой, сложив руки на груди. Я открываю рот, глядя в её нагло улыбающееся лицо. Запиваю таблетки водой и кладу голову на подушку.

«Ненавижу вас! Ненавижу! Твари бездушные!»

Прошла уже неделя, может, и больше. «Фашистка» пичкает меня таблетками, и я теряю реальность.

– Яна! Ян, приди в себя! – кто-то тормошит меня за плечо. Никак не могу вспомнить, кто это. Лицо вроде знакомое. Борода, зелёные глаза.

– Да чтоб тебя! Приди в себя! Я ничего не нашёл. Слышишь?

– Что? Ты кто?

– Да, подруга, накачали тебя конкретно! – Сергей садится возле меня на кровать. – Я был в отпуске и пытался найти информацию о тебе, но ничего. Как будто все стёрли. У меня складывается впечатление, что кто-то хочет, чтобы ты была здесь. Понимаешь?

– Нет. – Медленно качаю головой, вглядываясь в собеседника. Голос бородатого то отдаляется, то приближается.

– Ясно, – вздыхает он, – ладно, я теперь буду дежурить чаще, и ты сможешь прийти в себя.