Read the book: «Источник», page 4

Образ впечатывается в сознание, машинально прикасаюсь к кулону на шнурке. Подчиняясь зову сердца, стремительно взвиваюсь в облака с крыши Башни, устремляюсь в темное небо. Замерев, хочу рассмотреть ускользающее видение. Мне страшно.

Что это было? Распахнула глаза. Смена картинки не пугала, сейчас меня ничто не способно напугать, но иррациональный страх сдавил грудь, прерывистый выдох вырвался из груди. Обострившееся сознание потребовало проверить догадку, желание сию минуту осмотреть крышу башни толкнуло меня вперед.

С тяжёлым предчувствием вышла из комнаты, по крутой лестнице взобралась вверх (просто кайф для верховенцев, но мне не смешно), достигла верхней площадки, толкнула металлическую дверь, и вот она – круглая верхушка Башни Ветров. Да, это здесь! Отсюда стартовала алая драконица из моего видения. Холодный ветер вместе с колючим дождем мгновенно выбил из моего тела последние крохи тепла. Меня затрясло от подступающего беспричинного ужаса и предчувствия беды, босые ноги на каменных плитах жгло от холода.

Моментально промокнув и промерзнув до костей, я ступила под защиту крыши. Вода текла с меня ручьями, оставляя лужи на лестнице. Холод и дождь сделали благое дело, истерика отступила, вернув мне подобие контроля. Спустившись вниз, я застыла перед дверью в комнату Эрвина, нерешительно заглянула внутрь. Надо рассказать ему, поделиться своими страхами.

Комната оказалась пуста. Трясясь от холода, оставляя мокрые следы от босых ног, я подошла к шкафу и открыла его. Аккуратным рядком здесь были развешаны немногочисленные мужские вещи. Рука машинально потянулась к белой рубашке с длинным рукавом, я приложила её к лицу. Запах был головокружительным, я вдыхала его, забыв о времени.

Сбросив с себя мокрые тряпки, прямо на голое тело я натянула рубашку, она мне доходила до середины бедра, как платье. Мягкая ткань льнула к телу, я села на пол, поджав под себя ноги, закрыла глаза, погружаясь в знакомый запах мокрой хвои и мускуса. Слегка покачиваясь, словно в трансе, пьянея от тонкого аромата, без труда вызвала знакомый образ. Окутанная тишиной и странным томлением, я с трудом открыла глаза. В дверях стоял Эрвин голый по пояс в свободных спортивных штанах. С тёмных волос на его плечи и грудь капала вода, блистая искрами на загорелом теле, мышцы перекатывались под кожей, излучая почти ощутимый жар. Моё бедное маленькое сердечко встрепенулось и ускорило бег.

– Что случилось? – он ошарашенно глянул вокруг, мгновенно оценив лужи на полу, мокрую одежду, и шагнул внутрь с отчаянной решимостью защитить меня от всего мира.

– Замерзла, – ответила тихо, на пределе слышимости.

Взгляд Эрвина потемнел, как вода в Ледяном озере перед грозой. Минуту мы молча смотрели друг на друга. Эрвин сделал шаг, я плавно поднялась ему навстречу. Расстояние между нами сократилось, жар мужского тела становиться сильней, меня уже ощутимо потряхивало. Руки Эрвина опустились мне на плечи, я не отстранилась от его горячих ладоней.

Да. Пронеслось в сознании, и я утонула в глубине его глаз. Долгий томительный миг глаза в глаза, и Эрвин склонился ко мне. Его лицо так близко, что вдох застрял в моей груди. В чувственном плене его рук я плавлюсь, голос подводит меня, мелко вибрирует, как и моё тело.

– Почему ты… выбрал меня? – смотреть на полуобнаженного Эрвина, видя его горящий взгляд, чувствуя жар его тела, говорить с ним, преодолевая смущение и невероятное волнение, стоит титанических усилий. Я стараюсь выровнять дыхание, унять дрожь тела.

– Я не выбирал, – голос Эрвина стал тягучим, как мед, – тебя выбрало моё сердце. Ты – мой воздух, моя жизнь, – потемневшие глаза Вышнева горят голубым огнем.

– Мироздание перепутало дороги, – я пытаюсь шутить, слишком велико напряжение между нами.

Медленно, как в трансе, глажу Эрвина по щеке, он притягивает меня ближе, прижимает к груди.

– Я благодарен ему за этот подарок, – шепчет мне в губы, нежно прикасаясь к ним.

– Эрвин, – мой хриплый стон подобен взрыву внутри меня. От вкуса его губ, от прикосновений, моё тело пронзает с головы до ног. Вот она – черта, грань, куда я проваливаюсь, теряя контроль над собой.

Его губы сладкие, они прокладывают дорожку от виска, к щеке, кончику носа, к губам, разносят по телу необычайный восторг и негу. Эрвин прикасается самым нежным, необыкновенным поцелуем. На задворках сознания ревнивая мысль: «Кто его научился целоваться?».

– Только мой, – шепчу беззвучно, когда отрываюсь от его губ, – единственный.

Закручиваюсь в небо вихрем, который соединяет души влюблённых из разных Вселенных. Коллапс сознания, энергетический взрыв в моей голове.

«Неужели так бывает? – и сразу ответ, – с любимым только так и бывает».

Наши обнажённые тела переплетаются, сплавляются в единое целое. Запах Эрвина кружит голову, я откликаюсь на его толчки стонами, шепчу его имя, прошу не останавливаться, умоляю быть со мной. Наш танец единственно правильный, прекрасный, неповторимый для нас двоих длиться и длиться. Эрвин слизывает пот, струящийся у меня по виску, от этой нехитрой ласки меня прошивает разрядом, я выгибаюсь и вылетаю в открытый космос, фейерверк рассыпается под моими закрытыми веками. Эрвин содрогается вместе со мной.

– Соня.

Блаженство растекается в теле шипящими пузырьками, я нащупываю кулон на груди и прижимаю его ладонью, переполненная сладкой истомой.

– Люблю тебя.

Шепчем одновременно друг другу.

– Любимая.

– Любимый.

Сознание растворилось в сумерках, а может сумерки растворились во мне. Мокрые следы на ступенях лестницы высохли, и в моём сердце в кои то веки наступил покой. Даже в минуты сильнейшего разочарования в глубине души я всегда знала, что любима, и люблю. Для умеющих видеть сердцем не бывает тайн.

Глава 6. Зов

Я всегда удивлялась, как следующий день, час, миг является полной противоположностью предыдущему, заслоняет его, не оставляя даже воспоминания того хорошего, что произошло накануне. Живи настоящим, завещала ведьма Мара, а я постоянно забывала об этом.

Утро, которое должно было порадовать негой и безмятежностью, «порадовало» ссорой на ровном месте. Причиной стало явление «посланца небес» Клима Княжича на белоснежном Принце. Его незапланированный прилет объяснялся просто. Клим привёз три письма, пришедшие на адрес Мечислава в Дроме: мне, Эрвину и самому хозяину.

Княжич, взяв письмо, мгновенно покинул нас, Эрвин, кинул взгляд на мой конверт, разглядел имя Добромира, и пробурчал:

– Мне прислал весточку друг, а не абы кто.

Откуда эти двое определили наше местоположение? Хотя, чему я удивилась. Это же Добромир и Ларри – два незаурядных, выдающихся ума.

Эрвин принялся вслух читать письмо Идепиуса. Белый китаец извещал о том, что вернулся в Межгорье, чтобы помогать родителям, и теперь страшно скучает. Тем более, что любимая сестрица осталась в Светозаре – Добромир пригласил её в команду. Прочитав эту новость, Эрвин мгновенно пришел в дурное расположение духа. Ход его мыслей понять было не сложно. Вышнев думал о драконице Ларе, которую считал своей и не без основания. Но в команде Светозара была только одна свободная драконица, и понятно, что её отдали Асанне.

Судя по заходившим желвакам, Вышнев воспринял известие о сестрице Идепиус, как плевок в душу. Я была с ним солидарна. Асанна умела походя наступить на больную мозоль, хотя оставалась нашим другом. И где, спрашивается, принципиальность честной Ляли?

Послание от Добромира для меня явилось образцом сдержанности и минимализма. Он искренне извинялся по поводу моего отравления и извещал, что виновника инцидента ищут. Добромир сожалел, что я уехала, не получив свои призы. Он напомнил, деньги я могу получить в любом банке, мобиль ждёт в гараже, а гостевой дом, который приглянется в Светозаре, готов принять меня на любой, хоть самый длительный срок. Я пробежала глазами по строчкам, и, одарив Эрвина ехидной улыбкой, зачитала письмо вслух. В конце была приписка – Добромир предложил Асанне место в команде и передал ей драконицу Лару, которая вполне миролюбиво приняла новую наездницу. Чемпион выражал надежду, что Эрвин воспримет это известие стоически.

Чемпион ошибся. Последние строчки письма Эрвин воспринял как издевательство над ним, швырнул письмо Ларри на стол, и удалился, хлопнув дверью. Я раздраженно посмотрела ему вслед. Пусть злится в одиночестве, успокаивать его и убаюкивать словесными выкрутасами у меня нет желания. Внутреннее тепло от соприкосновения наших душ развеялось как дым.

Пусть Эрвин остужает свою горячую головушку, а мне требовалось побеседовать с Мечиславом, рассказать о вчерашнем видении и показать свой артефакт. Постучав для проформы, я вошла в личную зону хозяина башни и замерла на пороге.

Сюрпри-из!

Мечислав был пьян в стельку. Когда только успел?

Он попытался подняться из кресла, но рухнул обратно, пробормотав что-то невразумительное. Я уловила пары алкоголя, и дым от сгоревшей бумаги. Кучка пепла рассыпалась на тарелке. Если бы Мечислав не сжег письмо, я бы прочитала его без зазрения совести. Мне надоели тайны. Они множились, словно гнусы на озере, и кормились мной же. В данный момент я твёрдо намеревалась вытрясти из Мечислава очередного гнуса.

– От кого письмо? – я подошла к столику.

Мечислав отрицательно замотал головой, типа, не скажет и под пытками.

– От Авивии?

Княжич вновь что-то промычал.

– Вы любите друг друга.

Щадить чувства мужчины? С какого перепугу.

– Почему не можете быть вместе? Из-за тебя?

Мечислав утвердительно кивнул.

– Не можешь развестись? – я предположила самый простой вариант.

– Да, – последовал мучительный пьяный выдох.

Мечислав потянул руку к бутылке, но я успела выхватить её из-под носа алкаша. Я еще не услышала пояснений, за которыми пришла.

– У меня к тебе разговор. Княжич! – я повысила голос, чтобы обратить на себя внимание. – Дыхательные практики выполнила три раза, – сказала и машинально ухватилась рукой за кулон. Миражи меня сильно напугали.

– Ау! Я здесь.

Потрясла перед Мечиславом бутылкой. Княжич оторвал взгляд от бодрящей жидкости, плещущейся на дне сосуда, и посмотрел на меня.

– Мечислав, у меня было видение, – громко и отчетливо возвала к учителю.

По его изменившемуся выражению лица, я поняла, что до него дошел смысл моих слов.

– М-мо-ло-дец…, ты повысила градус эмоциональной чувствительности, – Княжич с трудом ворочал языком, – теперь эту энергию нужно поместить в артефакт.

После неимоверно длинной изматывающей фразы, Княжич склонил голову на грудь и отключился, отдав последние силы. Обдумывая свалившееся на меня откровение, я еще немного постояла в растерянности.

Если хладнокровно рассматривать ситуацию, то эмоциональную чувствительность я смогла преобразовать вчера вечером без пояснений «мастера». Когда мы очутились

с Эрвином в кровати, кулон был на мне, энергия нашего единения, скорее всего, повлияла на него. Но моё видение мы так и не обсудили.

Вернувшись в комнату, я решила хорошенько всё обдумать. То, что ждало меня впереди, наладиться само собой, беспокоиться не о чем, как говоривала Мара, но я все равно злилась. Злилась на Эрвина, на Мечислава. Они оставили меня именно в тот момент, когда я нуждалась в их поддержке.

Очистить сознание методом Зарха не удалось. В дверь постучали, и на пороге возник Клим.

– Там Мечислав… напился, – произнёс он взволнованно, – и уснул.

Неужели Мечислав – скрытый пьяница и дебошир?

– А что тебя так удивило?

Парнишка замялся, взялся за дверную ручку, видимо, пожалел, что пришёл ко мне.

– Э-м, с ним раньше такого не случалось, – ответил Клим, – я продукты привёз, как договаривались, – он круто сменил тему, – хотите пообедать?

– Ты не глянул, кто написал Мечиславу, – пропустив мимо ушей последнюю фразу, спросила я.

– Письмо отправлено из Энобуса, а подпись была неразборчива.

Мое предположение оказалось верным. Неловкость нашего вынужденного общения нарастала. Клим собрался в обратный путь, я решила его проводить.

На крыше башни Клима ожидал дракон Принц. Солнце уже стояло над головами, когда мы с Климом вышли на верхнюю площадку. От волны жара я спряталась под прикрытие стен. Кто-то талантливый обесцветил небо, с которого невыносимо палило солнце. Обжигающий горячий ветер дул как мощный фен, направленный в лицо.

Белый дракон распластался на каменной плитке, засунув голову в тень от каменного выступа. Клим открыл кран, в жестяную поилку полилась вода. Дракон, покосив желтым глазом на искрящуюся струю, слегка приподнялся, пополз и окунул морду в широкий поддон.

Мне быстро напекло голову, не хотелось ни думать, ни шевелиться. Под солнцепеком краски природы поблёкли. Даже всполохи цветов в разноцветье зеленеющих холмов, казалось, выцвели под палящим солнцем.

– Может вечером полетишь? – я достала платок, намочила под краном и накрыла голову, – такая жара.

– Смотри, за горами тучи собираются, – ответил Клим, – будет буря. Мы лучше сейчас улетим. Да и река по пути, искупаю Принца, будет как новенький.

Дождавшись, когда дракон напьется, Клим по крылу лихо забрался в седло, Принц подпрыгнул, резко взмахнул крыльями и поднялся над башней. Мне нравился этот белоснежный дракон, служивший когда-то Мечиславу. Видно, что мощный красавец понимал наездника с полувзгляда, недаром с чемпионом столько времени с ним отлетал. Проводив взглядом исчезающую на горизонте тёмную точку, я вздохнула.

Как там Горыныч?

Включив кран, я обрызгала себя холодной водой с головы до ног, присела в тень, которую отбрасывали каменные зубцы. Мысли разбегались словно тараканы, на жаре меня совсем разморило. На башню набежала тень. Из-за гор стремительно наползали тучи.

Лучше средство от душевной маеты был дневной расслабляющий сон. Толкнув дверь, я стала спускаться по винтовой лестнице. Возле комнаты Мечислава сердце резко прошила боль. Согнулась, пытаясь отдышаться. Зачем я торчала под палящим солнцем? Слегка отпустило, я двинулась вниз, стараясь не делать резких движений. Приступ боли снова настиг меня рядом с комнатой Эрвина. Присев на ступени, я обессилено привалилась к стене.

– Эрвин, – позвала его, – Эрвин!

Проделав несколько шагов, я толкнула незапертую дверь и ввалилась в комнату.

– Эрвин! – закричала, собрав все силы.

Никого. Неужели, он спустился в тренировочный зал? Я не дойду, умру на ступенях. Легче подняться к Мечиславу и попытаться его разбудить. Часто дыша, как рыба, выброшенная на берег, я снова начала подъем. Боль неожиданно отступила. Неужели я стала чувствовать то, что испытывал каждый верховенец? Если это так, то мне надо на крышу, на свежий воздух.

Башня давила на меня всей силой каменной трехметровой кладки. В замкнутом лестничном проеме я чувствовала себя точно замурованной. В голове шумело, но сердце отпустило.

С трудом удержавшись на дрожащих ногах, вышла в распахнутую ветром дверь и испугалась. У художника, который грубыми мазками малевал небо, резко испортилось настроение. Ему захотелось мрачных красок, темно-лиловых, грязно-серых, почти черных. Ветер на башне с каждой минутой набирал обороты. Клим оказался прав, надвигалась буря. И всё равно, здесь наверху было легче дышать.

Ра-а-а! Вопль в голове заставил меня упасть на каменные плиты. Я задохнулась от ужаса, осознав, чей это крик.

Горыныч! Сдерживая панику, одним махом сорвала с себя кулон на шнурке, закинула его на лестницу. Там не унесет ветер, вещь найдут. Оставались секунды.

Алая драконица срывается с крыши Башни Ветров – возникший образ молнией ударил в сознание, больше я не контролировала своё тело.

Драконица взметнулась навстречу урагану, борясь с порывами ветра. Серебристый маломерка звал меня, я штопором ввинтилась в мрачное небо. Жаль, держать на коротком поводке разум зверя я так и не научилась. Но об этом я подумаю потом…, если смогу.

Поймав поток, я мчалась, все явственнее ощущая призыв. Холмы, горы, каньоны, теснины мелькали подо мной, как в быстрой перемотке. Ничто не отвлекало меня. Аркан, впившийся в сердце, тянул к Горынычу.

Внизу я увидела отряд верхотуров. Горыныча я чувствовала, но не видела, так плотно группа верхотуров облепила его. Неконтролируемая ярость затмила разум, я врезалась в середину отряда, предположив, что мой дракон там. Схватка вышла короткой и жесткой. В меня выстрелили сразу дюжину парализующих стрел, которые впились в шкуру. Заряд, убойный для любого дракона, сковал тело. Гибкая металлическая сеть оплела меня.

Я перестала бороться! Сквозь мелькающие тела драконов я хотела разглядеть Горыныча, чувствовала, он рядом. Но передо мной мельтешили силуэты других драконов. Сколько их здесь, верхотуров Энобуса? Это не маленький отряд Ильзы Раструб. Неужели они прилетели для поимки одного серебристого маломерки. А где Стрела, детёныш?

Темная тряпка, брошенная поверх сетки, закрыла и без того скудный обзор. Чувства притупились. Проверять на крепость ячейки из свитых металлических волокон, я не могла. Поджала когтистые лапы и упала на дно сетки, на меня наползала тьма. Тряпка оказалась непростой, я поняла это, закрывая глаза, противясь мути в голове, в последней попытке ощутить Горыныча. Он не откликался, аркан исчез.

Я больше не владела собой.

Глава 7. Горячая плеть

Очнулась от резкой боли, кипятком ожёгшей чешуйчатую шкуру. Боль помогла сбросить оковы дурмана, я дернулась, боль вцепилась в шею, острые шипы вспороли стальную чешую до крови. Я находилась в камере на металлическом полу из толстых прутов, спелёнатая двумя стальными тросами, которые крепко держали меня. Содрогнувшись всем телом, я натянула тросы так сильно, что шипы ошейника вырвали куски моей плоти.

От бессильной злобы и запаха металла кровь вскипела, пламенем хлестнула по венам. Хлесткий удар сверху повторился, а потом удары посыпались с двух сторон. С яростным шипением хлысты разрывали шкуру, оставляя после себя кровавые полосы. Боль казалась запредельной, она привела меня в такое бешенство, что мой рев сотряс каменные стены Калитки. Сквозь пелену разглядела мучителей.

Напротив стояли два человека, полностью скрытые защитной одеждой, касками и забралами. Я хотела сжечь их огнем, но они направили на меня поток ядовитой пены, которая мгновенно проникла в горло, расширяясь и затвердевая в ней. Драконов здесь умели усмирять.

От разъедающей глотку пены, страшного жжения, я плевалась, хрипела, царапала когтями железные прутья под ногами, билась в судорогах.

Струя пламени, вырвавшаяся из моей пасти, не нанесла вреда палачам. Они отложили баллоны и подняли с пола гибкие металлические огненные плети. Пытка продолжилась. Двое в скафандрах принялись хлестать меня горячими хлыстами, боль усиливалась из-за электрических разрядов, проходящими сквозь них.

Огненные хлысты змеились в руках палачей, с меня словно сдирали шкуру, я горела в пламени, рычала, била хвостом, рвала горло ошейником. Мне хотелось сжечь себя до кучки пепла, только бы избавиться от невыносимой муки. Страх смерти исчез. Лава сжигала мои внутренности, последний хрип вырвался из моей глотки, и я рухнула на металлический пол. Из-под полуприкрытых век катились кровавые слезы. Боль поработила меня, лишая крупиц сознания. Тело уже не вздрагивало от жалящих плетей.

– Хватит, – сквозь кровавую пелену донесся голос, – мне она нужна живой. Давай следующего.

Лязгнула покатившаяся решетка, частокол прутьев отрезал меня от палачей, но мне было уже все равно.

В чернильной темноте, закручиваясь спиралью, я неслась вниз. Туда, где все быстро закончится. Какое знакомое падение во мраке безмолвия: манящее и беспощадное. Вдалеке раздался яростный рев, дыхание оборвалось. Чужие эмоции проникли в меня, крючками вцепившись в израненное тело, но я не могла противиться падению.

Всколыхнувшееся сознание пыталось собрать распадающиеся кусочки, кто-то извне пытался проникнуть в мой разум. Осознание чужой боли, вины, страха, заставило замереть на мгновение. В этом море отчаяния и боли – своей и чужой, я проиграла.

Пропасть, в которую я падала, не имела дна. Я перестала сопротивляться. Наперерез мне из черной пасти небытия горячей точкой бросилась тень, врезалась меня, ударила в самое сердце. Горячий зов пульсировал, звал, умолял. Родная душа была где-то рядом, я чувствовала. Кто-то более разумный шептал мне о синих горах, о голубом небе, о зеленых холмах, о прохладной воде озера. Я погрузилась в марево чужих образов, мне стало легче, боль отступила. Через несколько ударов сердца железные прутья клетки перестали существовать, освободившееся сознание вышло из тела.

В соседней клетке лежал серебристый маломерка, его кожистые веки были закрыты, он вздрагивал всем телом от ударов ненавистных палачей. Он смог укротить свою ярость, испытывая неимоверную боль, и при этом удержать меня от бездны.

Горыныч!

Словно вода Ледяного озера накрыла меня с головой, охладила мою кровь, погрузила в глубину и дала силу. Воздух передо мной сгустился, образовал тонкую прозрачную пленку. Невидимый щит растянулся над Горынычем, опустился на него и полностью укрыл дракона. Жалящие молнии рассекали воздух и впивались в тело Горыныча, но я знала, мой щит впитывает удары огненных плетей, поглощает их.

От неожиданной вспышки холода меня мгновенно вернуло в тело драконицы. Затуманенный мир еще плавал перед глазами, но звуки и краски вернулись, я пришла в себя, ясно осознав – мы с Горынычем в тюрьме для драконов – Калитке, Эрвин и Мечислав ничего не знают, я не успела им ничего сказать. Нам никто не поможет. В голове, освободившейся от боли возникла четкая мысль – бежать. И в этот момент, не открывая глаз, я разглядела двоих. Напротив  клетки стоял коренастый мужчина с хищным лицом и Ильза Раструб.

От бешенства в венах вспыхнула огненная лава, мышцы загудели от напряжения, но я остановила конвульсии, задыхаясь от ярости. Неужели я позволю своему зверю победить себя?

Душегубы с кровожадным интересом рассматривали мою иссеченную в лохмотья шкуру. Ильза чуть не приплясывала от радости.

– Ты лучший сыскарь, Верг. Это она – алая дикарка, лучше убить её.

Вот, значит, какой Верг Хоржак – безопасник Тирольда, охотник за моей головой. Я его даже не заметила на празднике в честь меня. Видимо, хорошо маскировался за спинами гостей, распрашивая между делом про алую драконицу.

Лучась от похвалы, Хоржак довольно усмехнулся, как кот, объевшийся сметаны. Первая гадина Верховии хвалила наипервейшего изверга. Погасив напряжение в теле, я лежала безмолвной горой, каждым наэлектризованным нервом ощущая беспощадность этой чумной пары.

– Ошейник с серебром.

Серебро? Что это значит?

– Восхищена твоей предусмотрительностью, Верг. Хотя… вряд ли. С чего мне показалось, что эта тварь разумна? – Ильза с презрением глядела на меня, – тупое животное. А что с недомерком?

– Валяется рядом.

Двое врагов двинулись по коридору, удаляясь от моей клетки. Мой слух напряженно следовал за ними.

– Думаю, ты прав, девчонка должна пожаловать к нам. За жизнь этих драконов, она сделает всё, что мы прикажем, – продолжала упиваться ядом Ильза, – только не пойму, каким образом она связана с дикаркой.

– Может быть, девчонка просто умеет управлять драконами, даже дикими, ты не думала об этом?

Голос Верга слышался отчетливо. Ненавижу!

– А как девчонка это делает? Скоро узнаем. Она чувствует их эмоции, поэтому придёт.

Никто не придёт. Я уже здесь, твари

– Я жажду увидеть эту мерзавку, она мне нужна живой, – сказала Ильза. – Можно бить драконов сильней?

– А если сдохнут раньше времени? Что ты скажешь девчонке?

Лающий смех Раструб был ему ответом.

– Если твари не доживут до утра, у меня будет праздник. Говорить можно, что угодно. Слова ничего не стоят. Пустой звук.

– Ты всегда так относишься к обещаниям?

– Хоржак, не нарывайся. К врагам я беспощадна.

Нам с Горынычем подписали смертный приговор. Осталось разрушить Калитку. Взорвать её, распылить частицы по Галактике, заровнять место и засадить травой, чтобы не осталось и следа.

– Начнем сейчас их резать? – вопросил Изверг.

– Посмотрим, кто кинется их спасать. Хочется одним махом накрыть всю шайку.

Где-то вдалеке бухнула тяжелая дверь, тут же на стенах погасли светильники. Тишина показалась мертвой, я поняла, что почти не дышала, пока слушала их разговор. Сверху из полупрозрачного купола лился вечерний свет. Ночь наступала в Верховии стремительно. Скоро станет совсем темно. Кормить смертников никто не будет, значит, стражники не появятся до утра, и до утра у нас есть время. Частокол прутьев клетки маячил перед глазами. Даже в человеческом теле я не пролезу между ними.

Надо жить в опасности, сказала ведьма. И я опять на краю пропасти. Но чем шире она, тем сильнее должна стать я.

Горыныч? Как ты сбежал отсюда?

Ожидание длилось несколько минут, а потом… передо мной как в калейдоскопе закрутились картинки. Охранник, ключ, открытая дверь. Стрела с бешено сверкающими желтыми глазами, бегущие стражники, арбалеты, огонь, крыша над головой, щепки, осколки пластика и падение прямо в темное бархатное небо, расшитое бриллиантовой россыпью.

Если я ничего не сделаю, нас завтра убьют, потом доберутся до Эрвина, Мечислава, Авивии. До всех, кто был рядом со мной.

Притихшая боль хлестнула кипятком по жилам. Ненавижу! Как же я ненавижу этих тварей. Каждой клеточкой своего тела – ненавижу! Намного больше, чем они меня. Стоп! Ненависть бесполезна. Так я ничего не добьюсь.

Но ведь Горыныч… смог. Как он это сделал?

Лес. Узкая тропинка. Мы с Горынычем идем вниз по склону. Я пою и танцую, оборачиваюсь. Горыныч повторяет мои движения. Золотистый поток кружится вокруг нас, подхватывает, я легче пёрышка, смеюсь, делаю колесо, Горыныч вслед за мной скручивает хвост.

Сознание сместилось – высокие каменные стены тюрьмы Калитки, решетка, за которой я – девушка и Горыныч. Не стоит представлять алую драконицу, мало кто знает меня в этом облике.

– Помогите!

Мое сознание расширялось за пределы тюрьмы, за пределы Энобуса – выше, дальше, я слилась со стихиями, с воздухом, с водой, с землей. Мой зов усиливался любовью к дракону, который, возможно, умирал недалеко от меня.

Вся мощь, на которую я была способна, вся энергия сердца невидимыми лучами струилась из меня с верой, что помощь придет, и мы спасемся. Не осталось ничего вокруг, только позывные души, посылающие сигнал в эфир. Обязательно найдется тот, чей ум чист и свободен для приема, чтобы уловить мой импульс. Вновь и вновь я обращалась к нему. Я разгоняла тьму, пробивалась сквозь неё светом, звала, ища отклик в другом сердце.