Read the book: «Успех ребенка – предопределенность или воспитание? Истории семей и их талантливых детей»

Font::

Published by arrangement with Elyse Cheney Literary Associates LLC and The Van Lear Agency LLC

Перевод с английского Ольги Мозгуновой

* * *

Моим мальчикам

Предисловие

Можно сказать, что написанием этой книги я начала заниматься еще с тех пор, как училась в четвертом классе. Именно тогда мои родители отправились в одну из многочисленных двухнедельных поездок по работе отца, оставив меня с близкими друзьями семьи в их просторном трехэтажном доме в викторианском стиле. Дом был расположен всего в нескольких кварталах от нашего, но обычаи и распорядок там были совсем другими. В нашей семье после ужина было принято вместе смотреть ситкомы эпохи 80-х. Точно не помню, чем именно перед сном занимались трое сыновей наших друзей, но телевизор, который стоял в комнате рядом с кухней, всегда был выключен. По ночам их мама, тетя Гейл, как я ее называла, часто сидела в этой комнате и читала до глубокой ночи. Она все время сидела неподвижно, лампа ярко освещала тяжелую книгу, лежавшую у нее на коленях.

Разница в семейных привычках становилась еще более заметной за ужином. Как правило, мои родители обсуждали работу отца, пока мы с братом и сестрой жевали свою еду, дурачились или в очередной раз дискутировали о том, почему сестре всегда достается место в углу. В доме, где я гостила, после изысканной трапезы отец семьи откладывал вилку, поднимал глаза на одного из сыновей и либо расспрашивал его о каком-нибудь недавнем событии, либо задавал придуманную на ходу математическую задачку, например, такую: из города А в 7:00 вылетает самолет со скоростью столько-то миль в час, а в другое время из города В вылетает другой самолет, который летит с такой-то скоростью, – в какой точке самолеты встретятся? Сыновья должны были самостоятельно найти решение в уме. Такие математические разминки доставляли мне массу удовольствия до того вечера, пока хозяин дома не задал подобный вопрос мне. После мучительно долгого молчания, когда в голове у меня было совершенно пусто, я просто разрыдалась.

Как единственной девочке в доме, мне потакали и даже немного баловали меня, но я все равно выдохнула с облегчением, когда наконец вернулись мои родители. В мою жизнь вернулись более понятные правила, которые они просили соблюдать за столом: помыть за собой тарелку или жевать с закрытым ртом. В то же время я стала задумываться и о других домашних традициях, которые теперь были мне известны, о том, насколько разнообразной может быть семейная культура с точки зрения родительских ожиданий и развития навыков. Математика давалась мне нелегко – но что было бы, если бы я решала математические задачи за ужином каждый вечер? Что, если бы я привыкла высказывать свое мнение о событиях прошедшего дня, отстаивать свою позицию? Куда бы это меня привело? Были ли подобные требования родителей благословением и удачей или же бременем, которое постоянно давило бы на меня?

Став взрослой, я превратилась в кого-то вроде «исследователя семьи», уделяя пристальное внимание деталям воспитания в семьях моих друзей и особенно интересуясь тем, как они подходят к обогащению своей семейной культуры.

Еще до того, как я встретила свою дорогую подругу Аню Эпштейн на втором курсе колледжа, я знала от общих друзей о ее семейной родословной. Ее семья была богата жемчужинами кинематографа, ее отец, Лесли Эпштейн, был уважаемым романистом, а дед, Филипп Эпштейн, в соавторстве со своим братом-близнецом Джулиусом написал сценарий к фильму «Касабланка». После того как мы с Аней стали соседками по комнате в колледже, я с восторгом заслушивалась ее рассказами о семье, где высокие надежды возлагались не только на детей, но и на создаваемые ими произведения искусства. На одном из спектаклей, который она посетила недалеко от своего дома в Бруклине, штат Массачусетс, Аня, которой тогда было 9 лет, вскочила на ноги, чтобы присоединиться к остальным зрителям, аплодировавшим стоя. «Бостонская публика…» – прошипел Лесли, потянув ее за юбку, чтобы усадить обратно на место. Отец читал ей Диккенса перед сном, а на праздничных семейных мероприятиях к ним присоединялись такие известные писатели, как Джон Апдайк и Дорис Лессинг. Среди ее наиболее ранних и приятных воспоминаний об отце она выделяет совместное обсуждение идеи для детской сказки о морских и небесных звездах, которую Эпштейн собирался опубликовать.

Мне было любопытно узнать о других элементах их семейной культуры, которые, казалось, были связаны с их многочисленными достижениями, с их уверенностью или даже дерзостью. В этой семье превозносили непочтительность, провокационность и умение делать осторожные, но меткие и колкие замечания во имя справедливости. Семья гордилась тем, как близнецы отреагировали, когда комиссия по расследованию антиамериканской деятельности вызвала их в суд после того, как их начальник, Джек Уорнер, один из основателей кинокомпании Warner Bros., включил их имена в список писателей, которых он подозревал в лояльности к коммунистам. Как пишет Лесли Эпштейн в журнале Tablet, отправленная братьям официальная анкета содержала вопрос о том, состояли ли они когда-либо в диверсионном сообществе, и если да, то в каком именно. «На первый вопрос мы ответили: “Да”, а на второй ответ был следующим: “Warner Bros.” Больше комиссия нас не беспокоила», – писал Лесли Эпштейн.

Эпштейны гордились своим семейным остроумием и красноречием, а также, за исключением Ани, все они очень любили спорт. Одни из самых теплых воспоминаний Лесли о дяде и его отце, трагически погибшем молодым, связаны с футбольными матчами, которые они посещали вместе. Отец Ани не позволял ей себя беспокоить только в двух случаях: когда писал и когда следил за игрой «Бостон Ред Сокс» с ее младшими братьями-близнецами.

Нарратив лежал даже в основе успеха матери Ани, Илен Эпштейн, доброй и чуткой женщины, которая на протяжении примерно 40 лет вместе со своим близнецом и близкой подругой владела магазином одежды The Studio в Бруклине. Постоянные клиенты заглядывали туда не только за покупками, но и чтобы просто посидеть и рассказать свои истории, многие из которых потом пересказывались Ане за ужином.

В течение долгого времени я наблюдала за тем, как складывается жизнь детей семьи Эпштейн, в которой, казалось, так четко отразилось их воспитание – не только их многочисленные привилегии, но и семейные ценности, влияние и ожидания. Аня сделала успешную карьеру сценариста на телевидении и выступила шоураннером таких сериалов, как «Любовники» и «Пациенты». Один из ее младших братьев, Пол, стал основателем благотворительной организации и любимым социальным работником в системе государственных школ Бруклина. В 2002 году его близнец Тео Эпштейн в возрасте 28 лет стал самым молодым генеральным менеджером бейсбольной команды «Ред Сокс» и на этой позиции начал одну из самых блестящих карьер в истории современного бейсбола. Он привел «Ред Сокс», а затем и «Чикаго Кабс» к историческим триумфам, попал на обложку журнала Fortune и занял первое место в рейтинге мировых лидеров 2017 года. Тео, который в данный момент является частичным владельцем «Ред Сокс» и старшим советником Fenway Sports Group, и Пол, управляющий фондом, который они основали вместе, собрали более 16 000 000 долларов на оплату обучения в колледже для студентов из малообеспеченных семей и поддержку некоммерческих организаций в Бостоне и Чикаго.

«Если честно, это меня слегка ошеломило… – сказал Лесли Эпштейн в интервью газете Boston Globe, когда Тео в 28 лет занял пост генерального менеджера “Ред Сокс”. – Хотя Александр Македонский в 28 уже был генеральным менеджером мира».

Еще до встречи с Аней я с особым вниманием относилась к встречавшимся мне историям о формах культурного и интеллектуального развития детей в различных знаменитых успешных семьях, таких как семья Кеннеди, которая столь явно ценила и образование, и дух конкуренции. В своих мемуарах «Мои двенадцать лет с Джоном Кеннеди» (My Twelve Years with John F. Kennedy) Эвелин Линкольн, личный секретарь Кеннеди, писала: «Пытливый ум Кеннеди и стремление к изучению всего вокруг отражали всю ту подготовку, которую он получил за семейным столом еще в детстве». Его отец, Джозеф Кеннеди-старший, определял тему разговора за столом – в своей книге Линкольн привела в пример «Алжир», – которую один из детей должен был представить и осветить за ужином, дав определенную экспертную оценку. Но остальные дети тоже должны были подготовиться к участию в обсуждении по выбранной теме, чтобы, как писала Линкольн, они могли задать вопросы рассказчику, когда он закончит свой доклад, и узнать, как много он на самом деле знает.

Мне было так любопытно узнать о подобных ритуалах в некоторых высокопоставленных семьях, что в 2012 году я написала статью, для которой взяла интервью у Франклина Фоера, одного из трех братьев, ставших авторами бестселлеров. В разговоре с ним я вспомнила статью в New York Observer, где Франклина, сейчас штатного писателя в The Atlantic, спросили, выступали ли они с братьями с докладами на разные темы за обеденным столом. «Это касалось только меня, потому что я был застенчивым», – пояснил Франклин Фоер. Но в беседе со мной он также уточнил, что эти обеденные беседы в его семье были необычайно разнообразными и открытыми. Как я писала в статье, отец вовлекал братьев в дебаты об экономической политике и гражданских правах, внимательно слушая их рассуждения. Разговор о политике «Звездных войн» Рейгана мог привести к дискуссии о том, почему невозможно построить гигантский щит над Соединенными Штатами из конструктора «Лего». Туалетный юмор приветствовался: культура этой семьи была многогранной и всеобъемлющей, задеть кого-то было непросто. В одном из последующих интервью Франклин добавил, что большой оптимизм – некоторые назвали бы это амбициями – явно поощрялся. Мать Фоеров, которая хотела воспитать в своих детях уверенность в себе, создавала для них на дни рождения альбомы с фотографиями, на которых их головы были приклеены к телам великих людей или выдуманных персонажей, которыми они восхищались: Хана Соло, футболиста Сида Лакмана и Томаса Джефферсона.

Хотя мой постоянный интерес к историям семей был вызван тем ранним детским знакомством с домом наших друзей, меня также заинтересовала семья, с членами которой я никогда не встречалась, но благодаря часам чтения и перечитывания книг я чувствовала, что хорошо их знаю. Речь о трио сестер Бронте, чьи романы XIX века и сейчас остаются объектом анализа и восхищения любителей литературы.

Даже когда я плакала над унижениями, выпавшими на долю главной героини романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», или восторгалась жестокой природой страсти, описанной Эмили Бронте в «Грозовом перевале», во мне уже зарождались размышления о том, какие обстоятельства привели к тому, что две сестры стали писать подобные книги. В будущем эти размышления станут для меня привычным делом. Прошло еще немного времени, прежде чем я добралась до творчества их младшей сестры Энн, и мое любопытство только возросло. Романы Энн Бронте – «Агнес Грей» и «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» – никогда не были культурными ориентирами, как «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал», однако Энн тоже писала оригинальные книги, непоколебимые в своей философии, феминистские и новаторские. Так что же произошло в семье Бронте и какой климат в ней сложился, что «молния три раза ударила в одно место»?

В 1857 году, через 2 года после смерти Шарлотты в возрасте 38 лет, ее подруга и романистка Элизабет Гаскелл опубликовала биографию «Жизнь Шарлотты Бронте». В своей книге Гаскелл по-своему попыталась ответить на тот же вопрос, что лежит и в основе каждой из глав этой книги: в чем секрет этой удивительной, выдающейся семьи? Ответы Гаскелл (которые также воспринимались как оправдание романисток, писавших столь «грубые» произведения) были достаточно интригующими, чтобы книга сразу же получила признание критиков, принесла автору финансовый успех и стала вдохновением для бесчисленных биографий, фильмов и телесериалов, каждый из которых создавался, чтобы удовлетворить любопытство следующих поколений читателей и зрителей. Биография Эмили, опубликованная в 1883 году, представляла собой трепетную критическую переоценку ее творчества, упор в которой был сделан на тему ее воспитания, что свидетельствует о том, насколько сильно именно история семьи способствовала признанию творчества сестер.

* * *

В какой-то момент я поняла, что выдающиеся семьи интересуют меня настолько, что я хочу прочитать книгу, в которой бы раскрывались общие для многих из них темы, а поскольку ни одной такой работы я не знала, то решила провести исследование и написать такую книгу сама. Собирая подробности и отмечая повторяющиеся явления, я продолжала размышлять о различных аспектах истории семьи Бронте, которая была достаточно богатой, сложной и обширной, чтобы заинтересовать увлеченных «бронтологов». Однако я включила в книгу и многие другие важные темы, которые в конечном итоге появились в моих собственных репортажах о нескольких современных семьях. Я бы сказала, что семья Бронте обращает на себя внимание не только благодаря своей яркости и неординарности, но и благодаря резонирующим элементам своей истории и аспектам воспитания, которые стали для меня ориентирами. Благодаря этим ориентирам я смогла выделить ключевые детали в историях других семей, которые иначе, возможно, не сочла бы важными.

Во многих семьях, чьи истории я изучала, я наблюдала примеры отцов, напоминающих Патрика Бронте – отца сестер Бронте, овдовевшего священника, наделенного – к лучшему или к худшему – такой силой духа, что он смог пережить не только жену, но и всех шестерых детей. Я стала думать о Патрике Бронте как о борце и победителе, который идет наперекор обстоятельствам, как о человеке, который стал основой идентичности и истории целой семьи. Такие родители становятся легендами в своих семьях, даже если они никогда не достигали особой известности за ее пределами. Они служат живым доказательством того, что никакие внешние ограничения и барьеры не должны распространяться на семью и мешать ее членам строить свое будущее.

Такие родители могут громко заявлять о своих амбициях по отношению к детям, как и по отношению к себе в свое время, или, не говоря ничего определенного, могут создать культуру достижения, просто установив достаточно высокую планку. Они выпускают стрелу амбиций и часто с удивлением обнаруживают, что не могут контролировать направление этой стрелы. Патрик Бронте любил поэзию и художественную литературу, как и его покойные дочери, но он был человеком своего времени и не мог мечтать о том, чтобы кто-то из дочерей реализовал мечты о литературном величии. Во всяком случае, как писала Шарлотта, отец советовал ей сосредоточиться на «обязанностях, которые должна выполнять женщина», – на шитье или преподавании, а не на чтении и сочинительстве. Однако, когда Шарлотта стала известной писательницей, он послал экземпляр «Джейн Эйр» своим родственникам в Ирландию, снабдив его запиской, полной слов гордости за дочь (хотя книга была опубликована под псевдонимом, ее настоящее имя, как он убедился, «было известно повсюду»).

На примере семьи Бронте я поняла, что зачастую именно братья и сестры помогают друг другу найти путь в будущее. Шарлотта была движущей силой профессионального успеха своих сестер. Именно она разглядела в них талант и активно помогала его развить. Осенью 1845 года, в возрасте 29 лет, Шарлотта, как она позже писала в эссе, наткнулась на целую стопку листов со стихами, написанными почерком Эмили. Они несли в себе «особую музыку – дикую, меланхоличную и возвышенную». Поначалу Эмили была раздражена тем, что Шарлотта сует нос не в свое дело, она считала такой интерес «неоправданной вольностью», которую старшая сестра позволяла себе, роясь в ее бумагах. «Потребовались часы, чтобы примирить ее с открытием, которое я сделала, и дни, чтобы убедить ее, что такие стихи заслуживают публикации», – пишет Шарлотта в эссе, которое послужит предисловием к изданию «Грозового перевала» в 1850 году. В какой-то момент Энн предложила Шарлотте оценить ее собственные стихи. Каков был ее вердикт? В них был «свой милый искренний пафос», – написала Шарлотта, не слишком скупясь на похвалу. Шарлотта убедила сестер, что они должны вместе представить редактору томик своих стихов. Эта затея не имела успеха, но дала толчок их писательской карьере.

Поодиночке любая из сестер Бронте могла бы потерять веру в свое творчество или сохранить свои работы в тайне, но в процессе создания романов они составляли свое небольшое творческое объединение из трех человек, куда входили исключительно женщины, которые поддерживали друг друга.

Благодаря Бронте я поняла, что моя собственная книга будет не просто рассказывать о влиянии братьев и сестер друг на друга или о родительском вдохновении – она должна быть посвящена семейной динамике, сложному взаимодействию различных сил и влияний внутри семьи. Можно увлеченно анализировать факторы, которые привели к выдающимся достижениям Бронте, не ожидая, что они когда-либо будут воспроизведены в полном объеме. Как семья они представляют собой одну из прекраснейших статистических аномалий, и я буду неоднократно возвращаться к этим удивительным людям в главах книги.

Когда я начала писать эту книгу, я была матерью маленьких мальчиков-близнецов, которые сейчас уже поступили в колледж. На протяжении всего этого времени мы с мужем старались вдумчиво относиться к нашей собственной семейной культуре, ожиданиям и влиянию. Я не стремилась раздувать свои амбиции, но меня волновало, как выбор, который мы делали, может повлиять на будущее наших сыновей, на их способность в полной мере реализовать свой потенциал. В юности я была безмерно благодарна родителям за то, что они помогали мне держать дистанцию между моими высокими академическими устремлениями. Но теперь, когда я сама стала матерью и мои дети переходили из одного класса в другой, я обнаружила, что внутри меня растет родительская тревога, характерная для определенной демографической группы нашего времени. Достаточно ли мы раскрываем потенциал детей, достаточно ли их поощряем и обогащаем? Прививаем ли достаточно трудолюбия?

* * *

Большинство родителей скажут, что главная их забота – настоящее и будущее счастье детей. Я отношусь к их числу, но все же почему-то большинство родителей не считают своей обязанностью сделать достаточно счастливого ребенка еще счастливее. Они не покупают книги с названиями по типу: «Как превратить вашего счастливого ребенка в самого счастливого». Большинство родителей не пытаются определить, входит ли их ребенок в 10 % счастливых детей в классе, и не задумываются: «Возможно, я что-то сделал не так – не предоставил достаточно возможностей для счастья. Если я не сделаю своего ребенка еще счастливее, он не будет успешно расти и развиваться».

С другой стороны, стремление к достижениям может стать соревновательным видом спорта для родителей, который сопровождается удобными и конкретными показателями – оценками, баллами, золотыми звездами, стипендиями, рейтингами. Родителям с определенным складом ума может казаться, что им никогда не будет достаточно. Если дочь преуспевает на уроках математики, такие родители могут задаться вопросом: «Может, математика недостаточно сложная?» Если сын не хочет регулярно заниматься игрой на гобое, родители могут задуматься: «А не попробовать ли мне поощрять его? (Специалисты по психологии поведения говорят: «Да, поощрения могут помочь».) Но если начать поощрять определенное поведение, не подорвет ли это внутреннюю мотивацию ребенка?» (Специалисты по психологии развития говорят: «Да, это может подорвать мотивацию».)

Более того, родители должны чувствовать ответственность и понимать, что если ребенок не обладает некоторыми качествами, которые ценятся в обществе, – например сознательностью, – то, возможно, они не сумели уделить должного внимания чему-то важному. Они не поощрили детей в нужный момент и не предупредили о последствиях. Если бы они лучше воспитывали детей, то, несомненно, их дети добивались бы более заметных успехов в учебе и на работе.

Возможно, вы, как и я, наблюдали за семьями, в которых есть не один ребенок с высокими достижениями, и вам тоже казалось, что дома у них происходит что-то особенное. Наверняка вы задавались вопросом – как им это удалось? Что происходило за обеденным столом в их доме? Можно ли что-то почерпнуть из того, как они вдохновляли своих детей? И не обязательно дело в амбициях ради амбиций. Цель для многих родителей, которых беспокоят вопросы воспитания, состоит в том, чтобы дать своим детям возможность действовать самостоятельно или почувствовать себя способными достичь большего – связать их достижения не с собственным успехом, а с чем-то, имеющим больший смысл. Они не хотят, чтобы их дети относились к своему воспитанию, как мой друг, который однажды с сожалением отметил, что его родители никогда не ждали от него многого и что он всегда оставался один на один со своими мечтами, из-за чего воплотить их было труднее.

Что касается моих сыновей, то, когда я думаю, что просто хочу, чтобы они были счастливы, возможно, на самом деле я хочу, чтобы они были счастливы и сейчас, и в будущем. Все начинается с безусловной любви, с осознания того, что она у вас есть и что вы способны ей делиться. Но еще один источник счастья кроется в ощущении собственной субъектности, поэтому я надеюсь, что мне удалось воспитать их любознательными и находчивыми, способными в будущем внести свой вклад в дело, которое они выберут.

Возможно, в силу того, что мои близнецы – разнояйцевые, меня особенно интересует, как несколько детей в одной семье добиваются схожих результатов. Я подозреваю, что родители близнецов, в частности разнояйцевых, тратят больше времени, чем многие другие, на размышления о справедливости и равенстве в надежде, что не только один, а оба их ребенка проживут социально насыщенную, интересную и успешную жизнь. В воспитании они особенно стремятся к балансу – без сомнения, трудно находимому.

Прогнозируя вероятность достижения людьми успеха, социологи обычно учитывают социально-экономический статус, или СЭС. СЭС – самый мощный фактор того, какое образование получит ребенок. Однако социологи отмечают, что между братьями и сестрами из одной семьи, особенно в условиях нехватки ресурсов, по-прежнему существуют значительные образовательные и экономические различия. «При объяснении экономического неравенства в Америке различия между братьями и сестрами составляют примерно три четверти всех различий между людьми», – написал социолог Далтон Конли в своей книге «Порядок рождения» (The Pecking Order) в 2004 году.

Отчасти это несоответствие можно объяснить неравномерным распределением удачи, отчасти – удачи с точки зрения генетики. Хотя в среднем у родных братьев и сестер больше общего, чем у двоюродных, а у двоюродных в свою очередь больше, чем у троюродных, гены могут перемешиваться самым неожиданным образом, что приводит к значительным различиям между детьми в одной нуклеарной семье. От того, как эти гены проявят себя, может зависеть разница между ребенком с СДВГ, для которого школа является испытанием, и ребенком, которому нравятся атмосфера и порядок учебного класса. Гены могут подтолкнуть одного ребенка к чтению книг, а другого – к постоянной социальной коммуникации. И эти небольшие различия даже в раннем возрасте в зависимости от окружающей среды могут активировать целый ряд эффектов, которые приведут к разным результатам в будущем.

Причина, по которой жизненные пути братьев и сестер могут быть очень разными, также кроется в экономической ситуации семьи. Исследование Конли показало, что в семьях со средним и низким уровнем дохода родители, как правило, вкладывают больше средств в развитие ребенка, который, как им кажется, больше других готов к успеху. Они оплачивают его репетиторов, устраивают в частную школу или колледж, оставляя при этом своих менее талантливых детей с меньшими ресурсами для старта. (Более состоятельные семьи, напротив, склонны вкладывать ресурсы в ребенка, который меньше успевает по учебе, чтобы помочь ему преуспеть.) Финансовые взлеты и падения семьи также влияют на жизненные результаты братьев и сестер, которые зависят от времени, подобно игре «Музыкальные стулья». На каком этапе учебного процесса находился ребенок, когда музыка прекратилась? Поступила ли старшая сестра в колледж до того, как развод ее родителей лишил ее возможности скопить сбережения на будущее? Успели ли родители, владеющие семейным бизнесом, вовремя отдать младшего ребенка в частную школу, пока дела шли в гору? Не слишком ли поздно это случилось для старших детей, которые даже не заинтересовались поступлением в колледж?

Разница в финансовых условиях, столь распространенная среди братьев и сестер, делает еще более примечательными те случаи, когда в семьях, особенно в семьях рабочего или среднего классов, рождается более одного ребенка, добившегося выдающихся результатов. Поэтому я решила выяснить, какие семейные факторы, если таковые имеются, способствуют этой череде успехов.

Оказалось, непросто найти семьи, в которых все братья и сестры согласились бы участвовать в исследовании. В некоторых случаях другие братья и сестры накладывали вето даже на намерение одного из них участвовать. Даже в семьях, где у братьев и сестер были общие высокие достижения, часто их взгляды на собственную жизнь или семью не совпадали. Я была свидетелем ссор и легких оскорблений среди именитых общественных деятелей, когда они решали между собой, стоит ли им участвовать (как только это начиналось, ответ неизбежно оказывался отрицательным). Я наблюдала, как желание одного из братьев поговорить пресекалось более старшим. Иногда кто-то из братьев и сестер нервничал, не желая раскрывать семейные тайны, и я оказывалась объектом подозрений, даже если меня не интересовал именно этот аспект их совместной истории. Интимность семейной жизни, глубоко укоренившаяся преданность и обиды между братьями и сестрами, о которых никогда нельзя было говорить вслух, – со всем этим оказалось непросто работать. Но в конце концов благодаря мягкой настойчивости мне посчастливилось найти шесть замечательных семей, братья и сестры в которых, даже если и не горели желанием сотрудничать, все же пошли мне навстречу. Эти семьи были готовы открыться мне, поделиться своими историями, пересказать свои уникальные пути, которые я попыталась соединить в некое подобие карты, иногда замечая интересные пересечения тех маршрутов, которые они сами упускали из виду.

Семьи, которые чем-то меня поразили, объединяло то, что я называю культурой храбрости, то есть верой в собственную способность изменить мир к лучшему, создать великие произведения искусства или побить мировой рекорд. Например, приехать в Соединенные Штаты без знания английского языка, но с верой в умение найти способ привести своих детей к большому успеху, несмотря на финансовые трудности, – несомненно, требует большой храбрости.

Когда я искала современные семьи для этой книги, меня привлекли те, члены которых стремятся к целям, требующим яростной самоотдачи и глубокой, непоколебимой уверенности в себе и своих стремлениях. Это борцы за гражданские права, художники, писатели и музыканты, предприниматели, судьи, олимпийские спортсмены, признанные режиссеры-новаторы. Вначале мне казалось, что я пишу книгу о семьях, добивающихся больших успехов. В итоге я написала книгу о семьях с большими мечтами, члены которых обладают навыками, позволяющими успешно их реализовывать. В книге также представлены истории нескольких ученых, чьи исследования имеют отношение к некоторым вопросам, которые я задаю о природе и воспитании¹, ожиданиях и мотивации. Чаще всего семейное прошлое этих ученых позволяет понять, почему они тоже задавались этими вопросами.

Знакомство с семьями, чьи истории я рассказываю в этой книге, стало одной из величайших радостей моей профессиональной жизни. Никто из них не претендует на то, чтобы поделиться неким секретом успеха, – большинство из них слишком скромны. В любом случае трудно взглянуть на свое семейное происхождение объективно, поскольку это буквально воздух, которым мы дышим, наша естественная среда обитания. Замечу, что, хотя я и обнаружила некоторые общие черты среди этих семей (многие из них пересекаются с Бронте), главное – это захватывающие истории необычных семей, которые поделились рассказами о том, какие трудности им пришлось преодолеть, о своей борьбе, о провалах и триумфах своих родителей, а также динамикой отношений между родными братьями и сестрами, которая могла причинять боль, одновременно заставляя двигаться вперед. Можно с уверенностью сказать, что если это книга о семьях, добившихся больших успехов, то часто она также рассказывает и о реальных издержках этих успехов, о жертвах и даже о боли, которые они порой влекут за собой. Люди, о которых здесь идет речь, не пытались скрыть от меня свои личные недостатки или недостатки своей семьи. С одной стороны, их истории могут утешить тех, кто вырос в иной среде. С другой стороны, их истории могут вдохновить.

Я писала эту книгу на протяжении многих лет. Это значит, что она также посвящена природе славы и успеха. Возможно, если бы я начала на год или два раньше, то попыталась бы понять, почему творчество братьев Вайнштейн оказало столь грандиозное влияние на мир независимого кино. Люди, с которыми я познакомилась на определенном этапе их карьеры, оказались – к лучшему или худшему – в совершенно других местах к тому времени, когда я закончила свой репортаж много лет спустя, или подверглись на этом пути пристальному вниманию общественности. Вместо того чтобы превозносить семьи с высокими достижениями, эта книга, скорее, очеловечивает их.

Если бы кто-то из родителей спросил меня, как повысить шансы на воспитание успешных детей, я бы в первую очередь сочла своим долгом указать на выводы огромного количества авторитетных исследований, которые могут быть обнадеживающими или обескураживающими в зависимости от вашей точки зрения. Согласно этим исследованиям, влияние родительского воспитания на успехи детей, скорее всего, не столь значительно, как нас заставляют полагать. «Несмотря на все наши усилия, очень трудно найти какую-либо надежную эмпирическую связь между небольшими изменениями в поступках родителей – теми изменениями, которые находятся в центре внимания родителей, – и вытекающими из этого чертами характера их взрослых детей», – пишет выдающийся детский психолог Элисон Гопник в своей книге «Садовник и плотник» (The Gardener and the Carpenter).

1.Так называемый «The nature versus nurture debate», спор о том, что в большей степени определяет психологический профиль личности: генетика или приобретенные качества в период социально-образовательного развития.