Read the book: «Камчатские рассказы», page 2
КАМЧАТКА. СПАСЁНКА.
С наступлением лета ареал обитания расширяется: подъёмы на Тарью, походы к дальнему большому маяку на океан.
Мелкий песок просёлка сеется сквозь открытое окно машины на мои коленки и молочные ляжки в коротких шортах. Муж стряхивает его, задерживаясь рукой на внутренней стороне бедра. Такой тёплый, нежный, супружеский жест, мой любимый. Рука легко вспархивает белым голубем – переключить передачу – и опять возвращается на теплый насест. Есть в этом что-то математическое. Аксиома. Держать человека за ногу и молчать. Только не за коленку. Не лошадь и барышник. Я за несуставнЫе отношения.
Мы едем купаться на Спасёнку, в бухту Спасения. Яркое солнце и, пухлым амфитеатром, желтый песчаный пляж, куском топлёного масла среди черных вулканических песков тихоокеанского побережья. Мысы сжимают бухту в ровный овал, в котором океан дремлет невероятно выпуклым мениском, серебрясь мелкой чешуёй волны на зенитной игле хребта. Игла эта сверкает ослепительным блеском, сжигая глаза.
Нескольких шагов достаточно – зайти по грудь.
– У-у-у, – гудит солнечный, по определению Тихий, океан и протягивает ко мне сильные магнетические руки своих strong current’ов.
– Ныряй и держись левее, тогда течением вынесет на мыс, – кричит мой любимый мужчина, – иначе…
Но ноги мои уже оторвались ото дна, и стремительный берег отпрыгнул вдаль.
– Левее, левее, левее,– шепчу я сквозь зубы и солёную воду во рту, борясь с тихим, но цепким океаном.
Хорошо, не услышала последней фразы инструктажа по РБЖ. Руководства по борьбе за живучесть. Точка. Значит, справлюсь. Восклицательный знак.
КАМЧАТКА. ЖИМОЛОСТЬ.
Камчатка – удивительно благодатный край. В чистейших реках кишит рыба. В бухтах – крабы и мидии. В сезон – грибы и ягоды вёдрами. Можно самим поехать пособирать, но лучше централизованно, с госпиталем: чтоб заехать поглубже, где даров природы погуще.
До лона этой разнежившейся у подножья Корякской сопки природы нас, с большим трудом, доставил госпитальный ГАЗ-66 или, как в народе говорят, «шишига». Пришлось вырубать кой-какие мелкие деревца, заполонившие дорогу.
По прибытии, прекрасная половина больничного штата и жёны его оставшейся половины стали собирать в вёдра с высоких полутораметровых кустов крупные, сладкие ягоды жимолости, синие с сизым налётом. Собирать одно удовольствие. Много её, очень много. Видом парно растущие ягоды смахивают на голубику, а на вкус слаще, черника черникой. Созревает жимолость в конце июля- начале августа.
Не секрет, что на Камчатке медведи кушают людей. Дальнобойщиков на ночных стоянках и кабины не спасают. Тоже мясо, только в консервной банке. Поддел когтем, открыл, голову отъел, а остальное прирыл где-нибудь, пусть доходит. Поэтому мы ходили парами, чтобы в случае нападения напарник мог воссоздать хронологию события. Командовал госпитальным женским батальоном, брошенным на жимолостный фронт, наш зам. по МТО подполковник Шилин, спокойный, незлобный, очень милый человек, который и отвечал за наше благополучное возвращение.
Сбор утомлял, в первый раз всё-таки! Моя напарница – ягодка за ягодкой, кустик за кустиком – скрылась из глаз. Побродив середь кустов жимолости и попинав мухоморы, решила тихо, по –английски, вернуться к машине. «Скоро обед! – рассудила во мне Василиса Премудрая, – все сюда, на полянку, подтянутся». После чего премудро заснула в тени, под грузовиком, овеваемая запахом цветов и гулом насекомых.
Пробуждение окунуло в странные разговоры. Обсуждали как лучше сообщить доктору, что пропала его недавно прибывшая жена. Выползла на свет божий, желая принять, участие в обсуждении, и была найдена утомлённым и взвинченным бесплодными поисками коллективом.
Вскоре волнение улеглось. Все выпили и закусили, потом ещё выпили и закусили, потом ещё… Стал веселее глядеть и товарищ подполковник, дай бог ему здоровья на многие годы. Погрузились с ведрами в кузов, стартанули, и через километр пробили срубленной берёзкой правый бензобак. Но это мелочи, у нас оставался левый, абсолютно целый.
Главное, что жену доктора не съел медведь. Ведь он может, ох как может!
КАМЧАТСКАЯ ЧЕСТНОСТЬ. 13-ЫЙ КОРДОН.
Народ на Камчатке тоже особый. Честный, прямой, дружелюбный. На выручку придёт любой, не пройдёт, не проедет мимо. Даже мимо таких безголовых, как я. Завелась у меня с юности нехорошая привычка – оставлять сумки в общественных местах: повесить на спинку стула, встать и уйти, чтоб минут так через пять вспомнить, вернуться и не найти её. Поэтому муж за мной придирчиво следил.
Так вот! Везли мы с Костей из Петропавловска в Вилючинск крупную сумму в рублях, щедро приправленную валютой. Местом её дислокации была выбрана пухлая барсетка коричневой кожи, весьма импозантного вида.
Погода чудесная. Авачинский вулкан парит в две трубы. В четыре он тоже умеет. Кипит чайник! Вьёт белый кудрявый дымок.
Чтобы к нашему и так хорошему настроению добавить лишний градус, заезжаем на 13-ый кордон, в шашлычную, хитро совмещенную со страусиной фермой.
Тут можно на собственном организме испробовать, больно ли кусаются страусы. Кормить их всё равно нельзя, о чём предупреждают рекомендательные таблички с текстом: «Страусов не кормить!», ощетиненные восклицательными знаками. Серо-чёрные страусы лихо носятся по вольеру.
Мы сидим за уличным столиком, на скамейке. Едим нежный, сочный шашлык. Нет, не из страусов, из свинины. Проклятая барсетка наручником сковывает мне запястье правой, толчковой руки. Тихонько высвобождаюсь и кладу нашего маленького поросёночка под бок моей свиноматочной сумки, с коей можно безбедно жить месяца два-три в условиях крайнего Севера.
Весеннее солнышко морИт и дремОтит. На Камчатке кроме трехдневных циклонов, которые начисто прекращают всякую жизнедеятельность вне дома, круглогодичное, тёплое солнце. Снег? А что снег? Он и в июле ещё лежит в распадках, а народ уже купается в океанских + 14-ти по Цельсию.
Довольные обедом, втаскиваем тёплые, сытые животы в машину. «Сумку взяла», – благодушно проверяет муж. Я киваю.
Движение моих колен и сумки уже синхронизировались с качкой, подсознание тоже вошло в резонанс, вдруг муж, взглянув на мои покоящиеся на сумке руки, в авангарде вопроса-ответа: «Ё-моё, барсетка где…» – ставит автомобиль на дыбы, даёт шпоры и гонит его вспядь, как сибирские реки, обрывая трос педали газа.
На скамейке барсетки нет. Под уничтожающим взглядом, учу роль Дездемоны. Идём внутрь.
– А, та барсетка, что на улице оставили?! Вот!
Достают из-под стойки и грохают рядом со стопкой меню нашу жирную хрюшку.
– Клиенты с улицы принесли.
Ни один рубль не упал с головы, вернее из чрева портмоне. Все «моне», до единого, были «портИрованы» до нас. Меня это потрясло.
Когда я, ещё студенткой, оставила в Петербурге, в кафе-мороженом свою первую сумку, положив тем самым начало традиции, в милиции вместе с протоколом о пропаже сумке мне вручили рецепт на бром для улучшения памяти. «А если не будет помогать, – сказали они, ласково улыбаясь, – милости просим к нам, будем улучшать лично».
КАМЧАТСКИЕ НАТАШКИ. НАТАША № 1.
В своё время Лев Николаевич пришёл к утешительному выводу, что все счастливые семьи похожи друг на друга. Конечно, не мне спорить с классиком, которого мы читаем вслух всей страной; тем не менее эта семья была счастлива по-своему.
Жену звали Наташа, была она девушка видная и модная, стройная блондинка с длинными вьющимися волосами.
В семье имелся мальчик и ещё мальчик, короче двое было мальчиков. Старший, уже увесистый молодой человек обломал пополам подоконник в кухне, в результате беспрерывной коммуникации с друзьями через форточку. Это было мощным аргументом в семейных спорах, которым пользовались оба супруга: она – так и не починил, он – плохо воспитываешь балбеса, всё на форточке висит.
Младший ошибок старшего не повторял или умело заметал следы. На день его рождения круг детей и взрослых пересекался только на вручении подарков, после чего праздники шли параллельными курсами, причём взрослый развивался стремительнее за счет горячительных напитков.
Муж был человеком исключительной бережливости и обычно копил на какую-нибудь нужную мужскую прибамбасину. В конце процесса накопления, когда до мечты становилось рукой подать, Наташа имела обыкновение покупать, методом внезапного озарения, необходимую ей женскую штуковину.
Ругались они постоянно, в шумных общественных местах и в семейной тиши, но это нисколько не портило их любви. Намереваясь, по отдельности, в разговорах с друзьями, разойтись, они ворковали, встречаясь дома.
Наташа обладала уникальной способностью разгонять посиделки мужа с сотрудницами, опрокидыванием столов с накрытыми полянами. Это было страшно и восхитительно одновременно!
– А, кто мне писал письма «Наташа, любимая, приезжай!», а?
– Ничего я такого не писал! Вот!
Органично-гармонично. Не каждый так сможет, друзья, не каждый!
КАМЧАТКА. КОВЁР.
Нигде так хорошо не пьётся, как в гарнизоне, в циклон. Вкусна водка. Божественно шило.
В гостях у нас Наташка № 1 с мужем Игорем, и все мы сидим на кухне. Только Женя, наш старший, у себя в комнате за компом.
За окном валит очередной снег. На столе разносолы и холодная водка. Мы беседуем. Душееевно. Уж слегка наклоняясь друг другу.
– Солнышко, у нас осталась черемша? Принеси.
Начинаю идти на балкон. Там холодно. В щели наметает горками снег, и он висит бахромой на окнах, по кругу, оставляя маленькие круглые иллюминаторы.
Я стою, мерзну и слушаю завывания ветра.
Ставлю банку на ковёр, чтобы закрыть дверь.
На кухне слышны голоса и смех. Рассказывают какие-то истории. А вокруг меня зеленое море ковра командира подлодки, в квартире которого мы живем.
