Тогда-то я и убедился, что идея с побегом была правильной. Теперь у меня появилась еще одна причина сбежать – Алена. Она не должна вмешаться в мою жизнь.
***
– Хорошо, допустим, – согласилась Даша. – Но есть и еще кое-кто: родители. Нам придется рассказать им, а если они узнают, то ни за что в жизни меня не отпустят!
– Мы ничего им не скажем, – спокойно парировал я.
– Ты с ума сошёл?! Во-первых, у них приступ случится, узнай они, что я исчезла. Во-вторых, они подадут на нас в розыск, и тогда нас в два счета поймают, где бы мы ни были. Мы не сможем долго прятаться, Герман, это удаётся лишь героям кино. А мы не за экраном телевизора! Мы в жизни, блин.
Я наклонился через стол и осторожно накрыл ее ладони своими.
– Мы ничего им не скажем, но только сначала. Скажем, что отправились в путешествие на каникулы. Из которого просто не вернёмся. Уже потом, когда ничего нельзя будет вернуть, ты напишешь правду.
– Мама все равно объявит нас в розыск! – воскликнула Даша.
– Не объявит! Ты расскажешь ей все: про анонима, про записки, про игрушку и Дымку, объяснишь, что мы сбежали, чтобы скрыться от него. Она не сможет объявить нас в розыск, это будет означать конец всему. Делая это, твоя мама буквально отдаст нас в руки этому чокнутому. Она не сможет так поступить.
– Черт, Герман, когда ты вообще все это придумал?
– Сегодня утром, пока ты спала, – нежно и в то же время чуть хитро улыбнулся я. – Но в осуществлении этого плана есть два важных момента, – я тут же посерьёзнел.
– Каких?
– Во-первых, об этом никто не должен знать. Ни родители, ни друзья, ни, тем более, кто-то еще.
– Даже Вика?
Неудивительно, что она об этом спросила. Представляю лицо Вики, когда однажды Даша просто не придет в университет, перестанет отвечать на звонки, а ее мама скажет, что она исчезла. Каково это – исчезнуть? Не умереть, а просто раствориться. Было странно даже думать об этом.
– Даже Вика.
Я знал, о чем она собирается спросить, поэтому тут же добавил: во-первых, когда кто-то узнает о секрете, он перестаёт быть секретом. Даже если она уверена, что Вика никому не расскажет. Даже если ей кажется, что она умеет хранить секреты. Случиться может всякое, и это обречёт нас на провал. А во-вторых, мы до сих пор не знаем, кто прячется под маской анонима, а значит, не можем быть железно уверены, что это не…
– О чем ты говоришь?! – от нахлынувших эмоций Даша вылетела из-за стола так, что стоящий на нем чайник едва не повалился на пол.
– Успокойся, Даша, – я тут же поймал ее руку и, потянув, вернул девушку на место. Я делал это уже не в первый раз, и мне нравилось, как Даша легко сдается. Она прислушивалась ко мне.
– Я ничего не имею против Вики и ни в чем ее не обвиняю. Но это как в медицине – хирург должен относиться к каждому пациенту как к потенциально ВИЧ-инфицированному, у него нет права на ошибку. Так и у нас нет этого права. Отправитель записок где-то среди нас, и им может оказаться кто угодно, ровно как у любого пациента, ложащегося под нож хирурга, может оказаться ВИЧ. Он не будет пренебрегать правилами безопасности в надежде, что это не так.
– Это…так страшно.
– Даша! Тебя преследует какой-то псих – вот что страшно!
– Ну ладно, – отмахнулась она – рассуждать об этом можно было бесконечно, – а второе условие какое?
– Это должно быть далеко. Там, где этот псих нас точно не найдёт, до куда он не сможет добраться.
– Есть какие-то варианты?
– Я хотел спросить об этом у тебя. Куда хочешь ты?
Не долго думая, Даша ответила:
– На Камчатку.
– На Камчатку? – переспросил я. Я ожидал каких угодно предложений, но только не самый далекий полуостров нашей страны. – Но почему?
– Там красиво, – пожала плечами Даши. – Есть горы, океан и медведи. Я всегда мечтала побывать на Камчатке. И, если уж на то пошло, там нас точно никто не найдёт.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить эту идею.
– Хорошо, если хочешь на Камчатку – поедем на Камчатку.
– Ты серьезно?! – взвизгнула девушка. – Правда согласен? Боже, мы едем на Камчатку! Знаешь, а увидев ее, вполне себе можно и умереть!
– Три недели, – я крепко сжал ее руку, тем самым ставя печать на нашей идее. – У нас есть двадцать один день, чтобы уладить все проблемы здесь.
– Каков наш план?
Я хищно улыбнулся. Это было так странно – просто бросить все, и я едва мог бы подумать, что такое бывает в жизни. Но только что мы решили бежать. Это было не сказкой, не выдумкой. Мы просто уедем. Это волнительно, страшно, но в то же время невероятно захватывающе.
– Для начала – сообщить о путешествии твоим родителям.
– Стой, – воодушевлённо воскликнула Даша и подбежала к грифельной доске, висевшей на стене возле холодильника. – Мы должны все записать. Итак, пункт первый: знакомимся с родителями и сообщаем им о нашей «поездке выходного дня».
Развалившись на мягком кресле, я с интересом наблюдал за ней. В глазах этой девушки было столько энтузиазма, что его хватило бы на то, чтобы утопить в энтузиазме весь мир. Она была такой счастливой, такой энергичной, что я невольно позавидовал самому себе. В ее глазах горел огонь. Его хватало, чтобы согреть нас обоих. Растопить то, что я так долго подавлял в своей душе.
– Ты уверена, что твои родители захотят со мной знакомиться? – не мог не спросить я, продолжая упиваться ее красотой.
– Слушай, тебе всего лишь двадцать семь, а не пятьдесят. И совершенно точно у тебя за спиной нет багажа в виде жены, детей и алиментов.
– Но я твой препод!
– Бывший препод. Я думаю, мама меня поймёт. В конце концов, рано или поздно я закончу этот ВУЗ, и нас не будет связывать ничего, касающегося учебы. Или заберу документы прямо сейчас.
– Ладно, допустим, – уступил я, – тогда пункт два – уволиться с работы и закрыть долги по учебе.
– Отлично. Пункт два – уволиться с работы… – повторила Даша, выводя слова мелом на чёрной доске.
– Знаешь, – усмехнулся я, – если однажды аноним проникнет в мой дом, то весь наш план окажется у него перед глазами.
Она не смогла подавить нервный смешок, но продолжила писать.
– Пункт три – составить список необходимых вещей и купить их.
– Пункт четыре – уехать!
ДАША
Протаптывать почву к успешному выполнению пункта номер один я начала в тот же день. Домой получилось вернуться не многим раньше родителей – не успела и переодеться в домашнюю одежду, как в замочной скважине зашуршал ключ.
– Ты недавно пришла домой?! – воскликнула мама, но в ее голосе не было злости. Кажется, она просто устала со мной бороться.
– Ну да, – невозмутимо ответила я.
– Чем вы занимались с Викой почти целые сутки? Нет, я понимаю, если бы у тебя появился мальчик, но с подругой…
– А что если и появился? – я пошла в наступление.
Мама, прежде расстёгивавшая сапог, медленно выпрямилась, так и оставив его расстёгнутым лишь наполовину. На нахмурившимся лбу выступили мелкие морщинки.
– А с этого места, пожалуйста, поподробнее.
– Да так, ничего особенного, – будто бы между делом бросила я. – Ладно, я к себе.
Я знала, что она поднимется в мою комнату. Мама буквально ворвалась в нее вместе с ароматом Гуччи Флора и свежестью зимнего дня.
– Кто он? – сдвигая мягкие игрушки, которыми была заполнена моя кровать, она присела рядом.
– Ну-у… – смущенно протянула я, ковыряя носком край ковра, – не то что бы он совсем мальчик…
Мама молчала, и продолжать мне было неловко. Вся смелость вдруг разом куда-то испарилась, оставляя место напряжённости.
– Он на шесть лет старше меня. Ему двадцать семь.
– Подумаешь! – облегченно выдохнула мама, словно ожидала, что я скажу ей, что влюбилась в женатого мужчину с десятком детей. – У нас с папой разница в возрасте почти такая же.
– Он хирург, – продолжила я, выкидывая козырь. Знала, чем подкупить мамину медицинскую натуру.
– Хирург? Да ладно?! А как его зовут? Может быть, я его знаю?
Начинается. За двадцать один год жизни с мамой-врачом я четко усвоила одну вещь: кажется, в медицинском мире все друг друга знают. Через знакомых или знакомых знакомых, но здесь обязательно можно найти нужную ниточку, бесплатно проконсультироваться с любым специалистом или за коробку конфет пройти любое обследование.
– Герман Андреевич Северянин. Вряд ли ты его знаешь, мам.
– Герман Андреевич…
– Он преподаёт на кафедре в нашем университете.
– Так, стоп, ты что, закрутила роман с преподавателем?
– Мам, только не начинай.
– Да ты та еще оторва. Вся в мать! – с этими словами мама широко улыбнулась.
Я даже не сразу нашла, что ответить – никак не ожидала от нее хоть чуточку похожей реакции.
– Мы обязаны с ним познакомиться, – заявила мама, и тем самым сама поспособствовала осуществлению нашего плана. Мне почти не пришлось стараться.
Знакомство Германа с родителями состоялось через неделю. Мама пригласила его на семейный ужин и тот день провела на кухне почти с самого утра. А накануне в пятницу, придя с работы, она весь вечер терроризировала меня рецептами из Телеграма, пытаясь придумать, какие блюда приготовить, чтоб они точно понравились Герману.
– Если ты говоришь, что он богатый, то в его доме наверняка работает повар, который ежедневно готовит ему фуа-гра и панна-котту, – суетилась она, на что я заверила ее, что никто никакую панна-котту Герману не готовит, да и вообще у него нет повара, а с готовкой он прекрасно справляется и сам.
Но на это мама ответила:
– Тогда мне тем более нельзя ударить в грязь лицом.
Вопреки всем переживаниям, Герман понравился моим родителям. Они с мамой очень быстро нашли общий язык на свои любимые медицинские темы, на что мы с папой лишь ворчливо переглядывались. Казалось, им можно было просто устроить ужин для двоих – эффект был бы тот же.
Чтобы сохранить родительское спокойствие, историю нашего знакомства пришлось немного изменить. Для них мы встретились на вечеринке, самое банальное, и в то же время самое частое место, где можно познакомиться. О том, что на самом деле мы встретились в стенах университета, а также об обстоятельствах, при которых это случилось, знать родителям было не обязательно. По крайней мере, пока.
Зато мы гордо и радостно сообщили, что на зимние каникулы собираемся поехать в Питер. После, когда Герман уже ушёл, мама вновь поднялась ко мне в комнату и, обняв, сказала, как рада за меня, ведь после гибели Туре она потеряла надежду, что я смогу вновь стать счастливой. В общем, она была готова отправить нас хоть в Питер, хоть на Камчатку, хоть на край света. И от этого я почувствовала первый укол совести: обманывать маму было невыносимо. Уезжать из родительского дома – тоже, и я упорно пыталась убедить себя, что мы делаем это ради нас всех, ради всеобщего спокойствия и безопасности.
Второй укол совести я почувствовала, когда Герман отправил мне СМС. Всего три слова:
«Я написал заявление».
Он любил эту работу. Я прекрасно это знала. Герман был настоящим энтузиастом: он не просто преподавал студентам оперативную хирургию, а отдавал этому делу всего себя. Это чувствовалось в каждом его слове, в каждом действии. А что сделала я? Украла у него эту возможность. Эгоистка. Он написал это заявление из-за меня. Если бы не я, ничего бы этого не было. Он бы не впутался во всю эту историю, на него бы не напали (а я до сих пор была уверена, что наш преследователь приложил к этому руку), нам бы не пришлось бежать.
– Ты уверен в том, что это того стоит?
– Даша, что за глупые вопросы? – на фоне голоса Германа слышался какой-то шум. Наверное, он ехал за рулём, поставив телефон на громкую связь.
– Но это не глупости. Совсем не глупости. Ты только что потерял работу, и это произошло по моей вине. Что, если однажды ты будешь корить себя за то, что сделал это?
Герман положил трубку, ничего не ответив. А через десять минут заявился прямо к нам домой. Продолжая сохранять молчание, он обнял меня. Так крепко, как не обнимал никогда прежде. Его волосы снова пахли кедром и сандаловым деревом. В тот момент он казался мне особенно близким, особенно родным.
– Я сделал то, что должен был, – наконец заговорил Герман. – Это решение не было спонтанным. Я уже давно хотел уволиться с кафедры. Студенты – те еще неблагодарные создания. Я хочу смотреть в глаза людей, которых спас, а не в глаза тех, кто считает меня последним уродом, который поставил двойку в соответствии с их нулевыми знаниями. Я давно хотел оперировать. И я думаю, что там, куда мы уедем, мы сможем решить это, – последние слова он проговорил почти шепотом, чтобы их не слышал никто кроме нас.
В тот вечер мы впервые за долгое время играли в дженгу, Герман и моя семья.
Эти три недели я посвятила себя учебе. Нужно было во что бы то ни стало закрыть этот учебный семестр без долгов. Я обещала это и Герману, и самой себе. И, в случае чего, могла бы восстановиться уже со следующего семестра. Даже если бы между этим прошёл год.
Ради этого мне пришлось пожертвовать любимыми делами, общением с Викой, тусовками с одногруппниками, которые вопреки бешеным нагрузкам устраивали их чуть ли не каждое воскресенье. Но я знала, что делаю это ради самого главного – своей свободы.
За этот период я не получила ни записочки. Аноним точно решил оставить меня в покое. Я предпочитала думать, что наскучила ему, чем о том, что анонимом действительно оказался Ромыч. Все сходилось. Он перестал писать мне, залёг на дно, что лишний раз указывало на друга, но сейчас я не хотела ничего об этом знать. Да и теперь это стало неважным. Скоро мы уедем. На Камчатку, далеко-далеко, где не будет ни записок, ни Ромыча, ни, что навевало грусть, других моих друзей и родителей. Только мы вдвоём, я и Герман. И новая жизнь.
Глава 27
ДАША
Это произошло тридцать первого декабря. Я заявилась в дом Германа в пять часов утра, сладко зевая. Организм пребывал в состоянии крайнего возмущения тем, что его подняли в такую рань, но я была возбуждена предстоящей поездкой, поэтому сон – последнее, о чем стоило думать в эту минуту.
Со мной пришел папа, чтобы помочь донести чемоданы. Объяснить родителям, для чего мне нужно столько вещей всего лишь «на неделю» было той еще задачкой. Мама с Максом остались дома, попрощавшись сразу. Вернее, мама попрощалась, а Макс только пробормотал что-то невнятное и, перевернувшись на другой бок и укрывшись одеялом с головой, чтобы спрятаться от света, погрузился в объятия Морфея.
Папа остался приятно удивлён, увидев, где живет мой «новый друг». Будучи бизнесменом, он смотрел на все с долей педантичности, а в окружающей обстановке предпочитал аккуратность и минимализм. Дом Германа был таким, к которому всю мою сознательную жизнь стремился он сам. Отца не покидала мысль о том, что однажды и мы будем жить в таком же дворце с панорамными окнами. Правда, в идеальном мире папы находиться он должен был где-нибудь на берегу океана, а не на окраине посёлка, за забором которого простирался лес. Но это уже детали.
Для родителей наш самолёт отправлялся в семь. Стараясь соблюдать осторожность, мы намеренно посмотрели рейсы, которые вылетают из нашего города в Санкт-Петербург сегодняшним утром. Папа убедительно настаивал на том, чтобы отвезти нас в аэропорт, но Герман еще более убедительно пытался дать ему понять, что с этим делом мы можем справиться и сами. А потом отцу позвонил какой-то партнёр по бизнесу и назначил встречу, из-за чего тот тут же сдался.
Большинство вещей, которые понадобятся в нашем путешествии, мы купили заранее. Термо-сумка, куча еды, горнолыжные костюмы и термобелье, карта России, на случай, если у нас перестанет ловить GPS, фальшфейер, если вдруг на Камчатке мы повстречаемся лицом к лицу с медведем и еще куча каких-то автомобильных запчастей, названий которых я не знала.
Мы рассчитали наш маршрут с точностью до минуты, поэтому ранний выезд был необходим, чтобы в нужное время оказаться во Владивостоке, откуда паром должен был доставить нас прямиком в Петропавловск-Камчатский. Четыре с половиной дня в дороге без учета ночёвок в хостеле, на каждую из которых мы выделяли по восемь часов. Еще восемь часов – на возникновение непредвиденных ситуаций вроде очереди на автозаправке или спущенного колеса. И того почти неделя в дороге. Для родителей в это время мы должны будем возвращаться из «Питера». А на самом деле – только приедем в место нашего назначения.
Когда в гараже Германа, куда мы пришли, чтобы загрузить вещи, вместо чёрной «Мазды» я увидела серебристый минивэн, то порядком удивилась.
– Это старая машина моей матери, – пояснил Герман, заметив смущение на моем лице. – Я подумал, что так анониму будет труднее выследить нас, если вдруг он захочет это сделать.
Я взирала на машину круглыми от удивления глазами.
– Я зарядил аккумулятор и поменял масла, а в автосалоне подлатали еще пару деталей, – продолжил он. – На автомобиле не ездили слишком давно. Но не пугайся, эта старушка еще всех нас переживёт.
– Не знаю, старушка или нет, но выглядит вполне солидно, – улыбнулась я. – К тому же, с бездорожьем, которое встретится на нашем пути, она наверняка справится намного легче.
На подготовку к выезду у нас ушло не более получаса. Когда все вещи были собраны и погружены в машину, мы зашли домой, чтобы выпить последнюю чашку чая.
– Телефон, – напомнил Герман и демонстративно выложил свой из кармана. Мы договорились оставить телефоны и купить старомодный «кирпич» с черно-белым экраном и огромными кнопками, чтобы было откуда позвонить, если вдруг в дороге случится что-то непредвиденное. Для связи с экстренными службами или автосервисом, но не для родителей. Я заранее предупредила маму, что скорее всего связь моего сотового оператора не будет «ловить» в Санкт-Петербурге и я постараюсь позвонить ей из отеля, чтобы предупредить о том, что мы долетели, но вот ежедневно писать СМС и слать фото на фоне Исакиевского собора не получится. Этим мы решили сразу несколько проблем. Во-первых, аноним, если он настолько всемогущ, не сможет отследить нас по сотовой связи или GPS. Во-вторых, не придется объяснять, почему за неделю путешествия мы не сделали ни одной фотографии.
Я последовала его примеру и положила телефон рядом, хоть и делала это с огромным трудом. Казалось, с ним я оставляю последнюю частичку своей жизни здесь.
– Нам пора, – произнёс Герман, когда я допила последний глоток.
– Я помою чашки.
– Не надо. Пусть стоят. Пусть все думают, что мы дома.
И мы поехали. Просто сели в минивэн его матери и тронулись, оставляя позади Копи, Приозерный район, наш город. В динамике на полную громкость играли мои любимые «Imagine Dragons». Город спал. Предновогодняя суета еще не началась. Народ станет просыпаться и вылазить из своих муравейников лишь ближе к девяти-десяти утра, чтобы купить остатки продуктов к новогоднему столу. В то время мы уже будем в другой области. Оттуда же я должна буду позвонить маме и сообщить, что мы успешно «долетели до Питера». Несясь по пустым дорогам, мы были вне времени и пространства, вне всей этой суеты.
Герман подпевал играющей песне. Я внимательно изучала карту, пытаясь соотнести ее причудливые линии с теми местами, где находимся мы. Сказать честно, абсолютно безрезультатно. Я никогда не умела пользоваться картами, и даже отличить восток от запада уже представляло непосильную задачу. География – не мой конек.
– Как пользоваться этой ерундой, если у нас и в самом деле сломается навигатор? – я недовольно отодвинула карту в сторону, даже не удосужившись сложить ее.
– Это проще простого, – улыбнулся Герман.
– И не смейся надо мной! – возмутилась я. – География – тот предмет, из-за которого мне не дали красный аттсестат в одиннадцатом классе.
Мы проезжали невероятной красоты зимний лес, несколько деревень, встретили восход солнца, а когда сделали первую остановку, время как раз подходило к десяти. Мы провели в дороге больше четырёх часов, и голод давал о себе знать.
Это была автозаправка известной сети с просторным и очень светлым кафе. Его огромные окна выходили не на дорогу, по которой то и дело проносились грузовики, а на лес, уходящий по склону вниз, и это делало вид поистине волшебным. Мы выбрали столик у самого окна и заказали по чашке капуччино, яичницу и сандвичи с лососем и листом зеленого салата. Кроме нас и, очевидно, дальнобойщика, устроившегося в противоположном конце зала, здесь больше никого не было. Тихое и ленивое утро последнего дня уходящего года где-то на вершине мира.
– Тебе нужно позвонить, – напомнил Герман, осторожно отпивая горячий кофе.
– Нужно, – вздохнула я, – но как?
– Можно попросить телефон у этого типа, – мой спутник кивнул головой в сторону предполагаемого дальнобойщика. – Или на крайний случай у продавщицы.
Мы подошли к дальнобойщику вместе. Несмотря на хмурый внешний вид и достаточно грубые черты лица, он оказался неплохим, я бы даже сказала, достаточно общительным и дружелюбным парнем. И в тот момент, когда Герман рассказывал о том, как у нас в дороге сломался телефон, и как срочно нам нужно сделать звонок родственникам, которые ждут нас в городе, я тайно надеялась, что мужчина откажет. Тогда мне бы не пришлось лгать маме и испытывать за это унизительное чувство стыда. Но чуда не случилось.
– Да без проблем, – дальнобойщик (к слову, он действительно оказался дальнобойщиком) достал из кармана старенький, с разбитым стеклом смартфон и протянул его мне.
Я набрала номер мамы. Долгие гудки. Может быть, уснула? В моем сердце вновь проснулась надежда на то, что она просто не возьмёт трубку. А значит мне опять же не придется врать. В то же время мама увидит, что я звонила, и не будет беспокоиться, что с нами что-то случилось. Или же можно написать сообщение, неважно. Главное – не произносить ложь вслух. Но стоило мне только подумать об этом, как на другом конце провода заговорили:
– Алло! Даша, это ты? – голос мамы был громким, но сонным. Наверное, задремала после того, как мы уехали.
– Да, мам, это я. Да. Да, все хорошо.
Во время разговора я старалась избегать слов «доехали» или «долетели», чтобы не вызвать лишние подозрения у мужчины, одолжившего телефон. Просто ждала, пока мама спросит сама, и она спрашивала.
– Ну хорошо, доча. Значит, теперь на связь ты выйдешь не скоро?
– Да, мам, выходит так.
– Тогда отлично вам отдохнуть! И обязательно звони каждый раз, как только появится возможность.
– Ага, мам. Ну все, пока, нам уже пора ехать.
С этими словами я сбросила вызов и выдохнула. Я сделала это, и на душе стало чуточку легче. Мама спокойна, дальнобойщик ничего не заподозрил, а мы можем ехать дальше.
Днём солнце начало припекать, и в салоне автомобиля стало совсем жарко, так что пришлось сбавить обороты печки на пару градусов. Этот Новый год будет необычно тёплым. Я не припомню такого за последние лет десять.
– Мне так нравится! – сладко потянулась я, когда мы оставили позади очередной городок. – Скорость. Музыка. Свобода. Это такой драйв!
– Когда я устану, поведёшь ты, – напомнил Герман. Я не возражала. Ездить по трассе я обожала. Здесь не нужно ни о чем думать. Просто едешь прямо, и никаких светофоров, пешеходных переходов и лежачих полицейских. Только скорость и свобода.
– Знаешь, я тут думала… Может быть, медицина – это не мое? Может там, куда мы приедем, мне стоит заняться чем-нибудь другим?
– Почему ты так решила? – спокойно спросил Герман.
– Я устала за эти полгода. Постоянно учеба, учеба, учеба! Приходишь в универ – учеба, идешь домой – снова эта проклятая учеба. Я так устала.
– Не знаю, Даша. У нас есть время. Ты должна сама понять, что тебе нужно. Чего ты хочешь. Я думаю, тебе просто нужна перезагрузка. Ты слишком много училась, третий курс всегда самый тяжёлый. Дальше будет легче.
– Все так говорят, – вздохнула я.
– Ты одна из лучших студенток, которые учились у меня за все время, что я работаю на кафедре. Это не приходит просто так. Оно идет из души, из сердца. Если ты пришла в медицину и отдавалась ей с такой любовью, значит, это не просто так. Я просто хочу сказать тебе: не спеши принимать преждевременных решений. Тебе нужна передышка.
– Ты такой мудрый. Хотела бы и я быть такой.
Он убрал правую руку с руля и крепко сжал мою ладонь.
Первый крупный город встретился на нашем пути, когда на улице уже смеркалось. Он гудел, шумел, сверкал своими огнями. Мы решили, что было бы ошибкой не остановиться в нем хотя бы на часок, ведь ни Герман, ни я никогда не бывали здесь прежде.
Мы припарковались недалеко от городской набережной. Огромный светящийся мост соединял два берега крупной реки. По улочкам куда-то спешили люди. Сверкали гирлянды на окнах кафешек и ресторанчиков. Нами было принято обоюдное решение поужинать в одном из них: печёная картошка, которую мы захватили из дома, уже давно переварилась в наших желудках, и голод снова давал о себе знать. Из всего множества выбрали итальянский. Нам обоим была близка кухня этой страны: пицца, паста…разве могло человечество придумать что-то более вкусное?
В уютном ресторанчике не было почти не души. В предновогодней суете люди спешили доделать дела уходящего года, приготовить что-то вкусное к столу, нарезать салаты. Им было не до ресторанов, поэтому в помещении мы вновь были почти одни.
– Мы закрываемся через полтора часа, – учтиво напомнил официант с тёмными усами и волосами, собранными в хвост. На вид – типичный итальянец.
– Нам понадобится меньше времени, чтобы съесть наш ужин, – заверил его Герман.
Вдоволь насытившись блюдами итальянской кухни, мы решили немного прогуляться по набережной. Где-то вдалеке светилась карусель, почти у каждого магазина или кафе стояла украшенная ёлка. Наверное, сейчас, в эту минуту меня впервые посетило то самое пресловутое новогоднее настроение. За всеми хлопотами, учебными делами и сессией, которую нам на удивление решили устроить до Нового года, я совсем не заметила, как декабрь подошёл к концу.
Глава 28
ДАША
Когда мы покидали этот прекрасный город, за рулём минивэна «Ниссан» сидела я. В наших планах было встретить Новый год в мотеле, который находился за несколько сотен километров отсюда. По расчётам, которые Герман произвёл, пока мы ждали ужин, мы должны были успеть доехать до туда примерно к половине двенадцатого – за полчаса до наступления Нового года. Но с каждой минутой я все больше и больше сомневалась, что нам это все-таки удастся.
– Навигатор показывает, что ехать осталось восемьдесят километров, – сообщил Герман, когда часы показывали одиннадцать-двадцать.
– Но здесь разбитая дорога, и я не могу ехать быстро, иначе твоя старушка развалится ко всем чертям, – заметила я.
– Скоро она выйдет на крупную трассу, можно будет нагнать.
Но когда до наступления Нового года оставалось пятнадцать минут, мы по-прежнему были слишком далеко от мотеля, хоть дорога и вправду стала намного лучше.
– Знаешь, походу, нам стоит притормозить, – сказала я, когда цифры на часах поменялись на одиннадцать-пятьдесят четыре, – зажечь фейерверки и попробовать поймать Интернет, чтобы посмотреть обращение президента.
– Смотри, там как раз небольшой карман, – Герман указал рукой куда-то вдаль. – Остановись там.
Дорога сделала крутой поворот, и я тоже увидела небольшую площадку, о которой он говорил. Скорее всего, она была построена, чтобы водители фур и грузовиков могли остановиться и передохнуть от долгой дороги. Но сейчас на площадке не было ни души.
Мы устроили наш импровизированный пикник прямо на капоте автомобиля: расстелили плед, вместо шампанского налили чай из термоса и достали бенгальские огни, за которыми я забежала в магазин в самую последнюю минуту. Поймать интернет, чтобы посмотреть поздравление президента у нас конечно же не получилось – в этих лесах не было даже намека на сотовую связь. Поэтому мы отсчитывали минуты сами.
– Итак! Пятьдесят девять, пятьдесят восемь…сорок, тридцать девять, тридцать восемь, тридцать семь…пять, четыре, три, два…Ура-а-а! – хором прокричали мы. – С Новым годо-о-ом!
Огни искрились в наших руках, освещая тёмную площадку сотнями маленьких искорок. В пластмассовых кружках дымился горячий чай. Наступил новый день, новый год. Мы встретили его где-то в лесу, по пути на Камчатку, на дороге, с которой в этот час исчезли даже бесконечные грузовики. Так что, если кто-то однажды спросит, какой Новый год был самым странным в моей жизни, я без раздумий назову этот.
– Знаешь, а у меня ведь есть для тебя подарок, – сказал Герман, когда его бенгальский огонь догорел, а мой испускал последние искры.
С этими словами он скрылся где-то в машине, и вернулся через пару минут.
– Поскольку мы договорились оставить телефоны дома, мне пришлось взять с собой это, – он достал из-за спины какую-то непонятную чёрную штуку, напоминавшую радиоприёмник. У моего папы когда-то был похожий. – Это музыкальный плеер, – тут же пояснил Герман, заметив смятение на моем лице.
Он поставил плеер на капот и нажал красную кнопку. Пару секунд ничего не происходило, а потом я услышала гитарные аккорды. Звук был не самого лучшего качества, будто бы его записали самостоятельно, не в студии.
Он не достанет нас, он не достанет нас.
Ты будешь лишь моя, и в этот дивный час
Хочу сказать тебе, что я люблю тебя
И пусть поёт Земля…
Это…был голос Германа? Это он записал эту песню?
Но прежде чем я успела что-либо спросить, он протянул мне руку. Это было приглашение на танец. Помню, как совсем недавно я попросила его пригласить меня, на что Герман ответил, что танцор из него никудышный. А теперь он звал меня сам, и я едва могла сдержать улыбку.
Мы кружились под аккорды, сменяющиеся словами, а с неба крупными хлопьями повалил снег. Первый снег в новом году.
– Это ты написал? – я наконец осмелилась задать тот вопрос, о котором думала все это время.
– Для тебя.
В моем горле стоял необъятных размеров комок. Я со всей силы зажмурилась, чтобы сдержать его, но от этого движения из глаз потекли непрошеные слезы. Никто и никогда не писал для меня песен.
Очень некстати вспомнился Туре. Наверное, это был самый неподходящий момент, чтобы думать о нем, но, к сожалению, мой мозг не хотел выбирать. Смог бы он сделать то же самое? Написал бы мне хоть стих? Хочу открыть тайну, о которой никогда не говорила прежде. На мой последний день рождения он подарил мне коробку конфет, хотя о том, что я ненавижу шоколад, знает, наверное, даже каждая бродячая собака. Он просто не думал об этом. Не удивлюсь, если эту коробку конфет кто-нибудь подарил его матери или отцу.
Мы хотели съехаться и жить вместе еще со второго курса, но он постоянно отшучивался или вовсе начинал нести какую-то чушь. Я перестала верить во всякую серьёзность его намерений. Но все равно его прощала. Я любила его. Или привыкла? Мы были вместе слишком долго и начали встречаться слишком рано, поэтому я уже не могла отличить одно чувство от другого.