Read the book: «Полгода дороги к себе»

Font:

Автобус, прыгая на ухабах, катился через заросшие заброшенные поля к российской границе. На душе было муторно. Три месяца назад я ехал в обратную сторону, в сторону самопровозглашенной республики, в надежде на обретение душевного спокойствия в боях за правое дело. Я тогда не думал, что можно погибнуть, быть раненым или покалеченным, что людей, которые находятся рядом со мной, может не стать за доли секунды. Прошло три месяца, и я возвращаюсь совсем другой, но все также без мира в душе. Нет, меня, слава Богу, не ранило и не покалечило, но у меня остались вопросы, на которые я так и не нашел ответа.

Раздвоение личности из-за постоянного лицемерия – это не для меня. Сколько великих актёров пропадает на госслужбе и около неё! Вы каждый день здороваетесь, обсуждаете что-то на совещаниях, ругаетесь и спорите по рабочим вопросам, ходите вместе обедать, говорите о нуждах страны и народа, о тотальном воровстве и взяточничестве, о том, что страна деградирует, и во всём виноват “Запад”. И всё это продолжается до тех пор, пока ты случайно не зайдёшь в кабинет к своему старшему коллеге и не увидишь там посетителя, который тут же как-то напрягается и начинает натянуто улыбаться. Хозяин кабинета смотрит на своего посетителя и делает лёгкий успокаивающий жест рукой, а затем обращается к тебе со словами: “Слава, познакомься, это Михал Саныч, очень хороший человек”. И всё, в системе “свой-чужой” произошла твоя инициация. Ты теперь в Системе. Ты также каждый день здороваешься со своими коллегами, на совещаниях споришь и ругаешься по рабочим вопросам, также за обедом ругаешь “Запад”, но когда к тебе в кабинет заходит “Михал Саныч”, ты уже знаешь, что он зашёл не просто так, и ему надо помочь, ведь хорошим людям надо помогать. Когда уходит Михал Саныч, звонит старший коллега и спрашивает в деловом разговоре между прочим о том, удалось ли решить небольшой вопрос Михал Саныча. Ты отвечаешь, что это будет трудновато, но всё решаемо, после этого коллега переключается на другую тему. Так начинается твоя вторая жизнь и основные деньги.

Кто-то получает удовольствие от двойной жизни, кто-то не умеет вообще жить по-другому, а кто-то любит деньги больше всего на свете и готов идти на все ради них. Я не из числа первых, вторых или третьих. К сожалению или к счастью, я другой. Попробовал так жить – не получилось.

Что делать? Три месяца ни одного предложения о работе. Совершенно некуда себя девать. Никому не нужен мой опыт и знания. Деньги заканчиваются. Может пойти воевать на Украину? Цель, у ополченцев благая – защитить себя и своих близких от насильственной украинизации, создать такое государство, в котором они сами смогут решать свою судьбу. Нет, конечно, пойти на войну – это не как выйти погулять, есть риск быть убитым, но сейчас перемирие. Даже если и начнутся боевые действия что с того? Не всех убивают, а мы обязательно победим, наше дело правое. А там, глядишь, поведет меня судьба по другой дорожке. Когда живешь в своем, ограниченном домом и работой мирке, у тебя практически нет шансов пересечься с новыми людьми. По работе часто приходится заводить новые знакомства, но это все люди определенного калибра, прошедшие сито образования и карьеры, люди, которые имеют способности и наклонности к определенному роду деятельности. Разделение труда хорошая штука, но оно постоянно идет по пути сужения специализации, а она, в свою очередь, ведет к уменьшению круга общения современного человека, замкнутого в рамках своей профессиональной группы. Обычно после тридцати лет, попав в определенную кастрюльку, мы варимся в ней с похожими на нас людьми уже до конца жизни. Сегодня развитие социальных сетей в интернете снимает эти границы, но человек все равно ищет себе подобного и находит его, чаще всего, в профессиональных сообществах. Там же полное смешение людей из средних и низших социальных слоёв бывшего СССР: местные мужики, из средней полосы России, я читал, что есть люди из Казахстана и с Дальнего востока. Некоторые пришли из желания убивать, но их наверняка меньшинство. Многие пришли чтобы помочь людям отстоять свободу, сделать что-то хорошее для молодой республики так, как они это понимают. Многие из них безработные, но ими движет не только желание заработать денег, но и желание действия, которого они были лишены у себя дома. И самое главное: они готовы отвечать за свои действия жизнью.

"Делай что должно, и будь, что будет", – замечательный девиз рыцарей, но он совершенно не годится для современных реалий. Это некое перекладывание ответственности с себя на кого-то наверху, на того, кто правит нами. Да, все замечательно, но это работает только тогда, когда на дворе времена рыцарей и слово данное исполняется безусловно. Когда слово "честь" произносится серьезно, и за него отдают жизнь. В эпоху постмодерна это все смешно. Нельзя относиться серьезно к абстрактным понятиям, тем более отдавать за них жизнь. Старина Ницше еще в конце позапрошлого века сошел с ума из-за такого легкого отношения к жизни всего прогрессивного человечества. Ему хотелось вернуться в эпоху героев, а вокруг был мир лавочников, отпускающих в кредит, и понемногу обвешивающих своих покупателей.

В эпоху постмодерна девиз звучит иначе: “Делай что хочешь, и будь, что будет”.

Солнце светило с самого своего верха. Было жарко и на небе не облачка. Ленивый ветер перекатывал волны ярко-зеленой травы. Грязные занавески в автобусе трепыхались, то скручиваясь, то пузырясь, били по лицу или выскакивали наружу и там реяли как флаги. Несколько мух ползало по окнам, периодически перелетая с места на место. Их почему-то не вытягивало потоком наружу. Наверное это были умные украинские мухи и у них тоже была задача добраться до России, подальше от войны. А вот тех мух, которые тупо бились головой об стекло, надсадно жужжа, периодически подхватывало и уносило на улицу. Возможно, там был их пункт назначения. Вдруг совсем недалеко, справа по ходу автобуса, разорвался снаряд. Правая часть лобового стекла разлетелась мелкими осколками. Водитель инстинктивно втянул голову в плечи, рванул руль влево, потом вправо, прибавил газу и, вертя головой в разные стороны, закричал нам: “Видел кто, откуда прилетело?”

– Странное дело, я уже сто дней без работы и ничего, не комплексую.

– А почему собственно ты должен комплексовать по этому поводу? Ты же не нашел работы не потому, что не прошел тест на IQ или там еще по каким-либо причинам, просто на дворе кризис, и работы нет в принципе. Я бы тебе посоветовал не напрягаться пока.

– Спасибо, конечно, тебе за совет, дружище, но деньги на исходе, и непонятно, что делать дальше. Тебе хорошо, у тебя классная работа, и денег ты, видимо, поднимаешь в месяц больше, чем я за полгода зарабатывал.

– Митрич, ну чего ты завелся? Найдешь ты себе работу, – он сделал вид, что пропустил последнюю мою фразу мимо ушей, но, конечно, зафиксировал ее. В его мозгу ячейка с моими данными сейчас же была стерта. Как только он выйдет отсюда, он сразу поставит мой номер в игнор, не удалит, а поставит в игнор. Эд – педант, профессия банкира накладывает свой отпечаток. Я знал это точно и нарочно сказал ему эту фразу. Если честно, мне надоел этот лицемерный цирк. Из него я и уходил три месяца назад, даже чуть больше. Я также понимаю, что Эду и еще нескольким людям, с которыми я работал, сейчас важно выяснить мое психологическое состояние и настоящие причины ухода. В некотором смысле от этого зависит моя жизнь. Поэтому я сыграл сейчас дурака, который голым соскочил с темы, и теперь можно было бы точно сказать, что проблема, связанная с моим уходом, закрыта. По нынешним временам я действительно являюсь дураком. И я отдаю себе в этом отчет.

– Ладно, давай пить, – и я налил в два стакана хорошего односолодового виски, который принес с собой Эд. Выпили.

– А все-таки, почему ты ушел?

– Понимаешь, Эд, я слишком многим рисковал за слишком маленькие деньги, – честно признался я.

– Чудак-человек, дык мы все рискуем. Рискуем и постепенно растем. И не говори мне, что ты не в курсе этого эволюционного процесса. Да, бывает, что кому-то не везет, или сам напортачил – решил самостоятельно подзаработать, но в целом-то все достаточно безопасно. Все это знают и работают, осваивают бюджет. – Ден уже порядочно выпил и теперь, обычно очень осторожный, он начал меня учить. – Ты понимаешь, что ты уже персона нон грата в определенных кругах? Ты нарушил главный принцип нашего сегодняшнего дня – личная преданность вышестоящему начальнику. Хуже только прямая сдача “патрона” его врагам, которые, в свою очередь, сдают его нашим доблестным правоохранителям “на раздевание”, в хорошем смысле этого слова. – Эд улыбнулся. – Понимаешь, мы же до сих пор живем в феодальном обществе, ты не можешь просто так взять и перейти к другому хозяину. Это в европах, начиная там с 15 века, можно было свободно переходить к другому сюзерену, а у нас как в 18 веке запретили, так до сих пор и живем, даже Юрьев день отменили, – он посмотрел на меня, затем опустил глаза и тяжело вздохнул. – Никакой свободы выбора, такой человек попадает в касту неблагонадежных и выпадает из какой-либо значимой жизни вообще.

– Да, так откровенно разговаривают только с человеком, который уже вычеркнут из всех списков, почти покойником, – подумал я, а вслух произнес, – Эд, – я поморщился, – зачем мне эти банальности? Я не первый год на свете живу.

– Но я, блин, ничего не понимаю. Ты работал, был восистемлен и вдруг, трах-бах и ушел. С тобой же общались люди, вы разговаривали, какие-то общие интересы были, в хорошем смысле этого слова, а ты взял и сорвался с места. Людей немного понервничать заставил, ведь не последний человек ты был в администрации района. Целый зам. Что-то кому-то помогал решать.

Я смотрел на Эда и думал, что вот последний раз ведь его вижу. Его немного детское наивное лицо: губы бантиком, и редкие, как у младенца, волосы создавали впечатление простого, наивного парня. Он знал это и неплохо применял в жизни. Раньше он со мной говорил по-другому. На протяжении всего нашего знакомства он поддерживал реноме законопослушного гражданина своей страны. Он переходил улицу только на зеленый сигнал светофора, и меня убеждал делать то же самое. Не знаю, других убеждал или нет. Думаю, что некоторых. Он хорошо адаптировался и мимикрировал в окружающей среде. Я бы назвал его человеком-зеркалом. Мы с ним периодически выпивали где-нибудь в ресторане, обсуждали разные невинные дела, политическую обстановку в стране и мире. Всегда ругали правительство и президента, хотя Эд делал это как бы вдогонку мне. Он просто поддерживал разговор со мной и подыгрывал. От меня зависело, придет ли к нему очередная контора за деньгами или нет. Поскольку формально я определял объемы финансирования при распределении подрядов на ремонт и новое строительство. Конечно, у меня был свой потолок: контракты со сколько-нибудь интересными объемами распределялись старшими товарищами без моего участия, но мелочь оставалась мне. Правило “живи сам и дай жить другим” – одно из основополагающих сегодня на просторах нашей родины. Чем я удивлял Эда, так это тем, что не требовал со мной поделиться. Он рассказывал о том, как наше сотрудничество помогает строить счастливое капиталистическое будущее на отдельно взятом участке и совершенно искренне во время наших посиделок поддерживал меня в моих философствованиях на предмет улучшения жизни в стране и мире. Он хотел, что бы я считал его честным, каковым он не являлся, но зато это снимало вопрос о "возвратной части" мне. У нас не принято было говорить "откат" – это моветон, у нас говорили "возвратная часть". Почему я не брал откаты? Было несколько причин. Во-первых, я трусоват. Во-вторых, я не достаточно жесткий и мне сложно требовать от людей своего, это мой недостаток. Тем более не могу требовать не своего. Я никогда не считал личной заслугой свою возможность влиять на объемы финансирования, это право мне было дано в силу моих должностных обязанностей. Это было возможностью места. В-третьих, я не хотел отщипывать помаленьку и потихоньку расти, рискуя свободой и здоровьем. Это все равно что ставить свою жизнь против горсти мелочи. Со временем ставка против повышается, а твоя с ростом состояния, наоборот, уменьшается, постепенно приобретая все большую материальную составляющую. И так ты все играешь, пока, наконец, не приходит тот момент, когда ты можешь все свои взаимоотношения с государством и партнерами решать исключительно посредством финансовой составляющей, выведя семью, здоровье и свободу из этой сферы взаимоотношений. Но для этого надо иметь терпение и иметь совесть, в плохом смысле этого слова, как любит говорить Эд. Не многие достигают вершин в этом деле, многие останавливаются на каком-то уровне, обеспечив себе неплохой доход, который не сильно интересует тех, кто любит просто отнимать. Зря некоторые думают, что отнимать это просто. Нет, в наше время что бы отнять, надо тоже потрудиться. Конечно, у людей, которые этим занимаются есть выгодные стартовые условия: табельный пистолет и удостоверение красного цвета. Но это же не все: надо найти повод, раскрутить дело… Нельзя же просто так прийти к человеку, выложить табельное оружие на стол и попросить пару миллионов. Мы живем в очень жесткой стране, без причины тебе могут дать в лицо, но денег – никогда, даже если ты выложишь пистолет на стол, обязательно надо найти законный повод, хотя по нынешним временам это не так сложно.

Наш ПАЗик проскочил открытое поле и въехал в небольшую рощицу. Водила нажал на тормоз, выключил движок, открыл дверь и вывалился наружу. Он закурил и начал отряхивать с себя осколки. Его колотило. Мы двое и еще пятнадцать человек, которые ехали с нами в автобусе, выскочили наружу и рассредоточились в радиусе нескольких десятков метров от автобуса. Кто-то закурил, кто-то хлебнул из фляжки. Я тоже приложился к фляге Сдуха. В ней была водка. В ней всегда была водка.

– Интересно, кто по нам шарахнул? – спросил меня Сдух.

– Откуда я знаю. Здесь могут быть и украинские диверсанты и наши долбо…бы могли шарахнуть. Забыл что ли Ширика?

– Этот да, мог, – согласился Сдух.

– Ты куда потом?

– Домой, в Новосиб. Отдохну немного и обратно. Может с собой кого из пацанов зацеплю.

– Не жалко пацанов зеленых под пули таскать?

– Зачем "зеленых", нет, я теперь только взрослых, обстрелянных буду брать. Теперь таких много.

– Да, таких как я, таких как Миха – безработных и неприкаянных. Нас таких много сейчас.

– Ну ты-то почему неприкаянный? У тебя семья есть, две дочки, дом.

– Все так, но вот работы нет. Я ведь по идее кормилец, а содержать семью не на что. Наташка пытается, крутится, но бл…, это все бег по кругу и нельзя выскочить из нищеты. Понимаешь, интересная штука получается, я ведь работать никогда не отказывался, и профессия есть, и голова на плечах, а приложить ее негде, только сложить можно, – мы мрачно хохотнули.

– Все, перекур закончен, двигаем дальше, – крикнул водила, залезая в наш побитый ПАЗик.

– Сдух, а ты что и дальше так собираешься челночить?

– Ага.

– И до каких пор?

– До полного и безоговорочного построения Русского мира.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то не знаю: или пока не не надоест, или пока не убьют.

– Ерунду говоришь, ты образованный парень.

– "Парень", мне, между прочим, уже 26 лет. Я уже осознаю ответственность за свои поступки. Это два года тому назад я не знал, что делаю и что буду делать через год, а теперь мне все понятно.

– Хорошо тебе, а вот мне ничего не понятно.

Голова раскалывалась, было мерзко.

– Утро, блин, туманное…

– Проснулся? – спросила утвердительно жена, одеваясь на работу. – Сколько вчера пропил?

– Нисколько, приятель угощал.

– У тебя еще остались приятели?

– Этого уже можно забыть.

– Чего так? – интонация жены говорила мне о том, что дальше разговор будет носить неблагоприятный для меня характер. Я отчетливо понимал, что сочувствия, в котором я в последнее время так нуждался, а сегодня особенно, я от нее не дождусь.

Вообще наш брак счастливый, наверное. Я женился по любви, Наташа выходила за меня тоже по большой любви. Все у нас было нормально. Она врач-педиатр, при этом действительно хороший педиатр. Когда я увольнялся с работы, то, конечно, советовался и с Наташей. Она, как и я, не могла знать всех последствий и поэтому согласилась. Не легко, но согласилась. А что ей было делать? Сказать: "я против, сиди и не дергайся", она не могла, то есть теоретически могла, но это ничего бы не изменило. Я был уже на пределе. В течение последних трех лет я сильно выпивал, не запоем пил, нет, но часто и иногда изрядно выпивал. Мне было плохо, начались проблемы со здоровьем, но это я мог пережить в отличие от гнетущего ощущения тяжести в груди, которое отпускало только на время действия алкоголя.

“Блин, эти розовые цветочки на пододеяльнике, какие они тошнотворные, я ненавижу их. Как мне плохо. Мамочка, спаси меня!”. Я лежал в постели и не мог пошевелиться. “Ну чего они так кричат?” – думал я о своих двух дочках. Саше – старшей, было семь, младшей Маше было четыре. Я их обожал, но сейчас я хотел, чтобы они убрались как можно скорее. “Господи, я даже крикнуть не могу, чтобы они замолчали, а Наташка, зараза, даже не подумает их одернуть, "папа ведь сам себя довел до такого состояния, поэтому нечего его жалеть – сам виноват." Виноват-то может быть и виноват, но милосердие иметь надо, тем более врач, давала клятву Гиппократа. И дочек такому учить не надо, они папу должны любить и жалеть”.