Одержимый обувью. От багажника автомобиля до международной империи с выручкой в миллиард $

По какой стезе пойдет Люк, можно было предвидеть из-за его увлеченности культурой хиппи, но, как и в случае с Джоном, его алкоголизм заявил о себе намного позже, когда коммуны детей цветов и фестиваль Woodstock уже ушли в прошлое. Несмотря на все усилия нашей семьи помочь ему, он пал жертвой своего заболевания.

Я не осуждаю братьев. Каждый божий день я сам борюсь с этим демоном. В каком-то смысле мне повезло, что я попал в цепкие лапы наркотиков, а не алкоголя, потому что их пагубное воздействие проявляется гораздо раньше. Я был на десять лет моложе Джона и Люка, когда достиг самого дна и осознал, что либо я завязываю с этим, либо окончательно проигрываю эту борьбу.

Откуда растут корни любой зависимости: это склонность или какое-то генетическое заболевание? Называйте как угодно. Я часто прокручиваю свои воспоминания в поисках ответа на этот вопрос. Когда мы росли, алкоголь всегда присутствовал в нашем доме. Это не перерастало в проблему, но нельзя назвать совпадением, что все трое сыновей в итоге стали зависимыми. Отец, конечно, любил выпить, и, наверное, слишком много. Как и многие мужчины его поколения, он был не прочь пропустить стаканчик мартини за обедом. Однако это не отражалось на его жизни: он упорно трудился и никогда не устраивал сцен на глазах окружающих. Несмотря ни на что, каждый вечер он садился на один и тот же поезд.

За все время, которое мы провели с отцом на поле для гольфа, я никогда не видел его с бутылкой в руках. Но когда мне исполнилось тринадцать лет и я смог получить в гольф-клубе членство для юниоров, это автоматически означало, что я стану больше времени играть с друзьями, а не с отцом. Усугубилась ли после этого ситуация? Скрывал ли отец свою зависимость, которая ужесточала его и без того сложный нрав и оказывала влияние на его перепады настроения и непростой взгляд на жизнь? Я никогда не узнаю.

В следующем году, когда мне было четырнадцать лет, я начал работать в качестве кэдди ^[7]. В течение пяти часов я ходил с двумя огромными сумками, каждая из которых превышала мой собственный вес, и за это мне платили четырнадцать долларов в день. Это было ужасно. Иногда я носил клюшки отца, но мне всегда хотелось играть с ним, а не помогать с инвентарем. Единственное, что мне нравилось в этой работе, – возможность побыть в окружении ровесников папы. Мне всегда нравилось слушать их разговоры о бизнесе, политике и последних новостях.

Я получил уникальную возможность перенять опыт старшего поколения и старался по жизни следовать их главному принципу упорной работы и в то же время знал точку зрения молодежи, так как сам был представителем молодого поколения. Я последовал примеру и тех и других. Такая двойственность серьезно повлияла как на мою жизнь, так и на ведение бизнеса.

В старших классах я хотел иметь как можно больше свободного времени. Я начал пропускать уроки и почти каждый день курил травку со своими приятелями. Мы были как Крысиная Стая^[8] : Алан, Джейсон, Брайан, Барри, Дэнни и я. Мы прогуливали школу, чтобы поиграть в гольф и покурить, зачастую не отрываясь от игры.

В старших классах Брайан прозвал меня «хмарь», потому что в моей голове постоянно крутилась тысяча мыслей. Кроме того, я почти все время был под кайфом. Помню, как-то раз я шел по коридору школы. Там было очень громко: со всех сторон шумели дети. Брайан пытался мне что-то сказать, но я был настолько погружен в бесконечный поток собственных мыслей, что едва слышал его. Мне казалось, что его голос раздается из ниоткуда, когда он прокричал: «Эй, хмарь!» Ему удалось привлечь мое внимание, но ненадолго.

Я был неловким и рассеянным, а показная самоуверенность, к которой я прибегал, чтобы скрыть свои комплексы и страхи, часто выглядела как откровенная дерзость. Это отталкивало людей. По крайней мере, я нашел силы, чтобы воспользоваться возможностью, которую увидел. Когда мне было шестнадцать, я услышал, как мой друг Джефф рассказывал о том, что собирается устроиться на работу в обувной магазин Toulouse в центре Сидархерста, недалеко от главных магазинов и ресторанов города. Мне показалось, что это гораздо лучше, чем надрывать свою задницу, таская сумки для клюшек за четырнадцать долларов в день. Кроме того, я знал этот магазин. Его владелец, Лэнс Рубин, ходил в школу с моим братом Джоном. Это был тот случай, когда наше родство сыграло мне на руку. Я понимал, что если приду к нему и расскажу о себе, то, скорее всего, работа будет моя, а не Джеффа. Так и произошло.

Лэнс был крутым парнем. Ему исполнилось всего двадцать семь лет, он владел магазином и занимался дизайном обуви. Он имел много общего с воротилами Голливуда, о которых я всегда так любил читать. Подобно им, он сочетал в себе тягу к искусству и коммерческую жилку. Этот парень не стеснялся творческого самовыражения. Лэнс также занимался рисованием и в душе был настоящим творцом, но это не помешало ему стать бизнесменом. В данном случае его подход к ведению дел сильно отличался от того, чем занимались продюсеры киностудий или наш отец.

Наступил 1975 год, и индустрия моды только начала обращать внимание на молодежь. Представители поколения хиппи, которым на тот момент было уже за двадцать, обладали собственным уникальным чувством стиля. Магазины вроде Toulouse, где играл рок-н-ролл, а стены украшали различные плакаты, стали появляться по всей стране, чтобы перевести эту субкультуру на коммерческую основу и удовлетворить потребности молодежи. Это был революционный подход. До этого момента мода ориентировалась в основном на старшее поколение. У молодых людей не оставалось другого выбора, кроме как носить одежду, изначально шитую для их родителей. Toulouse и другие подобные магазины предоставили им альтернативу.

Когда я впервые зашел к Рубену, то буквально лишился дара речи. Одно дело видеть Люка в атрибутике хиппи, когда он представляется одним человеком. Другое – лицезреть целый магазин, наполненный самой крутой и эффектной обувью, которую я когда-либо видел.

На одной полке стояли оригинальные Goody Two Shoes из разноцветной кожи и с высокими деревянными каблуками. Некоторые модели имели более дерзкое исполнение, с платформой вместо каблуков. Другие дизайнеры пошли еще дальше. Вдохновленные британским движением Glam Rock, они соединяли блестящий металлик в стиле 1960-х с огромными пряжками и платформами. Казалось, что это были взаимоисключающие стили: лакированные кожаные оксфорды на шнуровке с нелепо высокими каблуками и платформы с контрастной прострочкой, чтобы выделиться необычным дизайном обуви.

И сейчас мы говорим только про женские туфли! Мужские ботинки имели не менее безумный вид: восьмисантиметровые платформы, блестки и сверкающая лакированная кожа. Я всегда носил лоферы и никогда не задумывался об этом. Теперь понял, что благодаря обуви смогу выразить разные стороны своей личности. Toulouse предлагал покупателям огромные возможности для самовыражения.

Когда я только начинал работать в магазине Лэнса, то не особо вписывался в общую картину. Я выглядел как Ричи Каннингем из сериала «Счастливые дни»: аккуратно и по-пуритански строго одетый. Единственное, что меня отличало – это длинные волосы. Первое время я работал мальчиком на побегушках на складе. Я должен был подметать и наводить порядок, но бо€льшую часть времени я примерял туфли на высокой платформе, каждый раз падая в них, не успев сделать и двух шагов.

Постепенно я привык к новому окружению. Принимая во внимание замечания коллег по работе, я стал ходить в брюках клеш вместо зауженных джинсов, носить рубашки с металлическими вставками и надевать ботинки на высокой платформе. Даже научился ходить в них. Вскоре я перешел работать в торговый зал. И сделал это по собственной инициативе.

Одно из моих главных убеждений, особенно если дело касается бизнеса, заключается в том, что лучше просить прощения, но не разрешения. Когда я приступил к работе с покупателями, проявил себя как отличный продавец, поэтому не было причин для извинений или моего возвращения на склад.

В Toulouse я начал постигать тонкости розничных продаж: как женщина примеряет обувь, что она хочет вам сказать, поворачиваясь тем или иным образом перед зеркалом, приняла ли она решение о покупке, когда она просит вторую туфельку, или ей нужно, чтобы вы принесли ей модель другого цвета. Это похоже на умение танцевать или целоваться – интуитивно понятные действия. В отличие от перечисленных выше занятий (по крайней мере, на тот момент) в продажах я преуспевал.

Когда в магазин заходила женщина, я помогал подобрать ей такую пару туфель, которую она смогла бы носить ежедневно. Такой выбор мог менять ее походку, стиль в одежде и даже способы, с помощью которых она пытается пробиться в этом мире. Я спешил помочь ей создать определенный образ жизни.

Однажды в сопровождении своей матери в магазин пришла молодая девушка по имени Слоан Берман. Ей было тринадцать лет, и она очень хотела туфли на платформе, но ее мать отказывалась их покупать. «Тебе еще рано носить такие туфли», – сказала она, когда оплачивала пару обуви, которую выбрала на свой вкус. Слоан медленно опустилась на пол возле кассы и разрыдалась. Я запомнил то, с какой любовью она относилась к туфлям, и спустя тридцать лет я предложил ей работать в своей компании. Теперь она возглавляет отдел по производству женских сумок.

Покупатели вроде Слоан оказали на меня большое влияние. Благодаря им я все глубже увлекался обувью. И начинал понимать, почему одни ботинки пользуются большим спросом и становятся хитами продаж, а другие нет. Тогда я осознал, что способность предвидеть главные тенденции – это своеобразный акт творчества.

Это стало для меня переломным моментом. Тогда я впервые подумал о том, что было бы круто создать нечто совершенно новое, и надо сказать, я действительно был способен на это. Прежде я смотрел на себя глазами окружающих и считал, что со мной что-то не так. Потом понял, что это мой шанс на спасение – надежда на то, что я все-таки небесполезен.

Проработав в Тулузе всего пару лет, я вынужден был уйти ради поступления в колледж. Я каким-то чудом окончил старшие классы и должен был продолжить свое обучение. В нашем районе посещение колледжа было обязательным. Туда ходил даже Люк, прежде чем бросил учебу и начал жить в коммуне. Я выбрал университет Майами без особой причины. Мой брат Джон женился и переехал в этот город годом ранее. После окончания школы некоторые из моих друзей тоже решили осесть именно там, поэтому это место показалось мне ничем не хуже любого другого.

Давайте начистоту. Я не горжусь тем, как вел себя последующие несколько лет. И испытываю сильные угрызения совести по этому поводу. Жаль, что мне не хватило сил взять себя в руки и максимально использовать возможность обучения в колледже, чтобы действительно чему-то научиться; взяться за ум и постараться реализовать свой потенциал. Я всегда считал, что правда никогда не повредит, к сожалению, последующие события доказали обратное.

Глава 2
Подошва

Подошва – нижняя часть обуви, которая непосредственно соприкасается с землей. Она подвержена интенсивным механическим воздействиям и сильной степени износа, поэтому данная деталь изготавливается, как правило, из очень прочного материала. Подошва должна обеспечивать достаточное сцепление с поверхностью, чтобы избежать скольжения во время движения.

Мне никогда официально не ставили диагноз СДВГ ^[9], но в случае со мной его наличие очевидно. В детстве и даже в подростковом возрасте я мог справиться с отвлекающими факторами. Круг моих обязанностей был достаточно ограничен, и, хотя моя неугомонность вкупе с импульсивностью доставляли мне массу неприятностей в школе, я знал, как это преодолеть.

В колледже учеба протекала совершенно иначе. Сама идея – за один день обойти несколько корпусов, чтобы попасть на занятия, и на следующее утро следовать уже другому расписанию, а затем выполнять разные домашние задания по каждому из пройденных предметов казалась нереальной. Можно было сразу забыть об этом. Мои шансы добиться успеха в такой обстановке были равны нулю. Без вариантов.

Представьте, что у вас в голове четыре телевизора, которые показывают разные фильмы.

Невозможно одновременно сосредоточиться только на одном из них, но в общих чертах я понимал все четыре.

На интуитивном уровне я понимал, что мой мозг работает иначе. Это не позволяло сконцентрироваться на одном предмете, делая все по порядку и организованно, но были и преимущества. Благодаря способности усваивать и обрабатывать большое количество информации я улавливал множество нюансов в происходящем вокруг.

В одних вопросах я проявлял большую сообразительность, в других – абсолютную глупость. К такому сложно привыкнуть. Я недоумевал, почему я таким родился, и постоянно расстраивался из-за того, что не могу навести порядок в своей голове. Каждый из четырех фильмов ежесекундно боролся за мое внимание. Я изо всех сил старался разобраться в их сюжете. Неудивительно, что часто отвлекался и постоянно обо всем забывал! Тем не менее мог многое извлечь из увиденного на этих экранах.

Я часто задаюсь вопросом, насколько изменилась бы моя жизнь, если бы в детстве мне диагностировали СДВГ, а родители занялись моим лечением и начали давать мне какие-то препараты. Преуспел бы я тогда в учебе? Уверен, что да. Хуже бы точно не стало. Но достиг бы я таких же высот в будущем? Этого я не могу сказать. СДВГ – забавная штука. В дальнейшем это помогло мне целенаправленно и упорно идти по пути развития своего бизнеса. Что касается моей семьи и личной жизни, то здесь ситуация была сложнее.

Так как на момент учебы в университете Майами я не получил соответствующего диагноза, лечения и плана дальнейших действий попросту не было. Честно говоря, мне больно даже думать об этом. Я был просто жалок.

Я не помню ни одного занятия, хотя уверен, что ходил, по крайней мере, на несколько. Зато я не забыл полный бардак, который царил в моей комнате в общаге, убийственную смесь запахов – крема для загара и травки. Днем я спал, а ночью тусовался с друзьями.

Мой сосед по комнате был парнем со Среднего Запада. Нас мало что объединяло, и он не проявлял особой симпатии. Он не понимал, почему у меня так мало вещей, которых едва хватает, чтобы как-то выжить. Я не имел ни малейшего представления о том, как о себе позаботиться на бытовом уровне. «Все твои вещи поместились бы в обувную коробку, – говорил он в недоумении. – Что с тобой не так?»

В Майами мне составили компанию школьные приятели. Все мы были не без греха, но я особенно выделялся на общем фоне. В Майами наркотики были на каждом углу, и именно здесь я пристрастился к препарату, который изначально использовался для лечения тревоги и бессонницы. Тогда он пользовался большим спросом. Какое-то время его даже законно продавали по рецепту. Из-за частого злоупотребления препаратом его вскоре сняли с продажи.

Практически сразу после переезда в Майами нам с друзьями удалось отыскать доктора, который без проблем мог выписать любой рецепт. Мы без раздумий записывались на прием и говорили, что нам нужны таблетки, чтобы избавиться от бессонницы или справиться с тревогой, которую вызывает учеба. Потом мы напивались, принимали их и ощущали что-то похожее на эйфорию. Как-то раз я увидел почтальона, который принес мне корреспонденцию, и, обняв его, на полном серьезе невнятно пробормотал: «Я хочу побыть рядом».

Препарат временно смягчал симптомы СДВГ, так как воздействовал на нервную систему: замедлял пульс, снижал кровяное давление и частоту сердечных сокращений. Во время действия препарата – от тридцати минут до часа – экраны с фильмами в моей голове отключались, но у меня начались проблемы.

Я научился основным уловкам, к которым прибегают наркоманы: рассчитать правильно количество таблеток и принимать их на пустой желудок, чтобы ничто не мешало почувствовать эйфорию и продлить одурманивающее действие препарата. Самое главное было накачаться таблетками, а все остальное – пустая трата времени. Несмотря на то что это помогало мне сфокусироваться, я просто вел жалкое существование.

Единственное, что меня радовало, пока я жил в Майами, – возможность проводить больше времени со старшим братом Джоном. Мы очень редко встречались последние десять лет, бог свидетель, мы виделись пару раз в год, и в основном только по праздникам. Несмотря на то что мне хотелось быть на него похожим, я знал о нем очень мало. Однако не так давно он женился, переехал в Майами, и теперь у нас появилась возможность наладить братские отношения.

К тому времени Джону было уже под тридцать, и я восхищался им еще больше. Он всегда надевал строгий костюм от Пьера Кардена, а его потрясающая жена Тони была похожа на настоящую принцессу Лонг-Айленда. Она родилась в самой зажиточной семье города и провела детство в огромном поместье. Конечно, мой брат женился на ней.

Джон и Тони выглядели как парочка голливудских кинозвезд. В Майами они жили в шикарной современной квартире. Яркий декор украшал отполированную мебель и современные детали интерьера геометрической формы, которые были популярны в середине 1970-х годов. Стоимость одной только литографии Ричарда Линднера превышала месячную выручку текстильного предприятия нашего отца. Все выглядело очень изысканно и по-взрослому. Я не мог представить, что, повзрослев, буду вести такую же гламурную жизнь.

Впервые в жизни мы с Джоном почувствовали себя настоящими братьями, ровней друг другу. В компании моих приятелей мы обошли все клубы и бары Майами, но, в отличие от нас, брат не употреблял наркотики. Он был прожигателем жизни, который умел очаровывать людей, и перед тем, как уйти из бара, всегда покупал парням выпивку за свой счет. Мне нравилось проводить с ним время, но я не уверен, что это было взаимно. Я употреблял наркоту, как сумасшедший, и зачастую выглядел полным идиотом. Смысл метаквалона в том и заключается, чтобы превратить вас в нелепое нечто, которое пускает слюни и в итоге валится с ног. При этом вы не испытываете никаких угрызений совести, потому что находитесь под таким кайфом, что на все остальное просто плевать.

Как-то раз мы пошли в The Cockpit Lounge, небольшой, переполненный народом клуб, который располагался недалеко от аэропорта Майами. Я продолжал глотать таблетки даже после того, как другие парни давно перестали. Я свалился на пол, а на следующий день проснулся в одежде брата на кожаном диване De Sede в безупречной гостиной Джона. Все воспоминания о той ночи стерлись, но мне было ужасно стыдно за то, что мой брат был вынужден нянчиться со мной. Тем не менее на этом мои приключения не закончились.

Я продержался в колледже один год. Когда отец увидел мои оценки, то сразу позвонил мне. Ему было за шестьдесят, он собирался уходить на пенсию и ему осточертела моя глупость. «Попрощайся с деньжатами, – грубо сказал он. – Колледж для тебя всего лишь развлечение, и я не стану впустую тратить свои деньги. Устраивайся на работу». На этом разговор закончился. Я не произнес ни слова. А что тут скажешь?

Я повесил трубку и обвел взглядом свою комнату. Она была в ужасном состоянии. По крайней мере, моя половина. Чистая одежда валялась вперемешку с грязной, потому что если я изредка и стирал, то не разбирал свое белье. Еда сгнила в мусорном ведре. Когда и куда этот мусор вообще надо выбрасывать? Я провел в колледже целый год, а в итоге так ничему и не научился. Я думал, что начну злиться на отца или расстраиваться из-за того, что придется бросить колледж, но вместо этого я ощутил сильное и неповторимое чувство облегчения. Слава богу, этот период моей жизни подошел к концу.

Теперь я могу с уверенностью сказать, что отец оказал мне огромную услугу, выдернув меня из стен колледжа. Мне нужно было самостоятельно заботиться о себе и упорно работать, а не наслаждаться оплачиваемым четырехлетним отпуском. Если бы я не бросил учебу, то абсолютно точно еще глубже увяз бы в своей зависимости. Не то чтобы на этом все и закончилось. Некоторые вещи просто неизбежны. Но, по крайней мере, мой отец не причастен к моему падению. Сейчас я удивляюсь, когда вижу ребят, которые ходят в колледж и получают отличные оценки. Я хотел бы стать таким же, но в моем случае это исключено.

Я распрощался с колледжем, но не спешил возвращаться домой на Лонг-Айленд. Джон основал компанию Madden Securities, которая занималась продажей систем охранной сигнализации, и нанял меня в качестве торгового агента. Я обходил дома и магазины по всему Майами, раздавал листовки, расклеивал объявления и, как правило, старался охватить весь район. Мне было проще день напролет заниматься работой, чем пытаться разобраться в режиме учебных занятий в колледже. Меня не пугал тяжелый труд, однако одни задачи давались мне легко, а другие требовали усилий.

Мы занялись бизнесом, но не добились устойчивого развития. Джон фактически работал в минус, а мы каждую ночь уходил в отрыв. Но вечеринки не могут продолжаться вечно. Спустя шесть месяцев у Джона забеременела жена, и он решил закрыть компанию, чтобы получить лицензию брокера. Могу поспорить, он был рад наконец отделаться от меня. Мысль о том, что придется искать новую работу и жилье, казалась невыносимой, поэтому я вернулся к родителям на Лонг-Айленд, имея при себе лишь завалявшийся в кармане рожок для обуви.

Благодаря опыту работы в Toulouse меня сразу наняли на должность продавца в популярном обувном магазине Jildor, который находился почти в центре Сидархерста. Когда мы с братьями начали самостоятельно зарабатывать на жизнь, по крайней мере временно, наши родители продали дом и переехали в небольшую квартиру в городе. Какое-то время я спал на раскладном диване в гостиной, пока управляющая компания дома, где они жили, не попросила отца, чтобы я съехал.

Каждую ночь я допоздна тусовался и под кайфом возвращался домой, постоянно спотыкаясь и врезаясь в мебель, которая стояла в холле. Я часто терял ключи, поэтому посреди ночи приходилось нередко стучать в дверь, чтобы попасть в квартиру. Родители не испытывали восторга от совместного проживания, ведь я стал позором для нашей семьи. Сейчас мне кажется, что ситуация с управляющей компанией была лишь предлогом, чтобы выставить меня из дома. Они не пытались наставить меня на правильный путь и помочь привести жизнь в порядок, хотя я уверен, что это все равно ни к чему бы не привело. Они просто вышвырнули меня из квартиры и оставили на произвол судьбы.

Я уговорил школьных приятелей, Брайана Фрэнка и Джеффа Мелсера, совместно снять небольшой дом в Атлантик-Бич. Летом это было популярное место для отдыха, в межсезонье можно было получить дешевую краткосрочную аренду жилья. Мы постоянно снимали новые дома. Спустя какое-то время Джефф съехал, и с нами поселился наш старый друг Джейсон. Арендованное жилье, как и я сам, постоянно находилось в ужасном состоянии. Я помог Брайану устроиться на работу в Jildor. Днем мы торчали в магазине, а по вечерам накуривались и пытались цеплять девчонок, что удавалось редко.

Без контроля со стороны мое пристрастие к наркотикам переросло в серьезную зависимость. Тогда я еще не осознавал это в полной мере. К тому времени, по сравнению со мной и Брайаном, состояние Джейсона сильно ухудшилось, и ситуация накалилась настолько, что в конце концов мы попросили его съехать. Он постоянно был под кайфом, крушил мебель в съемной квартире, и мы беспокоились, что однажды, вернувшись после работы, увидим его мертвым. Мы были очень молоды и не знали, как ему помочь, поэтому отправили его жить в родительский дом, надеясь, что это поможет ему завязать с наркотиками.

Честно говоря, я не сильно отличался от Джейсона. Несмотря на это, я полностью отдавался своей работе в Jildor. В отличие от Toulouse, где царило веселье, повсюду были разбросаны крутые ботинки, а вокруг под громкую музыку тусовалась молодежь, Jildor представлял собой безупречно убранный магазин обуви высокой моды для более зрелых покупателей. Все аккуратно стояло на своих местах, пол всегда блестел, а по залу витал запах кожи. Среди клиентов Jildor были в основном обеспеченные еврейки, и это была настоящая работа. Это было похоже на каторгу: восемь часов я не разгибал спину, забирая одно за другим, как официант. Но я получал удовольствие от своей работы.

Наверное, прозвучит прозаично, но, несмотря на то что в Jildor продавали модную обувь, в основном это был семейный магазин. Не самое подходящее место для творческого парня. Но мне нравилось, что сама по себе продажа обуви может стать творческим занятием.

Однажды к нам пришла женщина, чтобы купить обувь для своей дочери. Она упомянула, что работает в городском банке, поэтому я показал ей новые туфли-лодочки, которые только поступили в продажу. «Жду не дождусь прийти к вам в банк, чтобы посмотреть, как вам идут эти туфли, – сказал я, пододвинув коробку с этой моделью. – Они прекрасно вам подойдут». Она вышла из магазина явно довольная своей покупкой. Эти незабываемые моменты доказывали: мне есть что предложить покупателю.

Я был прирожденным продавцом, но благодаря хозяину Jildor, Джеку Биненфельду, я усовершенствовал свои навыки продаж. В будущем я не добился бы такого успеха, если бы не проработал два года в этом магазине, перенимая опыт ведения бизнеса у его владельца. Джек был элегантным мужчиной лет пятидесяти, с отличной осанкой и седыми волосами. Он одинаково щепетильно относился как к своей внешности, так и к управлению магазином. В качестве владельца он вел себя немного отстраненно. Примерно раз в неделю он выходил в торговый зал из своего кабинета, который располагался на втором этаже. Несмотря на его частое отсутствие, установленные Джеком правила неукоснительно соблюдались. Все знали, что магазин необходимо содержать в безупречной чистоте, буквально стирать со всего пылинки, чтобы обувь выглядела идеально.

Как-то раз Джек спустился в торговый зал и увидел разводы на стеклах. Он строго и в недоумении посмотрел в нашу сторону. «Что это, черт побери, значит? – спросил он, указывая на окно. – Где ваше чувство достоинства?» Мы натирали стекло каждый час, и вскоре запах очистителя распространился по всему помещению.

Самое главное было то, чтобы всегда сияла подсветка на вывеске с названием магазина. Если вы не успевали заменить перегоревшую лампочку в течение нескольких секунд, это было равносильно апокалипсису или смерти близкого родственника. Джек не должен был это увидеть. От этого практически зависела ваша жизнь.

Внешний вид магазина говорил о том, что Джек гордится своим детищем, и я руководствовался этим во время открытия собственных магазинов. По сей день, стоит мне увидеть вывеску с перегоревшей лампочкой, в голове появляется мысль о том, что владельцам плевать на свой бизнес. Если в магазине Steve Madden я замечаю, что на полу валяется обувная коробка или беспорядок на витрине, то сразу впадаю в ярость.

Джон показал мне самое главное – насколько важно, чтобы каждый сотрудник носил что-то из ассортимента заведения. О чем подумает покупатель, если зайдет в обувной магазин и увидит продавцов в ботинках стороннего бренда?

Я занимаюсь в спортзале и недавно побывал в небольшом магазине неподалеку, где продают одежду для тренировок и спортивное снаряжение. Девушка, одна из сотрудниц, носила симпатичные легинсы. Я спросил ее, где она их купила. Она улыбнулась и без задней мысли ответила: «В Forever 21». Невероятно! В магазине, где она работает, продают десятки легинсов. Почему владелец закрывает на это глаза? Для ясности, я не виню в этом продавцов. Очевидно, что руководство скупится на предоставление скидок своему персоналу. Я же считаю правильным, когда сотрудники получают обувь и аксессуары бесплатно либо по минимальной стоимости. Таким образом, они тоже будут представлять бренд.

В Steve Madden продавцы допускаются в торговый зал только при условии, что они надели обувь нашего бренда, и точка. Я провожу много времени в наших магазинах, и стоит мне увидеть кого-то в туфлях другой марки, сразу подхожу к этому сотруднику и говорю: «Убирайся из зала». Наверное, звучит грубо, но это вопрос чести. То, чему я научился у Джека.

Почти весь персонал в Jildore боялся Джека, но ко мне, Брайану и другим молодым парням, которые работали в зале, он проникся симпатией. Он научил нас подталкивать клиентов к покупке и продавать товар – навыки, которыми я владел от рождения. Если женщина просила принести ей одну туфлю своего размера, Джек говорил, что надо также показать похожую модель. Она пришла за покупкой, а значит, ваша задача – помочь ей выбрать ту самую обувь. Я стал изучать новые приемы в «танце по ухаживанию за клиентом», которым начал обучаться еще в Toulouse, и продолжаю эти занятия «хореографией» по сей день.

За два года работы в торговом зале Jildor я узнал главные принципы ведения бизнеса, которыми до сих пор руководствуюсь. Никто из моего окружения не верил в то, что я продвинусь за пределы магазина Джона. За исключением Брайана, все мои друзья ежедневно садились на поезд и отправлялись в город на работу в швейном районе или на Уолл-стрит, следуя отеческому примеру, в то время как я садился на велосипед и ехал в Jildor. Они смеялись над тем, что я, как какой-то школьник, работал продавцом в обувном магазине. Но мне нравилось то, чем я занимаюсь, и в глубине души я надеялся, что это послужит исходной точкой для начала настоящей карьеры.

Уже тогда я серьезно увлекся дизайном обуви и вопросом успешных продаж. В то время продавались женские туфли на очень высоком каблуке. Особую популярность приобрел бренд Charles Jourdan, который продавал своего рода лабутены. Эти туфли поставлялись для эксклюзивной продажи в Jildor. Они были упакованы в потрясающую красную коробку, и я испытывал огромное удовольствие, когда открывал ящики и вытаскивал долгожданный товар. Дважды в год Джек выставлял на продажу туфли Charles Jourdan за полцены. Сейчас в магазинах постоянно проводятся какие-то акции. Но на тот момент обувь продавали по полной цене на протяжении всего сезона, и, только когда поступала новая коллекция, мы устраивали большую распродажу. Так было задолго до эпохи интернет-магазинов. Люди со всех районов съезжались к нам, чтобы купить обувь со скидкой.