– Софи!!! – громкий, сильный и красивый, но сейчас больше схожий со звуком пенопласта по стеклу, голос моей тёти Фимы продрал до самых пяток. Я подскочила и треснулась головой об подоконник, запуталась в одеяле, свалилась с кровати, и в результате пострадало еще одно живое существо – наш кот Лёвушка.

Рыжик обожал спать на моих пушистых тапках розового цвета. То ли воображал себе этакую фантастическую животину, которую нужно защищать, то ли ему нравился запах ног (моих) – не знаю. Но стоило мне снять тапочки, как наглая, рыжая морда подгребала их под толстое пузо и не давала назад даже с боем. Поэтому в комнате всегда есть что-то съестное для отвоевания моего имущества: несколько пакетиков с сухим кормом, запечатанный бутерброд или на худой конец сарделька. Я протерла глаза, нашарила рукой упавшую на пол сосиску. Мыть ее или нет, вот в чём вопрос. А – а, лень! Вытерла об футболку, содрала зубами плёнку и протянула ставшему в позу коту. Выгнутая спина и бешеные глазищи тут же приняли обычный вальяжный вид. Любитель розовых помпонов аккуратно вытащил угощение из моей руки и ушёл чавкать под шкаф. Правда поместился не весь.

Я вспомнила, как рыжий комочек, которого я нашла у дома холодным, дождливым весенним вечером, забивался под предметы мебели и зыркал на нас с тётей как на живодёров, и усмехнулась. С годами он осмелел и обнаглел порядком. Фима его обожает, да и я тоже люблю рыжую тушку. Мы обе балуем его, уважаем его личную жизнь и даём весной погулять вволю. Из мужчин в нашей семье только он.

Заправила постель, сделала зарядку. Давняя привычка. Тётя моя историк, объездила всю Украину со своей группой. Каждая её поездка была для меня знаменательная тем, что меня… отправляли в лагерь! Летом я кочевала с одной смены на другую, пока Фима два месяца копалась в осколках черепков и с радостью сумасшедшего вгрызалась в грунт дальше. Почему она не брала меня с собой? Да потому что после первой же попытки приобщить мелкую егозу к серьёзному делу в итоге мы обе уехали домой на скорой! Я упала в раскоп, вывихнула лодыжку, сломала руку и испугалась до смерти! Меня кинулись спасать всей группой, в итоге травмы получили все! Тётя поскользнулась на луже, которая образовалась из выпавшего из рук студента термоса, а затем ласточкой улетела на остатки кладки семнадцатого века и разбила нос. Двое аспирантов кинулись к ней и стукнулись лбами, старенький профессор подумал, что я в плане увечий безопасна, и фатально ошибся: его протянутая рука так и смотрела вверх, как знак несчастным, связывающимся с семьёй Тарасенко. Я же не виновата, что веревка, которую мне кинули вначале, захлестнула его ноги? И моя попытка встать заставила его лечь… Так что распорядок дня прочно въелся в сознание.

Нет, я тоже люблю историю, особенно мне нравилось читать книги и смотреть документальные фильмы про Азию. Весь восторг и азарт утих после того, как мне исполнилось десять. Тогда всё изменилось навсегда.

Сейчас мне уже двадцать лет, я учусь на третьем курсе университета и в будущем буду руководить персоналом где-нибудь на второсортной фирме. На большее я не надеюсь, потому что городок у нас маленький, работы не так чтобы много. Есть правда одна мысль, но… Есть вариант уехать к матери в Китай, но я вряд ли смогу жить среди незнакомых людей. Мама покинула нас с Фимой, когда мне было десять. Красивая, яркая, она не смогла примириться с тем, что женщина у нас в стране чаще всего просто ломовая лошадь, тянущая на себе хозяйство и мужа с детьми. И хотя мужа не было, а были только мы с тётей, но тянуть приходилось. Постоянные подработки, грустные зелёные глаза мамы, её тонкая рука, лежащая на белой простыне. Она уставала очень сильно. По образованию она у меня товаровед, но работала как простой продавец, старалась угодить покупателям, начальству. Но, как водится, меж двух огней.

Кто ей сказал, что можно уехать, да ещё и так далеко, я не помню уже. Мама разменяла нашу трёхкомнатную квартиру на двухкомнатную с доплатой, купила три красивых платья, туфли к ним, села на чемодан у порога и зарыдала. Мы с Фимой тоже рыдали. Мама тогда посмотрела на нас, встала, выпрямилась. Какая же она красавица! Вороные волосы крупными кольцами ложились на хрупкие плечи, зелёные глаза под ресницами – стрелами блестели от влаги. Высокая, статная. «Фима, София! Я делаю это ради вас! Я стану знаменитой! Анна Тарасенко станет самой знаменитой певицей в Китае! Я пришлю денег к школе…».

После этого мы с Фимой не видели её и не слышали. Деньги нам передавали, присылали, переводили, но как и что происходило с мамой, мы не знали. Почему она не пишет, почему не приедет? Да, далеко, да дорого, но ведь мы всё, что у неё есть! Особенно я! До её ухода мы были очень близки. Я помню, как она прижимала меня к своему боку, и мы вместе глядели в зеркало на трюмо. В нём отражались две полноценные копии, только мама была взрослой, а я – ещё девочкой. Зелень глаз, чёрные брови и ресницы, длинные волосы. Ох и поругалась же мама за эти самые волосы с учителями! Во избежание заведения в них зверей, всем школьницам приказали срезать их до плеч. Мама с такой яростью прошипела тогда классной руководительнице, что саму ее сейчас сделает лысой, что та стала бледной как кафель в столовой. Долго я еще ходила с косичками до колен, вызывая зависть одноклассниц и интерес мальчишек. Как ни странно, но будучи яркой брюнеткой, мне суждено было быть той самой белой вороной в классе.

Поскольку с мамой мы были как две капли воды, то об отце я даже в такой малости не могла узнать. Каким он был? Кто он? Только отчество в свидетельстве о рождении – Андреевна. Мама гневно фыркнула на мой вопрос и сказала, что мне это знать ни к чему, потому что мы с ним не увидимся никогда. Расспрашивать Фиму было бесполезно – она только сдвинула плечи и уверила меня, что с моим воспитанием они справятся и без какого-то молодчика, который стал был одним из тех классических диванодавов и любителей пива, в изобилии скрывающихся под личиной бравых молодцев и с лёгкостью кружащих голову дурным красоткам вроде мамы.

Так что мамы нет, папы – тоже. Моим единственным опекуном является тётя Фима, она же Юфимия Тарасенко. Историк, уважаемый учитель в школе номер два, куда меня перевели сразу после отъезда мамы. Сейчас Фима уже не ездит на раскопки. Перешагнув сорокалетний рубеж, тётя стала часто болеть, и из экспедиций привозила не статуэтки с черепками, а насморк, кашель и аллергию с радикулитом. Поэтому летом я была под ее тотальным контролем.

Вот и сейчас она стоит карающим серафимом в дверях ванной и упирается в свои крутые бока руками. Я даже чистить зубы перестала, вопрошая, в чём причина такого недовольства. Фима закатила карие глаза и показала на раковину, предлагая сначала закончить процедуры, а потом уж разговаривать. Пришлось быстро закругляться и идти за нею в кухню. Ветерок, залетающий в распахнутое окно, подбрасывал лёгкую штору из кисеи нежно – голубого цвета. В этом любимом цвете была у нас отделана вся кухня. Тётя мудро вложила мамины подарки в ремонт нашей норки, как мы называли квартиру.

Мы чинно сели друг напротив друга на стульях, Фима подвинула мне пузатую чашку с ароматным кофе. Я потянула носом. Новый сорт? Фима у меня страстный любитель кофе. Она знакома с уймой людей в разных странах мира, с некоторыми переписывается до сих пор. Они шлют ей кофе в пачках, мешках, пакетах. Один господин прислал кофе, который э-э… перерабатывают зверьки мусанги. Я от него отказалась наотрез. И была зелёной целый месяц, пока тетя не прикончила пачку самолично.

Я отпила кофе, цапнула румяную булочку из горки таких же её товарок. Фима делает потрясающие пирожки, пироги и торты! Если бы не мамина наследственность, то есть высокий рост и хорошая фигура, мы бы с тётей уже были двумя рубенсоновскими красавицами. Ноги коснулось что-то тёплое, я заглянула под стол. Так и есть! Лёва нашёл бесхозный тапок и уже влюблённо его тискает. Толкнула его босой ногой. Рычит?! Ах ты! На хозяйку рычать? Я тебя!

– Анна звонила мне! – сказала Фима, а я так и застыла с полотенцем, которым уже намеревалась было огреть наглую морду.

Да, мама объявилась. Когда я закончила школу, она прислала первое письмо. Там было много всего. И раскаяние, признания, стыд, обещание приехать, все компенсировать. Как она собиралась компенсировать годы своего отсутствия? Её не было, когда я переживала подростковые комплексы, некому было пожаловаться на подлость одноклассниц, которые из зависти обливали мой стул то зелёнкой, то клеем. А когда немолодой уже преподаватель математики уперся и не поставил мне оценку в четверти, потому что я с гневом отвергла его наглую, потную конечность и стукнула увесистым словарём по немецкому? Скандал замяли, но Фима тогда самолично выгнала его пинком из школы, а директор всё тёр и тёр свою лысину в шоке, приговаривая «Как так-то?».

Не было её, когда я по глупости согласилась поехать на дачу с соседом Костей, где его друг сладкими посулами, уговорами и настойчивостью стал моим первым мужчиной! А потом, после двух месяцев ухаживаний вдруг притащил на вечеринку какую-то размалеванную девицу и заявил, что надоело нянчиться с принцессой ради пары поцелуев! После двух пощечин и тяжёлого скандала я покинула кавалера и пешком шла через весь город домой. Ночь, тишина, только такси изредка показывались. А я шла, шла и дрожала от страха, что вот сейчас выскочит маньяк и распотрошит меня на тысячу маленьких Софий!

Фима вздыхала и гладила меня по глупой голове, а я со слезами вперемешку вывалила на неё все мои страхи, жалобы и обиды. Она утешала меня, обещала, что я ещё встречу того, кто будет рад и моему характеру, скромному и мягкому (это где она такое во мне разглядела?!), а также будет беречь каждое мгновение, проведенное со мной. И поэтому я не должна себя хоронить дома, наоборот: должны быть среди людей, заводить знакомых и друзей.

Я принципиально не писала матери ни слова, всё общение шло через тётю. Она подробно и обстоятельно рассказала сестре, как мы жили, чего нам не хватало, благодарила за деньги, попрекала за молчание. Пришёл горячечный ответ от мамы. Она карает себя, что не могла писать нам, но это всё было ради нас. Она боялась, что мы будем в опасности! Мы с Фимой в шоке застыли двумя сусликами. Как это?! С чего бы это? Оказалось, что мама начала свою карьеру великой певицы с маленького бара в Гонконге. Там на неё положил глаз какой-то мафиози, он буквально преследовал её, вызнал о ней всё, что только можно. Мама поняла, что всё идёт явно не к добру, бросилась в полицию. Там обещали помочь, но на деле вся их помощь закончилась тогда, когда уважаемый гражданин с миллионным состоянием сказал, что дама сама его спровоцировала, обещая ему взаимность. Тогда мама мудро решила, что против лома нет приёма кроме другого лома, и завела роман с таким богатым и опасным человеком, что преследователь только уныло пробормотал извинения и исчез.

Все эти семь лет мама боялась сказать своему покровителю про меня. Но он узнал всё сам. И пожелал увидеть нас с Фимой. Тётя сказала маме, что сейчас не время, что я переживаю сложный период в жизни, в общем она всячески отодвигала встречу с моим потенциальным отчимом, справедливо опасаясь, что если уж один оказался подлецом, то и второй будет вести себя так же.

Я поступила в университет, у меня появился парень. Богатый и умный, Лёша был сочетанием несочитаемого. Его отец владел большей частью недвижимости города, но сын хотел вырваться отсюда, уехать за границу и работать в крупной компании, в идеале быть директором или учредителем. И учился он, не жалея сил. Меня добивался долго и упорно, а я сначала отталкивала его, ожидая такого же отношения, как с другом Кости Никитой, но он доказал, что я дорога ему. Но судьба и здесь показала мне кукиш: Лёша сказал, что уезжает во Францию как студент по обмену. Я молчала, пока он расписывал перспективы такого шага, молчала, когда он уверял меня, что будет писать, прилетать и так далее. Я видела в его глазах радость и предвкушение иной жизни. Утром я обняла его и пожелала удачи. «У тебя всё получится!» – сказала я и ушла. Не отвечала на звонки, да они и становились всё реже. Разлука – это маленькая смерть. Не хочу, чтобы он разрывался между долгом и новыми друзьями.

Сейчас я свободна, лето в самом разгаре. Подруга, а она у меня одна – единственная, Вита, предлагает сходить на пляж, в клуб, в боулинг. Иногда я выбираюсь куда-нибудь с нею и ее парнем Владом, они знакомят меня с кем-то, танцы, комплименты, потом попрёки, ревность. Сценарий один и тот же к сожалению. Причем не важно, сколько я знакома с парнем, он тут же начинает вести себя как собственник. Лёгкий флирт становится опасной игрой на минном поле, а заканчивается всё дракой. Я потом глотаю слёзы и судорожно набираю номер такси (или полиции, чтобы та забрала драчунов), звоню Фиме и, распластавшись по стеночке, забиваюсь в какой-нибудь угол. Ажиотаж вокруг меня давно пугает последствиями, а не радует длинным рядом штабелей из упавших к моим ногам влюбленных кавалеров.

Сегодня к вечеру меня тоже ждали смотрины, а я думала: не плюнуть ли на всё это и не остаться ли дома? Почитать книгу, послушать музыку? Но Фима, узнав, что я снова проведу день как старая дева, взбунтуется и вытолкает за дверь. Но после слов тёти я преисполнилась надежды, что моральная травма после такого известия разжалобит её.

– И? – демонстративно намазала масло на булочку. – Что сказала?

– Что скоро выходит замуж!

Нож улетел под стол, жалобно тренькнув, и свалился точно на Лёвушку. Кот с истошным мяуканием рванул вон из кухни. А я так и застыла с выпечкой в руке. Замуж?! Нет, мама конечно хороша собой, она уже давно завоевала репутацию певчей птички в Макао, где живёт и трудится её покровитель, но выйти замуж?

– К-как? Фима! Зачем ей выходить замуж? Цзиньлун ведь живёт с нею уже пять лет! И никогда о браке не говорил! – это мы узнали непосредственно у мамы. Мужчина этот был строгий, неразговорчивый, но маму любил и баловал, денег не жалел ни на одежду, ни на украшения. Мама сказала, что он уже был женат, что он вдовец, детей нет. Вот она и решила, что брак ему уже не нужен, но видимо он всё же думал об этом, раз сделал предложение.

– Заговорил, – странно улыбнулась Фима. – Софи, я знаю, что ты до сих пор обижена на мать, но ты должна понять: она любит тебя, она скучает и мучает себя за то, что оставила тебя на столько лет! Мы – семья! Как бы не была виновата Анна, но это твоя мать, другой нет и не будет. Сейчас она одна в чужой стране, ей нужна наша поддержка. Она плакала, Софи! Она хочет видеть тебя.

Я положила булочку и опустила голову. Детская обида с годами переросла во взрослую, и я не хотела её отпускать. Почему она не прилетала? Почему только сейчас вспомнила о нас? В горле стал ком, захотелось выбежать из комнаты, из дома, сбежать и спрятаться. По правде я так скучаю за мамой! Я вижу ее во сне, мы гуляем по парку, смеёмся и играем в догонялки. Просто… я сомневаюсь, что нужно поддаваться и впускать её в свою жизнь. Мы потом уедем, а она останется там, в Китае. Или позовёт к себе… А я останусь? Возможно. Чёрт! Да! Я останусь! Я так хочу её увидеть снова.

– Когда? – только и спросила я.

– Через месяц. Мы с тобой должны собрать документы, заказать тебе платье. Может не одно… – Фима деловито вскочила, стала греметь посудой в шкафчике.

– Фим! Фима! – позвала я. – Она что-то еще сказала?

Тётя насупилась притворно и кышнула меня в комнату с наказом одеть что-то удобное: мы идём за покупками и в посольство. Совершенно оглушённая, я открыла шкаф и уставилась на блузки, юбки, футболки, джинсы. У меня есть платья, как маленькое чёрное по рекомендации Коко Шанель, так и других расцветок. Два из них, алое и сиреневое, были подарены Лёшей. Зачем тогда Фима сказала о платье? Странная она какая-то. Благодаря маме, у меня всегда были самые модные вещи, дорогие и красивые. Как-то я сказала Фиме, что мне бы хватило обычных вещей, как у одноклассниц, но тётя только фыркнула и разразилась долгой, пространной речью о том, что каждая девочка – принцесса, а я так и вовсе королевишна. Мои возражения, что одноклассники и так мстят мне за моё существование, были задавлены железными аргументами Фимы: значит, они не достойны быть моими друзьями! Плыть модным и ярким павлином по коридору расступившихся девочек и мальчиков было незабываемым… испытанием. До самого выпускного я была абсолютно одна, Вита появилась уже в универе.

– Ты тоже ничего не понимаешь, Лёв? – спросила я рыжего фетишиста. Тапки снова погребены его величеством. – Вот и я нет.

Белая футболка и чёрные джинсы, волосы заплести в косу, потому что сейчас двадцатое июня, и на улице адская жара. Фима напомнила мне взять паспорт.

– На! – отдала я тёте документы. – Куда мы сейчас? По магазинам?

– Да… то есть нет! Идём!

Десять утра, на улице душно, людно. Понедельник же! Откуда столько народу? В посольстве яблоку негде было упасть! Протолкавшись к кабинету, Фима со сладкой улыбкой ужом ввинтилась внутрь. Я осталась стоять. Очередь несколько минут молчала, а потом люди подняли гвалт, что кто-то посмел зайти вне очереди! Я улыбалась и с ужасом ожидала расправы, и она неминуемо произошла бы, если бы не рука Фимы, втянувшая меня в кабинет.

– Нам нужно поскорее! – услышала я слова тёти. Оператор насупилась как сыч. Тогда Фима сделала жест, достойный самого ловкого фокусника и вытащила из – под ноги зелёную купюру немалого достоинства. – Ой! Это вы потеряли?

Бледность сменилась румянцем, глазки забегали, купюру «нашли» весьма быстро, пообещали содействие и лично оповестить о готовых документах. Мы заполнили бланки на получение визы, выслушали советы неопытным путешественникам и ушли.

– Фима! – простонала я уже на улице и осуждающе на неё посмотрела.

– У нас не так много времени, милая! Свадьба-то через месяц, но нам нужно приехать загодя!

– Вот как.

– Да. Так что готовься!

За два дня Фима развила лихорадочную деятельность: она нашла учителя китайского языка, распечатала всю доступную информацию о нравах и обычаях, восхищённо закатывала глазки, читая, что белая кожа и большие глаза в Китае считались признаком красоты. На примере нравов их мужчин доказывала, что наши просто халявщики! Их-то парни серьёзны и сразу настроены на брак! Они сначала заработают денег, а потом уж ухаживают за девушкой, не скупясь на неё ни юанем! Правда после одной статьи, где писали о предприимчивых китайцах, заводивших европейских любовниц и даже хвастающихся ими перед своими друзьями-знакомыми, несколько поостыла.

Я спрятала улыбку, потому что обижать тётю не хотелось. Она ведь тоже могла бы выйти замуж, стать матерью, но взвалила заботу обо мне на свои плечи, отказав двум завидным женихам. Один из них, Антон Валерьевич, до сих пор иногда захаживает к нам в гости. Я к нему отношусь хорошо, несколько лет назад я даже представила себе, что он станет моим отцом, благодаря тёте, но та как актриса погорелого театра приложила ручку к пухлому бюсту и простонала жутко трогательную речь об отречении от мирских радостей. Знаю, знаю я ее отречение! По пятницам она укладывает свои кудри в прическу и уходит на свидание. Возвращение её всегда бурное и его свидетелями часто становится весь наш дом.

Фима затягивает какую-нибудь песню, Антон Валерьевич сочным басом подхватывает, хлопают дверцы такси, звучит смех, вылезают их друзья. Несмотря на возраст, веселиться они умеют и любят. Тётю зацеловывают, она смущенно хохочет, забирает из рук ухажёра букет роз и уходит к подъезду. И почему она не ответит ему согласием? Загадочная душа тёти Фимы видимо и притягивает к ней мужчин.

Итогом двух недель учения китайского стало… ничего! С наскоку одолеть его у нас не вышло, запомнили только несколько фраз, но я про себя решила даже не произносить их, чтобы не опозориться. Любое не так поставленное ударение могло изменить слово «Здравствуйте!» на «Я – колбаса!» к примеру. Там ведь тоже английский знают? Очень на это надеясь, я всё же положила в сумку разговорник, где есть все нужные туристу вопросы. Паспорта сияли первозданной чистотой на страницах – эта поездка будет первой в нашей с Фимой жизни. Визы готовы, мы сделали несколько десятков ксерокопий всех документов, загрузили приложения, помогающие туристу, в том числе онлайн переводчик и название всех гостиниц и достопримечательностей на трёх основных языках.

Мама уже звонила дважды и интересовалась, всё ли готово? Услышав, что мы ещё не купили платья, что-то протестующе защебетала в трубку. Тётя прикрыла телефон рукой и прошипела мне, что о платьях мы можем абсолютно не беспокоиться: в Макао и Гонконге полно магазинов, где можно купить всё, что нужно. Нам только долететь до Гонконга, попасть в заботливые руки сопровождающих, а затем она устроит всё наилучшим образом. Голова шла кругом, я уже не была уверена, нужно ли мне лететь так далеко, но я не видела маму десять лет! Да и чего греха таить, я хотела побывать в Китае! Мама обещала нам поездки в два-три древних города с музеями и дворцами. Сердце стучало где-то у горла, а перед глазами плыли горы и долины, дома с загнутыми кончиками на крышах, алые фонарики и статуи драконов. И таинственный принц, длинные волосы которого развевал шаловливый ветерок…

Настал день Икс. Лёвушку отдали Антону Валерьевичу, причем с моими же тапками. Но мужчина только усмехнулся в свои роскошные усы, ведь о любви нашего кота к этому предмету знали все наши знакомые. Дорога в аэропорт, прощание с Витой, обещание вернуться, слать фото, приехать с кучей сувениров, выход, лётное поле, самолёт. Огромный, я со страхом стала подниматься по трапу. Тётя деловито усаживалась, вытащила воду, пирожки, я округлила глаза, намекая, что мы не в поезде, и здесь так не принято. Фима поймала за руку стюарда и спросила, можем ли мы есть в самолете пирожки. Тот серьёзно ответил, что только после набора высоты, а то ведь пакетики не даром всем раздают. Фима свернула пакет с выпечкой и сунула его в сумку. Молодой человек тут как тут, советует сумку сунуть в отделение для ручной клади.

– А когда взлетаем? – спросила я и тем выдала свою нервозность. Молодой человек сказал, что у нас есть ещё пять минут, так что мы должны как следует приготовиться. И потянулся рукой к моей груди. Нет, он симпатичный и мне понравился, но вот так сразу?! – Что в-вы…

– Я пристегну вас ремнём безопасности, – усмехнулся юноша, а потом ловко проделал какие-то манипуляции с длинной черной шлейкой. Я смущенно опустила глаза на его руки, которыми он легко и плавно скользил по ткани. – Вот так! Теперь, даже при сильной тряске вы, принцесса, не пострадаете!

– Спасибо, – сказала я тихо и искоса глянула на тётю. Та, как и ожидалось, косила обоими глазами, сигналя о том, что я и сама прекрасно видела: парень явно намекает на что-то большее, чем забота о ближнем. Я поджала губы и гневно отвернулась. Фима в своём репертуаре!

– Принести вам что-нибудь? – ласково улыбался юноша. – После взлёта? – уточнил он после моего недоумённого молчания.

– О! А у вас есть коньяк или ликёр в таких вот маленьких бутылочках?! – перегнулась через меня Фима, разом вышибая из меня весь воздух.

– Есть, но… – хотел было увильнуть от щекотливой темы стюард, но Фима гневно насупилась и привстала, намереваясь… ну что-то там сделать, вроде как жалобы капитану или главному бортпроводнику. – Сколько?

– Две, – тётушка задумчиво скосила глаз на меня. – Четыре! Софи тоже нужно успокоиться!

Софи нужен был кислород, который заботливая тётушка перекрыла уже на добрых две минуты. Наконец, Фима умостилась на сидение, следуя подсказкам юноши, застегнула ремень на мягком животе, затянутом в яркую футболку с принтом китайского дворца и уставилась в окно с восторгом маленького ребёнка, отсчитывающего последние минуты до Нового года.

– Вы… – начал было он снова, прикипев к моим губам, но его стали звать стюардессы и с приклеенными улыбками шипеть о других пассажирах, которые не знают, как застегнуть этот самый ремень.

Я отвернулась к окну и прикусила губу, чтобы не засмеяться: юноша был так растерян, он метался от кресла к креслу, пытаясь всем угодить, но голова его как флюгер на крыше, всё равно была направлена на наш ряд. Мы проведём в самолёте много часов, чем же заняться? Телефоны и ноутбуки сказали выключить, смотреть в окно скучно. Ну облака там, ну небо… О! Какое всё крошечное внизу! И поля такими латочками, будто сшили лоскутное одеяло для великана! Фима уснула, несмотря на стоны и жалобы пассажиров: кто боялся высоты и сейчас трясся как в лихорадке, кого-то тошнило, а кто-то просто громко разговаривал с соседями, чтобы заглушить страх.

Я отдала пустые бутылочки пробегающей мимо девушке в форме, та мило улыбнулась, посмотрела на сладко почивающую Фиму и заговорщицки мне подмигнула. Да, тётушка употребила все напитки, не оставив племяннице ни капли. Пусть спит… Я тоже прикрыла глаза, мыслями унеслась в далёкую страну с древней культурой, сложными традициями и языком. Как мама там жила всё это время? Не обижали ли её? Или же наоборот – боготворили? Что за мужчина этот Цзиньлун? Его имя означает «Золотой дракон», очень почитаемое существо там между прочим. Наверняка какой-нибудь бессердечный и двуличный мафиози, такой как в фильмах показывают. И почему он захотел видеть нас на свадьбе? Я знаю, что у них принято собираться всей семьёй на праздники, но ведь мы ему чужие. И почему Фима так странно смотрит на меня, когда думает, что я не вижу? Будто везёт меня туда в один конец. И… а почему она спросила меня, переведут ли меня на заочное отделение, если понадобится?!

– Вот! – появилась перед моим лицом бутылочка с тёмной этикеткой и золотистыми буковками на ней. – Это бренди. Он крепковат для леди, но вы так волнуетесь. Софи, так ведь? – я кивнула парню, улыбнулась благодарно. – А я Игорь. Будем знакомы.

Мы говорили тихо, стараясь не будить пассажиров, не беспокоить тётю и его напарниц, которые тремя коршунами реяли за шторкой, отделяющей наш бизнес-класс от эконома. Игорь спросил, куда мы летим. То есть рейс в Гонконг, это понятно, но этот остров не так чтобы любят туристы. Я сказала честно, что летим мы на свадьбу мамы, что моим отчимом будет китайский бизнесмен. Игорь покивал задумчиво и сказал, что там я буду вызывать ажиотаж по меньшей мере.

– Почему? – удивилась я. – У них ведь свои стандарты красоты! Я им покажусь страшной как смертный грех!

– Нет! Я знаю, что говорю! Когда мы гуляли по городам там, в Китае, на нас глазели, тыкали пальцем. Я злился и уже хотел разогнать толпу, но Лиля, – он кивнул на блондинку, выглядывающую из-за двери, – пояснила, что всё совсем не так. Мы настолько им интересны, что они во всём хотят быть похожими на нас!

– Да ладно? – склонилась я к его лицу. Игорь присел у моего кресла, так что был сейчас очень близко. – Похожими?

– Да. Женщины у них отбеливают лица, делают операции у пластических хирургов, подражают манерам западных леди. А парни… – он умолк и посерьёзнел. – Узнаешь ещё. Поспи, нам долго лететь! Я укрою тебя пледом.

Он достал мягкую ткань, развернул ее и старательно укрыл меня до самой шеи. Какой он заботливый! Я благодарно улыбалась и даже не удивилась, когда в мою руку легла бумажка с номером телефона. Он предлагает мне продолжить знакомство? Даже не знаю… Всё так неожиданно. Сначала разберусь со свадьбой, потом уже по возвращении домой решу, стоит ли заводить роман с тем, кто всегда в дороге. Голубые глаза Игоря, как и его нежная улыбка на красивых губах, ещё долго стояли перед глазами.

Тепло, уютно, я выдохнула и уплыла в сон. Проснулась от восторженных комментариев со стороны Фимы. Впрочем, так же взбудоражены были все пассажиры.

– Софи! Смотри! Эти острова и есть Гонконг! Представляешь?! – подпрыгивала Фима, ремень уже не сдавливал её пышное тело. Я выглянула в окошко иллюминатора и увидела большущие, даже с такой высоты, небоскрёбы, серые ленты дорог. На троих самых больших островах застройка была плотной, и они были похожи на этакие друзы драгоценностей.

– А где… – стала я искать глазами Макао.

– Вон там! – склонился ко мне Игорь, его светлые волосы защекотали мне щёку. – Эта узкая полоска воды между сушей и островом – бухта Виктория. Мы сядем на этом острове Коулун, а потом вы пойдёте на паром и уплывёте к полуострову Макао. И ты позвонишь мне, скажешь, как добралась, принцесса.

– Игорь, я… – мало того, что меня просто приморозило к сидению от страха, так ещё и глаза парня требовательно искали положительный ответ в моих.

– Просто скажи, что всё в порядке, хорошо? – мягко улыбнулся он и взял мою руку в свою. – Когда вы летите назад?

– Через два месяца, – да, по правилам китайских властей, туристы должны купить билеты обратно, что бы не дай бог не остались в их и так перенаселённой стране! Так что мы обзавелись билетами загодя. Мама правда сказала, что всё устроит, но я так и не поняла, к чему это относилось. За эти два месяца мы успеем побывать в основных туристических точках, в том числе городе Ченду, где есть зоопарк с пандами. – Двадцатого сентября. Но мама хочет, чтобы мы остались на подольше, так что я точно не скажу. А что?

– До следующего вылета у нас почти сутки… – его губы мягко коснулись ладони, а глаза из-под ресниц блестели от волнения.

– Игорь! – заорала стюардесса Лиля, по-прежнему улыбаясь. – Мы садимся! Инструктируй, пожалуйста, пассажиров!

Парень обречённо закрыл глаза, отпустил мою руку после ещё одного галантного поцелуя, а затем стал обходить мадам и месье с просьбой привести кресла в вертикальное положение, пристегнуть ремни и так далее. Фима скалилась весело, многозначительно подмигивая, я внутри тоже обмирала от волнения: Игорь мне понравился. И галантностью, и настойчивостью. Но я не уверена, что найду время продолжить знакомство – по прилёте мы должны будем найти наших встречающих. Кто это будет и как они нас найдут в толпе – не знаю. Если что позвоним маме, а уж она всё решит.

Когда самолёт сел, мы ещё минут пять сидели с Фимой и судорожно стискивали подлокотники кресел. Дико страшно было выйти и не увидеть нашей земли, где всё знакомое до боли, где все свои, привычные люди. Что нас ждёт? Как добраться обратно? И стоило ли оно того?

12 3 4 Next

Пять месяцев после катастрофы

ГЛАВА 1. Собраться за сорок секунд

People who read this book also read

Other books by this author