«С днём рождения, Геруня! Ты ещё совсем мал, чтобы строить настоящие дома, но начни с этих. Все в жизни начинается с малого. Люблю тебя и безумно скучаю. Твой папа».
Я тут же начал лихорадочно перебирать остальные коробки. Полицейская машина, экскаватор, подъемный кран, набор юного химика… На день рождения, на Новый год, на начало учебного года… Все эти коробки предназначались мне. Все их папа приносил на разные праздники, а мама – отсылала обратно.
– Даша! Смотри! Это все…это все подарки, которые папа покупал для меня! Мама возвращала их, но он…он их сохранил! Он хранил их все эти годы! Он ждал меня, Даша! – в этот момент самому себе я казался маленьким ребёнком, восьмилетним Германом, готовым прямо здесь распаковать все эти конструкторы и построить из них самый большой дом, чтобы папа, когда он вернётся из магазина, похвалил меня.
– Герман… – пробормотала Даша, и голос ее звучал глухо и отрешённо, но я, увлечённый игрушками, которые должны были по праву стать моими, не обратил на это никакого внимания. – Он не ушёл в магазин.
– То есть? – не понял я.
Колени затекли, и я поднялся, оборачиваясь в сторону спутницы. Она стояла около старого деревянного серванта и что-то внимательно разглядывала за стеклом.
– Ты что там нашла? – недоуменно спросил я и подошёл к Даше.
В этот момент земля ушла из-под моих ног. Мне казалось, что я падаю в бездну. Чувство, которое я никогда прежде не испытывал, сковало по рукам и ногам. Кажется, я пытался что-то говорить, но получилось лишь открывать рот, точно глупая рыба под водой. Я схватился за голову, а Даша закрыла рот ладонью. Я видел, как она дрожит. Видел пустоту в ее глазах.
– Он вообще никуда не уходил. Он…
Умер. Произнести это слово не хватило духу ни у нее, ни у меня. На серванте в темной рамке стояла черно-белая фотография, перевязанная чёрной ленточкой. С нее на меня смотрели его глаза. Добрые, светлые, глаза моего папы. Я узнал бы их из тысячи. Он улыбался. Папа постарел и его пышные усы заметно поредели, но он продолжал улыбаться, точно радовался, что наконец-то встретил меня. Но как…как это могло произойти, папа? Ты ждал меня. Все эти годы ты точно ждал меня. Ты хранил все подарки в надежде, что однажды я смогу их забрать. Ты искал меня. И я тоже тебя искал. Я обил все пороги, надеясь найти тебя. Обзвонил десятки телефонов. Я потратил на это несколько лет и наконец-то нашёл тебя. Ну почему ты не дождался меня, папа?!
– Нет, – пробормотал я. – Нет, нет, нет. Этого не может быть. Это какая-то ошибка. Розыгрыш. Папа, он… – я с трудом глотал тихие рыдания. Все это было похоже на сумасшествие. – Он ушёл в магазин. Там на столе его чай. Он заварил чай и ушёл в магазин. Это просто шутка. Папа любил шутить. Он же просто ушёл, да? Даша, скажи, он скоро вернётся, да? Скажи же, Даша!
Даша молчала. Ее рука вновь крепко сжала мою. Я чувствовал дрожь, но не мог понять – то ли это дрожит ее ладонь, то ли моя собственная.
– Скажи, что он просто ушёл и скоро вернётся, – голос превратился в шёпот. Клянусь, ни в одних словах вы не слышали столько мольбы, сколько было в моих.
Тишина. В следующую секунду ее разорвал нечеловеческий крик. Кажется, это был я. Я не слышал себя, не мог это контролировать. Я был не здесь, определённо где-то не здесь.
А после я услышал ее рыдания. Даша рыдала вместе со мной, страдала вместе со мной. Мы вместе прошли этот путь, но к чему он привёл?
– Нет! Не-е-е-ет!
После этого силы меня покинули. Я обнял Дашу и тихо плакал. Последний раз я делал это, когда в десять лет упал в овраг, полный каменей и сломал руку. Но сейчас я плакал, плакал, плакал, и ни на секунду не думал, как это будет выглядеть со стороны.
Не знаю, сколько времени прошло – две минуты, десять, пятнадцать или, может быть, час, прежде чем слёзы кончились. Тогда то я и заметил ее. Бабу Глашу. Ее лицо было полно боли и скорби, она стояла в дверях, и, если честно, я даже не знаю, как долго.
– Это произошло на следующий день, после того, как я встретила Дашу на почте и мы созвонились и договорились, что вы приедете. Я не могла держать это в себе. Андрей только о тебе и говорил, Гера. Постоянно вспоминал какие-то случаи из твоего детства. Как сочинял тебе сказки, как смастерил домик на дереве, как вы вместе катались на лодке. Не было и дня, чтобы он не думал об этом. Иногда мне даже казалось, что он сошёл с ума. И поэтому, когда я узнала, что ты нашёлся, то просто не могла молчать. Я хотела сделать ему сюрприз, но не смогла. Терпения не хватило. Я рассказала на следующий же день, утром, когда мы сели пить чай.
Я завороженно смотрел на бабу Глашу.
– Ты бы видел его в тот момент, Гера, ты бы только видел! Сначала он, кажется, не понял. Подумал, что это какой-то другой Гера – настолько не верил, что ещё хоть однажды увидит тебя. А потом заплакал. Я не могла его успокоить. Он плакал и прижимал к сердцу твою фотографию. Пока не начал задыхаться. Я здорово перепугалась. Вызвала скорую. В тот раз все обошлось. Доктора привели его в чувство, и тогда он расцвёл. Всю мебель в доме переворотил, все переставил, каждый уголок вычистил, так сильно ждал тебя. И эти игрушки из шкафа вывалил, все приговаривал: «Сейчас приедет мой Геруня, заберёт наконец-то. Детям его будет. Играть будут. А знаешь, Глаша, как было бы здорово, если бы он однажды с ними к нам приехал! Как думаешь, Глаша, они похожи на моего Геруню в детстве?» Чуть до белого каления не довёл меня дед, – всхлипнула бабушка. – Я даже прикрикнула на него пару раз. Говорю, мол, дыры скоро в полу протрешь, сколько ж можно его мыть. А он все мыл и мыл. И на ночь глядя сказал мне… Как сейчас помню его слова: «Не могу поверить, Глаша, что он простил меня». И в ту же секунду за сердце схватился. А в ту ночь метель у нас была. Дороги совсем занесло. Я каждые пять минут в скорую звонила, спрашивала, ну когда же уже приедет к нам бригада. А он все говорил: «Все хорошо, Глаша, все будет хорошо. Куда ж я денусь. Кто же Геруню моего встретит. Сейчас, сейчас, уже почти прошло, почти отпустило». А потом закатил глаза и… – бабушка вновь всхлипнула. – Ты прости меня, Гера, я так и не смогла тебе об этом сказать. Не хватило духу мне. Прости меня, старую дуру.
– Баба Глаша, но чай…? – задал я вопрос, который интересовал меня все это время. Та кружка с чаем казалась крохотным лучиком надежды. Маленькой уликой большого розыгрыша.
– Да это мой чай, ребятки. Сидела в комнате деда, пока вас ждала. Да только так и не смогла ни глотка сделать – такая тоска меня одолела, что и капля в рот не лезет.
С этими словами рухнула моя последняя надежда, ее лучик погас.
Баба Глаша угостила нас обедом. Она оказалась второй женой отца. Он встретил ее в уже достаточно зрелом возрасте, когда им обоим было за пятьдесят. Поэтому своих детей у пары не было, а всю жизнь отец посвятил попыткам достучаться до своего сына от первого брака. То есть, до меня.
Как рассказала баба Глаша, когда мать выгнала папу из дома, он долгое время скитался по съёмным квартирам – деньги на собственное жилье взять было неоткуда. Вскоре от горя он запил, потерял работу и перебивался лишь случайными заработками. Тогда-то, на пике всего худшего, что происходило в его жизни, он и встретил бабу Глашу. Познакомились они на заводе, где баба Глаша прежде работала, а отец халтурил, помогая с погрузками. Баба Глаша была вдовой. Ее муж вместе с дочерью Машей погибли в автокатастрофе пятью годами ранее. С того дня ее жизнь потеряла и краски, и смысл. Баба Глаша плыла по течению, ничего не ждала и никого не искала. Пока отец случайно не уронил коробку, гружёную какими-то деталями, ей на ногу. Он тут же отвез ее в травмпункт, а вечером в качестве извинений пригласил на ужин. Выгреб всю свою заначку, лишь бы угодить Глафире. С того самого дня они больше не расставались.
Баба Глаша вытянула папу из алкогольного безумства, заставила взяться за ум, и однажды он снова нашёл работу, где проработал около пятнадцати лет, пока его не скосила сердечная недостаточность, стенокардия и, как следствие, первый инфаркт. К тому времени они уже купили дом в этом забытом богом уголке земли. Какое-то время, пока были силы, папа много работал по дому: поменял крышу, сам сколотил и поставил новый забор, отстроил баню, ухаживал за огородом. А потом произошло то, что мы уже видели: забор покосился, из-за болотистой почвы дом стал уходить под землю, баня сгорела и так и стояла одиноким угольком посреди участка, огород порос сорняками.
Суп бабы Глаши оказался изумительным. Поедая ложку за ложкой, я невольно представлял, как то же самое делал мой отец. Как он сидел за этим столом, слушал радио, разглядывал репродукции картин известных художников, ходил по этому дому. И как ждал меня. Как писал письма, отправлял их мне, а потом хватался за сердце каждый раз, когда они приходили обратно.
Я ненавидел свою мать. Никогда не мог бы даже подумать, что деньги так поменяли этого человека. Что она могла просто взять и выкинуть моего отца из своей жизни, да еще и плести какие-то идиотские истории о том, что это он сам оставил нас.
– Ты простил ее? – спросила Даша, когда поздним вечером мы ехали обратно.
– Я никогда ее не прощу, – процедил сквозь зубы я.
– Герман, – Даша положила ладонь на мое колено, и я невольно вздрогнул, – наверняка она уже поплатилась за все, что сделала. Это было бесчеловечно, но ни одного героя этой истории не вернуть. Она была несчастной женщиной, Герман. Имела много денег, но едва ли они приносили ей радость. Она твоя мать, и ты ничего не изменишь, если будешь держать зло. Ты не обязан пытаться понять ее, но попробуй хотя бы простить. Каждый из нас заслуживает прощения.
Я вздохнул. Да, наверное она права. Но простить мать – все равно, что впустить дьявола в свою душу. Немыслимо после всего, что я узнал о ней и отце. Все могло бы сложиться иначе. Скорее всего, сейчас папа был бы жив, если бы однажды она не выставила его за порог нашего дома. Так мог ли я простить ее? Да, возможно, когда-нибудь в будущем. Но не сейчас. Не сегодня, не в эту минуту.
На ясном небе светили далёкие звезды и круглая луна. В магнитоле играл Вивальди. Мы возвращались домой.
Эпилог
ДАША
За окном – тёплый июньский вечер. Нежно-персиковое закатное небо с перьевыми облаками. Герман был на работе – отрабатывал свой последний рабочий день перед отпуском, а я решила немного прогуляться. Все мы так ждали настоящее тёплое лето, что сидеть дома было бы настоящим преступлением.
Я часто бродила по лесу одна – слушала щебетание птиц, вдыхала ароматы хвои. С тех пор, как Туре убил себя, я училась жить без страха. Потихоньку, маленькими шажками, я так долго шла к этому, но наконец смогла.
Недавно я была у него на могиле. Я приходила туда раз в месяц, но думаю что этот визит был последним. Навещать его посоветовал мой психотерапевт, к которому я ходила какое-то время, чтобы окончательно не сойти с ума.
Лишь один раз мне показалось, что он рядом. Я никогда не верила в жизнь после смерти и прочую лабуду, но когда после настоящих похорон Туре в углу tun могилы выросла маленькая сосенка, это заставило меня усомниться. Ник предложил выкопать ее, но я настояла на том, чтобы сосну оставили. Мне казалось, что после смерти душа Туре вселилась именно в это маленькое деревце. Погибнуть, чтобы снова воскреснуть.
Мои пальцы коснулись тоненьких иголок, и вдруг иголки зашелестели под порывами из ниоткуда взявшегося ветра. Будучи скептиком по жизни, в ту секунду я была твердо уверена, что это Туре разговаривает со мной.
– Туре, – прошептала я, – мне правда жаль, что наша с тобой история закончилась так глупо.
***
В тот день в лесу было особенно людно. Я никак не могла взять в толк, что здесь происходит, пока не увидела огромную машину, похожую то ли на кран, то ли на трактор. Она стояла прямо у башни, а вокруг этого странного «дуэта» собралась толпа зевак.
– Давай уже! – выкрикнул кто-то из этой толпы, и я не сразу сообразила, о чем они.
Какое-то время ничего не происходило, а потом раздался хлопок. Нет, даже не хлопок, а оглушительный удар. В воздухе повисло облако пыли, а когда рассеялось, я с ужасом поняла, что части башни больше нет: в ее стене красовалась гигантская дыра.
– Что здесь происходит? – спросила я у незнакомых девушек из толпы, которые завороженно, даже с каким-то едва уловим восторгом смотрели на происходящее действо.
– Башню сносят. Часть леса уже вырубили, будут еще вырубать, хотят посёлок расширить. Вы что, не слышали?
– Нет, – покачала головой я. Сносят башню? Серьезно?
– Люди несколько дней бастовали.
Но за круговоротом событий мне было не до забастовок. Погрузившись в новую жизнь, я ни новости не читала, ни наблюдала за тем, что происходит на улице.
Боковым взглядом я заметила, как девушки косятся на меня с подозрением и недоумением. Такое ощущение, будто я не знала, кто президент страны, а не о том, что здесь сносят башню. Впрочем, было как-то все равно. Расталкивая людей, я пробралась в самое пекло толпы.
Раздался еще один удар. Очередное облако пыли, которое, точно занавес в театре, открыло нам новый облик башни, взмыло в воздух и медленно рассеялось. На этот раз башня лишилась верхушки. Невольно сжались губы. Вспомнилось, как мы играли и прятались здесь, как устроили свой штаб, как приходили с фонариками и кучей еды. Не башня рушилась – рушилось мое детство. Она была последней ниточкой, связывавшей меня с прошлым, и сейчас эта ниточка медленно и жестоко превращалась в песок.
– Прощай, – одними губами прошептала я, глядя как кирпичик за кирпичиком строение равняется с землей.
Сначала на душе было тоскливо, а потом вдруг отчего-то стало так легко. Точно не башня падала, а горы с моих плеч.
Это было неделю назад. А уже сегодня мы сидели на берегу Тихого океана и Герман виртуозно перебирал струны гитары, напевая песню, которая с этого дня стала моей любимой:
«А над Камчаткой погода не очень – опять туман,
И по прогнозам погоды на завтра дожди.
Спит себе тихо укрывшись под волнами океан,
Слышишь, моряк, ты его не буди, не буди.
Тихо-тихо-тихо так тает в ночи, струится дымок,
Курит трубку старый капитан,
Тихо-тихо-тихо так долго прожил он рядом с тобой, океан»*.
Да, мы приехали на Камчатку. С тех пор, как эта идея пришла мне в голову еще несколько месяцев назад, я стала одержима ей. Однажды Герман пообещал, что мы обязательно вернёмся и доведём начатое до конца.
И вот мы здесь, сидим на тёплом белом песке вокруг костра, подпеваем Герману, смотрим, как чайки с криками кружат над синей гладью и слышим, как отчаянно воздух пахнет морской водой. Мы взяли с собой Ника, Вику, Ромыча и, чтоб последний не чувствовал себя белой вороной среди влюблённых парочек, друга Германа. Того самого, который помог ему устроиться на новую работу. Разумеется, он был старше большинства присутствующих – как и Герману, ему было около тридцати. Но несмотря на возраст он отлично вписался в нашу компанию. Мы снарядили наш фургон и выдвинулись в путь. В настоящее автопутешествие на край света.
Сегодня был наш первый день в этом чудесном уголке Земли. После дороги все мы порядком устали. Сил хватило лишь на то, чтобы обустроиться в небольшом скандинавском домике, который мы специально забронировали на несколько дней. Из панорамных окон домика открывался чудесный вид на океан. Поживём здесь и двинемся дальше, Камчатский полуостров огромен и непредсказуем.
Огненно-красное солнце опускалось за горизонт. Не сговариваясь, мы решили, что посидим еще немного и отправимся спать – завтра нас ждёт новый день, новые приключения и новые воспоминания на всю жизнь, которые просто обязаны стереть все плохое, что произошло с нами за этот год.
*группа Любэ "Якоря", прим.автора