Одержимый обувью. От багажника автомобиля до международной империи с выручкой в миллиард $

Джек натягивал декоративные бархатные канаты, как на премьере какого-нибудь фильма, а женщины выстраивались в ряд вдоль улицы, чтобы попасть в магазин сразу после открытия. Как только распахивались двери… все бросались в атаку! Покупательницы, словно безумные, вваливались внутрь и бежали к витрине с туфлями Charles Jourdan. Спустя годы, во время торжественного открытия своего первого магазина, в знак признательности Джеку я развесил такие же бархатные канаты. Без Jildor не было бы компании Steve Madden.

Спустя два годы работы в торговом зале я был готов попробовать что-то новое. Начало моей работы в Jildor примерно совпало с моментом, когда Лэнс, владелец магазина Toulouse, открыл небольшое дело по оптовой продаже обуви под названием L. J. Simone. Это один из первых брендов, который создавал обувь специально для молодых девушек. Джек хотел продать их в Jildor, но Лэнс отверг его предложение, так как для этой цели у него был собственный магазин. Как-то раз я зашел в Touloyse, чтобы посмотреть на эту обувь. Там продавали много деревянных сабо, выполненных в европейском стиле, с разными прикольными деталями вроде заклепок и наборных каблуков, на мой взгляд, очень крутыми.

Вскоре мне позвонил Лэнс и предложил работу. L. J. Simone была очень маленькой компанией, в которую входили владелец и парочка шумных ребят, но им требовался человек, который смог бы продавать их обувь другим магазинам. Я без раздумий ухватился за этот шанс, хотя понятия не имел, как я буду это делать. Никто не учил меня этому. Я сразу отобрал несколько образцов из новой коллекции и целыми днями обивал пороги всех обувных магазинов в радиусе трех штатов, чтобы продать наш товар.

Возникла только одна проблема: в двадцать два года у меня все еще не было водительских прав. Конечно, я учился водить машину. В шестнадцать лет я получил разрешение садиться за руль, но незадолго до того, как я начал работать в L. J. Simone, меня лишили этого права за многократное вождение в нетрезвом виде. На острове мы назвали их deewee's. Начнем с того, что я не только был никудышным водителем, стыдно признаться, но я почти все время был под кайфом, даже когда садился за руль.

За те годы, что я проработал в Jildor, я разбил множество машин, кроме того, меня постоянно останавливали. В итоге я заработал так много правонарушений, что лишился водительских прав. Но мне нужно было как-то передвигаться, чтобы продавать обувь L. J. Simone, и отсутствие разрешения садиться за руль меня не остановило.

Конечно, у меня не было собственной машины, но я мог одолжить ее у друзей или арендовать, когда компания давала согласие. Я делал все возможное, чтобы продать эту обувь. Для передвижений по Лонг-Айленду я мог воспользоваться железной дорогой или метро. Но для поездок в Коннектикут и Вестчестер мне приходилось брать машину напрокат. Я разбил не один арендованный автомобиль.

Как-то раз я взял машину у своего старого друга Дэнни, с которым я общался еще в старших классах. Тогда он учился в бостонском колледже. Я убедил его одолжить мне на пару дней свою тачку и ежедневно платил ему арендную плату. Однажды я остановился напротив универмага Macy’s на Геральд-сквер и на минуту оставил боковую дверцу открытой, когда пошел к багажнику, чтобы взять сумку с образцами обуви. Прямо перед тем, как я собирался закрыть ее… Бум! Грузовик въезжает в дверь и разносит ее.

Единственный случай, когда авария произошла не по моей вине, но, разумеется, Дэнни не поверил этому. Он пришел в ярость, а его отец разозлился настолько сильно, что пытался подать на меня в суд даже после того, как я предложил оплатить ремонт автомобиля. В итоге его отец отступил, но после этого случая мы с Дэнни не общались еще несколько лет.

Я был ходячей катастрофой, а широкое распространение наркотиков только усугубляло ситуацию. В начале 1980-х дозы порошка смерти продавали на каждой улице Нью-Йорка. Парни из L. J. Simone предпочитали употреблять его вместо седативных таблеток, и я иногда составлял им компанию. После него я чувствовал себя паршиво, скрипел зубами, но продолжал увеличивать дозу. Я превратился в параноика: мне казалось, что меня повсюду преследуют. Под влиянием наркотика я часто закрывался в квартире и баррикадировал входную дверь диваном. Я думал, что в любую минуту ворвется полиция и арестует меня.

Но после работы я снова принимался за старое, так как всецело находился под влиянием наркотика.

Я с одинаковым энтузиазмом старался как выполнить свою работу, так и поймать кайф. Я не был любителем отрываться в конце рабочей недели, а уходил в отрыв каждый вечер. Благодаря L. J. Simone у меня появилась возможность изучить все аспекты оптового бизнеса, от дизайна до продаж и поставки обуви. Мы создали множество популярных моделей: туфли на танкетке, на плоской подошве и платформе. Лэнс отвечал за разработку дизайна, а я ходил на нашу небольшую фабрику, которая находилась Манхэттене на 25-й улице, и возился с образцами. «Подошва этих туфель, – сказал я, роясь в нескольких образцах. – А что, если верхнюю часть этой модели поместить на подошву тех туфель?»

Я придумывал очень удачные образцы и быстро понял, что обладаю особым чутьем, которое помогает понять потребности женщин. В отличие от профессиональных дизайнеров я никогда не рассматривал обувь как какой-то коммерческий продукт. Я сразу представлял себе конечный результат. Я мысленно мог разместить весь процесс на четырех воображаемых экранах: затраты на производство, стоимость туфель, вывод на рынок для охвата максимальной женской аудитории, окупаемость. Мне не интересен творческий процесс, будь то музыка, искусство или дизайн обуви, если он не подразумевает конкретный результат.

За время работы в L. J. Simone я усвоил один из ценнейших уроков о том, как производить фурор на обувных выставках. Я учел этот опыт во время открытия собственной компании. Каждый сезон бренды размещали новую коллекцию туфель для демонстрации в гостиничных номерах, куда съезжались представители обувных магазинов со всей страны, чтобы оформить заказы. Таким образом, мы сбывали свою продукцию тем клиентам, до которых я физически не мог доехать.

До появления L. J. Simone такие выставки протекали очень вяло и считались невероятно старомодными. Торговые представители обувных компаний отсиживались в гостиничных номерах, читая газету и ожидая, когда кто-нибудь зайдет и оформит заказ.

Мы выбрали другой подход. Для проведения демонстрации Лэнс снимал номер люкс, выставлял закуски, шампанское, врубал музыку и устраивал подобие большой вечеринки. Мы даже приводили своих сотрудников и друзей, чтобы люди видели востребованность нашего бренда. Мы вызвали большой ажиотаж. Конечно, это была вечеринка. А накануне мы всю ночь не смыкали глаз, употребляли наркотики и таблетки.

Спустя пару лет работы в L. J. Simone я наконец-то переехал в город и поселился в квартире на Мерсер-стрит в Гринвич-Виллидж. В 1980-е этот район стал воплощением моих детских мечтаний, когда мы с отцом садились на поезд и отправлялись в Нью-Йорк. Этот город – невероятное сочетание буйства красок, уличного шума, музыки, наркотиков и самых разных людей, которые кажутся слегка безумными. Я отлично вписался в эту атмосферу.

Следующие несколько лет я работал не покладая рук целыми днями, а по ночам пускался во все тяжкие. L. J. Simone стала небольшой успешной компанией, но я с болью вспоминаю об авариях, в которые попадал, диких условиях проживания и многочисленных пристанищах, где я вырубался: голым в коридоре моего дома, в бесконечной череде клубов, ресторанов и дешевых забегаловок и даже на девушке, которую привел домой из одного такого злачного места. Наркотики уничтожали мою личность. Я потерял присущее мне глубокое восприятие мира, обаяние, интеллект – все поглотил этот неумолимый монстр, который всецело мною овладел. Вспоминая об этом сейчас, я не представляю, как тогда выжил.

К тому времени я начал понемногу зарабатывать деньги, что только подливало масло в огонь, учитывая мою зависимость. Я постоянно вырубался и просыпался с синяками по всему телу, поэтому в качестве защиты я надевал дополнительный слой одежды. Однажды я купил ультрафиолетовую лампу и установил ее на полу. Не спрашивайте, зачем я это сделал. Это лишь одна из моих случайных покупок. Наутро я просыпался абсолютно разбитым: ребра болели настолько сильно, что во время ходьбы приходилось опираться о стену.

Дополнительный слой одежды явно не помогал. В известном шоу Saturday Night Live я видел рекламу пивной каски Уильяма Холдена, известного актера и алкоголика, который умер, поскользнувшись на ковре и ударившись головой о стол. В один из кризисных моментов я пошел и купил себе такой шлем, опасаясь, что меня постигнет похожая участь.

Моя зависимость ухудшалась, а вместе с этим усугублялись и отношения с парнями из L. J. Simone. Я уверен, что это не случайное стечение обстоятельств. Несмотря на то что я полностью отдавался работе, бо€льшую часть времени я находился под кайфом. Я не сомневаюсь, что не раз ставил компанию в неудобное положение. Мы с Лэнсом были в хороших отношениях, но совсем иначе дело обстояло с его партнером Джеем, который занимал должность операционного директора.

Джей научил меня, как правильно вести бизнес, а Лэнс – разработке дизайна. С момента открытия собственной компании я всегда приводил в ее стены новых людей и записывал долю компании на их имя. Благодаря этому они чувствовали свою причастность, а талантливые ребята, которые бы в противном случае не задержались на этой должности и в итоге нашли работу в другом месте, сохраняли верность своему делу. Таким образом, я многим помог стать миллионерами и горжусь этим. Также считаю большой заслугой тот факт, что большинство сотрудников, которые работают в нашей компании с момента открытия, так и остались с нами.

Джей в этом плане отличался. Несмотря на достойную оплату, он всегда давал понять, что босс здесь он, а я лишь рядовой сотрудник. Я не видел возможностей для роста, чтобы стать равноценным партнером. Он имел на это полное право, но в то время меня очень раздражало его поведение. Сейчас понимаю, что не заслуживал каких-либо поблажек, учитывая то, как я себя вел.

К моменту заключения очередного контракта с универмагом Macy's я работал в компании L. J. Simone уже восемь лет. Как обычно, я был пьян и что-то невнятно бормотал себе под нос, пока шел по магазину. Наверное, на какое-то время просто отключился, потому что помню только то, как я, заваленный платьями, лежал на полу.

Продавец в Macy's был славным парнем, с которым я не так давно познакомился, он вывел меня на улицу и посадил в такси. Я сидел на заднем сиденье, а впереди таксист спрашивал меня, срываясь на крик: «Где тебя высадить?» И я при всем желании не мог вспомнить свой домашний адрес.

На следующий день я приехал в офис компании, который находился рядом с фабрикой на 25-й улице. Джей попросил меня зайти к нему в офис. «Стив, нам надо поговорить, – строго сказал он. – Я продолжаю получать жалобы на твое поведение. И хочу, чтобы ты взял себя в руки, иначе ты больше не сможешь представлять нашу компанию».

Я смотрел на его самодовольную физиономию и едва сдерживался, чтобы не врезать ему. Дело в том, что он был абсолютно прав. Я был сам не свой. Сейчас понимаю это, да и тогда догадывался, просто тяжело признаться в подобном самому себе. Однако меня больше беспокоила надменность Джея. Мы вместе нюхали кокс на его же обувных выставках. Кто он такой, чтобы читать мне нотации?

Несмотря на напряженные отношения с руководством, я знал, что уже перерос L. J. Simone. И научился всему, чему только мог, а также начинал понимать бесцельность дальнейшей работы в этой компании. Я и сам был в состоянии справиться с такой работой, поэтому уволился. Лэнс не находил себе места от злости, зато для Джея мой уход стал настоящим облегчением. Я посвятил им восемь лет своей жизни, настала пора двигаться дальше.

Но из-за своей зависимости я не мог действовать в одиночку, поэтому нашел двух компаньонов: Алфи, дизайнера, который владел обувной фабрикой, и Стивена, наемного работника, который продавал обувь, не пользующуюся спросом в магазинах. Каждый из нас внес небольшие инвестиции, и мы открыли компанию Soulier, что в переводе с французского значит «обувь». Сейчас это звучит чертовски претенциозно, но тогда людям нравилось это название.

Все начиналось очень хорошо. У меня было четкое представление о том, какую обувь хотят носить молодые девушки, и я сфокусировался на создании модной обуви, аналогичной той, которую годами продавал в L. J. Simone. В рамках первой коллекции мы представили сапоги с разными цветными блоками, которые стали настоящим хитом и буквально опережали свое время. Мы также продавали эти крутые туфли-лодочки, покрытые драгоценными камнями. В июне 1988 года на нашей первой обувной выставке компания Nordstrom сделала очень крупный заказ. Мы были в полном восторге. В летний сезон наша обувь пользовалась большим спросом, но к ноябрю продажи коллекции упали, и владельцы магазинов начали спрашивать о дальнейших планах Soulier.

Я затрудняюсь назвать точную причину, но нам так и не удалось придумать достойную замену этой коллекции. Наша компания просто прогорела. В тот момент я усвоил один ценный урок: независимо от того, насколько хорошо идут дела, в бизнесе вы никогда не должны бездействовать. Необходимо постоянно подталкивать себя и двигаться вперед, всегда смотреть в будущее и оглядываться по сторонам, чтобы найти новые возможности и разглядеть потенциальные проблемы.

Алфи и Стив начали спорить из-за денег, я все сильнее погружался в зависимость, поэтому катастрофа была неизбежна. Любой наркоман скажет вам, что прежде, чем начать менять свою жизнь, он должен достичь дна, а затем следующего дна, а после еще одного. Я опустился ниже некуда, когда наркотики стали серьезно влиять на мою работу.

Компанию Soulier закрыли, я был разорен, мои партнеры спорили из-за денег, а мое пагубное пристрастие к наркотикам стало столь ужасным, что я перестал выходить куда-либо ночью, поскольку знал наверняка, это закончится очень плохо. Я мог оказаться в больнице, тюрьме или умереть. Я оставался дома и накуривался, сидя на диване в гордом одиночестве.

Однажды ночью я сидел в квартире совсем один и, как всегда, под кайфом. В гостиной было несколько бетонных блоков, на которых стояли книги. Несмотря ни на что, я оставался заядлым читателем. Книги и наркотики стали любимым способом сбежать от реальности. Я слонялся по комнате, занимаясь бог знает чем, когда блоки внезапно рухнули и все книги начали падать на пол.

Наверное, это звучит странно и не так драматично, как некоторые наркоманы описывают «падение на самое дно», но для меня это стало последней каплей. Я обвел взглядом свою грязную, паршивую квартиру с разбросанными повсюду книгами и подумал про себя: что может быть хуже? Так долго я переживал тяжелые времена, что тогда просто наступил подходящий момент, или я достиг своего предела, чтобы начать менять свою жизнь в лучшую сторону.

Глава 3
Задинка

Задинка – деталь обуви, которая закрывает пяточную часть ноги и обеспечивает износостойкость материала для поддержки свода стопы.

10 января 1989 года я заставил себя пойти на собрание группы анонимных наркоманов, которое проводилось на Перри-стрит в Гринвич-Виллидж. Я проходил мимо этого здания десятки раз и часто подумывал о том, чтобы зайти внутрь, но в этот раз у меня не было другого выбора. Если я не изменю свою жизнь, мне конец.

Если бы вы присутствовали на том собрании, то заметили бы, что я выгляжу очень даже порядочно и скромно по сравнению с другими людьми в комнате. Одетый в мокасины, бежевые брюки и рубашку от Lacoste, застегнутую на все пуговицы, я был похож на одного из членов Клуба молодых республиканцев. К тому времени мои волосы уже начали выпадать, и из-за смущения я собирал их в хвостик. Но глубоко внутри я ощущал себя таким же изгоем и мятежником, как и все собравшиеся. Зачастую в этом районе дела обстояли именно так. Сегодня здесь полно роскошных сетевых магазинов и курсов йоги для мамочек, но так повелось исторически, что Гринвич-Виллидж считался пристанищем для художников-авангардистов, богемы и большей части гей-сообществ Нью-Йорка.

На этой встрече была такая же мешанина из людей: артисты, писатели, актеры и парочка работяг для разнообразия. Конечно, там собралось много интересных и абсолютно разных людей, но я не видел среди них единомышленников. По крайней мере, мне так казалось. Поначалу думал, что между нами нет ничего общего. Но вся магия программы в этом и заключается: она помогает понять, что на самом деле вы ничем не отличаетесь от окружающих, а это значит, что вы не одиноки в этом мире.

Я сидел в этом маленьком зале, потягивал кофе, слегка наклонив голову, и слушал, как собравшиеся делятся своими историями. Тогда я был очень консервативен не только в одежде, но и в своих убеждениях и не испытывал неприязни к сторонникам других партий, но придерживался четкой политической линии. Мой отец был на стороне правых до того, как их движение стало популярным, и в то время я не ставил под сомнение его взгляды. Но с тех пор жизнь меня многому научила. Тюрьма, в частности, во многом меня перевоспитала, и в итоге я кардинально поменял свои политические убеждения. Несмотря на постепенную трансформацию своих воззрений, первые изменения произошли именно во время той встречи. Я понял, что другие люди вокруг не только похожи на меня гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, но во многих отношениях они были точной копией меня самого. Их истории жизни повторяли мою, и я был ничуть не лучше или хуже остальных.

Справа от меня сидела женщина по имени Интернешнл Крайсиз. Она считалась местной знаменитостью и одной из величайших артисток среди первых трансгендерных девушек, которая олицетворяла красоту и гламурную жизнь на клубной сцене 1980-х годов. Она гастролировала, исполняя свои ревю: Jesus Chrysis Superstar и The Last Temptation of Chrysis ^[10], а также была протеже Сальвадора Дали.

Мы называли ее Хриса. Она приходила на собрания в длинных блестящих платьях с подолом, достигающим пола, поэтому ее всегда сопровождали несколько парней, которые, как греческие сикофанты, несли этот шлейф. Позже я узнал, что она уже давно проходит терапию и за это время помогла очень многим людям. Внешне она выглядела чересчур ярко, но внутри она была скромной и великодушной. Я представлял полную противоположность. Снаружи я казался нормальным, возможно даже скучным. Но в остальном я не знал меры. Узнав, что я новичок, Хриса проявляла ко мне неподдельный интерес. «Решай проблемы по мере их поступления, не переживай о завтрашнем дне, дорогуша», – говорила она.

По другую сторону от меня сидел пожилой итальянец по имени Гвидо, который управлял небольшим магазином мороженого неподалеку. Он повернулся в нашу сторону и, качнув головой, произнес: «Главное – принять себя таким, какой ты есть, – сказал он, кивая. – Живи настоящим».

Они продолжали высказывать мудрые изречения, которые составляли часть программы, чтобы я постепенно проникся ее терапевтическим эффектом. К моему удивлению, это сработало. Впервые за долгое время я увидел проблески надежды. Сейчас это звучит немыслимо, но тогда мне казалось, что всю жизнь ждал момента, когда мне кто-то скажет подобные слова.

Зависимость – бесконечная борьба; я по-прежнему борюсь с ней каждый божий день. За это время я не раз оступался. Но в тот день и в течение последующих нескольких лет я не испытывал неутолимого желания принять наркотики. Оно просто исчезло, как по волшебству. Я не воспринимал это как должное. Я прошел все шаги, ходил на собрания каждый день, а поначалу делал это дважды в день.

Ребята, с которыми я познакомился на реабилитации, вскоре стали для меня лучшими друзьями. По пути мы потеряли несколько бойцов, но с теми, кто остался в строю, я до сих поддерживаю очень теплые отношения. Мы выглядели как большая семья отщепенцев всех возрастов, рас и убеждений. Среди нас был Эдди Лама, суровый уличный парень из Бруклина, в груди которого билось сердце настоящего поэта, после тюрьмы он решил заняться строительным бизнесом; Питер Торрес, красивый и харизматичный пуэрториканский художник, который отличался не только выдающимися творческими способностями, но и крутизной; и Гарри Кутукас, легендарный драматург Офф-Бродвея ^[11].

Каждое утро наша группа встречалась, чтобы выпить чашечку кофе в небольшом кафе Lanciani, а потом сразу пойти на собрание. После этого мы прогуливались по Перри-стрит, покуривали Marlboro и поддерживали друг друга в нашей непростой жизненной ситуации. Снаружи кафе стоял почтовый ящик, его мы использовали в качестве импровизированного кофейного столика-алтаря, у которого после официальных собраний проводили собственные встречи, не менее важные для поддержания трезвости и психического здоровья, как и сама программа реабилитация. Как только я покончил с наркотиками, туман в голове рассеялся, и я хотел заняться своей профессиональной жизнью.

Компания Soulier буквально расползлась по швам. Это досадно. Но к моменту, когда со мной связались двое парней, которых я знал еще со времен работы в L. J. Simone, я был готов двигаться дальше.

Ник и Сэл были пожилыми итальянцами, каждый из которых удерживал свои позиции в обувном бизнесе уже не один десяток лет. Сэл владел заброшенной обувной фабрикой, которая находилась в восточной части Нью-Йорка, в Бруклине. Он был тот еще оригинал: все, что ему нравилось, так это приезжать на завод, где стоял оглушающий шум, и сидеть за своим обветшалым столом. Ник был сапожником, который стал знаменит благодаря тому, что использовал ленточную пилу и делал потрясающие туфли на платформе. Когда он завершал работу, его лицо было покрыто опилками.

Эти ребята были воспитанниками старой школы и понимали, что для открытия нового дела им потребуется свежая кровь. В этот момент появился я. Мне понравилась идея с объединением традиционных представлений об обуви и моего творческого, передового подхода к разработке дизайна. Ник и Сэл стали партнерами и пришли ко мне с предложением начать совместный бизнес: они выступают как владельцы, а я буду разрабатывать дизайн и продавать обувь под своим именем, в обмен получая выплату в размере 10 % от дохода.

Другими словами, я владел брендом, они владели бизнесом. Это означало, что я должен покрывать все расходы, которые уходят на разработку дизайна и продажу обуви из собственных средств – 10 %, а они берут на себя все остальные заботы. Может показаться, что я получал не так уж и много. Если мы продаем туфли на общую стоимость в тридцать тысяч долларов, я получаю три тысячи. Однако это отличный способ начать свой бизнес, когда в кармане пусто. Из личных сбережений я наскреб 1100 долларов и инвестировал их в свою часть бизнеса, пока не пойдет прибыль.

Перед началом работы я сомневался, какое название дать новому бренду. Сэл и Ник сказали, что можно использовать мое имя или любой другой псевдоним, который мне по душе. Я раздумывал, стоит ли выбрать что-то вроде Soulier, – название, которое звучит как настоящая марка обуви.

Однажды после утреннего собрания, пока мы курили сигареты и пили кофе, я спросил Эдди о том, что он думает по этому поводу.

«Стив, тут и думать не о чем, – выпалил он с сильным бруклинским акцентом. – Бьюсь об заклад, эти туфли станут такими же неповторимыми и безумно крутыми, как и их создатель. Бренд просто обязан носить твое имя, разве могут быть другие варианты?»

Я рассмеялся. «Наверное, ты прав», – сказал я, и в этот момент на свет появился бренд Steve Madden, который пока не стал самостоятельной компанией.

В то время как такового понятия «брендинг» не существовало. Вы делаете обувь, добавляете бирку и продаете в магазинах. Готово. Мне пришлось поломать голову над тем, какую этикетку я хочу видеть на туфлях. Как заметил Эдди, я уже знал, что хочу создавать классную и уникальную обувь, поэтому мой лейбл должен был стать беспроигрышным вариантом.

Меня всегда поражал тот факт, что комики того времени часто надевали красивый костюм, даже если тот сшит из непонятного и грубого материала. Он нужен был для того, чтобы немного раскрепостить зрителей и подготовить их к своим самым невероятным шуткам. Я хотел проделать тот же трюк с обувью. Я придумал очень понятный и простой логотип, добавив к нему свое имя, чтобы придать ботинкам серьезности. Мы по-прежнему добавляем этот лейбл ко всей линейке обуви Steve Madden. Благодаря свободе от наркотиков я был готов к новому старту. Я наконец-то обрел ясный ум, бурлящий от неиссякаемой энергии, чтобы полностью сфокусироваться на разработке дизайна и продажи обуви.

Меня больше не связывали ограничения и приказы со стороны руководства, я почувствовал, что могу полностью реализовать свой потенциал. Первым творением бренда Steve Madden стали ботфорты, очень популярные в то время, а после мы выпустили сабо. По опыту работы в L. J. Simone и Soulier я уже понимал, что обладаю особым чутьем, помогающим мне создавать недорогие, стильные и удобные туфли, которые женщины захотят купить.

Я занимался любимым делом, но ни зарплаты, ни страховки у меня не было. Денег от продажи обуви хватало только на еду. Это стало сильной мотивацией. Я не мог обратиться за помощью к родителям в случае, если нечем было платить за аренду квартиры. К тому времени они уже вышли на пенсию и переехали во Флориду, а отцу диагностировали сердечную недостаточность, ему регулярно требовались лекарства. Я встречался с семьей только пару раз в год, обычно по праздникам и был рад тому, что нас разделяет друг от друга приличное расстояние. Как бы там ни было, они никогда не были теми родителями, которые финансово выручают своих детей.

Я не мог позволить себе нанимать сотрудников, но для того, чтобы передвигаться по городу и продавать обувь, мне снова понадобился водитель. Несмотря на то что я уже не употреблял наркотики, я все еще не вернул права, но теперь мне хватало ума не связываться с незаконным прокатом машин или одалживать авто у друзей. Однажды утром я выходил из квартиры и уже собирался отправиться на свое ежедневное собрание, когда вдруг увидел, как Дэвид, консьерж, который работал в ночную смену, садится в Red Nissan Sentra 1985 года выпуска. Машина оставляла желать лучшего, но, по крайней мере, она была на ходу.

Дэвид видел меня в самые худшие времена, когда я постоянно вырубался и падал. Он был тем самым человеком, который открывал мне дверь, если я каким-то образом абсолютно голый оказывался в коридоре перед запертой квартирой. Он был тем, кто поднимался наверх, чтобы помочь, когда я отрубался, а девушка, которая была рядом со мной, думала, что я умер. Он был порядочным и надежным парнем, который, несмотря ни на что, относился ко мне с добротой, и не стоит забывать, у него была машина. Дэвид согласился возить меня по городу в течение дня и официально стал моим первым наемным сотрудником.

Я ежесуточно платил ему наличными, чтобы не залезать в долги и не выписывать счета. Я думаю, что эта мелочь имела непосредственное отношение к первому этапу моего успеха. Даже после того, как я расширил штат рабочего персонала, пока не нанял финансиста, я платил деньги каждому сотруднику в конце дня, отстегивая несколько купюр из пачки наличных, которую хранил в кармане.

Всю жизнь испытывал проблемы с выпиской счетов. Я приходил в ужас от необходимости отслеживать счета и в итоге оставаться в долгу перед людьми. Когда вы только открываете свое дело, то в любой момент все может пойти не по плану, что способно остановить любое дальнейшее развитие. Анализ движения денежных средств – это постоянная головная боль для каждого предпринимателя. Если вы заработаете на пять центов меньше необходимого, то все может пойти прахом. Благодаря ежедневной оплате труда мне удалось избежать такой участи. Это приободряло сотрудников, а их приверженность своему делу имела решающее значение на момент открытия бизнеса.

Вскоре я установил небольшой распорядок дня: завтрак в Lanciani, затем собрание. Потом прыгал в маленькую Nissan Sentra и говорил: «Ну что, Дэвид, впереди новый день». Мы объезжали один магазин за другим. Дэвид останавливался на обочине, я вытаскивал из багажника две сумки с образцами обуви и отправлялся на встречу с покупателями. Тем временем Дэвид несколько раз менял место парковки или колесил по кварталу, чтобы не оплачивать штрафной талон, которых у него накопилось, кстати говоря, немало.

Как-то раз мы задержались в центре города, и я крикнул Дэвиду, чтобы тот притормозил. По тротуару шла девушка, которая привлекла мое внимание. Точнее, меня заинтересовала ее обувь: пара ботинок на плоской подошве с бахромой по бокам. Я вышел из машины и сказал: «Привет! Мне нравятся твои ботинки. Где ты их купила?»

Она улыбнулась мне, и я понял, что она думает, будто я пытаюсь за ней приударить, но это был не тот случай. «В магазинчике на Эйт-стрит», – ответила она. Ничего удивительного. В то время этот квартал Манхэттена был буквально наводнен обувными магазинами. Я не хотел туда ехать, рискуя вернуться ни с чем, ведь я хотел найти именно такие ботинки. Мне нужно было отвезти их на фабрику, чтобы разобрать по частям и понять, как подправить стиль, чтобы он соответствовал моим представлениям.

«Вот что я предлагаю, – сказал я. – В обмен на твои ботинки я поеду с тобой на Эйт-стрит и куплю тебе любую пару обуви, какую ты только пожелаешь». Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. «Я занимаюсь дизайном обуви, – сказал я, сделав оборонительный жест руками. – Поверь, я не псих. Смотри, у меня и водитель есть. Мы поедем прямиком на Эйт-стрит. Это займет считаные минуты».