– Прекрати нести этот бред! – воскликнула Даша. – Мы были не вместе, и я имела право быть счастливой!
– Я тоже имел право на счастье, но ты отобрала его у меня!
– О чем ты говоришь?! Ты сам это все устроил! Боже, Туре, ты…ты ненормальный! Как здоровому человеку вообще могло это в голову прийти?! Да никак! Потому что ты нездоров!
– Скажи нам только одно, – вмешался в разговор Ник. – Вот это, – друг кивнул головой в сторону связанного Германа, – ты нафига устроил? Зачем похитил человека?
– А первое нападение на него тоже было твоих рук дело? – присоединилась Вика.
– Моих. И я ни чуточку об этом не жалею. Он сам во всем виноват. Нечего было протягивать свои грязные руки к моей девушке. Я ненавижу его. Я хотел убить его и осуществлю задуманное.
– Боже, ты и правда псих!
– Пусть будет так, – с улыбкой согласился я. – Мне терять нечего, потому что все, что у меня было, я уже потерял в день того пожара.
– Пошёл ты! – зло выкрикнул Ник.
Презрение – вот то чувство, которое они испытывали по отношению ко мне. Презрение и отвращение. Как будто и не было стольких лет нашей дружбы. Как будто все это было неважно! Разве презрение – то чувство, которое должен испытывать человек при виде друга, считавшегося погибшим?
Я медленно, стараясь не привлекать их внимание, запустил руку в карман. О чем я думал? Да ни о чем, твою мать, не думал! Мой разум сгорел вместе с отцом и лучшим другом. Не было у меня больше ни разума, ни здравого смысла, ни цели. Я просто делал то, что подсказывали голоса, роящиеся где-то в голове. И это казалось мне самым правильным решением на данный момент.
– Что ты собираешься сделать?! – вдруг воскликнула Вика.
Заметила, зараза. Наверное, блеск увидела. Из кармана я осторожно достал нож. Зачем – и сам до конца не понимал, но интуиция подсказывала мне, что я все делаю правильно.
Я хищно сверкнул глазами и сделал шаг вперед, потом еще один, медленно и верно загоняя их в ловушку. Впрочем, они и так были в ловушке. Бежать из этой башни невозможно. Им не поможет даже лаз, ведь я бы перерезал всех до одного прежде, чем они смогут просунуть в крошечную дыру хотя бы одну руку.
– Туре, зачем? – в отличие от своих друзей Даша сохраняла спокойствие. А может быть, она тоже боялась, просто храбрилась? Да, скорее всего так и было. Она всегда была такой.
– Вы меня предали.
– Мы не предавали тебя, а любили и скорбели. И, поверь, все эти чувства были настоящими, – она больше не кричала и не спорила. Точно – боится. Просто не хочет этого показывать, но я-то не дурак.
– Ты мог просто прийти и все рассказать, – вступил в разговор Ник. Кажется, он понял ее план. Захотели поиграть со мной? Потянуть время? Что ж, удачи! Из этой башни все равно нет выхода.
– Ведь Роберта объявили в розыск. Его полиция искала, даже к нам приходили. А оказалось, что все это время он лежал в земле, погребённый под чужим именем. А ты все знал, знал и молчал.
– Я не знал, что его ищут.
– Надо было полагать, – покачала головой Даша. – У него тоже кто-то был. Кто-то, кто ждал, что он вернётся.
– Никого у него не было! – вспыхнул я. – И если бы ты была настоящим другом, то знала бы об этом! Я был его единственным близким человеком. Ты никогда ничего не замечала! И вообще! Мне надоел этот ваш цирк, поняли?! Думаете я дурак и не понимаю, что вы хотите потянуть время? Хватит читать мне морали и делать вид, что вам не все равно! Вы никогда не поймёте, что я чувствовал все это время. Слышите? Никогда!
Я схватил Дашу за плечо и резким движением притянул к себе. Она охнула. Это был страх, я точно знал его вкус. Лезвие ножа заблестело в опасной близости от ее горла. В какой-то момент я и сам испугался своих мыслей, но тут же отбросил этот мерзкий страх куда подальше.
– Эй, ты что творишь? – Ник дёрнулся в нашу сторону.
– Не двигайся, или я прирежу ее!
– Ты и так это сделаешь, – прохрипела Даша, и я поднёс нож еще ближе. Кажется, на ее коже выступили маленькие алые капли.
– Молчи!
Ник поднял руки и покорно отошёл обратно. Быстро же он сдался! Трус. Все они такие.
А потом в мою спину уперлось что-то твёрдое, и я замер, опуская дрожащую руку с ножом. Даша тут же метнулась назад и угодила прямиком в объятия подруги.
– Оружие на пол, руки вверх! – приказал грубый голос.
Черт, Ник не струсил. Он просто все видел и знал, что они пришли по мою душу.
– Туре, неужели ты бы и правда смог сделать это?
Душу вдруг обожгло нестерпимой болью. Они по-прежнему презирали меня. Ненавидели, считали сумасшедшим. Но я не сумасшедший! Я просто хотел…хотел быть как они. Я тоже хотел жить, учиться, закончить университет, стать врачом, родить детей. Я хотел быть как все. В какой момент моя жизнь свернула не туда?
Я принял это решение за считанные секунды. Я чувствовал себя потерянным, опустошенным, униженным, и не видел другого выхода.
Резко развернувшись, я ударил полицейского по руке. Кажется, он не ожидал такого поворота событий, и черный пистолет, несколько секунд назад упиравшийся мне в спину, полетел на пол. Еще один удар по лицу, чтобы выиграть время. Где-то снаружи копошилась помощь, я видел, слышал, чувствовал это. Но был быстрее. Наклонившись, я схватил упавший пистолет. Он оказался тяжелее, чем я предполагал. И был таким холодным.
– Боже, Туре, что ты задумал? – послышались голоса где-то за моей спиной, но в следующую секунду все они слились в единый клубок неразличимых звуков.
– Я хотел стать тебе хорошим парнем, Даша. Мне жаль, что все получилось не так, – произнес я прежде, чем холодный металл коснулся моего виска. На этот раз пистолет держал я сам.
– Туре, не делай этого! – кричали сзади.
Я закрыл глаза и медленно сосчитал до трех. По щеке скатилась одинокая слеза. Такая же одинокая, как и я в эту последнюю секунду своей жизни. Палец на курке чуть дрогнул, но не сдался. Я сильный. В этом мире я сделал все, что мог. И теперь я свободен.
Глава 35
ГЕРМАН
Я открыл глаза. Все кружилось, плыло и было таким белым и ярким, что захотелось погрузиться обратно во тьму. Какой-то шум и писк приборов, голоса, чьи-то шаги, суета. Я закрыл глаза прежде, чем услышал чуть более отчётливое, чем остальная какофония: «Он пришел в себя! Он открыл глаза!» Какой-то мужской голос, смутно знакомый, но понять, кому он принадлежал, я не мог.
– Герман! Герман, милый!
Я попытался вновь открыть глаза и повернуть налево голову набок. Это движение далось с трудом. Вернее, не далось вообще.
– Где я? Что произошло? – с трудом проговорил я, хотя события недавних дней начали медленно всплывать в моей уставшей голове. Но, видимо, для этого потребовалось слишком много усилий, поэтому я тут же отключился вновь.
Когда пришел в себя в следующий раз, было легче. Намного. Пелена перед глазами почти рассеялась, и я начал различать предметы чуть чётче. Яркая лампа. Капельница с двумя пакетами каких-то растворов. Тумбочка с вазой, в которой одиноко стоял букет тюльпанов. Даша.
Боже, как давно я ее не видел.
Кажется, она дремала.
– Даш? – прохрипел я.
– Он снова очнулся! – тут же раздался все тот же мужской голос, и я повернул голову на звук. На этот раз получилось. Голос принадлежал Коле Разумовскому, одногруппнику и другу Даши, а по совместительству, кажется, и парню ее подруги.
Сидящая рядом с кроватью девушка тут же встрепенулась.
– Герман! Божечки! – она тут же подскочила со стула и присела на корточки так, что наши лица поравнялись.
– Что со мной? – в ту секунду это был вопрос, который интересовал меня больше всего, потому что я абсолютно не помню, как оказался в этой богадельне и в какой момент все пошло не так.
– Похоже, у тебя снова сотряс, – усмехнулась она. – И еще сломана челюсть, так что какое-то время тебе придется носить шину.
Только сейчас я осознал, что мои челюсти и правда сковывало что-то металлическое.
– Кто еще здесь?
– Мы все! – несколько голосов прозвучали одним хором, поэтому разобрать, кто входил в объединение «мы все», я так и не смог.
– Они в другой стороне, у двери, – подсказала Даша.
Вновь повернул голову. Накинув белые халаты на плечи, там стояли Рома и Вика, тоже Дашины друзья. Мне стало неловко, но в то же время очень-очень тепло. Подумать только, я лежал в больнице, и все они пришли ко мне. Мои бывшие студенты, люди, которым я когда-то беспощадно ставил «ноли».
– Что вы здесь делаете?
– Невежливо вы, Герман Андреевич, как-то в себя пришли, – отметил Коля, которого между собой друзья называли Ником, и все дружно рассмеялись.
И мне тоже захотелось смеяться, поэтому я не смог сдержать улыбку. Правда, тут же пришлось зажмуриться от боли, но сейчас она казалась такой ничтожной и неважной. Наверное, даже приятной.
– Мы все тут благодаря Дашиной маме. Ее подруга заведующая этим отделением, так что и вам, и нам все организовали в лучших медицинских, так сказать, традициях.
– Я что, один в палате? – спросил я, подумав, что, кажется, никаких других коек здесь не заметил.
– Разумеется. У Вас номер класса «люкс», в котором полный all inclusive. Тоже мама Даши постаралась!
– Что произошло? – кажется, этот вопрос сегодня я уже задавал.
– Мы потом как-нибудь расскажем, – заверила Даша, – а пока тебе надо отдохнуть. Врачи говорят, тебе нельзя сейчас переживать и волноваться.
И как бы я ни просил, Даша сдержала свое слово. Хотя упорно просить сил все равно не было, и вскоре после того, как она выпроводила всех друзей, я провалился в сон.
О произошедшем они рассказали мне через несколько дней, когда вся банда одним большим комком людей снова ввалилась в двери моей палаты. Что ж, у мамы Даши действительно неплохие связи, раз ко мне вообще впустили такое огромное количество посетителей. К тому моменту стало намного лучше: сняли бинты, спал отвратительный отёк с глаз и начали желтеть прежде ярко-фиолетовые синяки.
О всех событиях друзья рассказывали наперебой, то и дело мешая друг другу и вставляя комментарии и шуточки, которые теперь казались смешными, хотя я понимал, что в те моменты ребятам было совсем не до смеха. А когда Коля начал рассказывать о том, как этот сумасшедший Туре приставил нож к горлу Даши, рука невольно сжала простынь в кулак. Если бы только знал об этом, то восстал бы из мертвых, чтобы остановить этого психа. Но, кажется, в тот момент я уже давно пребывал в отключке. Последнее воспоминание – Дашино лицо, возникшее в темноте. А, может быть, оно мне всего лишь приснилось. Теперь было сложно сказать наверняка.
– Я тогда реально перетрухал, – Ник рассказывал эмоционально, то и дело бурно жестикулируя руками и сопровождая свой рассказ нецензурной бранью. – Думал, он реально Даху прямо там прирежет. А потом появились полицейские. Я вообще в душе не чаю, как они проникли в башню настолько тихо. Когда я в этот лаз проползал, то шума было как от слона в посудной лавке. Я и сам то их не сразу заметил, а когда пересекся взглядом с одним из них, тот жестом приказал мне молчать. А я и виду не подал, что вижу кого-то за спиной этого психа. Хороший актёр, да?
– Сам себя не похвалишь – никто не похвалит, – хмыкнул Рома.
А потом они вдруг посерьезнели. Смех с их лиц как рукой сняло, и шум компании сменился тяжёлым молчанием.
– Эй, ребят, вы чего? – спросил я, понимая, что что-то не так.
– Мне кажется, мы немного забылись, – тихо произнесла Вика.
– Почему? – я ничего не понимал. Да объяснит мне кто-то в конце концов, что здесь происходит?
Даша вдруг всхлипнула.
– Даш? Ребят? В чем дело?
– Как бы сказать помягче… – Ник задумчиво поковырялся линолеум носком ботинка. – В общем…
– Туре больше нет, – закончил за него Рома. – На этот раз по-настоящему.
– Он вынес себе мозги. Прямо на наших глазах, – добавил Ник.
– Что?! – переспросил я, сглотнув.
Я не до конца понимал, что почувствовал в тот момент. Все это звучало дико, страшно, неправдоподобно.
– Все это время мы так хотели избавиться от анонима, но когда это произошло, произошло по-настоящему…облегчения не было. И удовлетворения не было. Мы думали, станет легче, но стало лишь сложнее, – подала голос Даша.
– Он выбил пистолет из рук полицейского и выстрелил…в себя, – пояснил Рома. – Никто из нас этого не ожидал.
– Он был одинок, – прошептала Вика. – Все это время он был один. Он сошел с ума. А нам было все равно.
– Мы не виноваты в том, что произошло, – я почувствовал укол совести, произнося эти слова, но прекрасно понимал, что был прав. Туре убил себя. Что мы должны чувствовать по этому поводу – радость избавления от мучителя или горечь потери некогда так хорошо знакомого нам человека?
– Я устала, – проговорила Даша, сжимая виски. – Не могу даже вспоминать об этом. Перед глазами до сих пор стоит Туре, этот его пистолет и бордовая лужица, растекающаяся по бетонному полу. Я каждую ночь вижу эту картину во сне. Умоляю, давайте не будем…
– Герман Андреевич, а вы сами-то помните, что было до? – решил сменить тему Ник. – Как вы вообще оказались в его плену?
– Помню.
Я помнил все, хотя предпочёл бы забыть.
Когда мы вернулись из неудавшегося путешествия и поссорились, несколько дней я места себе не находил. Почти ничем не занимался: лежал на диване, листал ленту в соцсетях, безучастно щёлкал пультом, переключая телеканалы. На меня напала кратковременная апатия. Лишь позже я наконец-то взял себя в руки.
Очень кстати на тот момент пришлось возвращение Вити, моего друга, из Москвы. У нас в областной больнице построили новый хирургический корпус, и Витька пригласили в командировку «осваивать новые земли». Тогда-то он и позвал меня к себе в отделение. Новые аппараты, современные технологии и наконец-то работа в практической медицине – это было то, о чем я так долго тайно мечтал. Я все равно собирался искать себе новую работу, а тут такая удача.
Итак, один пунктик по поводу работы был закрыт. Мне назначили собеседование, хотя оно было скорее формальностью. Все и так знали, что меня возьмут. Оставалось закрыть второй под названием «личная жизнь». Я не мог так, правда. Я вообще ненавижу с кем-то ссориться, а когда вы еще и не разговариваете такое долгое время…это было мучительно.
Поэтому я заказал цветы, чтобы заявиться с ними прямо к тебе домой. Я не сталкер, конечно, но по моим расчётам ты должна была находиться дома. Вечером на десять минут раньше назначенного времени в дверь позвонил курьер. Вернее, я думал, что это был курьер. Думаю, нет смысла говорить, кто стоял за дверью, когда я открыл ее.
Он был в толстовке с капюшоном и каком-то дурацком светлом парике, так что сначала я его даже не узнал. А потом он снял искусственные волосы и широко улыбнулся. Клянусь, в тот момент я чуть дух не испустил. Думал, или у меня галлюцинации, или на свете существуют два настолько похожих человека. Этого замешательства ему хватило, чтобы огреть меня какой-то каменной ерундой, я даже не понял, что это было.
Очнулся уже в башне, связанный и слегка побитый. Тогда я мог вдоволь наглядеться на него и совершенно точно убедиться, что передо мной не галлюцинация, а настоящий живой человек. Сначала думал, что в мире у Туре существует двойник, потом – что брат-близнец. Но он поведал мне ту же историю, что и вам, приправляя ее яркими и сильными ударами. И это было так унизительно, ведь я даже не мог ответить! Сидел связанный и уязвимый и ничего не мог с этим сделать!
А потом я на какое-то время отключился, после чего пришел в себя, а дальше уже появились вы. Хотя, если честно, до недавней поры я думал, что это все мне приснилось.
– Тебе понадобится какое-то время, чтобы восстановиться, – Даша сжала мою руку.
– Теперь я калека, – я попытался придать этим словам оттенок самоиронии, но вышло жалко. Потому что я говорил правду.
– Ты не калека, ты боец.
Ребята еще какое-то время потусовались у меня в палате, прежде чем решили, что визит затянулся. Тепло попрощавшись и пожелав выздоровления, они ушли, оставив нас с Дашей вдвоем. После ухода друзей девушка с ногами забралась в уютное кресло, стоявшее недалеко от моей кровати и закрыла глаза. Она устала. Я видел и чувствовал это. Я был уверен, что она спит, и даже почти уснул сам, когда Даша вдруг спросила:
– Герман, наверное, сейчас не лучшее время, чтобы говорить об этом, но я все же не могу не спросить… Алена Сергеевна, наша бывшая преподавательница топографической анатомии, она твоя…
– Ты все знаешь, – устало выдохнул я, констатируя этот факт. У меня не было сил выяснять, как и откуда. Впрочем, я и не имел на это права. Я должен был сам рассказать Даше, но вместо этого выбрал легкий путь – молчание. Которое она наверняка поняла неправильно.
– Что вас связывает?
– Ничего, – неужели она решила, что между нами до сих пор что-то есть? – Конечно же ничего! Боже, как тебе вообще такое в голову пришло? Да, мы и правда встречались, но ее появление в нашем университете стало для меня шоком. Я не ожидал этого и, честно говоря, до сих пор не до конца понимаю, почему она вернулась.
– Я знаю, что в ночь, когда мы…в общем, когда я ночевала у тебя… Что ты ездил к ней. Ты сказал мне, что пошел проверять сигнализацию. Ты мне соврал, – с разочарованием в голосе произнесла Даша.
Ох, черт. Она действительно поняла все неправильно. Но когда она узнала об этом? Она возненавидела меня? И как долго она меня ненавидела? Но в конце концов, Даша была рядом здесь и сейчас. Она целовала мои руки, и я видел искреннюю радость на ее лице в тот момент, когда я очнулся. Значит ли это, что еще не все между нами потеряно?
– Даша, милая, прости меня. Знаю, это прозвучит глупо, и я не пытаюсь оправдаться, но я не хотел рассказывать тебе просто потому, что не считал это важным. Это было прошлое, которое больше ничего для меня не значило. Я не хотел впутывать тебя в эту грязь. Она сама липла ко мне. В ту ночь она позвонила и сказала, что если я не приеду, она убьет себя и расскажет всем о нас. Это все так глупо, но в тот момент мне казалось, что у меня нет другого выхода. Между нами ничего не было, если ты хоть на секунду думала иначе. Боже, да даже и быть ничего не могло! Я не прошу тебя простить меня, но если вдруг ты сможешь…прости, Даш. Вышло действительно глупо.
Даша тяжело вздохнула.
– Я не смогла бы потерять еще и тебя. Без тебя было так…плохо.
Я провёл в больнице ещё около двух недель, прежде чем с моей челюсти сняли эту отвратительную штуку под названием «шина». С ней я был похож на монстра, который восстал из ада. Хоть Даша и сравнивала меня больше с роботом, чем с монстром, но я-то понимал, что выгляжу просто ужасно, а она всего лишь не хочет меня обидеть. Вдобавок ко всему я не мог нормально есть. Приходилось питаться через трубочку жидкими детскими кашами и бульонами, после которых мой желудок подавал сигнал о голоде уже через час. За время нахождения в больнице я сбросил около восьми килограмм и больше напоминал обтянутый кожей скелет, нежели мужчину. И от этого чувствовал себя жалким. Бывало, срывался на Дашу и один раз даже чуть не послал ее на все четыре стороны, но она стойко и терпеливо выносила все мои выходки и каждый раз уверяла, что это пройдёт. И тогда я боролся с собой, было тяжело, но я не хотел сдаваться.
Когда я вернулся из больницы, обустроился дома и немного пришел в себя, было тут же принято единогласное решение о Дашином переезде в мой дом. Все мы были согласны с тем, что так всем будет и проще, и безопаснее. И даже хотя основная опасность уже миновала, разделаться со страхом, который вселил в нас Туре, было не так-то просто.
Туре был посмертно признан психически больным. К этому делу Даша подключила своего нового знакомого-психиатра, который безоговорочно подтвердил диагноз, поставленный другими врачами. ОКР – обсессивно-компульсивное расстройство.
– Очень вероятно, что стресс послужил провоцирующим фактором, «спусковым крючком» к манифестации, другими словами – к проявлению заболевания, – рассказывал позже Виктор Александрович, когда мы пригласили его в гости на обед в качестве благодарности за все, что этот едва знакомый человек сделал для нас. – Нельзя исключать, что ген расстройства «сидел» в нем с самого рождения. Возможно, этот ген бы никогда и не «проснулся», если бы не определённые обстоятельства. Потерять двух близких людей в один миг – довольно сильное поражение.
– Но при ОКР у него должны были быть какие-то конкретные обсессии и компульсии? – неуверенно спросил я. В университете я ненавидел все, что было связано с психиатрией, неврологией, да и вообще нервной системой в целом. Поэтому в этом разговоре был определённо не в своей стихии.
– Обсессия или его зависимость – это Дарья. Постоянно заявлять вам о себе, – Виктор Александрович кивнул в сторону Даши, – стало его навязчивой идеей. Он чувствовал необходимость всегда присутствовать в вашей жизни. Перестать делать это – значит окончательно потерять с вами связь, а жить не в ладах со своей обсессией – сущий ад для человека, страдающего ОКР. Он должен усмирить то, что доставляет ему беспокойство. И достигает этого посредством компульсий – импульсивных поступков. Как правило, компульсия – какое-то определённое действие, которое больной делает изо дня в день. В своей практике мы, психиатры, привыкли сталкиваться с куда более банальными вещами. Например, моими пациентами овладевал страх, что микробы захватят его организм, поэтому они бегали мыть руки чуть ли не каждые пять минут. Это один из самых классических примеров, но ситуация с Туре куда сложнее. В моей практике еще никогда не было настолько глобальных случаев.
– То есть вы хотите сказать, что его компульсии – отправка посланий для меня? – уточнила Даша.
– Да, а также «подпись» каждого рисунком какой-то башни. Правда, я все не могу взять в толк, почему именно этот рисунок? Возможно, это что-то значило для него?
– Эта башня в детстве была «нашим» местом. С ней многое связано.
– Все это звучит как какое-то сумасшествие, – вступил в разговор я.
– Он и есть сумасшедший, – подтвердил Виктор Александрович.
С нашим новым знакомым мы просидели почти до самого вечера. Виктор Александрович оказался довольно интересным человеком. Позже к нам присоединились Дашины родители, и пиршество затянулось на еще добрых пару часов. Они вспоминали Туре, охали и ахали тому, как вообще это все могло произойти, вспомнили даже Марка Твена с его «Томом Сойером». В этом произведении мальчики тоже считались погибшими, а потом заявились на собственные похороны. Потом Виктор Александрович рассказывал о своей жизни. Оказалось, что в Копях жила его сестра, и именно на ее день рождения он приезжал в тот день, когда нашёл испуганную Дашу около моего дома. Сам он жил один совершенно в противоположном конце города и воспитывал двух сыновей. О том, где его жена, мы не спрашивали, но из разговора косвенно поняли, что она умерла. А когда он начал рассказывать, почему выбрал именно психиатрию, разговор как обычно перешел к медицине. По-моему, именно ей кончается любой диалог в компании медиков.
Виктор Александрович уехал раньше, чем Дашины родители. Они чуть задержались, и мы даже успели сыграть в их любимую «Дженгу».
– У тебя отличная семья, – заметил я, когда уже в одиннадцатом часу помогал Даше убирать посуду со стола. – Это так здорово, когда ты уже взрослый, живешь своей жизнью, и к тебе есть кому приехать.
– Герман, – тихо произнесла Даша, – мне нужно с тобой поговорить.
– О чем? – я насторожился. Обычно такие слова не предвещают ничего хорошего. – Где я накосячил? Вроде бы насчет Алены мы уже все обсудили.
– Нет-нет, все в порядке, просто… В общем, я, кажется, нашла твоего отца.
Направляясь в кухню со стопкой тарелок, я так и замер посреди комнаты. Это какое-то чудо, что они не упали из моих рук.
– Что ты сказала?
– В общем, когда ты лежал в больнице, я решила еще раз перешерстить твои письма. Прости, что я в них рылась и все такое. Но я очень хотела найти какую-нибудь ниточку, за которую можно было бы зацепиться. И тогда мне пришло в голову чуть расширить круг поисков. На одном из последних писем не было точного адреса. При сортировке мы скорее всего просто отбросили его в сторону. Но я решила обратиться в почтовое отделение, откуда письмо было отправлено, – Даша сделала многозначительную паузу.
– Ну и…? Что тебе там сказали? – мне не терпелось скорее услышать, что ей удалось выяснить.
– В общем, мне сказочно повезло. Почта находилась в какой-то крохотной деревеньке. Она не так далеко, всего пара часов езды от города. Меня чуть было не послали, пока мой разговор с работницей не услышала вовремя пришедшая почтальонша. Ее зовут баба Глаша и она знает твоего отца. Она тут же поняла о ком речь, и… В общем, помнишь, я просила ничего не планировать на завтра? Потому что завтра мы едем к твоему отцу.
Тишину разрезал звон битого стекла. Тарелки, которые я прежде держал в руках, все-таки полетели на пол.
Глава 36
ГЕРМАН
Маленький деревянный домик, утонувший в сугробах снега. Покосившийся забор из редких кольев, на одном из них – едва проглядывающая из-под снежной шапки кастрюля. Кажется, ее оставили здесь не один десяток лет назад. Ржавая, с множеством дыр, точно решето. Из этого дома уходила жизнь. В таких обычно живут глубокие старики, которым многого не нужно – дрова для печи, бутылка молока да краюшка хлеба из деревенского магазина за углом. А кто-то не может дойти даже до него – так и остаются умирать в холодном доме, одинокие и всеми забытые. Неужели и папа тоже…живет такой жизнью? В то время как мать строила бизнес, меняя крутые машины, он скитался по городам и наконец нашёл свое пристанище в этой развалюхе?
Папа. Добрый, милый, светлый папа. Я вспомнил, как, когда я был совсем маленьким, ты построил мне домик на дереве. Настоящий дом! Тогда я чувствовал себя самым крутым мальчишкой на этой планете. Твои золотые руки могли построить десяток таких домов, починить этот чертов покосившийся забор, почистить снег со всего двора и построить из него горку, на которой бы катались твои внуки. Сейчас ты совсем один, но обещаю, я все исправлю.
В этот момент как никогда сильно мне захотелось бросить к чертям эту карьеру и науку и завести семью. Свою. Чтобы два маленьких карапуза с задорными криками встречали меня с работы. Я расскажу им сказку на ночь и поцелую в пухлые щечки, а они скажут мне: «Спокойной ночи, папа!» А на утро, в выходной день, мы все вместе поедем в деревню кататься с горки, лепить снеговиков и, раскрасневшиеся с мороза, есть блины, которые в это время испечёт Даша. А потом ты достанешь свои старые деревяшки, папа, и вырежешь из них самолёт. Или грузовик. Или длинный поезд. И вы будете играть в него до самого вечера, ты и твои внуки.
От мысли о жизни, которой у меня никогда не было, защемило сердце.
К входной двери вела узкая дорожка. Не прочищенная, а скорее протоптанная. Мы преодолели ее в три шага, но вот сделать следующий я не решался.
– Давай, Герман, – прошептала Даша, сжимая мою руку.
– Я не видел его больше двадцати лет. Я даже не знаю, что сказать…
– Просто начни. А дальше…а дальше оно само!
Закрыв глаза и собравшись с духом, я постучал в дверь. Сильно. Протяжно.
– Баба Глаша! Отпирайте, это мы! – крикнул я, когда за дверью послышались шаркающие шаги. Баба Глаша была той женщиной, которая дала Даше этот адрес.
Заскрипел замок, возня за дверью усилилась и наконец, впуская в дом морозный воздух, дверь отворилась. Баба Глаша стояла на пороге в одном тонком домашнем халате.
– Здравствуйте, баба Глаша! – бодро поздоровалась Даша. – Наверное, нам лучше войти, иначе мы непременно вас застудим.
– Конечно, конечно, внучки, заходите… – бабушка суетилась, и было в этой суете что-то тёплое и домашнее.
Пока мы переодевались, я с любопытством разглядывал обстановку за спиной хозяйки. Внутри дом выглядел намного чище и аккуратнее, чем снаружи. Деревянные стены, старые лампы, пёстрый ковёр на стене – все это пахло детством, которого я не знал.
– Его комната там, – указала бабушка на массивную деревянную дверь прямо напротив входа.
– Почему он не вышел к нам? Неужели он… – я хотел сказать «прикован к постели», но не успел – баба Глаша куда-то испарилась. Наверное, ушла хлопотать на кухню.
– Не могу поверить, что после стольких лет ты наконец-то его увидишь, – голос Даши звучал точно из другого мира. Все мое сознание заполонили мысли о предстоящей встрече. Предупредила ли баба Глаша, что мы приедем? Ты ждал меня, папа? Или ты обижен?
– Это самый волнительный момент в моей жизни, – с придыханием ответил я.
– Ну, Герман, давай же! Просто открой ее! – подбодрила спутница.
Сердце стучало, точно бешеное. От человека, которого я не видел столько лет, меня отделяла лишь массивная деревянная дверь. Набрав в легкие воздух, я с силой рванул ее на себя. И в следующую секунду выдохнул. Комната оказалась пуста.
– Черт, я думал, у меня случится сердечный приступ. Почему баба Глаша не сказала, что он не дома? – в этот момент мой взгляд упал на потертую кружку с отколотой ручкой на столе, стоящем у изголовья кровати. В ней дымился чай. – Кажется, он ушёл в магазин. Наверняка бабуля отправила купить что-нибудь к чаю для гостей. У бабушек не бывает по-другому.
– В таком случае, мы можем пойти и помочь ей с готовкой, пока твой папа не вернулся, – предложила Даша.
Но в этот момент мой взгляд упал на фотографию рядом с кружкой. Пожелтевшую от старости, в самой дешевой стеклянной рамке. На этой фотографии были трое: мужчина с густыми темными усами, светловолосая женщина и мальчик посредине. Улыбаясь во все свои двадцать молочных зубов, он держал каждого из взрослых за руку, а из-за его спины поднимался в небо привязанный к рюкзаку воздушный шар. Этим мальчиком был я. Точно такая же фотография висела у меня дома в прихожей.
– Я уже видела это фото, – Даша подошла со спины, так тихо, что от неожиданности я вздрогнул. – Так вот какие они, твои родители.
– Интересно, кто эта баба Глаша? Кем она приходится папе и как он вообще здесь оказался?
– Думаю, они скоро сами нам все расскажут.
– Смотри! – я метнулся в другую сторону комнаты.
В самом углу, справа от двери стояла целая гора каких-то цветных коробок. Это явно были детские игрушки. А это означало, что либо кроме бабы Глаши и отца в этом доме жил ребёнок, либо…я боялся позволить себе эту мысль, пока все не проверю.
Тихо, точно боясь разбудить невидимого человечка, я пробрался к коробкам. Их было много: большие, поменьше, совсем крошечные. Я присел на корточки и, взяв в руки, повертел одну из них. Это был какой-то незамысловатый конструктор. Краски на коробке выцвели и поблекли: кажется, она пролежала здесь довольно давно. На обратной стороне коробки приклеена небольшая бумажка.