(Не) просто сосед

Глава 5

Руслан проснулся как-то вдруг. Лежал, вглядываясь в темноту, и всё не мог понять, где он и что это гудит, отдаваясь вибрацией в спину. Водка с красным перцем работала – горло драло чуть меньше, чем вчера, но всё равно, ощущение, словно битого стекла нажрался.

Наконец узнал звук – лифт. Мысли тут же заметались… И замерли. Вспомнил.

Мамина квартира. Его квартира.

Вынув из-под головы затёкшую руку, повернулся на бок. Где-то в недрах дивана дзенькнула слетевшая пружина, и запах старости и пыли, мгновенно став гуще, наотмашь вонзился в душу. Или в совесть – что там, обычно, у нормальных людей в груди на уровне сердца болит?

Сел, растёр ладонями лицо. Зашипел, задев ссадину на переносице. Глянул на светящийся циферблат на запястье – третий час. Нехило, прилёг. Почти на двенадцать часов. Да ещё и как был – в ботинках и куртке.

Подсвечивая телефоном, нашёл выключатель, щёлкнул – ничего. Вышел в коридор, щёлкнул – ничего. Оказалось, пробки в счётчике, не автоматы, а именно пробки – керамические, допотопные – подвыкручены. Довернул на место, и свет тут же вспыхнул. На кухне весело затарахтел холодильник «Минск». Руслан его почти новым брал, с рук, ещё в девяносто седьмом. Незадолго до.

Стоял в коридоре, словно на распутье, смотрел на покрывший всё вокруг слой пыли, на паутину, на лопнувшие, отстающие от стен обои. На мамин плащ, одиноко висящий на вешалке у входа, и стоящие под ним растоптанные старушечьи туфли… И не понимал что теперь. Думал, ведь, это будет легко. Думал – давно отболело и зачерствело. А оно вон как, оказывается. Всё равно по живому.

В зале вся стена над диваном оказалась завешана фотографиями: он и Алинка, сестра. Алинки больше – и детские, и взрослые, а Руслан в основном только школьник. Или вот ещё, дембельская: краповый берет, значки, аксельбанты… Рожа светится от гордости, грудь колесом – того и гляди, лопнет. А призвался бы на полгода позже, была бы ему вместо дембеля первая Чеченская – первой очередью и пошёл бы, как многие. А так – везунчик.

А может, и не везунчик. Может, лучше бы посмертно, но героем, чем так.

Побежал взглядом дальше и неожиданно словно споткнулся об фотку в рамочке. Подошёл ближе.

Он и Иринка. Молодые, красивые. Счастливые. Сейчас ещё парочку кадров – и к гостям, в ресторан при Интуристе. Через два дня Руслан купит холодильник «Минск», ещё через неделю – телевизор «SONY». А пока они, сцепив руки, хвастаются на камеру обручальными кольцами и думают, что это навсегда.

Идиоты.

Порвал фотку, пошёл по квартире дальше. В спальне долго стоял перед трельяжем, глотал колючий ком в горле. Подбирал слова. И не нашёл ничего, кроме:

– Привет, мам…

На этом, вставленном между зеркалами фото она была молодая, всего на два года старше, чем он сейчас. И радостная, потому что уже знает, что беременна от любимого мужчины. Ну и что, что сорок пять – это, вроде как, поздно рожать? Ну и что, что мужчина тот безнадёжно женат? Она любила его и вроде была счастлива, хотя иногда, когда Руслан заставал её на кухне заплаканной, прижимала к груди его голову и повторяла шёпотом, как заклинание: «Так нельзя любить, сыночек… Так нельзя любить… Это хуже рабства. Так нельзя…» Позже Руслан понял – она всё надеялась, что отец разведётся, но он так и не решился.

Зато с сыном проводил столько времени, сколько не каждый законный отец мог.

Руслан, сын диспетчерши автопарка, можно сказать, рос у неё на работе, а точнее у отца – в гаражах того же парка, среди пропитанных маслом железок, инструмента, выхлопных газов, запахов солярки и резины. Среди автослесарей и механиков. Среди домино, сушёной тараньки, самокруток, а, иногда, и водки с пивом. Среди левых заказов от частников, золотых рук мастеров, их гениальных идей и дельных советов растущему на их глазах «Руслану Батьковичу»…

Задумчиво вернул фото на место.

Она возлагала на Руслана столько надежд и ждала до последнего. А он, как последняя сволочь, отложил её на потом. Из-за бабы, которая ни одного мгновенья того не стоила. И уже не исправить. Вот такая жизнь, хрен ли там.

Оконные рамы были деревянные, до сих пор заклеенные по периметру бумажками. Руслан рванул их, распахивая, и в это же мгновенье под потолком взорвалась единственная лампочка.

Сколько он простоял вот так – сунув руки в карманы и глядя то на тёмное зарешёченное небо, то на сонные отблески фар, скользящие по дороге внизу? Долго. Сначала по привычке фильтровал огни: ауди, фольц, пятнаха… А потом мысли побежали сами по себе: по холодной сырой лесополосе, в которой очнулся неделю назад побитый и полуголый; по босым ногам, отмеряющим километры стылой ночной трассы; по самоуверенным рожам Бодряковских дегенератов; и по единственному на тот момент злому страху, что пока он тут бредёт в ночи в сторону города, от его сервиса может остаться лишь пепелище…

Задумчиво потёр подбородок. А ведь, пожалуй, нет смысла противиться Мансуровой крыше. Оно, ведь, что Мансу́р, что Бодряков – по большому счёту, одного поля ягоды. Разница лишь в том, что Мансур львиную долю оборота проводит легально, через салоны, а Бодряк наоборот – легалкой только прикрывается. Но и тому и другому нужны специалисты, а Руслан спец, чего уж там скромничать. И тут уже есть о чём торговаться, хотя по-хорошему – на хрен бы их обоих. Не верь, не бойся, не проси. Заповеди.

Но если всё-таки выбирать – то Мансур, однозначно. Он хотя и татарин, но давно обрусевший, с ним можно крепкий базар держать. А Бодряков, хотя и русский, но та ещё гнида, с ним и срать на одном гектаре стрёмно, не то, что дела делать.

Закурил, взялся за прутья решётки, тряхнул изо всех сил. Даже не качнулась. Похоже, единственное в этой квартире, что ещё не сгнило – это она. Охренеть, как символично.

Простуженное горло не просто драло, казалось, оно облазит кровавыми лоскутами, и от дыма становилось только хуже, но он всё равно курил – привычка, куда от неё… И как-то не к месту, вспомнил вдруг девчонку из лифта: перепуганные голубые глазищи и размётанные по плечам волосы. Блондиночка, это хорошо! Правда, злая – это плохо.

Злых женщин Руслан не любил, а ещё – баб с яйцами и стерв. Особенно последних. Но его руки до сих пор помнили запястья этой дико́й – невесомые, хрупкие и, несмотря на злость, покорные. Удивительное сочетание. Такие надо не выкручивать за спину в вонючем лифте, а страстно вжимать над белокурой головкой в шёлковые простыни. У блондинок с такими запястьями и шёпот, должно быть, ласковый, и стоны сладкие…

И тут вдруг вспомнил это её «посажу за изнасилование!», и дебильная симпатия мгновенно обернулась бешенством.

– С-с-сучка… – стиснув зубы, зло затушил окурок об подоконник. – Попадись мне ещё.

Глава 6

Поздним вечером в пятницу Марк вдруг заявил, что завтра не сможет взять с собой к маме Марусю. И не успела ещё Полина отреагировать, как сходу завёлся:

– Это у тебя всегда всё просто! А посмотрел бы я, как ты на моём месте запела бы! Тебе позволить, так ты вообще всё на меня взвалишь!

– Погоди… Ты вообще-то сам вызвался взять её с собой, я не просила! И это ты говорил, что маме важно, чтобы эта тётя, или кто она там, увидела твою семью. Ну? Меня на фотке покажешь, подумаешь важность, а сами лично приедете.

– Ну да! Мало того, что мне за тебя там оправдываться, так ещё и с ребёнком таскаться? Короче, я еду один. Давай, погладь мне синюю рубашку и джинсы.

– Я уже приготовила серую. Ту, которую тебе мама подарила. Думаю, ей будет приятно, что ты в ней ходишь?

Марк треснул кулаком по столу:

– Почему на каждую мою просьбу, вечно тысяча отмазок? Ты, случайно, не забыла, в чьём доме живёшь?

Резко вскочил, но оступился на покалеченную ногу и его занесло. Полина бросилась вперёд, успела подставить плечо, подала костыль. Марк зло схватил его и, наотмашь лупанув её по голени, грубо отпихнул и вышел из комнаты.

Полина даже не ойкнула, только поджала ногу и зажмурилась, но слёзы всё равно потекли.

О том, что в последние годы муж иногда стал поднимать на неё руку – пощёчина или подзатыльник, или пихнуть со злостью, не знал вообще никто, даже Светка, и тем более бабушка. Как и о том, что с самого начала в постели он любил иногда слегка придушить или укусить. Или отшлёпать в запале страсти по ягодицам, так что на коже оставались сизые отпечатки-ладони. Поначалу, в медовую пору их отношений, это было редко и не сильно – скорее, как пикантная шалость. К тому же, тогда у Полины было право голоса – настроена ли она на эти игрища и где граница, за которой стоп. Но после травмы всё резко изменилось. Марка словно сорвало с привязи и понесло.

Полина пыталась с ним говорить, объяснять, что ей это неприятно и обидно и, в конце-то концов, больно! А он тут же принимал всё на счёт своей инвалидности, раздражался. Становился ещё злее и… несчастнее. Именно несчастнее, Полина чувствовала это. Искала выход. Предлагала ему найти психолога, но Марк только замыкался в себе и повторял что он не псих, что сам справится, просто ему нужно время и её поддержка. И Полина старалась поддерживать, а Марк – сдерживаться. Но получалось, увы, не всегда.

Поставив гладильную доску, разложила синюю рубашку, провела по ней рукой. И всё равно серая лучше, потому что ткань натуральная, а эта – голая синтетика, хотя цвет красивый, конечно. Но вот приедет Марк в ней, а свекровь посмотрит и сделает вывод, что Полина плохая хозяйка, одевает мужа во что ни попадя. И как его вообще угораздило её купить? Зачем? И, главное, сам! А говорит – никуда не выходит.

Сморгнув пелену слёз, задумчиво опустила утюг, и тут же рванула его вверх, но поздно – на левой полочке зияла дыра.

– Чем у тебя тут воняет? – входя в комнату, скривился Марк.

Полина стянула рубашку с доски, прижала к груди:

– Марк… Это случайно, я не хотела…

***

Голова пухла от информации, по большей части, увы, бесполезной. Сидя на кухне и уже не рассасывая, а бездумно сгрызая один за другим леденцы от горла, Руслан сёрфил Гелендвагеновские форумы и изредка отправлял некоторые страницы в закладки, но в целом, убеждался, что если что – работать придётся на общей практике и интуиции. Впрочем, проблема была не в этом – железо оно и есть железо. Больше напрягала срочность и секретность. Это наводило на мысль, что по «перевёртышу»¹ который едет из Европы, Мансур собирается легализовать вовсе не тот «конструктор»², который недавно показывал, а наподобие, но напиленный из какого-нибудь свежеугнанного «Гелика»³. Новенького, конечно. И только от расторопности и умелости Руслана и его команды зависит, найдут ли когда-нибудь свою тачку хозяева. А искать будут, точно. Простые ребята на телегах за десять лямов не ездят, а непростые сильно не любят, когда их вещи берут без спроса. Так-то Руслан, конечно, сошка мелкая, но как показывает жизнь – виноват всегда стрелочник…

В подъезде гулко громыхнуло, и мужской голос заорал что-то матерное. Руслан поднял взгляд от ноута. Зашибись. Не только лифт по мозгам ездит, но и соседи буйные. В пристройке над сервисом спокойнее, конечно.

Мужик в подъезде опять заорал, и тут же коротким испуганным воплем взметнулся женский крик. Руслан снова оторвался от ноута, прислушался. Вообще, не его, конечно, дело, да и бабы бывают такие, что не грех и поучить, уж это он знал наверняка… Но женщина снова вскрикнула, и Руслана словно что-то толкнуло. Вышел в коридор, глянул в глазок.

Свет горел на восьмом этаже, пробиваясь на площадку девятого лишь мутным сиянием далеко слева, у лестничного пролёта, поэтому Руслан видел только неясные силуэты прямо возле своей двери. Двое. Мужик довольно агрессивно пытается завести в квартиру женщину, а она сопротивляется.

Руслан в сомнении коснулся дверной ручки – вмешаться? Так-то дураку понятно, что чужая семья потёмки, и милые бранятся – только тешатся, да и светиться на этой хате ему не хотелось… Но слишком уж часто он слышал правдивые истории о том, что такое бытовуха по сто пятой⁴, и как легко переступается грань до и после…

А в это время женщина всё-таки сдалась. Соседская дверь открылась, мужская спина озарилась на мгновенье светом из квартиры, и всё стихло.

Руслан оторвался от глазка, постоял, растерянно обдумывая произошедшее. Усмехнулся. Дожился, Подольский – за соседями шпионить! Одичал, что ли, на железках своих? Забыл, как нормальные люди живут?

Удивлённо, словно только что очнулся в незнакомом месте, повёл взглядом по стенам, по потолку и старому линолеуму и, вдруг подцепив свисающий край обойного полотна, рванул его вниз…

Минут через пять ободрал весь коридор. Обои слетали с бетонных панелей легко, словно только этого и ждали, в воздухе повисла взвесь пыли и побелки. А Руслан, давясь кашлем, уже обдирал зал.

Бог его знает, почему именно сейчас, но он вдруг осознал, что это не просто хата перекантоваться, а его угол, который он, тогда совсем ещё молодой дурак, купил на свои, пусть и не всегда законные, но честно отработанные бабки. Куда жену молодую привёл, пусть и ненадолго. И где все эти годы его ждала мать. И пусть она так и не дождалась, но он всё равно вернулся и теперь просто обязан сделать то, что обещал ей в письмах. А уже потом в расход.

Глава 7

Ещё вчера ночью, выпрашивая прощение после ссоры, Марк снова изъявил желание взять Марусю с собой к маме. Тоже самое, как заведённый, повторял и в субботу с утра, но Полина отказалась. Не желая ни видеть, ни слышать его, она просто быстро собрала сонную дочку и сбежала в салон.

Плотно обмотав больное запястье эластичным бинтом, сотворила-таки свадебный шедевр на голове клиентки. До следующей записи оставалось ещё почти полчаса. Подсела на диванчик к Маше, понаблюдала, с каким энтузиазмом та вырисовывает завитушки на боку единорога.

– Дочунь, творожок будешь?

Та, прикусив от старания язык, только мотнула головой.

– А в магазин со мной пойдёшь?

Маруся подняла взволнованный взгляд. Было видно, что и идти ей не хочется, и одной оставаться тоже. Полина успокаивающе улыбнулась:

– Можешь подождать меня здесь. Я недалеко, в аптеку, вон туда, – указала в окно на другой конец квартала, где, невидимый отсюда, стоял торговый павильон. – Или всё-таки вместе?

– Тут посижу, – решилась Маруся.

– Точно?

Она кивнула. И Полина знала, что посидит – в салоне Маша чувствовала себя как дома, и уже, бывало, оставалась здесь ненадолго одна. А уж сейчас, когда у неё есть фломастеры с блёстками и раскраска с принцессами – и подавно!

– Хорошо, котик. Купить тебе гематогенку?

– Круглые витаминки!

– Договорились, – рассмеялась Полина. – Закрой за мной и никому не открывай, а я приду и в окошко тебе постучу, ладно?

Оно бы, конечно, закрыть её снаружи, но система охраны была дурацкая и включалась автоматически при запирании двери с улицы, одновременно активизируя и датчики движения внутри. Поэтому Полина просто проследила, чтобы Маруся закрылась, помахала ей на прощание в окошко и поспешила в аптеку: к утру на ушибленной голени расползлась большая гематома. Синяк чернел буквально на глазах и жутко болел.

В конце соседнего дома, неподалёку от мусорки, стояла беленькая, сияющая новизной иномарка, а возле неё топтался мужик. Хотя и со спины, но Полина его сразу же узнала. Застыла как вкопанная. А он вдруг тоже замер, настороженно повёл головой, оборачиваясь…

Полина шарахнулась за растущие рядом кусты, и, держась за ними, дала дёру.

Ворвалась в аптеку, сходу потребовала что-нибудь от гематом. Фармацевт нехотя отвлеклась от телефонного разговора и полезла искать. Полинины нервы были на пределе, так и казалось, что сейчас в павильон войдёт тот мужик. Она даже чуть не забыла глюкозу с аскорбинкой для Маруси!

Обратно на всякий случай шла обходными путями. А когда, вывернув из-за угла соседнего дома, зашла во двор, услышала крик. Сердце оборвалось – Маруськин голос она узнала бы из миллиона! И орала та где-то совсем рядом, на улице!

***

Утром, вытаскивая ободранные обои и всякий хлам с антресолей на мусорку, Руслан спалился перед соседкой, той, что слева, крайняя от лестничного пролёта. Он хорошо её помнил – хотя и минула без малого двадцатка, тётка почти не изменилась, разве что постарела. А в остальном, такая же вездесущая крыса. Всё равно выследила бы. Ремонт, это ведь не то, что перекантоваться – по-тихому не получится.

Когда отнёс к лифту первый тюк, услышал, как осторожно щёлкнул замок соседкиной двери, но вида не подал. Вынес второй тюк. Снова ушёл. Глянул в глазок – крыса, выбравшись из норки, уже осторожно оглядывала мусор. Усмехнулся. Это же просто атас! Назад в будущее, называется. Как там её… тётя Валя. Активистка всея подъезда. Материна кровопийца и первая сплетница на районе.

Не отрываясь от глазка, нарочито медленно повернул дверную ручку. Бабка заметалась.

– Здрасти, тёть Валь, – прохрипел он, выходя в подъезд. – Как ваше ничего?

Она наигранно вздрогнула «от неожиданности». Глазки-буравчики цепко зашныряли по его лицу, задерживаясь на ссадинах, но сама молчала.

– Не угадали? Руслан я. Подольский.

– А-а-а, да-да-да! – обрадованно закудахтала соседка, так, что, не помни Руслан её сучью натуру, мог бы подумать, что она ему рада. – Не признала сразу, богатый будешь! А ты, стало быть, всё-таки вернулся?

– Откуда, тёть Валь?

– Ту так… С севера? – то ли спросила, то ли сообщила. – А что с голосом-то у тебя?

– Так с севера же. Простыл.

– А-а-а! Так надо полечиться! Мёд с молоком хорошо помогает.

– Я уж лучше водки с перцем, тёть Валь. Сразу и лечение и анестезия. – Подхватил тюки. – До свидания!

– До свидания, до свидания… А ты вообще это, надолго к нам?

К нам. Руслан усмехнулся, но не ответил. Всю дорогу до первого этажа пытался сглотнуть чёртово битое стекло в горле и вспоминал, как из письма в письмо жаловалась на соседку мать. По какому поводу были их контры, он толком уже не помнил, да и не вникал никогда – то лампочки какие-то подъездные, то очерёдность дежурства по этажу, то мать без спросу букет сирени с куста перед подъездом срезала, то у соседки тапки от порога пропали – возня, короче. Но он очень хорошо помнил, как обещал матери, что скоро вернётся и поставит соседку на место. Вернулся. Только кому теперь нужны эти разборки? Ему так точно нет.

На парковке возле мусорных баков наткнулся на малышку Mercedes-Benz S-Class. Рестайлинг шестого поколения. Новьё, вот только в минувшем феврале впервые засветилась на автосалоне в Шанхае. Кто бы мог подумать, что в их дыре такие могут появиться так скоро. Не удержался, покружил около, поразглядывал.

Заметил аптеку в конце квартала, дошёл, взял леденцов от горла. На обратном пути снова потоптался возле тачки. Так-то, по сравнению с пятым поколением, наружка особо не изменилась: ну, малёха бампер, ну окантовка выхлопных… Решётка радиатора слегонца… Из реально интересного – разве что опциональные LED-фары, посмотреть бы их в деле… А с салоном что? Попытался заглянуть внутрь, но стёкла зеркалили небо и…

Что-то вдруг заставило его замереть. Осторожно осмотрелся – вроде никого. Но не послушаться чуйку, это последнее дело, поэтому отошёл от тачки от греха подальше. По пути к дому набрал СМС:

«Здоров, Виталь! Срочный заказ возьмёшь?»

«Здоров, Рус. Насколько срочный?»

«Ещё позавчера»

«Понял. Давай адрес, Артёма пришлю в течение часа»

Отлично. Считай, полдела сделано. Потом позвонил Владу, дал добро открыть сервис. Предупредил, чтобы ни с Мансуром, ни с Бодряком бесед не беседовали, сразу слали их лесом. В смысле – к самому́ Руслану. Обещал, что и сам появиться на днях.

Проходя мимо одного из подъездов, обратил внимание на свеженаклеенное, похожее на ориентировку объявление на двери. Из любопытства подошёл. Оказалось, фоторобот говёного качества и текст: «Внимание, розыск!», ну и дальше – по шаблону. Ловили маньяка-насильника по прозвищу «лифтёр»…

Задумчиво поскрёб трёхнедельную щетину. Ну… Тогда ладно. Хотя, всё равно, «посажу за изнасилование!», да ещё так это играючи, как за не хрен делать – это перебор. Стерва. Интересно, с какого этажа?

И в этот момент услышал истошный детский крик.

***

Полина налетела на мужика, сходу несколько раз треснула его сумочкой по голове и, пока он, обалдев от неожиданности, уворачивался от ударов, вырвала из его рук Марусю. А та, увидев маму, заревела с удвоенной силой.

Ох, как Полина была зла! Как она орала на этого чёртова гада! И цепко удерживая дочь одной рукой, второй пыталась нашарить в сумке телефон:

– Всё, я в полицию звоню! Я… Да я…

– Да всё нормально, не кипеши! – прохрипел мужик, примирительно поднимая ладони.

– Я предупреждала! – орала Полина. – Я говорила!.. Я…

– Полин, привет! – окликнули её сзади.

Она машинально обернулась. От парковки напротив салона ей махала рукой очередная клиентка. Снова резко повернулась к мужику, а он, так же держа открытые ладони перед собой, отступал:

– Чш-ш… Всё нормально. Я ушёл… Лады?

Пока стригла, всё поглядывала на совершенно успокоившуюся Марусю и разрывалась от сомнений. С одной стороны, ещё тогда, после лифта, надо было послушаться тётю Валю и заявить в полицию, а с другой – ну вот даже сейчас, что она им скажет?

Когда клиентка ушла, усадила Марусю к себе на колени, обняла.

– Солнышко, ты зачем дяде дверь открыла? Это он тебя попросил?

– Я не дяде, мамочка, я к тебе пошла! За витаминками!

– Сама?

Маруся кивнула. Полина прижала её к себе ещё крепче. Ну что, кто тут виноват-то? Сама и виновата, не надо было ребёнка одного оставлять.

– Машенька, солнышко, а этот дядя… Он что тебе сделал?

– На ручки взял, – беззаботно ответила Маша и, выбравшись из Полининых объятий, прильнула к аквариуму: – Мамочка, смотри, рыбка кушать хочет! Давай, дадим ей червячков?

Полина заставила себя улыбнуться.

– Конечно, дадим… Солнышко, а когда дядя тебя на ручки взял, он что-нибудь говорил?

– Ну да, – кивнула Маруся, – говорил: «Не плачь, малышка»

– А ещё?

– Спрашивал, где моя мамочка.

– И всё? А может, он тебя куда-то звал? Например, обещал, что ко мне отведёт? Нет? А котёночка показать или игрушку подарить не обещал? Конфетку дать?

Маша всё отрицала.

– Солнышко, а почему ты тогда плакала? Дядя тебя испугал?

Маруся задумалась на мгновенье, и глазки её вдруг округлились, словно она только что вспомнила что-то ужасное:

– Собачка плохая! – жалостливо надула губы: – Она меня укусить хотела… Тут! – ткнула пальцем себе в ногу. – И тут! – в плечо. – И тут! – в голову. – Плохая собачка!

– Какая ещё собачка? Дядина? У дяди была собачка?

– Нет, – мотнула Маша головой, – ничейняя собачка! А дядя её прогнал!