Read the book: «Пламя в темноте»
Плейлист
Gangsta (speed up) – Kehlani
Black Sea – Natasha Blume
DARKSIDE – Neoni
Play with Fire – Sam Tinnesz, Yacht Money
Intro (Infected) – Sickick
Can't Stop Me Now – The Score
Ag Feat Moonzz Animal
Feel Invincible – Skillet
Emperor's New Clothes – Panic! At The Disco
Rolling In The Deep – Adele
Cola – Lana Del Rey
Кто Тебя Создал (Круженков Slowed Remix) – MIRBRO
My Oh My – Camila Cabello, DaBaby
Who We Are – Imagine Dragons
Посвящается моим читателям.
Вы – мое пламя в темноте.
1
Ребекка
Уверенно карабкаясь по отвесному склону, я старалась не думать о том, что под моими ногами глубокое ущелье. Одно неверное движение, и можно запросто сорваться вниз.
Выбившиеся из косы пряди липли ко лбу, по которому стекал пот, а все мышцы были напряжены до предела.
Я не планировала окончить свою жизнь здесь – на забытом богом Драконьем хребте, расположенном на Пустом острове посередине бушующего Мертвого моря. Раз сумела добраться сюда, чуть не угодив в плен к пиратам, то уж точно не планировала останавливаться. Напротив, твердо решила добиться своей цели и не сорваться позорно вниз.
Шаг за шагом я преодолела расстояние до небольшой пещеры в скале и тихо выдохнула.
Первый рубеж был преодолен. Осталось еще три.
Впервые за время восхождения я позволила себе оглянуться на вид, который открывался с такой высоты. Пасмурное небо хмурилось, и из-за темных туч пробивались лишь редкие лучи солнца. Беспощадный ветер дул со стороны ледников Дектата, а острые пики близлежащих вершин терялись где-то внизу, напоминая о том, как быстра и неминуема будет смерть в случае падения.
«Просто ужасное место и настроение от него тоже отвратительное», – промелькнуло в голове, когда я, стоя на одной из самых высоких точек материка, для поддержания боевого настроя плюнула прямо в ущелье.
«В следующий раз плюну с вершины Драконьего Пика», – решила я, стараясь отогнать мысли о том, что каждая ночь в этом гиблом месте может стать последней. И продолжила карабкаться выше.
Если выживу, то мне точно будет, о чем поведать потомкам в старости.
Я отвернулась от созерцания окружающих «красот» чтобы преодолеть остаток пути до небольшой площадки, видневшейся совсем близко. Оказавшись на ней, я выяснила, что мне крупно повезло, ведь та не являлась обычным уступом. Обрадованная этим открытием, я отряхнулась и быстро заглянула в пещеру, возле которой оказалась. Каменная крошка, холодные стены, обтесанные ветром камни – внутри явно было абсолютно пусто, ни единого признака жизни. Хотя… чего я ожидала на такой-то высоте и в таком-то месте?
Но я явилась сюда не в поисках людей.
Я искала дракона.
Мои шаги гулко отражались от стен пещеры, которая совсем неглубоко уходила в каменную породу, но надежно защищала от дождя, ветра и снега. Благо, последнего пока не наблюдалось – я еще не поднялась на достаточную высоту, чтобы прочувствовать его «прелесть». Но уже здесь ощущалось леденящее затылок дыхание смерти.
Да, я считала себя самоубийцей, хотя ни за что на свете никому бы в этом не призналась.
Дело в том, что мне понадобился дракон, а по империи ходили слухи, что именно здесь можно найти последнего свободного представителя этих магических и невероятно сильных существ. Меня не волновало, каким образом удастся заполучить его метку и связь с ним, лишь бы это дало мне право называться драконьей наездницей. У меня имелась жизненная необходимость в этом как минимум для того, чтобы без труда вернуться на континент, ведь спуск в этих горах был в разы опаснее восхождения.
Стремительно темнело, и я решилась заночевать в пещере, чтобы ночью не сорваться со скалы. Как-никак, здесь, среди скудной растительности, я пребывала в одиночестве, не считая непонятно где обитающего дракона. И в случае чего никто не будет искать мои останки на дне одного из многочисленных ущелий.
Сбросив с плеч рюкзак и свои скромные пожитки, я развела костер и принялась греть над огнем руки. Сейчас меня не пугали даже гуляющие по империи страшные истории о нарроках – обитающих тут демонических тварях. Я невероятно устала, замерзла и безумно хотела есть, а потому никакой наррок не смог бы помешать моей трапезе после столь долгого подъема, от которого у меня болело все тело.
На ужин была горная коза, которую я поймала и освежевала вчера. Довольно безрассудный поступок с моей стороны (особенно учитывая, что коза сидела довольно высоко и, охотясь на нее, я запросто могла сорваться), но он точно стоил того. Правда, на вкус мясо оказалось жилистым и недосоленным. И да, мне до сих пор не верилось, что спустя путешествие по морю длиною в месяц я снова заскучаю по соли.
Впиваясь зубами в кусок мяса, я старалась думать о чем угодно, кроме жуткого завывания за пределами пещеры. Пыталась уверить себя, что это всего лишь ветер, а не несуществующие нарроки, которым здесь явно было бы нечем питаться. Вряд ли демоны, которые поглощают души, стали бы засиживаться в такой богом забытой дыре. Они скорее отправились бы на континент, где всегда есть, чем поживиться.
Однако чем дольше я вслушивалась в этот вой, тем сильнее холодело мое сердце. Находясь в таком жутком месте, куда никто не попадает по собственной воле, я уже была готова поверить даже в демонов, забирающих души простых эккхе – простых людей на шеррувимском наречии.
Но вот закат догорел, страшный вой оборвался и небо засияло россыпью звезд. И неожиданно для самой себя впервые за долгое время здесь, в краю, где на тысячи километров не встретишь ни души, я ощутила умиротворение. Наверное, из-за удаленности этого места от континента у меня возникло чувство абсолютной безопасности. Все проблемы, которые не касались выживания, воспринимались уже не столь важными.
Вокруг царило безмолвие.
Остались только я и горы.
Однако даже созерцая столь прекрасный пейзаж, я не переставала думать о Ромусе.
Как он? Что с ним? Жив ли мой маленький братик до сих пор?
С тех пор, когда мы с ним в последний раз виделись, прошло больше двух месяцев. Его забрали в академию Лармар сразу после того, как выявители провели внеплановую проверку в сельской школе, где в тот момент учился Ромус, пока я пыталась заработать лиры для переезда в город. Поскольку я не смогла помешать проверке, у моего брата все-таки обнаружили предрасположенность к магии. А это означало, что с момента выявления он становился кадетом Лармара – последней надежды империи на возрождение светлой магии с помощью драконов.
В кадеты можно было попасть исключительно до пятнадцати лет – именно после этого возраста проверки прекращались. Считалось, что позже зачатки магии выявить куда сложнее, а проверка не обеспечит достоверный результат.
А ведь оставалось всего лишь полтора года, и Ромуса бы миновала эта участь… однако судьба распорядилась иначе.
Только вот я не сомневалась, что мой хрупкий и вечно болеющий брат даже полгода не протянет с момента начала обучения в Лармаре. Ко всему прочему проверка выявила его идеальную совместимость с драконами, и Ромусу теперь предстояло стать не просто кадетом, а всадником – в будущем членом элитного отряда ше’ру.
При этом не каждый кадет академии становился всадником – слишком жесткий отбор приходилось проходить кандидатам. О сложности полосы препятствий и других уготованных испытаний рассказывали только шепотом и с выражением полнейшего ужаса на лице, ведь из пятидесяти отобранных детей выживали от силы десять.
Поэтому я и оказалась здесь. И теперь искала единственного дракона, который обитал за пределами Лармара, чтобы установить с ним связь и быть зачисленной в академию. А там я бы всеми имеющимися у меня силами помогла Ромусу, ведь, в отличие от него, умела выживать в любых, даже самых тяжелых условиях. Эту способность я унаследовала от своего отца. Ромус был сыном другого человека и обладал другими талантами. Мать об этом знала, а потому перед смертью взяла с меня слово, что я помешаю брату попасть в академию, где он просто-напросто не выживет.
Слово-то я дала, но не сдержала. Брат очень любил учиться, и я поддалась на уговоры, позволив ему посещать школу. В итоге мое малодушие привело к тому, что у меня отобрали последнего близкого человека.
И теперь здесь, на острове, куда ссылали самых ужасных преступников империи, мне требовалось найти дракона из легенд, которые ходили по нашим землям последние десятки лет.
Однако себя я чувствовала себя последней дурой. И очень надеялась на то, что хоть какие-то истории про дракона окажутся правдой.
В попытке согреть озябшие конечности, я потянулась к пламени костра. С едой я давно расправилась и теперь изо всех сил боролась со сном, который так и норовил утянуть меня в свои мягкие объятия. Уставшее тело настойчиво нашептывало, что немного отдыха не повредит. Однако потеря бдительности могла обернуться бедой, и я прекрасно это осознавала. Тем более, в таком безлюдном месте, как это. Планы оставаться в сознании постепенно терпели крах, вызывая у меня глухое раздражение и отбирая последние силы.
«Да, не быть мне всадницей. Слабая я, как Ромус, даже утомлению не способна достойно сопротивляться», – подумала я и, вспомнив лицо братишки, ради которого забралась на край света, все-таки провалилась в небытие.
Во сне я снова стояла на площади в Ивлире, пряча лицо в тени капюшона, и наблюдала за публичной казнью пойманных мятежников. Мою потрепанную накидку трепал беспощадный ветер, который дул со стороны пустыни. Песок забирался под одежду и скользил по влажной от пота коже.
Центр площади заполонили мужчины в светлых плащах. Крупные застежки с фиолетовыми камнями и длинные кинжалы на поясах выдавали в них ше’ру – элитных воинов императора. Первоклассные бойцы, непревзойденные драконьи всадники и лучшие выпускники Лармара – вот как обычно описывали ше’ру, однако я бы использовала иные эпитеты. Например, жестокие и беспощадные убийцы, которые безжалостно выискивали мятежников и публично карали их с такой невероятной изощренностью, что кровь стыла в жилах. В самых жестоких баталиях они участвовали на стороне императора и неизменно приносили ему победу в столкновениях с Талласом.Мне незачем было становиться свидетельницей смерти стольких людей, однако отчего-то ноги перестали меня слушаться. Они словно бы приросли к земле, не позволяя мне уйти с площади.
Народ все прибывал и прибывал, заполоняя свободное пространство вокруг помоста и столбов, к которым цепями приковали едва живых мужчин, чьи изможденные тела покрывали следы пыток. Их грудные клетки еще вздымались и опадали, но под палящим солнцем Ивлира дыхание постепенно замедлялось.
Нас с детства учили тому, что любое неповиновение императору карается жестокими муками, в том числе руками его преданных псов ше’ру. Поэтому единицы помогали бунтовщикам сеять хаос в нашей стране, а те, кто попадался на подобном, подвергались публичной казни. Ше’ру умели делать свою работу. Карая бунтовщиков в назидание остальным, они наводили страх на всех эккхе в империи.
В воздухе раздался свист хлыста, заставив меня поморщиться. Тихий стон боли сорвался с потрескавшихся губ мятежника, и ветер разнес этот звук по площади.
Гул толпы стал тише, когда к помосту направился высокий мужчина в плаще ше’ру. Он выглядел в разы крупнее и опаснее всех элитных воинов отряда вместе взятых. Его фигура буквально излучала власть, уверенность и силу. Лица мужчины я не видела из-за покрывавшего голову капюшона, но в народе уже тихо шептали: «Верховный баргат1 Шаян собственной персоной… снова устроил публичную казнь в назидание мятежникам… несущий волю императора…».
Я еще никогда не видела верховного баргата, только слышала о нем. Из всех ше’ру он считался самым жестоким, опасным и изощренным в поимке и истязании мятежников. А еще именно он сейчас управлял академией Лармар, куда забрали Ромуса. После трагической гибели предыдущего коменданта, он занял этот пост как сильнейший из драконьих всадников за всю историю империи.
Верховный баргат медленной и тяжелой поступью приблизился к прикованным мятежникам. Когда он поднял ладонь, на площади повисла мертвая тишина.
Все живое боялось этого мужчину.
Даже младенцы на руках матерей затихли, словно тоже чувствовали исходящую от него смертельную угрозу. В своей деятельности верховный баргат придерживался единственного принципа, который неизменно приносил ему победу: любой может быть мятежником и поддерживать Таллас. Каждый эккхе попадал под подозрение Шаяна, ведь доверял он только своим ше’ру и императору. Поэтому никто не стремился привлекать внимание этого мужчины, зная, что он способен учуять что угодно, и в следующий раз у столба окажешься ты.
От одного взгляда на фигуру верховного баргата все внутри меня похолодело. И небезосновательно, поскольку мой отец имел близкое родство с темными фейри – бессмертными существами, владеющими темной магией и обладающими невероятной силой.
Однако все чистокровные представители этой расы остались в прошлом, после того, как три сотни лет назад их Сумрачный Двор вместе с темной магией исчез с континента. От некогда процветающих владений осталась лишь черная, мертвая земля. И теперь казалось, что темных фейри и вовсе никогда не существовало.
Оставшихся в живых потомков и полукровок беспощадно казнили, чтобы помешать соседнему Талласу заполучить мощь, способную принести нам поражение в войне. Каждый ребенок в империи знал, что Таллас поддерживает идею возрождения Сумрачного Двора фейри, ищет возможность снять проклятие, наложенное на мертвые земли. У нас же, в Шеррувии, любая капля родства с темными фейри являлась смертельным приговором.
При этом к владению светлой магией драконов относились иначе. На таких людей возлагали большие надежды, ведь они позволяли Шеррувии сдерживать натиск Талласа.
Талласом правил тайный круг лиц, имена и фамилии которых не разглашались. Если наш император был один, и чтобы совершить переворот было достаточно убить только его, то с Талласом такой фокус бы не прокатил.
Если ты не знаешь, кого убивать, то как сможешь захватить власть над землями? Правильно. Никак.
Талласцы были хитрыми и мечтали вернуть в наш мир фейри. Они умели наносить удары и теснить шеррувимцев от их же границ, а также поджидать в самых непредсказуемых местах. Именно поэтому наш император создал отряд ше’ру, призвав их искореннять мятежников на наших землях, а также защищать себя от поползновений убийц. Но в первую очередь – чтобы уничтожать всех, кто является наследием Сумрачного двора.
Поговаривали, что верховный баргат умел вычислять потомков фейри. То есть таких, как я. Я понятия не имела, какими навыками он владел, но выяснять данный вопрос на собственной шкуре не хотелось.
И уже пожалела, что осталась здесь. Рисковать жизнью ради брата это было одно, и совсем другое – находиться в опасной близости к тому, кто может отдать приказ о твоем четвертовании. Впрочем, отчаянно стремясь попасть в Лармар к Ромусу, я, по сути, делала то же самое.
Даже во сне вспоминая события того дня я понимала, как рисковала, когда осталась на площади и продолжила наблюдать за разворачивающимся действом. А наблюдать было за чем.
Верховный баргат повернулся к народу и вытащил из-за пазухи длинный кинжал из зуба дракона – невероятно острый клинок, способный оставить порез от одного только прикосновения к коже. Рука с кинжалом взметнулась вверх, и навершие на его рукояти сверкнуло драгоценным камнем. Ше’ру за спиной предводителя застыли в ожидании.
А мне внезапно подумалось, что если Ромус переживет обучение, ему тоже предстоит стать одним из таких псов, которые подчиняются верховному баргату. И поклясться в верности самому императору, что включает в себя беспрекословное исполнение всех его приказов. В том числе, по устранению потомков фейри. Собственно, академию Лармар и создавали исключительно с целью воспитывать солдат из носителей светлой магии.
Я старалась не думать о ситуации в подобном ключе, но в душе искреннее надеялась, что нам с Ромусом никогда не придется становиться врагами. И ему никогда не придется, как этот баргат, заносить кинжал над моим телом чтобы свершить волю императора.
– Мирные эккхе, – прокатился по площади громкий и властный голос верховного баргата, от которого, казалось, задрожала даже земля, – верные подданные нашего истинного императора! Я прибыл сюда для того, чтобы вершить суд над гнусными мятежниками, сеющими хаос и смерть на наших землях. Эти мереты2 планировали погубить тысячи жизней в мирном городе, – острие кинжала баргата указало на грудь главаря мятежной группы, – но теперь все виновные пойманы, и каждый из вас, законопослушных эккхе, может спать спокойно!
Люди на площади не произнесли ни слова. Но я была уверена: несмотря на использование верховным баргатом слов из шеррувимского наречия, они поняли каждое слово. Ведь приказом нашего императора каждый бедняк или богач должен был знать свод обязательных фраз и вводить их в свою речь. Даже несмотря на то, что уже триста лет после образования империи мы, обычные люди, продолжали говорить на общем языке, так и не сумев освоить высокое шеррувимское наречие, которое так яро пытался ввести в качестве основного языка самый первый император Шеррувии.
Народ прекрасно знал, что сказал им баргат. И отвечать или приветствовать несущего волю императора пса не собирался. Ведь все их внимание было приковано к мужчинам у столбов.
Проведя на рынке несколько дней, я знала, что один из мятежников был пекарем, а другой – талантливым кузнецом. Всего мятежников у столбов стояло четверо, но горевал народ только по двум. Дома у них оставались семьи. В знак единения с горем их жен и детей люди на площади молчали, наблюдая за творящимся правосудием. Это была их единственная возможность оказать дань уважения и поддержки к мужчинам, жившим с ними много лет бок о бок.
Но одного молчания было мало, чтобы показательная казнь свершилась не начавшись.
Лицо верховного баргата по-прежнему скрывал капюшон когда он провел лезвием кинжала по коже первого мятежника. На помост полилась струйка крови. Затем он повторил то же действие с другими прикованными, пустив и их кровь. Я заметила, как под тканью его плаща что-то засветилось – амулет или цепочка, разобрать было сложно.
Затем баргат резким движением поднес к носу окровавленное лезвие и принюхался. Я видела, как блеснули под капюшоном его яркие золотистые глаза и сверкнули белоснежные зубы.
Замерев на месте от столь ужасающего зрелища, я не могла оторвать от него взгляда. Похоже, и его ше’ру ждали решения, которое он сейчас принимал.
Над нашими головами с ревом пронесся Даррок – дракон верховного баргата – заставив толпу вздрогнуть. А затем все резко подскочили, когда баргат с хрустом всадил кинжал в столб, к которому был прикован пекарь, и вкрадчивым тоном вынес вердикт:
– Потомок аэрукаев3.
После этих слов пара ше’ру молниеносно двинулась через толпу к дому пекаря, чтобы вырезать его потомков, несущих в своей крови след Сумрачного двора. Семьям других мятежников повезло больше, но их самих смерть уже поджидала – следом за взмахом руки баргата оставшиеся подле него ше’ру привели механизм в действие, четвертуя всех прикованных к помосту мужчин.
Все произошло настолько быстро, что я даже не успела отвернуться.
Кровь обагрила плащ и лицо верховного баргата, в то время как сильный порыв ветра сорвал с его головы капюшон, взъерошив черные волосы.
Я застыла, не в силах отвести глаз от его лица, настолько красивого и мужественного, что мое сердце пропустило удар. Острые скулы, идеальной формы губы, волевой подбородок, прямой нос, длинные темные ресницы – никогда раньше я не видела столь идеального мужчину.
Я по привычке придержала свой капюшон накидки, чтобы он окончательно не соскользнул с головы. И все мысли тут же испарились, когда в толпе баргат неожиданно нашел глазами меня.
Резкий, пронзительный взгляд буквально пригвоздил меня к месту. Тяжелый и прямой, он походил на стрелу, нацеленную прямо мне в грудь.
По всей видимости, Шаяна ничуть не смущали ни кровь, которая окропляла его лицо и плащ, ни покачивающиеся позади него останки мятежников.
Время для нас двоих словно застыло. И в мире остались существовать только он, да я.
Чуть позже откуда-то издалека ветер донес до моих ушей стенания пекарской жены и предсмертные крики его детей, пока верховный баргат продолжал безотрывно смотреть на меня. Он как будто уже обнаружил секреты, которые я хранила с рождения. Как будто уже знал, кто я, и открыто предупреждал своим взглядом красноречивее любых фраз: «Ты следующая. Я приду и за тобой».