Read the book: «Дар Имуги. Книга 2. Ставка на месть»
Посвящается разгневанным девушкам
© 2024 by Sophie Kim. First published in the United States under the title WRATH OF THE TALONS: The Talons series #2. This translation published by arrangement with Entangled Publishing, LLC through RightsMix LLC. All rights reserved
© ООО «РОСМЭН», 2026
* * *
Дорогой читатель,
я рада познакомить тебя с мрачным, романтическим продолжением трилогии «Дар имуги». Эта книга наполнена страхом, местью и, конечно же, корейской мифологией.
Как я уже говорила в предыдущей части, ретеллинг дает новую жизнь мифологии. Он привязывает ее к современному миру и предотвращает угрозу забвения.
«Дар имуги. Ставка на месть» относится к категории подобных ретеллингов, и поэтому я чувствую себя обязанной напомнить читателям, что это не руководство по традиционной корейской мифологии. В этой книге речь идет о существе, известном как имуги, но поскольку моя главная цель – это история Лины и Руи, образ этого существа в книге несколько отличается от того, который существует в мифах.
Если вам интересно погрузиться в настоящий, богатый и увлекательный фольклор Кореи, то рекомендую приобрести книгу «Корейские мифы и легенды» Хвана Пхэ в переводе Хан Ён Хи. Вы также можете зайти на сайт folkency.nfm.go.kr, где размещено множество материалов о корейской мифологии и культуре.
Я очень рада представить вашему вниманию вторую часть трилогии, она мне очень дорога. Это любовное послание истории моих предков, читателям и, конечно, «разгневанным девушкам», к которым относится и сама Син Лина.
Мир тайных царств, убийц, императоров, темных истин, лжи и любви ждет вас.
Приятного чтения!
Прелюдия
Убийца и токкэби вышли из мерцающей тьмы на темную улицу города. Вокруг них кружились тени, а они стояли и смотрели на увядающее королевство. Было жарко и душно. Пахло по́том, грязью и затхлостью, все эти ароматы были хорошо знакомы убийцам.
Токкэби поморщился от отвращения.
– Что ж, – мягко произнес он; его голос был похож на мелодию флейты, которую он держал в своих тонких, унизанных кольцами пальцах. – Здесь я тебя покину.
Убийца молча смотрела куда-то вдаль. Стиснутые челюсти, затравленный взгляд, бледное лицо – все свидетельствовало о ее горе.
И злости.
Неприкрытой, жгучей злости.
Токкэби внимательно посмотрел на нее, и резкие черты его лица смягчились. Он медленно снял серебряное, как и его глаза, кольцо с гравировкой на внутренней стороне.
«Позови меня, и я приду», было написано на древнем языке.
– Держи, – мягко сказал он, протягивая кольцо. – Его выковали в дворцовой кузнице, а Кан заколдовал перед нашим отъездом. Прижми его к губам, и я сразу же приду к тебе куда угодно.
Убийца взяла кольцо и надела на безымянный палец. Серебро оказалось на удивление теплым. Она перевела взгляд темных глаз на токкэби.
– Руи, – тихо произнесла она, словно пробуя его имя на вкус.
Тень улыбки тронула ее губы. Но лишь тень.
Затем убийца встала на цыпочки и прижалась губами к губам токкэби. Он замер, как мог замереть только бессмертный, став совершенно неподвижным. Это был поцелуй бабочки – сладкий, теплый и невесомый. Но тут убийца отстранилась, и выражение ее лица снова стало мрачным и изможденным.
– Присмотри за Ынби, – прошептала она. – Пусть она будет счастлива. И подальше от этого королевства.
– Я выполню твой приказ, Син Лина. – Он взял ее за руку. – Она не будет ни в чем нуждаться.
Убийца удовлетворенно кивнула и, повернувшись к городу, сжала кулаки. Луна осветила острую темно-зеленую чешую на тыльной стороне ладони убийцы, смертоносные лезвия сверкающего бирюзового цвета.
Убийца не заметила неуверенность, мелькнувшую на лице токкэби. Не видела, как сжались его челюсти от беспокойства, горечи и ужаса. Она видела перед собой лишь дорогу, вымощенную местью.
– До свидания, Руи, – тихо сказала она.
Серебристые глаза сверкнули мрачным весельем, которому было много веков.
– Прощай, маленькая воровка, – пробормотал он. – Я буду ждать, когда ты призовешь меня. С нетерпением.
Убийца улыбнулась.
Через час Син Лина стояла в луже крови Унимы Хисао.
Буря началась.
Часть первая
Из пыли и тени
Глава 1
Затеять кровавую драку в таверне очень легко. Но затеять кровавую драку так, чтобы никто не определил зачинщика, гораздо сложнее. Это требует скрытности, ловкости и прежде всего терпения.
Я сидела в углу «Лунного зайца», самого мрачного джумака1 в Сунпо, пот стекал по моей спине, пропитывая плотную ткань плаща, отчего она словно приклеилась к телу. Под полями черной шляпы лоб тоже блестел от пота, а шелковая повязка неприятно прилипла к коже.
Несмотря на то что летняя жара, разъедающая улицы обветшалого королевства, легко просачивалась сквозь соломенную крышу в комнату, я не стала снимать плащ, скрывающий от любопытных глаз мой маскировочный костюм.
Он был похож на тот, который я носила в банде Когтей. Черный, облегающий, прочный, в нем легко было двигаться. Руи хотел добавить детали, которые не смог бы создать ни один смертный портной: ткань, способную остановить самые смертоносные клинки, скрытые механизмы, выпускающие клубы дыма, охлаждающее устройство для борьбы с жарой. Однако в этом не было необходимости, поскольку я могла призвать чешую. Мне даже не нужен был чикдо2, но я все же прикрепила его к ножнам на поясе, так как его вес успокаивал меня. Расслаблял. Но сейчас я старалась выглядеть напряженной.
Я прикидывалась мужчиной, который сидел в самом дальнем углу, сливаясь с тенями, и водил пальцем по краю глиняной чашки. Лицо его было скрыто полями шляпы, и виднелись лишь тонкие губы да едва заметный шрам в виде белой полоски, словно от слезы.
В маленьком, грязном джумаке было много народу. Неровный деревянный пол, на котором я сидела, наполовину прогнил, тонкая подушка подо мной не смягчала жесткости досок. В другом конце таверны мужчины пили макколи3. Жадно поглощали потрескавшимися от солнца губами сладкий алкоголь, смакуя прохладное послевкусие. Вокруг гудели голоса, и месяц назад я не различила бы приглушенные звуки, доносящиеся из соседних комнат. Но теперь мой острый слух улавливал довольные стоны мужчин, вздохи женщин и скрип кроватей. Где-то по простыням пробирался таракан, огибая переплетенные руки и ноги. Я слышала, как его лапки скребут плотную ткань, как он настороженно потирает усики.
Меня передернуло от отвращения, я изо всех сил старалась заглушить все остальные звуки, кроме тех, что доносились из таверны. Было невероятно сложно сконцентрировать внимание только на этом, сдержать силу имуги.
Эта сила рвалась на свободу и порой обретала ее, швыряя меня в поток мучительных ощущений. При попытке ее усмирить начинала болеть голова, но, хвала богам, я больше не слышала ни бегающего таракана, ни ритмичных шлепков потных тел.
Высокий подросток с густыми бровями и взъерошенными черными волосами, ловко лавируя между посетителями, нес деревянные подносы с миёккук для тех, кто был настолько глуп, что в такую жару заказал горячий суп из водорослей. Мужчины бросали на него презрительные взгляды, но парень не обращал внимания и стискивал зубы, слыша их насмешки. Один из мужчин с противной улыбкой поставил ему подножку. Я сжала губы, но парень проворно обогнул его ногу и подошел к худому, бледному мужчине в тонком хлопковом ханбоке.
Мужчина осунулся от голода, его скулы заострились. Когда на низкий столик, который он делил с пятью другими мужчинами, прямо перед ним с грохотом опустился поднос, он набросился на еду, как бездомный пес, голодавший неделями. Глядя, как капли горячего супа стекают по его тощей шее, я ощутила пустоту в собственном наполненном желудке. Даже с расстояния двадцать футов мой острый взгляд различал бледно-желтую жидкость, поблескивающую на землистой коже.
Он выпил бульон и прожевал скользкие водоросли.
Гван Дойун.
Моя сегодняшняя цель.
Суп стоил дешево, поэтому он его и заказал. Гван Дойун, преуспевающий ремесленник, переживал трудные времена с тех пор, как Чернокровые захватили королевство.
Одиннадцать месяцев назад Чернокровые отправили Жнеца к дверям его дома. Дойун был старым союзником Когтей, он отказался выплачивать непомерную ежемесячную дань новому главе криминального мира Сунпо – Конранду Калмину. Ценой, которую потребовал за неповиновение Калмин, стала жизнь жены Дойуна.
Жнец должен был заставить его платить.
Он перерезал женщине горло и исчез в ночи, словно призрак, не оставив ни одной улики. На следующей неделе Дойун заплатил дань. И продолжал это делать по сей день. Его преданность держалась на страхе и слабости.
Страх и слабость, которые вызвала я. Прикусив нижнюю губу так сильно, что на языке выступила капелька крови, я прогнала воспоминания о той ночи. Что было, то прошло. Я уже не смогу убрать кинжал от горла женщины. Не уберу рану и кровь. Не верну Гван Дойуну его жену. Однако я дам ему кое-что другое.
Но сначала… сначала надо кое-что забрать.
На его пальце все еще темнело обручальное кольцо. Время от времени он потирал его с выражением глубокой скорби. Это кольцо – все, что у него осталось. Я не хотела забирать его, но должна была.
«В конце концов, – убеждала я себя, – он поблагодарит меня за эту хитрость». Я думала об этом, когда дверь джумака со скрипом открылась, впустив поток густого, горячего ночного воздуха.
Я медленно встала со своего места в углу и растворилась в тени, оставаясь незаметной, если не считать блеска белых зубов, когда я позволила себе мрачно улыбнуться.
Как раз вовремя.
Как обычно, в половину первого ночи дозорные Чернокровые, за которыми я наблюдала уже несколько дней, зашли в джумак. «Лунный заяц» – их любимое место, а когда-то оно принадлежало Когтям. Их было трое, все Стопы, одетые в простые серые ханбоки, говорящие об их ранге.
Судя по походке, можно было подумать, что это Перья или Клювы, высоко стоящие в иерархии банды Чернокровых, которая начиналась со Стоп журавля и поднималась до Венца. Короной, конечно же, был Конранд Калмин. А Венцом – правая рука Калмина, Асина. Когда-то я была Клювом – обученной убийцей, которая пачкала руки в крови Сунпо ради проклятой Короны, хотя это не помешало Калмину использовать меня в качестве Пера – грабителя, – когда он послал меня украсть гобелен из Храма Руин. Ноги – это те, кто вербует и заключает уличные сделки, те, кто управляет Стопами.
Стопы. Расходный материал, ничтожества, низшие из низших. Калмин находил их в самых темных злачных местах, выбирая за послушание, преданность тому, кто их кормит. Они ели с его рук. Поклонялись земле, по которой он ходил. Были готовы лизать ему ноги, если бы он дал им такую возможность. И прямо сейчас я смотрела на троих из них.
Одного я знала.
Не того низкого и коренастого, с копной редеющих черных волос и дергающимся подбородком. И не того маленького и щуплого, с зубами как у крысы. Нет, я знала жестокого, с синяками на грубой коже.
Иногда, когда Стопы особенно преуспевали в торговле наркотиками и оружием, Калмин назначал им вознаграждение. Он позволял им пытать непокорных.
Ман Джису не раз избивал меня по приказу Конранда Калмина. Его глаза при этом всегда лихорадочно, злорадно блестели. Он наслаждался этим. Это была его награда.
Смерть скоро придет за ним.
Тяжело сглотнув, я втянула воздух в попытке успокоить сердцебиение. Уловила запах прерывистого дыхания. Здесь пахло дешевыми листьями халджи и еще более дешевым вином. Когда-то от запаха халджи у меня чесалось в горле от желания вдохнуть этот дым. Сейчас я испытала лишь легкую тягу, которую подавила, решив закончить муки отвыкания. Мне было все легче не обращать на них внимания. Возможно, однажды меня вообще перестанет тянуть запах халджи.
«Обещай, что перестанешь курить, прежде чем это заберет твою жизнь», – умолял Сан когда-то в Чосыне. Я закрыла глаза, пытаясь справиться с горем, сжимающим мое сердце при воспоминании о нем, о том, как он умолял меня жить. По-настоящему жить вдали от влияния халджи.
Это было сложно, но я старалась. Тяжело сглотнув, я открыла глаза и сосредоточилась.
Чернокровые сели рядом с юношей за столиком напротив Дойуна. Они опустились на комковатые подушки, их блестящие глаза впились в жертву так, что я невольно наклонила голову набок. В воздухе витала едва уловимая угроза насилия. Мягкая и ненавязчивая, но все же достаточно густая, чтобы я могла ощутить ее вкус. Возможно, парень задолжал Чернокровым или еще как-то оказал им недостаточное уважение.
В любом случае неприязнь Стоп была ощутимой. Я наблюдала за тем, как парень спокойно принял у них заказ и ушел. Его плечи напряглись, а губы сжались в тонкую линию, но в остальном он казался невозмутимым, даже когда за ним следовали косые взгляды и тот же мужчина снова попытался поставить ему подножку. Похоже, это было привычным делом. И хотя ситуация вызвала у меня беспокойство, она все же не требовала моего вмешательства, по крайней мере в данный момент.
Мое внимание снова обратилось к мужчинам, которые нетерпеливо барабанили пальцами по столу.
На тыльную сторону их ладоней было нанесено изображение черного журавля – символа Чернокровых.
Дойун заметил их. Мужчина не мог оторвать от них взгляд, кровь отлила от его лица, а рука, державшая серебряную ложку, задрожала. Пот стекал по его крючковатому носу. Рука потянулась к маленькому кинжалу на поясе. Его зрачки расширились, а губы сжались в тонкую белую линию.
Горькое и мрачное чувство вины захлестнуло меня. Он был напуган, но мне требовалась его злость. Страх не заставил бы его встать на мою сторону, но вот ярость – вполне. И хотя я ненавидела себя за это, у меня была возможность подтолкнуть Дойуна к последнему шагу.
Я прошла вдоль стены, стараясь держаться в тени, чтобы меня не заметили. Умение красться в ночи незаметно и бесшумно, как змея, стало одним из многих моих новых трюков, хотя это все еще требовало усилий. Последние несколько недель скорость моих движений постоянно менялась: иногда я была быстрой и смертельно опасной, а иногда напоминала олененка, который только встал на ножки. Я все еще училась управлять своим новым телом имуги и человека.
Мужчина, похожий на крысу, что-то сказал. Его голос хрипло булькал, как нечистоты в канализации королевства.
– …Следя за «Голубиной клеткой» в Костяной Яме, – сказал он, когда я проскользнула в другой конец комнаты и замерла слева от их стола. Даже Дойун, лихорадочно оглядывающий джумак, не заметил меня. – Сон Исыль снова задерживает оплату. Хозяин хочет, чтобы мы отправились туда утром, и я буду только рад познакомиться с местными девушками. В «Клетке» они самые лучшие.
– Но чертовски дорогие, – вздохнул коренастый, вытирая зазубренное лезвие. На металле виднелись пятна засохшей крови. – Столько денег за маленькую птичку.
– Девчонки Сон лучшие, Хада, – шмыгнул носом Крыса. – Ты бы это понял, если бы у тебя был вкус. Но вот Сон – настоящая тварь. Калмину надоели ее выходки, и если она не заплатит, то он убьет ее. И я его не виню. Он король Сунпо. Он выбрался из Кёльчхона. Этой твари стоит относиться к нему с должным уважением.
Я сдержала усмешку.
Конранд Калмин, лидер Чернокровых, выбрался из царства токкэби, потому что кто-то буквально спустился в ад, чтобы вернуть его. А теперь каждую ночь он пировал, изображая из себя императора и победителя, уверенный в том, что тот, кто вернул его, мертв. Но я жива.
Этого ублюдка ждет сюрприз.
Королевство принадлежит мне.
А правление Конранда скоро закончится.
– Я сделаю это, – предложил Ман Джису. Его голос был удивительно тих, с нотками нежности, от которых по коже пробежал холодок. – Я бы хотел это сделать.
– Не сомневаюсь, Джису, – пробормотал Крыса, а затем плюнул на лезвие и снова потер его. – Тебе это не просто понравится, ты получишь настоящее удовольствие.
Я пересчитала оружие троицы Чернокровых: зазубренный клинок Хады; два пистолета с тройными пулями, пристегнутые к поясу Джису; чикдо, рукоять которого удобно лежит в руке Крысы, и еще нож Дойуна. Вероятность кровавой драки была просто гигантской.
Если я буду быстрой и ловкой, нас ожидают восхитительные последствия.
Если тело предаст меня, как оно делало на протяжении последних дней, то последствия будут крайне неприятными.
Крыса стоял спиной к Дойуну, который так сильно потел, что резкий и горький запах страха наполнил мой нос. Хада и Джису сидели напротив него, но их внимание было приковано к юноше, который нес три чашки макколи, опустив глаза и плотно сжав губы.
Дойун начал вставать, его колени дрожали, выдавая страх перед этими мужчинами.
Я вынула руку из складок плаща и закатала рукав черного маскировочного костюма, чтобы показать изображение темного журавля. Мне было неприятно ощущать его на своей коже. Оно присосалось к руке, как скользкая и холодная пиявка. Но после того как здесь все будет закончено, я легко смою дешевую краску.
Мои планы относительно Чернокровых были просты. Но все же они сработают.
Один, два, три…
Я ждала, когда трое настоящих Чернокровых потянутся за напитками с подноса, который парень поставил перед ними.
Сейчас. Я должна действовать сейчас.
Горячо надеясь, что не споткнусь и не выставлю себя на посмешище, я вышла из тени. Это была маленькая победа – я с ужасной улыбкой быстро и грациозно возникла прямо перед Дойуном, встав спиной к Крысе. Победа, потому что, по крайней мере, сейчас мое тело выполняло мои указания.
Дойун вздрогнул, его глаза расширились, когда он заметил символ на руке. Он принял меня за Чернокровых. В его взгляде читалось: «Чего он от меня хочет, у меня ничего не осталось, они и так забрали у меня все, все, все, все…»
Моя улыбка стала шире.
Затем я напала на него.
Действовала быстро, без лишних эмоций. Не стоило причинять ему еще бо́льшую боль. Я слегка наступила ему на ногу, нанесла быстрый, но легкий удар в живот и, когда он отвлекся, сняла обручальное кольцо с его руки. В конце концов, до того, как стать наемным убийцей, я была воровкой. Ловкость рук была для меня привычной. Привычность успокаивала, как теплые объятия.
Дойун, задыхаясь от ужаса, хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Я подбросила в воздух его обручальное кольцо. Оно закрутилось, как миниатюрное солнце, и на мгновение застыло неподвижно, прежде чем упасть в макколи Крысы.
Я исчезла до того, как кольцо с тихим шлепком коснулось поверхности молочно-золотистой жидкости; до того, как оно опустилось на дно чашки, словно камень, брошенный в озеро.
Исчезла до того, как джумак превратится в хаос.
«Они не убьют его, – убеждала я себя, покусывая губу. – По крайней мере, не сегодня. Он все еще может платить дань».
Они дадут ему уйти – спотыкающемуся, с опухшим глазом, синяками, нежными, как плоды в середине лета, и несколькими сломанными костями, но они оставят ему жизнь.
Теперь у них есть его обручальное кольцо.
И нет ничего более опасного и злого, чем человек, которому действительно нечего терять, но при этом жаждущий всего. Я помогу ему вернуть себе жизнь, если он мне позволит. Помогу снова встать на ноги, если он позволит. Я искренне надеюсь, что он это сделает.
Мною овладело чувство удовлетворения, отравленное виной и сожалением. Я шла через район Фингертрап, довольная тем, что территория находится в вечном состоянии запустения. Улицы были погружены в чернильную тьму, потому что свечной воск стоил слишком дорого для жителей королевства. Но темнота никак не мешала мне – я отлично знала эти улицы, да и зрение стало намного острее, чем раньше. Меня радовало то, что, по крайней мере, сейчас я была юркой, а не неуклюжей. Прошел по меньшей мере день с тех пор, как я в последний раз споткнулась и упала, а мир вокруг меня закрутился. Я становилась сильнее, привыкая к новой форме.
В некотором роде я была благодарна судьбе за нападение в лесу. Благодарна Ван Дживуну, главе повстанческой группы Кёльчхона под названием «Революция», который стал свидетелем моего предательства на пляже, моей неосмотрительности по отношению к императору, которого я собиралась ударить. Смертельная рана, полученная мной в наказание, привела к тому, что я проглотила усилитель вонгун, который, в свою очередь, даровал мне это.
Мощь, превосходящую мои самые смелые мечты.
Силу, превосходящую все на свете.
Победу.
Это был не просто усилитель, который подарил мне победу, а Голос – древний и холодный, как звезды.
Он эхом разносился по всем уголкам моего сознания, отчего я покрывалась ледяным потом. Внезапно похолодало. Я ускорила шаг, словно могла убежать от слов, проникающих в мое сознание.
«Этот клинок, клинок в нашей груди. Он пропитан ядом имуги. Мы были рождены из яда. Мы были рождены от яда. Рождены из чешуи змеи. Не забудь это, Син Лина. – Слова звучали торжественно и укоризненно. – Не забудь это».
Я тяжело сглотнула, почувствовав тошноту. Как я могу забыть, что родилась от врага токкэби и богов? Богов, которых я почитала. У меня вошло в привычку горячо надеяться, что боги примут меня такой, какая я есть, несмотря на мою чешую. Но часть меня шептала, что этого не произойдет. Часть меня задавалась вопросом, достойна ли я молиться им.
– Оставь меня в покое! – резко бросила я и быстро заморгала. – «Сегодня мне не нужны твои речи».
Голос мягко рассмеялся: «У тебя отвратительные манеры».
Прошло две недели после моего перерождения, именно тогда Голос… заговорил со мной.
Иногда он тихо дремал, но чаще всего давал о себе знать. Сначала я приняла его за Мысль – старого врага, оставляющего за собой темный след, мучающий. Сан, Чара, Юнхо, Крис…
Но вскоре я поняла, что Голос был чем-то совершенно иным.
Мысль никогда не… звучала так. Словно моя вина, моя травма нашептывала мне. В Голосе не было стального, древнего тона. Мысль была стыдом сломленной девочки, которая лишилась всего и всех.
Я больше не слышала Мысль. Теперь был только Голос.
Я гадала, не разорвал ли Голос Мысль в клочья, как бешеное животное, обнаружившее, что кто-то вторгся на его территорию. Я быстро поняла, что Голос другой. Он словно живой. Живее, чем Мысль, – отголоски воспоминаний, отблески вины, мои обостренные страхи.
И впервые я услышала его.
«Открой глаза и узри, какие чудеса мы сотворим вместе», – пробормотал он, когда резкий белый свет жизни хлынул в мое тело, и я задалась вопросом, что же это за холодное, жестокое сияние силы, поселившееся в моих костях и крови. Оно пришло в садах, когда Дживун направился ко мне со сверкающим топором в руках.
«Эти», – ответила я.
Тогда я впервые заметила чешую. Острую, сверкающую и прекрасную. Лезвия из моего собственного тела. Я назвала их чешуйчатыми клинками.
С их помощью я вырезала сердце Дживуну.
Казалось, моя внутренняя сила обрадовалась этому.
Сила не должна уметь говорить. Я знала, что́ именно сказали бы мне Руи или Кан, если бы я рассказала им о Голосе, который появился вместе с силой, с изменениями.
«Это невозможно, – отрезал бы Кан с тем настороженным выражением, которое я теперь так часто наблюдала. Он внимательно изучал бы меня, как будто, несмотря на все, что произошло после того, как мы оказались в лесу, мне по-прежнему нельзя доверять. – У силы нет разума. Сила не разговаривает».
Но все же именно это она и делала.
Хотя и не должна.
По какой-то причине я не рассказала им об этом. Я скрыла это от всех. Что-то заставляло меня молчать те несколько раз, когда я набиралась смелости подойти к Руи.
Ханыль Руи, мой друг и… что-то большее. Токкэби, которого я должна была убить, но вместо этого поцеловала. Токкэби, о котором я заботилась так, как не могла заботиться ни о ком после… после смерти Сана.
Глубоко. Серьезно. Пылко.
И все же что-то удерживало слова во рту, пока их вкус не исчезал, оставляя меня безмолвной. Моя внутренняя борьба оставалась незаметной для посторонних глаз.
Я замедлила шаг. Левая нога начала болеть. Мышцы свело судорогой. Было трудно бороться с хромотой, которая осталась, несмотря на возросшую силу. Я могла бы использовать мази, настойки, но мне казалось неправильным искать в этом утешение, поскольку боль напоминала о моих ошибках. О моей истории.
Успокаивало лишь то, что я скоро найду Асину и она поплатится за то, что вонзила кинжал слишком глубоко мне в ногу.
Они все заплатят. Начиная со Стоп. Затем Ноги, Перья, Клювы, Венец и, наконец, эта мерзкая, отвратительная Корона.
За Сана. За Чару. За Юнхо. За Крис.
Я настороженно остановилась.
Несмотря на безлюдные улицы, в королевстве не было тихо. Слышался звон бокалов, грохот повозок, усталое ржание лошадей, шелест простыней, стрекотание цикад и далекое громыхание летней грозы. Звуки сливались воедино, образуя симфонию, которая поднималась и опускалась в ритме жизни. Я все еще училась настраивать эту мелодию, сосредотачиваясь только на том, что находится прямо передо мной, – на том, что мне нужно услышать.
Конечно, бывали моменты, когда эта мелодия звучала так громко, что я падала на колени, зажимая уши руками, и раскачивалась взад-вперед, пока Руи держал меня за плечи, бормоча успокаивающие слова, которые я едва слышала… но такие моменты стали реже благодаря слуховым упражнениям, которым научил меня император.
Но теперь я позволила себе расширить ощущения в поисках звука, который, как мне показалось, я услышала. Это был словно шорох. Шелест.
Скольжение.
