Шариться в его вещах казалось неправильным, кощунственным, но разве у меня был иной выбор? Набор новых ручек Пилот (слышала, они довольно дорогие), парфюм какой-то неизвестной мне, скорее всего, люксовой фирмы, чёрный кожаный ежедневник, нераспечатанный блок сигарет – набор вещей в верхнем ящике его рабочего стола был, мягко говоря, странным. Я открыла следующий. Содержимое возглавляла розовая бумажка с надписью «Свидетельство о смерти». Этот ящик был больше похож на тот, в котором мог бы находиться полис. И я оказалась права. В небольшой папочке хранились все нужные мне (а точнее сказать, больнице) документы.
На следующий день после занятий я позвонила лечащему врачу. Оказалось, буквально недавно Герман пришёл в себя, и из реанимации его перевели в общую палату. Я готова была кричать от радости, но вовремя себя сдержала: никому из друзей, даже Вике, я не рассказывала о том, что вчера произошло. Я вновь заказала такси и помчалась в больницу, мысленно уговаривая водителя ехать быстрее.
Когда я приехала и не без помощи охранника нашла нужное отделение, палата, в которой должен был лежать Герман, оказалась пуста.
– Вы к Северянину? – спросила проходившая мимо женщина в медицинской форме. Наверное, медсестра.
– К нему, – кивнула я.
– Его на перевязку увезли. Подождите в палате.
Я послушно зашла внутрь и присела на единственную заправленную кровать. На тумбе лежал окровавленный телефон. Экран его был разбит. Не в силах смотреть на это зрелище, я достала из сумки влажные салфетки и протерла аппарат. Больше вещей не было, лишь белоснежное белье со следами крови и этот телефон.
Интересно, знали ли близкие Германа, что он здесь? Знал ли вообще кто-то кроме меня? Сообщили ли в университет о том, что произошло? Но поразмышлять об этом я не успела – дверь распахнулась, и в проеме появился человек на инвалидной коляске. Я едва узнала в нем Германа. Лицо отекло, на щеке красовалась ссадина, голова была обмотана пропитавшимися кровью бинтами. Одежды на нем не было, ноги укрывала лишь белая простынь.
– Герман! – воскликнула я и бросилась к нему. В тот момент я не думала ни о чем, лишь отчаянно хотелось его обнять. – Ты жив, Боже, ты жив… – прошептала я.
– Даша? – голос его был еще совсем слаб и звучал вполсилы, но я отчётливо слышала в нем радостные нотки.
– Так, молодые люди, – голос медсестры вернул меня в реальность, – давайте больной сначала переляжет на кровать, а потом вы уже продолжите ваше приятное общение.
Спорить с ней мы не стали.
– Боже, Герман, я так переживала за тебя, – сказала я, когда она наконец ушла. – Когда ты не пришёл на пару, я сразу почувствовала, что что-то случилось.
– Как я здесь оказался? – прохрипел он.
– Я звонила тебе, но ты не брал трубку. Поэтому после универа я сразу же полетела к тебе домой. Хорошо, что не успела вернуть ключи! Чтобы Герман Андреевич и не пришёл на пару…
Он легонько рассмеялся, и тут же поморщился. Наверное, от боли.
– Когда открыла твою калитку, то обнаружила тебя возле гаража. Ты лежал весь в крови. Бледный. Я думала… – ком подступил к горлу. – Думала, ты умер. Но пульс был. Ты потерял много крови. Врач сказал, что ты счастливчик. Кстати, вот, – я вытащила из сумки папку с документами, – передай это врачу. Он просил.
– Я даже не буду спрашивать, как…
– Я представилась твоей сестрой. Как еще мне бы сказали информацию о состоянии твоего здоровья?
– Даша, – улыбнулся он, и в следующую секунду лицо снова перекосила гримаса боли, – ты нечто.
– У тебя вата в одноразовой пеленке под головой скаталась, да и вообще вся пеленка в запекшейся крови, – засмущавшись, решила сменить тему разговора я.
– Другой нет, – вновь слабо улыбнулся он, стараясь не напрягать мышцы лица.
– Да у тебя тут совсем нет вещей! Ни воды, ни пелёнок! Неужели никто не привёз?
– Никто и не привезёт. Кроме тебя ко мне никто не приезжал. И не приедет.
– Но твои друзья, родители?
– Мой единственный друг живет за несколько тысяч километров от меня. Вряд ли он поедет сюда, чтобы привезти мне пеленки.
Про родителей он не сказал ничего, а я не стала переспрашивать. Вместо этого, заявив, что скоро вернусь, отправилась в магазин. Я купила большую упаковку пелёнок, воду, томатный сок (однажды Герман говорил, что любит его), килограмм яблок, влажные салфетки, туалетную бумагу, зубную щётку и пасту и еще – кружку с забавным поросёнком в олимпийке «СССР», она мне просто понравилась, да и в больнице лишней не будет.
– Возьми телефон, пароль 1114, переведи, сколько нужно, – сказал Герман, когда я вернулась.
– Перестань, это не имеет значения.
– Спасибо, Даша. Если бы не ты, я бы здесь зачах.
– Герман?
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Где твои родители? Почему они не приедут к тебе?
– Это долгая история. Тебе будет неинтересно.
– У нас с тобой много времени, – я взяла его холодную руку. – И нет, мне интересно. Иначе бы я не спрашивала.
– Мы были обычной семьей. Жили в многоэтажке в Приозерном, ну, я рассказывал. А потом мама решила открыть сеть химчисток. В то время их еще не было так много, поэтому бизнес быстро пошёл в гору. И тогда она, что говорится, звезду поймала. Купила новый дом. А потом решила, что она одна достойна места под солнцем. Папа был простым сантехником, любил свою работу и ни в какую не хотел бросать ее в пользу семейного бизнеса, так что очень скоро он перестал вписываться в мамины планы. Стал ее недостоин – она сама так считала. Мама вымела отца из дома поганой метлой. Мне она настоящую причину, конечно же, не сказала. Больше десяти лет я жил с мыслью, что отец ушёл к любовнице и бросил нас. Я злился на него, ненавидел, знать его не хотел. А потом мама умерла. Это было два года назад. Тромбоэмболия лёгочной артерии, мгновенная смерть. Я продал ее жилье и переехал сюда. Во время переезда я и нашел ту коробку. В ней были письма. Куча писем от моего отца. Я читал их весь день. Все это время он писал мне, поздравлял с праздниками, говорил, как скучает, рассказывал как ни разу, когда он приезжал, мать не пустила его на порог. В одном из писем он писал: «Мне жаль, очень жаль, что я не стал для твоей матери достойным мужем. Что не соответствовал ей. Да, я не хотел впутываться в ее бизнес, но я никогда не отказывался от тебя. Она отняла тебя у меня, и это стало самой большой потерей в моей жизни. Не было и дня, что я не думал о тебе. Наверное, она даже не сказала тебе правду. Но знай, все это время я искал встречи с тобой, ждал хотя бы весточки. И до сих пор жду. И буду ждать до самой своей смерти».
Голос Германа дрогнул. Он закрыл глаза. Я видела, как по его щеке стекла слезинка и исчезла где-то в подушке.
– Я хочу найти его. Я объездил все адреса с последних писем.
– И как оно?
– Безрезультатно. Ни по одному из них он больше не живет. Никто ничего не знает. Я даже понятия не имею, жив ли он вообще.
– Хочешь, – почти шептала я, так и не отпуская его руку, – мы поищем его вместе? Когда ты выйдешь из больницы.
Герман повернул голову и посмотрел на меня затуманенными глазами.
– Зачем тебе это, Даша?
– Ты же помог мне. Почему я не могу сделать то же самое?
– Это только мои проблемы.
– Тебе не кажется, что за последнее время у нас одни проблемы на двоих? И вообще, ты не знаешь, от чего отказываешься. Мы, девушки, те еще ФСБшницы! Как, ты думаешь, я это нашла? – я помахала перед его носом папкой с документами.
– Ты шарилась в моих вещах, – констатировал он.
– Не шарилась в вещах, а спасала твою задницу!
– Ах, это теперь так называется, – рассмеялся он.
Глава 20
ДАША
Первый снег. Такой лёгкий и белый-белый, он всегда выпадает внезапно и приносит радость. При этом неважно, сколько нам лет – пять, двадцать или пятьдесят, все мы радуемся ему одинаково. Бежим к окну, зовем родных, снимаем истории в социальных сетях. Если зайти в ленту новостей, вся она будет в фотографиях первого снега. Каждый раз это особенный, ни с чем несравнимый момент, который в году случается лишь однажды.
В этом году снег выпал в конце октября, в пятницу. К тому времени температура на улице уже опустилась до значений, близких к минусовым, вынуждая одеться в тёплые шапки и зимние пуховики.
– Смотрите, там снег! – воскликнул Ромыч, и вся аудитория, напрочь забыв о паре, кинулась к окну. В воздухе кружились крупные хлопья, укрывая землю тонкой белой простыней.
– Вы студенты медицинского университета или школьники какие-то? – возмутилась преподавательница фармакологии. – Быстро заняли свои места!
Но никто ее не послушал. Когда происходят подобные события, толпа становится неуправляемой.
– Красота! – то и дело восклицали девчонки.
Сдавшись и бросив попытки воззвать нас к совести и порядку, преподавательница тоже подошла к окну, разглядывая разворачивающуюся на улице картину.
После занятий мы высыпали из корпуса всей гурьбой, предпринимая не совсем успешные попытки слепить снежки и устроить снежный бой. Бегали, веселились, пытались поймать снежинки языком.
– Ромыч! – окликнул Ник.
– Чего тебе?
– У тебя на куртке грязь какая-то.
И, пока Ромыч пытался разглядеть на своей куртке неведомую грязь, сосредоточив на этом все внимание, друг зарядил ему в лицо огромным снежком, снег для которого он собирал чуть ли не по всему двору.
– Ах ты!…
Раскрасневшиеся и довольные, мы разошлись по домам лишь спустя час. Сегодня нам с Викой было по пути: вместо дома она поехала на приём к косметологу в ту же сторону, где располагался мой родной Приозерный район. На автобусную остановку почти бежали. Из-за того, что мы провели слишком много времени, дурачась, подруга рисковала опоздать, поэтому подгоняла меня почти на каждом шагу.
– Слушай, – вдруг сказала она, – а пошли в клуб?
– Прямо сегодня?
– Прямо сегодня!
– Ну-у… – протянула я. Я не любила спонтанность и о таких вещах, как поход в клуб, предпочитала знать заранее, чтобы быть в состоянии подготовиться и физически, и морально. Ведь клуб означал прежде всего бессонную ночь, алкоголь и, как следствие, тяжёлое похмельное утро и весь следующий день, проведённый впустую. Для таких приключений я была уже слишком стара, да и вообще клубы давным-давно перестали приносить мне удовольствие. – Я даже и не знаю.
– Ну чего ты ломаешься? Ты за последнее время стала как старая бабка, ей богу!
– Мне просто хочется поспать.
– Поспать? – лицо Вики вдруг стало таким, как-будто она еле сдерживала смех. – Можно подумать, только этим ты и занимаешься, когда ночуешь у своего Германа!
– Вика! – возмутилась я. – Вообще-то да, я сплю!
За сегодняшний день у меня еще не было времени, чтобы подумать о Германе, но сейчас, когда подруга произнесла его имя, мысли вдруг накатили гигантской волной. Мы не виделись довольно давно. Несколько дней назад его наконец-то выписали из больницы, и все это время он улаживал какие-то свои дела. К тому же, мой дорогой «друг» все это время не проявлял себя, поэтому у меня не было даже повода обратиться за помощью.
Но что самое обидное и одновременно странное – оперативную хирургию теперь вел другой преподаватель. Новенькая молодая девушка, которая только-только пришла работать на кафедру. Несмотря на всю нелюбовь к Герману Андреевичу, наша группа ее не приняла. И даже хотя получать «халявные» оценки и жить без вечных Герасимовских отработок было подарком свыше, мы все равно скучали по Герману. Нам всем не хватало его редких, но острых шуток и подколов. И, признаться честно, иногда даже тех знаний, которые он нам давал. Было ощущение, что его просто заменили, вычеркнули из списка преподавателей из-за этого дурацкого несчастного случая. Безусловно после больничного он снова вернется в университет, но продолжит ли преподавать у нашей группы?
Когда я пришла к нему в больницу в следующий раз после того дня, когда он рассказал об отце, то заявилась с огромной коробкой писем. Я нашла ее в доме у Германа, и тогда в больнице поручила, чтобы он отобрал те письма, обратные адреса которых уже «обработал». Мне и правда хотелось помочь ему в поисках отца, и медлить с этим я не собиралась. Отбросив часть писем, я могла бы заняться оставшимися: найти адреса, поискать какую-то информацию, пока Герман лежит в больнице. Он конечно же посмеялся, но был благодарен мне, я видела это по его грустным серым глазам.
Тогда ему уже стало намного легче, Герман мог вставать и ходить по палате, не испытывая при этом дикого головокружения. Мы сидели на низком подоконнике, подложив под спины подушки, и разглядывали красивые конверты.
– Даша, – вдруг сказал он, – ты столько сделала для меня. Спасибо, правда.
Я смущенно улыбнулась.
– Жизнь иногда поворачивается к нам самой неожиданной стороной.
– Я выгляжу, как какой-то подбитый бомж, – горестно вздохнул он, когда его взгляд упал на собственное отражение в зеркале над раковиной.
– Когда ты только пришел в себя, я тебя и правда не узнала, – снова улыбнулась я. – Ты был похож на пчеловода, которого атаковал рой.
– Вот спасибо, – хмыкнул Герман.
– А сейчас ты очень даже ничего, – добавила я. – Шрамы украшают мужчину.
Герман медленно повернулся в мою сторону. Уголки его губ как обычно смотрели вверх, из-за чего казалось, что он улыбался. И из-за этой ложной «улыбки» я никогда не могла понять, что происходит в его душе на самом деле. В какой-то момент стало неловко, и я смущенно отвела взгляд, но тут же подняла его вновь. Он продолжал молчаливо смотреть на меня своими холодными светлыми глазами. Хочет переиграть меня в гляделки? Что ж, я принимаю вызов!
В следующую секунду что-то легкое, почти невесомое коснулось моих пальцев. Я нервно сглотнула и почувствовала, как легкий разряд тока разносится по телу. Я уже брала его за руку прежде, но отчего-то это прикосновение показалось особенным. Не таким, как раньше. Веки невольно опустились, и я почувствовала его теплое дыхание где-то совсем рядом. Еще один разряд тока заставил трепетать каждую клеточку.
А потом со словами «Отбой уже десять минут назад начался, заканчиваем с посещениями!» в палату вошла медсестра, и я, вздрогнув, открыла глаза, а Герман невольно отпрянул назад. Все волшебство момента было разрушено.
– Рыбникова, ты меня вообще слушаешь?!
– А? – вздрогнула, отрываясь от своих мыслей, я.
– В клуб, говорю, пойдёшь?
– Ладно, уговорила, – сдалась я, – пойдём в твой клуб.
Делать вечером пятницы все равно было нечего: подруга в любом случае пойдет в клуб, со мной или без меня, родители как обычно задержатся на каком-нибудь мероприятии, Макс будет весь вечер рубиться в свои любимые «Звездные войны», а я – сидеть и скучать. Могла бы напроситься в гости к Герману, чтобы пошить в его «операционной», но теперь у меня не было даже повода – Слёт-то уже прошёл, а навязывать свое общество не хотелось.
В клуб мы собрались к одиннадцати, но до этого решили встретиться у Вики, чтобы пригубить бутылочку вина: пить в клубе – дорогое удовольствие. Ее мама, что особенно нетипично для большинства родителей, была совсем не против. Даже сама принесла нам бутылку какого-то хорошего красного полусладкого грузинского, чтобы мы, как она сама сказала, «не пили всякую дешёвую дрянь».
– Даш, ну что на тебе за одежда? – закатила глаза Вика, когда мы остались в комнате одни. – Блузка и какие-то школьные брюки! Кто так вообще ходит в клуб?
– Что нашлось, то и надела. Я вообще туда только из-за тебя пошла, – буркнула я.
– Ладно, сейчас разберёмся, что с тобой делать, – голос подруги заметно потеплел.
Она распахнула шкаф и, как это бывает во всех американских фильмах про подростков, стала перебирать одежду в поисках «чего-нибудь достойного» для меня.
– Как тебе это? – Вика достала вешалку с коротким серебристым платьем из пайеток. Последний я видела его на подруге четыре года назад на юбилее ее матери. Там мне удалось побывать совершенно случайно. В тот день я забыла ключи от дома, у Туре были репетиторы, так что податься кроме как в гости к Вике мне было некуда. Но вечером ее семья должна была уехать в ресторан на празднование юбилея. Я пыталась заверить заботливую Галину Степановну, что я как-нибудь справлюсь, да и вообще скоро с работы вернутся родители, но та естественно мне не поверила и чуть ли не за руку отвела в ресторан вместе со всей их семьей.
– Нет, – покачала головой я. – Новогодняя ёлка какая-то.
– Нормальное платье, – буркнула Вика, но убрала наряд в шкаф.
Дальше последовало ярко-малиновое платье и короткий топ с такой же короткой юбкой, но я забраковала и их.
– Ну а вот это? – почти обречённо вздохнула подруга, протягивая мне маленькое чёрное платье.
Оно было чуть ниже колена, но начинающийся от талии разрез-запах соблазнительно открывал левую ногу. Платье было сшито из нежной чёрной ткани, а руки и шею покрывала тонкая полупрозрачная сетка. Почему-то, когда Вика открыла шкаф, чтобы подыскать мне наряд, в первую очередь я подумала именно о нем, но просить самой стало неудобно.
– Это то, что нужно!
– Папика ты в этом платье, конечно, не подцепишь – слишком закрытое, но в остальном оно шикарное.
– Мне никто не нужен, – отмахнулась я. – Тем более, папик.
Мы приехали в клуб к его открытию. К тому моменту около входа уже собралась внушительных размеров толпа. Но, когда клуб наконец открыли, все эти посетители разбежались по территории. Так что стало казаться, что людей было не так уж и много.
От входа мы прямой наводкой направились на танцпол, и нас тут же захватила волна головокружительной музыки. Правда, танцпол был почти пуст, и очень скоро это стало ощущаться. Танцевать в одиночестве было скучно.
– Слушай, может, выпьем? – предложила подруга, перекрикивая оглушительную музыку. – По коктейлю. А то что-то здесь пока совсем тухляк.
Спорить с ней я не стала, и, не долго думая, мы направились к бару. Вика взяла «Лонг-Айленд», а я – мою любимую «Кровавую Мэри». Забрав напитки, мы расположились за одним из столиков. Сейчас, когда клуб только открылся, почти все они были пусты.
– Может быть, парней позовём? – предложила Вика. – Все равно делать нечего.
– Ника с Ромой? – уточнила я.
Подруга кивнула.
– Давай позовём, – пожала плечами я. – Может быть, найдём Ромычу цыпочку. А то так и останется девственником до конца жизни.
Но Вика лишь хмыкнула:
– Ему эти цыпочки – как тебе папик.
– В смысле?
– Не нужны.
– Но пацану третий десяток, а у него даже девушки нормальной ни разу не было!
– Он бы встречался только с одной девушкой, – усмехнулась подруга.
– С кем?
– Даш, ну только не строй из себя дурочку! Можно подумать, ты ничего не знаешь и не замечаешь! Да он с первого курса только о тебе и говорит. А сейчас у него наконец-то появился шанс.
– Да какой еще шанс? – возмущённо всплеснула руками я. – Мы с Ромычем хорошие друзья. Какие могут быть отношения? Это же Ромыч, мой друг!
– Мда… Розы гибнут на газоне, а Ромыч – во френдзоне… – задумчиво протянула Вика. – Нашей Даше подавай мужчин постарше.
– Да иди ты! – толкнула ее в плечо я. – Если ты намекаешь на Германа, то между нами ничего не было, нет и быть не может! Он просто мне помог.
– А потом ты ему, а потом снова он тебе, и пошло-поехало. Знаем, проходили.
– Да ну тебя, – буркнула я.
Ник с Ромычем приехали через полчаса. Об этом радостно заявила Вика, по всей вероятности получившая СМС от своего бойфренда:
– Пацаны уже у гардероба. Пойдём встречать?
Вставать с диванчика не хотелось. Он был слишком мягким и уютным, а от выпитого алкоголя разморило. Но подруга не дала долго лениться, утягивая за собой.
Ребята стояли у гардероба, засунув руки в карманы джинсов. Никаких вещей у них с собой не было. Хорошо быть парнем, когда не нужно брать с собой сумочку, вечно подкрашивать губы и смотреться в зеркало… Мы обнялись, будто бы не виделись сто лет, и Ник тут же предложил:
– Пойдёмте курить?
– На улицу или в курилку?
– Одеваться неохота, – сказала Вика. – Пошлите лучше в курилку.
Курилкой называлось помещение, специально оборудованное для любителей сигарет и прочей табачной продукции. Оно находилось прямо в клубе, чтобы курильщикам не приходилось каждый раз дёргать гардеробщицу, бегая на улицу.
– Я вас на танцполе подожду, – отмахнулась я. Душная курилка была насквозь пропитана дымом. Идти туда совсем не хотелось.
Разминувшись с друзьями около входа в основной зал, я направилась в сторону танцпола. Людей заметно прибавилось, но танцпол все еще не был забит, как это обычно бывает в самый разгар вечеринок.
– Дарья? – вдруг кто-то окликнул меня, дёргая за плечо.
Я вздрогнула и обернулась. Напротив стоял крепкий бородатый мужчина в чёрной футболке. Его виски были выбриты, а рыжеватые волосы на макушке собраны в небольшой хвост. Я видела его впервые в жизни и понятия не имела, откуда он мог знать мое имя.
– Это вам, – он протянул мне стакан с красной жидкостью. «Кровавая Мэри».
– Что это? – спросила я, непонимающе уставившись на напиток.
– Коктейль «Кровавая Мэри», – хмыкнул он, точно я задала самый глупый вопрос из всех, какие только могут существовать.
– Но я не заказывала никаких коктейлей.
– Вам мужчина заказал.
– Какой еще мужчина?
– Вам, Дарья, виднее, что за мужчина, я то откуда знаю? Там еще записка, посмотрите, может быть она вам что-то прояснит.
И правда, белая бумажка тонкой светло-сиреневой ленточкой была привязана прямо к стакану. Я заметила ее только сейчас. И само слово «записка» уже не предвещало ничего хорошего. Он вернулся. «Туре», аноним или сам дьявол, можно называть его как угодно. Это не мог быть никто другой.
– Постойте, как он выглядел? – только сейчас я начала понимать, что, скорее всего мужчина, передавший мне коктейль, был барменом. – Он сейчас где-то здесь?
Бородач не особо заинтересованно огляделся по сторонам и покачал головой.
– Я его не вижу. Да я и не запоминал особо. Обычный пацан, таких, как он, через меня сотни за сутки проходят. Непримечательный. Еще и капюшон натянут чуть ли не до самых глаз.
– Ладно, спасибо, – пробормотала я. – А давно он подходил к вам?
– Да минут пять назад. Заказал «Мэри», оплатил и скрылся. Я как только сделал – сразу же отдал вам.
Внутри все похолодело. Он где-то здесь. Прямо сейчас. Среди этих людей. Я вновь судорожно огляделась по сторонам, всматриваясь в каждое лицо, но ни одно из них не говорило ни о чем. Проблема была в том, что я даже не знала, кого искать. От выпитого алкоголя все плыло. Светомузыка резала глаза яркими вспышками. В какой-то момент мир вокруг закружился, и я подумала, что упаду, но успела вовремя ухватиться за барную стойку и опуститься на высокий стул. Зажмурилась, но когда открыла глаза, ничего не изменилось. Люди все так же двигались в ритме музыки, пили коктейли, целовались. И где-то среди них был он. А, быть может, он ушёл сразу же, как только заказал мне коктейль. Или же бармен мне наврал, и он сам и есть тот самый загадочный отправитель. Нет, бред какой-то. Я вижу его первый раз в жизни, уверена, и он меня тоже.
Только сейчас я вспомнила, что так и не развернула записку. Впрочем, чего можно было от нее ожидать?
«Мы с тобой так давно не виделись, что я уже успел соскучиться. Но не переживай. Я всегда рядом и всегда наблюдаю за тобой. Целую, твой Туре».
И, конечно же, эта дурацкая водонапорная башня в углу.
– Пошёл ты, – процедила сквозь зубы я, хотя хотелось кричать. Хотелось закричать на весь клуб, чтобы он услышал меня, где бы он ни был. Чтобы знал, что я больше его не боюсь.
Я покрутила стакан в руках. Из-за кубиков льда он был ужасно холодный. Задумчиво поднялась с барного стула и направилась в туалет, находившийся на втором этаже. В туалете посмотрелась в зеркало. Я была хороша, очень и очень хороша. Волнистые волосы спадали на плечи, свет флуоресцентных ламп отражался в синих глазах и небольшом кулоне, висящем на шее. Я представила, как делаю глоток «Кровавой Мэри» и падаю замертво, точно Белоснежка, откусившая ядовитое яблоко. И перевернула стакан с напитком.
Я смотрела, как красная жидкость медленно уплывала в водосток. Затем поставила пустой стакан на раковину и, включив воду и наблюдая, как она смывает остатки томатного сока, вымыла руки, а после поспешила покинуть туалет.
Возвращаться на танцпол не хотелось, да и веселиться тоже. Наверное, друзья уже вернулись, но я все равно не хотела спускаться вниз, поэтому решила немного пройтись.
На втором этаже располагались только туалеты. Сюда вело две двери: основная, через которую в «туалетную зону» попала я, и запасная, пожарный выход. Особо не задумываясь, я открыла вторую.
Пожарная лестница была пуста, до сюда лишь доносились приглушённые звуки музыки из клуба. Было интересно, куда меня выведет эта лестница и будет ли вообще открыта дверь на первом этаже. Я поспешила вниз, но уже через несколько ступенек остановилась и застыла на месте, как вкопанная. Меж лестничных пролётов просвечивали руки в голубой рубашке. Ниже на лестнице сидел человек.
Это он. Это было первое, о чем я подумала. Он ждёт меня. Он же знает каждый мой шаг, предугадывает все, что я буду делать, вот и сейчас предугадал. Сердце бешено забилось, и я осторожно, стараясь не издавать ни звука, попятилась назад. Все, о чем я молилась – чтобы дверь осталась открытой. Это могла быть ловушка. Что, если я оказалась заперта в этом коридоре? Вместе с ним. Здесь меня даже никто не услышит.
Но через две ступеньки я вновь остановилась. В тот момент я вспомнила подругу. Это было прошлым летом, мы сидели в столовой и ждали начала очередной пары. Было скучно, теорию повторять не хотелось, поэтому мы листали страницы преподов в Инстаграме. «Да его же будто корова облизала!» – сказала тогда Вика. В тот момент мы просматривали страницу Германа Андреевича. Ей не понравилась его причёска, которая показалась подруге слишком аккуратной и прилизанной, на самом же деле это была просто достаточно коротко подстриженная «канадка».
И сейчас я видела именно ее. Все те же густые темно-русые волосы, подстриженные аккуратной «канадкой». Голубая рубашка…такая точно была у Германа. И эти массивные серебрянные часы на левом запястье.
– Герман! – окликнула я, и сидящий обернулся.
Это действительно оказался он. Я почувствовала, как тяжёлый груз падает с моих плеч.
– Даша?
Я спустилась ниже и уселась рядом с ним.
– Что ты здесь делаешь? – хором спросили мы и тут же рассмеялись.
– Я первый спросил!
– Нет, я! Я вообще первая тебя позвала!
– Конечно, ведь у меня на спине нет глаз и я не мог видеть, как ты зашла, и, соответсвенно, позвать тебя, – усмехнулся Герман.
– Так что ты здесь делаешь?
– Сижу, как видишь. А ты?
– И я сижу, – улыбнулась я. – А здесь ты что делаешь? В клубе, я имею ввиду. Разве преподаватели хирургии вообще ходят в клубы?
– Преподаватели хирургии еще и не такое делают, – отчего-то грустно улыбнулся он.
– А если серьезно, – нахмурилась я, – тебя ведь совсем недавно выписали из больницы. Здесь же громкая музыка, свет, вспышки, все-такое. Неужели ты совсем о себе не думаешь? У тебя было сотрясение, Герман!
– Всего лишь сотрясение, – поправил он.
– А еще здесь можно случайно нарваться на драку. Здесь же одни пьяные идиоты. Ты можешь просто проходить мимо и получить по голове!
– Однажды утром я просто вышел из собственного дома и получил по голове, даже не успев сесть в машину, – напомнил он. – Я просто устал. Устал от этого всего, хотел развеяться.
С этими словами он достал из кармана пачку сигарет и, вынув одну сигарету, поджег ее и закурил. Я тут же почувствовала ненавистный запах табачного дыма. Никогда прежде я не видела этого человека курящим. И, пожалуй, это был единственный человек, который делал это красиво.
– Дай мне? – попросила я, сама от себя этого не ожидая. Я ненавидела дым, но отчего-то именно сейчас мне отчаянно захотелось попробовать его на вкус. Никогда прежде я этого не делала, но Герман…он курил так, точно вместе с дымом выпускал всю свою боль. И мне тоже захотелось сделать это. Не дожидаясь ответа, я забрала сигарету у Германа из рук.
На какую-то секунду я подумала, что только что губы Германа касались фильтра этой сигареты. А сейчас – будут касаться мои. Можно ли считать это…поцелуем? Эта интересная мысль мне даже понравилась.
Я вдохнула дым, делая затяжку, и где-то в груди тут же неприятно защипало. Еле сдержалась, чтобы не закашляться – позориться перед Германом не хотелось. Поэтому пришлось тут же выдохнуть. На второй затяжке стало легче. Но спустя несколько секунд организм был больше не в силах сдерживаться, и я все-таки зашлась в кашле.
– Куришь впервые? – спросил Герман, точно понял все сразу. – А ну отдай, тебе это незачем.
Это прозвучало даже обидно. Я что, маленькая девочка какая-то?
– Значит, и тебе незачем, – я перехватила сигарету, которую он только что забрал у меня, и с силой затушила ее о бетонную ступеньку.
– Чудная ты, Даша, – улыбнулся Герман. – Так как ты оказалась на пожарной лестнице?
– Он снова объявился, – я подняла прежде опущенные глаза, и наши с Германом взгляды встретились. – Заказал мне «Кровавую Мэри» и передал ее через бармена вместе с запиской.
– Надеюсь, ты не выпила!
– Нет конечно. Я все вылила в раковину в туалете. А знаешь, что самое главное? Никто как обычно ничего не видел! «Как он выглядел?» «Непримечательно!» – воскликнула я, передразнивая слова бармена. – «Он есть где-то здесь?» «Не знаю!» Господи, мне уже начинает казаться, что мы либо имеем дело с призраком, либо я просто схожу с ума!
– С ума сходят по одиночке, – с этими словами Герман крепко сжал мою руку, и я почувствовала, как приятное чувство разливается по телу. – А мы тут с тобой – двое сумасшедших. Если честно, я даже…по этому скучал.
– Мы давно не виделись, – констатировала я.
– Это правда.
Мы замолчали. Каждый думал о чем-то своём, уставившись в пустую точку.
– «Аппарат президента», – вдруг сказал Герман. – Я чёрный как смола; девятка чёрная, как месса. Дуло чёрного ствола, как стены моего подъезда.
– Откуда ты знаешь эту песню? – удивилась я (песня российского репера Масло Чёрного Тмина «Аппарат президента 2», прим.автора).
– Эй, я, может быть, и препод, но я не старый, – и мы вновь рассмеялись.
– Герман? – вдруг позвала я. Он повернулся в мою сторону.
Не знаю, что это было – секундное помешательство или то, чего я тайно желала уже долгое время. В тот момент я не думала о последствиях. Я вообще ни о чем не думала. Все казалось неважным и ничтожным, а потому и терять было нечего. Я словно падала в какую-то огромную пропасть. А все потому, что…я его поцеловала. И он ответил на мой поцелуй.
Губы Германа были мягкими и нежными. И, клянусь, он целовал меня так, будто мы не виделись год и вот наконец-то встретились. Будто мы отчаянно скучали друг по другу. Его руки придерживали мою спину и точно пропускали ток через каждую клеточку тела. Я чувствовала запах парфюма на его шее, и от этого запаха была готова сойти с ума.