Read the book: «Собрание сочинений. Том четвертый. Рассказы»

© Сергий Чернец, 2020

ISBN 978-5-4498-5656-2 (т. 4)

ISBN 978-5-4498-5657-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анжелика «особенная» женщина

Женщина (вообще) находится под обаянием не самого искусства, а под обаянием шума, который производится теми, кто при этом искусстве состоит: художники, артисты, певцы и музыканты.

Эпиграф.

В 20 лет Анжелика любила Игоря. В 24 года вышла замуж за Леонида, – не по любви, а по расчету, – расчёт был такой: что это добрый, умный, идейный человек (не материальный расчёт).

Супруги, Анжелика и Леонид живут хорошо, все им завидуют. И в самом деле жизнь проходит у них гладко, ровно, она довольна и, говоря с подругами о любви её высказывание не совпадает с мнениями других. Она говорит, что для семейной жизни нужна не любовь, и не страсть, а привязанность, привычка.

Но как-то вдруг заиграла музыка, знакомая с того времени, с двадцати лет:

 
(Листья жёлтые над городом кружатся\
С тихим шорохом нам под ноги ложатся\
И от осени не спрятаться, не скрыться,\
Листья жёлтые, скажите, что вам снится…, —
 

и внутри груди Анжелики всё тронулось, точно весенний лёд, который треснул и поплыл, – поплыла и она, – вспомнила своего Игоря, свою любовь к нему и с отчаянием подумала, что её жизнь сгублена, испорчена навеки, что она несчастна; но потом всё прошло.

Через год опять был такой же «припадок» при встрече Нового года, опять прозвучала эта мелодия, как раз в тот момент, когда поздравляли с новым счастьем, – и в самом деле захотелось «нового счастья» (старого на самом-то деле), о котором мечтала она с Игорем в 20 лет.

А Игорь в Сочи или на каком-то другом южном курорте сошёлся с девочкой 22-х лет. Это была бледная субтильная бабочка (она её видела только на фото)…

– — – — – — – — – — —

Леониду не нравилась тёща, мама Анжелики, потому что от неё пахло яблоками. Духи Шахерезада пахнут чем-то сладким, напоминающим что-то кондитерское и вкусное, типа торта или пирожного.

Но ему нравилась Анжелика. Когда она спит, у неё блаженнейшее выражение лица, видимо ей снился красивый сон.

Анжелика была особенная не только для Леонида, но и для самой себя. «Человек не может жить без искусства (без роскоши), – считала она, – кроме идиотов, и в этом по её, Анжелики, мнению, главное отличие человека от всех животных, за исключением некоторых птиц, чудесно украшающих свои гнёзда.

И всё у неё было особенное. На подоконниках в горшках и длинных ящичках у Анжелики всегда росли редкие яркие цветы. Она за ними внимательно ухаживает. Иногда можно застать её за этим занятием: она рыхлит почву под цветами, поливает, обрызгивает поблекшие начинающие желтеть листочки из бутылочки с опрыскивателем. Вид у неё при этом сосредоточенный, губы вытянуты в трубочку, нарисованные глаза сощурены в щёлочки, под нарисованными выщипанными бровями.

Анжелика воображает про себя, что если у неё особенное имя, то и сама она особенная и весь организм у неё особенный, исключительный организм, который если болеет, то болеет по особенному и лекарства ему нужны особенные: если аспирин, то не простой, а «упса»… и поэтому родила она особенного сына, которого воспитывала по особенному. И назвала она сына особенным именем:…

Ей кажется, что её сын не такой, как у всех. Она пишет сыну, чтобы каждую субботу он менял постельное бельё. Он отвечает: почему в субботу, а не в понедельник? Она отвечает: ну хорошо, в понедельник меняй. А он: почему в понедельник, не во вторник?..

Но он хороший, как она считает, честный человек. Сын вырос негодяй, окружающие мучаются. Он учился в институте, за который она исправно платила; жил он в общежитии, рано захотев самостоятельности; занятия пропускал, потому что спал днём, все ночи проводя по клубам, а в ночных клубах, чем только не занимается молодёжь.

Но Анжелика искала сыну необычную, тоже особенную, невесту, подруги помогали и знакомили её с молодыми девушками. И раз в месяц сын приезжал на «смотрины», для знакомства с новой невестой, которую приглашала мама.

Невесты были разные, некоторые даже интересные для сына, и он даже продолжал знакомство, но не больше недели, прежде чем расставался с ними.

Невесты

Бывает так, что в тёмную келию монаха-постника, погружённого в молитву, вдруг нечаянно заглянет луч утреннего солнца и зайчики света заиграют на противоположной стене или сядет у окна на ветке растущего под окном дерева небольшая птичка-синичка и запоёт свою песенку, – и суровый, угнетаемый своей греховностью постник-монах невольно улыбнётся; и в его груди из-под тяжёлой скорби, как из-под камня, вдруг польётся родничком-ручейком тихая безгрешная радость.

Первая невеста.

Невесте Ольге казалось, что она приносила с собою к людям такое утешение, как лучик солнечный или птичка (с малых лет она сознавала свою необычную красоту). Она была редкая деревенская девственница, воспитанная в ближнем пригороде верующей бабушкой, наивная девятнадцатилетняя (19).

Её приветливая, весёлая улыбка, кроткий взгляд, тонкий (чересчур) голосок – приятно удивляли всех окружающих и приводили в восторг. Особенно Анжелику, которая радовалась, что нашла «особенному» своему сыну «особенную» невесту.

«Оленька» – иначе не скажешь (Ольга – было бы грубо-неприемлемо) вся была «сказочная»: она маленькая, хорошо сложенная, одетая в простое ситцевое платьице, с тончайшими красивыми чертами лица. И каждый, глядя на неё обязан был подумать: «Бог послал нам ангела…».

«Особенная невеста», неизвестно как найденная – через подругу подруги, Анжеликой для своего «особенного сына» Антония (для друзей просто Антона) контрастировала с ним.

Антоний (а так и не иначе она звала его с маленьких лет) – был довольно высокий (1 метр 90 см.), спортивный парень. Он в детстве посещал все мыслимые спортивные кружки и секции: и легкую атлетику, и силовые поднятия тяжестей, и бокс, и футбол, – всё по настоянию мамы.

Через его рубашку, белую прозрачную, угадывались (были видны) накаченные бицепсы рук, и лицо выражало некоторую грубость физически крепкого будущего мужика.

Контраст между «кукольной» красотой и грубым лицом Антония (у него был чуть искривлён нос, сломанный в боксе) подчеркивался и в разговоре. Тихий голосок Оленьки спрашивал и посмеивался (хихикал) всякий раз на ответ басовитого голоса Антония. А когда басовитый голос спрашивал – Оленька терялась и не находила ответа и честно признавалась, что не знает. Они прошли в комнату к Антону, и он показывал Оленьке свои награды в спорте: были грамоты и медали, он включил музыку и звучали подвижные песни известных рок-групп.

Оказалось, что она не знает ничего из современного и важного, чем жил и увлекался Антоний: ни музыку, ни музыкантов и группы мировые популярные среди молодёжи; и спорт её особенно не интересовал.

Антон сообщил матери, что «уж очень по-старинному выглядит невеста, будто два века назад родилась». И Анжелика повела Оленьку на следующий же день, со «знающей» подругой в магазины в ближайший трехэтажный торговый центр на перекрёстке. Там невесту одели в современную одежду: куплены были модные джинсы и топики, кроссовки и босоножки, поскольку наступало лето, также косметика, а для обучения её завели в салон красоты, тут же при Торговом центре, где научили Оленьку первым премудростям макияжа.

Антон получил от матери приличную сумму денег, и стал водить Оленьку, преобразившуюся из-за косметики, которая напрочь испортила её первозданную красоту: глаза подвели и покрасили веки синим с блёстками и так далее, так, что она сравнялась по виду с прочими девушками, постоялицами клубных тусовок.

Новый мир открылся для Оленьки, и он ей был интересен: ритмы барабанов и аккордов заводили, глядя на танцующих и самой Оленьке хотелось «дёргаться» в такт и наравне со всеми. Смысл слов песен слабо доходил до сознания Оленьки, но припевы завораживали и запоминались: типа, – «моё сердце, остановилось, моё сердце замерло…, моё сердце остановилось – пауза, – отдохнуло немного, – пауза, – и дальше пошло!».

Она стала носить молодёжную одежду: джинсы рваные. Вместо кофточки – короткий топик, открывающий голый живот, туфли на каблуках. Но она плохо ходила на каблуках, возвращаясь из клуба, шла по улице и упала, и сломала шейку бедра. А к тому же была весна, снега совсем уже не было, конец апреля, а лужи с талой водой везде стояли с холодной водой. И упала она в лужу, вся промокла под холодным ветром, простудилась, и заболела, вдобавок, воспалением лёгких. Врачи увозили её на скорой помощи. Простуду в больнице не заметили, и Оленька не сразу заметила, так как была «немножко пьяная» (как она считала, хотя пьяна была изрядно), она пила в клубе, где танцевала с молодёжью, много коктейлей. Врачи были без внимания к простуде, так как заняты были повреждением шейки бедра, прежде всего. Воспаление лёгких стало двухсторонним и осложнилось – было запущено – и она умерла.

Вторая невеста.

«Случайностей в жизни не бывает». Однако случайности определяют многое в жизни. И был случай: когда воздействие алкоголя на «особенного сына» Анжелики приводило часто к отключению его мозгов, памяти. Он не помнил часть событий. И случалось прийти в сознание в незнакомом ему месте. Как он сюда попал, как он здесь очутился? – он решительно не мог вспомнить. И не сказать, чтобы он был совсем уж пьяный, совсем нет: выпил то он только пару бокалов коктейля в своём ночном клубе (по градусам это было немного, да и по количеству алкоголя мало), – но воздействие было таково, что сознание в определённый момент отключилось. Он был не пьян, – не шатался и разговаривал нормально, перекрикивая громкую музыку, и всё было хорошо, только не помнил ничего: куда пошёл, с кем пошёл (?)…

А попал он к панкам, где были парни со стриженными висками и цветными прическами-гребнями. Тут же в панк-клубе были и другие – «Эмо», чёрно-белые, тоже с крашенными прядями волос. Его вела за руку девчонка, крашенная (одна прядь волос была зелёная, другая белая, другая розовая с серым, а основная часть волос черная), – в немного жутком пугающем гриме: черные веки вокруг глаз, черная подводка вокруг красных губ… Одежда черная, с нашивками-заплатами с рисунками белой краской. И музыка звучала в панк-клубе другая, похожая на нравящийся ему рок, но чуть другая – хардкор. И это, что главное, ему нравилось: ему нравился бешенный темп в припевах (слова иностранные он всё равно не понимал). Но были в песнях-композициях резкие переходы от шёпота к крику и визгу женского голоса.

Девчонка Алиса (и как он имя узнал?) снова подала ему коктейль у барной стойки. Сколько времени они были в панк-клубе (?), – он не помнил, вновь сознание его отключилось. Очнулся он утром в постели с Алисой.

«Случайная» встреча привела к «дружбе». Они дружили и жили с Алисой в согласии довольно долго, около месяца. Днём Алиса уходила к своей семье, а он шёл в институт, учиться он стал немного лучше, как-то успокоился. А вечерами они «тусили» с Алисой вместе в парке, со своими «кидами», в своей субкультуре Эмо.

Была Алиса немного истеричной: когда ей что-то не нравилось, она закатывала истерику, – падала на спину, на диван, а то и на пол, на ковёр, и трясла (сучила) ногами и руками и вертела головой, тонким пронзительным голоском своим требуя своего, как эпилептический припадок случался с ней. Потом, вдруг, резко вставала и спокойно выражала свои мысли ровным обычным голосом разговаривая, будто «припадка» и не было. Но «любила» она искренне. И всё время держала его за руку, за локоть.

Матери, Анжелике, невеста не очень нравилась. Не нравилось, что Алиса включала в комнате сына громкую музыку. Но это была «особенная» невеста – она красилась, накладывала макияж подолгу и носила экстравагантную одежду. И Анжелика терпела и привыкала.

Случай – это провидение неизвестных сил (то ли Богов, то ли бесов и нечистых). На тусовках появились продавцы новых спайсов: курительных смесей. И Алиса, всегда была раньше откровенной во всём, решила попробовать тайно от всех, – она купила новый спайс. Окончилось всё больницей. Наркотическое отравление – констатировали врачи, Алиса была некоторое время в коме, а потом умерла – врачи ничем помочь не смогли. «Особенный сын» особенной женщины Анжелики плакал.

Третья невеста.

Наступила осень. Пожелтели листья деревьев на бульварах. Дожди и холодный ветер. Сын Анжелики заболел. Вызвали скорую помощь. С врачом зашла в квартиру и молоденькая медсестра. Она сделала укол сыну по указанию врача. Сын спросил у медсестры, как её зовут… это мать шикая подталкивала сына, чтобы он познакомился – мать уже думала увидеть молоденькую медсестру в невестах.

Из короткого разговора узнал, что работает Ирина на скорой помощи на практике, а учится в мединституте и тоже на последнем курсе. Как-то вечером (снова по указанию матери) он встретил Ирину у входа в институт, узнал, когда у них заканчиваются пары. Они сходили в кафе, пили кофе и разговаривали.

К тому времени сын забросил свои увлечения и сменил имидж: в шкаф, в угол повесил свою «рок-курточку» кожаную, всю в заклёпках и цепочках. Теперь он выглядел как «ботаник» – в очках, в костюме и в галстуке.

Так появилась третья невеста – медик Ирина. И это радовало «особенную маму» Анжелику. Но!

«Случайностей в жизни не бывает». Ирина заболела: она, вероятно, заразилась какой-то болезнью. А думала она, что «я сама будущий врач», и занялась самолечением, пыталась сбить температуру, доходящую до 40 градусов, сама себе назначив лекарства, и не обращалась в больницу, а лежала в своём общежитии. Тем самым болезнь перешла в решающую стадию, когда Ирина слегла совсем, у неё начался бред, – как определили врачи – это была геморрагическая лихорадка. С запущенной болезнью, больную Ирину привезли в инфекционное отделение в реанимацию, но было уже поздно… И эта Невеста умерла.

– — – — – — – — – — – — – —

По последней моде, как и многие, выросшие в атеизме, пошла Анжелика к гадалкам, к экстрасенсам, адресов которых было много во всех газетах объявлений. И ей сказали гадатели, что на неё наложено было проклятие, и прокляли её род до седьмого колена – умеют они пугать…

Многие не поверят гадалкам, пока сами не столкнутся с такими проклятиями в своей жизни.

И с этим всем обратилась Анжелика в Православную Церковь, думая про себя, – что Бог, наверное, «сильнее», чем всякие нечистые силы.

А как же Церковь относится к гаданиям и проклятиям? Существуют ли они?

Конец.

Про Валю-соседку

Когда свекровь заболела её привезли к Вале в загородный дом, где они с мужем проживали, дом-дача, в дачном посёлке. Муж уезжал на работу, и Валя оставалась с внуком Федей ухаживать за ней. И вот, – уже врачи были-постановили, что умирает свекровь: обезболивающее ей дали и уехали, – лежала она почти неподвижная тихо, спокойно, будто спала. Под вечер двери комнаты её оставались открыты и напротив в комнате свекрови Валя видела открытые двери. Как вдруг, откуда-то свекровь возвращалась в свою комнату (не уходила вроде она никуда, да и не вставала, как помнила Валя). И не сразу она сообразила, но свекровь была в белом платье и с белым квадратным пакетом в руке: она подошла по короткому коридору и вошла тихо в свою комнату. Валя перепугалась, позвала внука Федю, прижала его в охапку к себе между колен, сидя на диване, и обняла, закрывая лицо, чтобы он не смотрел и не пугался такого «привидения в белом». (И откуда она возвращается, может там её не приняли, на том свете? – думала в испуге Валя). Свекровь была одета в цветное платье и, укрытая по ногам одеялком, спокойно лежала на спине, глядя на потолок немигающими глазами, – «возможно, это душа её ходила и собрала какие-то свои „вещи“ (воспоминания, информацию), чтобы унести с собой». Вскоре приехал муж с работы. Только тогда он определил, что Мама его умерла, – «мирно отошла на Небеса».

– — – — – — – — – —

Прошло довольно много времени с той поры, после похорон свекрови, – уже год-второй, наверное, как в доме стали случаться странности.

Например.

(1) Валя всегда на ночь закрывала газ и все краны, и с водой от котла и прочие. Газовый кран, возле плиты закрывался поперечным вентилем туго. И вот, – вроде бы, вечером все краны она закрыла, а утром подошла к плите и оказалось, что кран на газовой трубе в открытом положении – открыт! Мужа дома не было, он был на ночном дежурстве, на работе. Не может быть, чтобы собачка домашняя могла бы ночью открыть тугой кран. А ведь Валя ясно помнила, что закрывала кран, как обычно это делала каждый день.

И ещё, сразу после этого случая.

(2) При жизни свекровь имела такую особенную привычку – тик, – один, левый глаз её «подмаргивал», когда она взволнованно говорила с собеседником. Валя часто. При волнении свекрови, видела, что она, разговаривая с ней, часто моргает левым глазом. – Это к тому, что, когда она стала разговаривать со своей собачкой, гладя её по головке, у собачки стали дергаться веки левого глаза – собачка «подмаргивала» также, как это делала свекровь при жизни. Тут впору было задуматься о «переселении душ», – неужели душа свекрови вселилась в собачку!

– — – — – — – — —

(3) И до сих пор по дому слышатся шаги – кто-то ходит по ночам, когда все звуки замирают, телевизор выключается и наступает относительная тишина: то в кухне кто-то щёлкает тарелками на полке будто поправляет их, то шаги по коридору и, кажется, вот-вот откроется дверь и в комнату войдёт Свекровь вся в белом. Страшно бывает во время полнолуния или близко к нему, когда растущая луна становится большой и её желтый зловещий свет проникает через окно, несмотря на задернутые шторы….

Если логично объяснить, как получилось, что газ оказался включённым, с точки зрения медицинской.

Каждый вечер Валя выключала все краны, а когда ложилась спать проверяла, спрашивая себя – «выключила ли я газ? – как вроде выключила!» – думала она, вспоминая-прокручивая, как подходит и поворачивает тугой вентиль на газовой трубе. Но, – вспоминала она не сегодняшний день, а вчерашний и позавчерашний, а в тот день она не выключала газовый кран, – эта часть забылась в её мозгу, она в тот вечер забыла выключить газ – всё открылось только утром. И это начало болезни – Деменции: в памяти события близкие забываются-«запамятоваются», замещаясь на идентичные прошлые события. С этого (от болезни) начинаются строиться и галлюцинации привидений в белом (самый запоминаемый образ) и моргание животных (собак и кошек), которых может в действительности не быть, не существовать, – это мозг, в котором разрушаются связи, восстанавливает вместо разрушенных другие воспоминания и образы, выдавая их за реальные, подменяя события.

– — – — – — – — – —

Если ещё конкретнее объяснить, чтобы до конца было понятно, надо сказать: «Первое, что нарушается у человека при болезни Деменции – это память и восприятие действительности.

Информация о мире, поступившая в память, сохраняется. И сохранение это основа воспроизведения, нам кажется, что вспоминаем мы так же, как запомнили. Но на самом деле, – то, что мы запоминаем, не лежит мёртвым грузом в мозгу – что-то «тускнеет», что-то замещается или выпадает из памяти. При хранении информация может искажаться или утрачиваться.

Воспроизведение – процесс извлечения информации из памяти сложнее, чем кажется. При воспроизведении она раскодируется и «превращается» в слова, то есть процесс воспроизведения тесно связан с речью. При воспроизведении информация частично теряется, и тогда начинает действовать реконструкция – досочинение, домысливание.

Есть у человеческой памяти функция забывание – это защитный механизм, позволяющий избавиться от ненужной информации и освобождающий место для «новых поступлений». Забывание сопровождает любой процесс памяти, начиная с запоминания, – на каждом этапе какая-то часть информации утрачивается. Если запомненное однажды долгое время не повторялось, память расценивает эту информацию как ненужную и может вытеснить её. События способные травмировать психику, часто непроизвольно забываются. Подобная информация вытесняется из сознания в область бессознательного и становится недоступной для простого воспроизведения – поэтому исследователи используют гипноз, – человек под гипнозом может рассказать то, что, якобы, не помнит в нормальном состоянии…

Пока всё.

Конец.

Рассказ о сельской учительнице

Зимой темнеет рано и быстро. Пока мы шли от реки с тяжёлыми рыбацкими ящиками, полными рыбой и с ледобурами в руках, уже наступили тёмные сумерки.

Хрустит под ногами морозный снег, и прямо в небо, к тусклым звёздочкам поднимаются столбы дыма из печных труб домов, стоящей в низинке деревеньки. Улица словно замерла, как среди степи поезд со светящимися окнами, замер и дым, и звёзды, тишина вокруг среди белых полей, с чернеющим лесом на горизонте. Так виделось нам с пригорка, когда мы спускались по протоптанной нами же утром узкой тропинке гуськом через колхозное поле.

А потом сидели и пили чай в хорошо протопленной избе.

Гостей я принимал редко, а поэтому пригласил соседку тётю Тоню, Антонину Ивановну, помочь по хозяйству: в наше отсутствие протопить дом и приготовить ужин на всех гостей, – наваристые щи сварить в русской печи, как умеют только деревенские женщины, а может и пороги состряпать и булочки, что тоже любила делать тётя Тоня, не раз ими угощавшая меня по-соседски.

Приехали ко мне два товарища из города. В доме моём нашлось три спальных места. Кровать в одной комнате у внутренней стены, соседствовала с диваном напротив, у внешней стены дома. А в комнате-гостинной вместо дивана стояла узкая односпальная кровать с деревянными фанерными спинками и рядом больших подушек вместо спинки, (похоже на диван).

И так «срослось» -получилось, что в это время жила у Антонины Ивановны недавно приехавшая в наш колхоз учительница. Не нашлось сразу на центральной усадьбе колхоза дома, где бы поселить учительницу. А наши дома с тётей Тоней с краю деревни, чуть в отрыве, как раз по дороге к центральной усадьбе, – и три километра пройтись пешком для молодой учительницы было даже хорошо: «Ей, – говорит тётя Тоня, – понравилось: и раненько вставать, и проветриваться перед школой, в которой ученики шалят всё одно!».

И Зинаида Николаевна с радостью согласилась помочь тёте Тоне и пришла ко мне в дом вместе с ней, готовить для городских гостей.

Вечером друзья сидели за столом перед включенным телевизором, который показывал только три центральных канала и звук которого был приглушен, – разговаривали о своих рыбацких мужских делах…

Я вызвался было помочь на кухне, и помог только почистить рыбу от кишок, молодая Зинаида Николаевна прогнала меня к гостям, и тётя Тоня уже собрала нам на стол, где по-мужицки стояла принесённая с мороза из сеней водочка (как же без…, рыбалка ж). А на столе были и пирожки, и тётя Тоня накладывала из чугунка деревенские наваристые щи…

– А я на той старице щуку упустил…, вообще у берега, глубины-то не больше метра, – кинул блёсенку в лунку на окуня, а там – удар, груз такой… и показалась щучья голова. Только в последний момент в лунку не пошла, а так развернулась, что блесна выскочила из пасти чуть мне не в лоб, я же тянул… – рассказывал один мой друг другому.

Мужики засиделись долго, делясь своими впечатлениями и тётя Тоня с Зинаидой Николаевной ушли, оставив уборку на следующий день.

Выходные быстро заканчиваются, даже жалко, – уже на следующий день друзья уехали в город к жёнам и детям ещё до обеда: «Хватит, погостили – сказали друзья – и пятницу вечер посидели и удачно на рыбалку сходили. Надо в воскресенье ещё с семьёй побыть, порадовать детей свежевыловленной рыбкой!».

А услышав и увидев отъезжающую от моего крыльца машину, ко мне вышла Зинаида Николаевна. Она сослалась на то, что в школе начались зимние каникулы и ей некуда было спешить и пойдет помогать мне убраться в доме после гостей, посуду перемыть, обратив внимание на мой пожилой возраст и легкую инвалидность – я ходил с палочкой и выглядел стариком: седой, худощавый, с морщинистым лицом.

Зина, Зиночка, как я «заправски» к ней обращался, несмотря на то. Что в деревне к ней все обращались по имени-отчеству, вслед за детьми-учениками – выглядела она молодо и никак не на свой возраст. Ей было ближе к сорока (38 с половиной), а казалось, с раскрасневшими от январского мороза румяными щеками – не больше двадцати восьми, и тридцать никак не дать.

После уборки в доме мы сели пить чай со вчерашними тёти Тони пирожками. Зина интересовалась книжным шкафом и полками, которые содержали более 3-х тысяч книг. Не только художественной литературы, а ещё весь угол, со стоящим там комодом, занимали стопки журналов. Говорили мы о литературе и многом другом. В частности, перешли на разговоры из своей жизни. Психологический приём – «откровенность на откровенность», и я узнал о её жизни и переживаниях, о чём и записал потом вечерком в свой писательский блокнот, и хочу поделиться с читателями.

Мой рассказ:

«О деревенской учительнице Зинаиде Николаевне».

Первое время сам председатель колхоза «опекал» новую учительницу. Уже в конце сентября он заехал за Зинаидой Николаевной с утра-пораньше на своём «козлике» – зелёном «газике».

Всем ученикам нужно было выйти в поле помогать колхозу собирать урожай свеклы и капусты. Так делалось ежегодно, занятия в школе откладывались на три-четыре дня и всех учеников вывозили на автобусе в колхозные поля. Для этого из районного МТС выделяли автобус. Для учеников это было вместо уроков труда. —

Василий Иванович зашёл в дом, по-хозяйски оглядел комнату:

– Ну, как тут живёт моя интеллигенция? – прогремел он шутливым басом. От которого Антонина Ивановна вздрогнула у печи. И простым спокойным извиняющимся баритоном сказал: – Зашёл вот проведать. —

Дом у Антонины Ивановны пятистенок на две комнаты, одной из них полностью «владела» учительница Зинаида Николаевна. От шагов большого и грузного моложавого председателя на тумбочке зазвенели флаконы с духами, когда он заглянул, отодвинув межкомнатную занавеску могучей рукой. Лицо – загорелое, сам он высокий и широкий в плечах…

От Василия Ивановича пахло сигаретами и бензином. Он сам водил свой «газик» и сам за ним ухаживал. Хозяйка Антонина пригласила к столу чаю попить.

Зинаиде Николаевне всё казалось, вот-вот под этим большим человеком хрустнет «венский» стул, который подставила хозяйка к столу. почему-то ей было приятно и весело. От личного внимания к ней самого колхозного председателя.

Выпив два стакана, Василий Иванович разошёлся, разговорился, словно красуясь: снял шапку и поправил витые каштановые вихрастые волосы: «колхоз наш большой, – гектары; и студенты из города приезжают – урожай большой, на подмогу, убирать».

– Вот, и школьников привлекаем к труду. —

«Сенокосов было много, и на две фермы с телятником силоса в четырёх „ямах“ заготовили»…

Выйдя вперёд, пораньше, к машине, в дверях он даже улыбнулся по-хитрому как-то Зинаиде Николаевне. Заметила это и хозяйка:

– Не пойму, – сказала Антонина, – и чего это Василий разговорился! Уж хотела угостить его водочкой, да сердится он за это… А то, – старшим механиком был. Всё на тракторах и комбайнах работал. И пил и за девками бегал, – известно! Пока не обженился, и сразу в начальство пошёл. В городе учился!.. – обсказала, как могла, Антонина Ивановна, пока Зинаида Николаевна одевала резиновые сапоги, – дождики уже были и земля в полях сыровата.

Сама Антонина не ехала, ей на ферму в другую сторону было идти.

Прежде чем до школы ехать, остановились недалеко от края села у председательского дома, перед крыльцом которого стояла жена Катерина. В руках у неё прижатый к груди завёрнутый в платок «перекус», который муж утром не дождался. Она обошла остановившийся «газик» спереди: в платке в легком плащике, готовая идти в поле. Василий Иванович открыл двери машины и приняв кулёк положил его между сиденьями.

– Ты не уходи, Катя, пока, дождись. Сейчас вот учительницу подвезу до школы, и вернусь, – сказал он.

– Ой! Да, ладно. В поле езжай с ними. Учеников лучше проводи, – тебя лучше слушаться будут, а новенькая что ещё знает! – ответила Катерина.

– И то! С вами поеду, Зинаида Николаевна, – решил он, оглянувшись на учительницу.

Потом повернулся и поцеловал Катерину в открытую рукой от платка щёчку. А она в ответ поцеловала мужа в им подставленную щеку. Словно обряд некий исполнив они разошлись.

Машина подъехала к толпе учеников, собравшихся перед автобусом у школьного крыльца. Шофер словно ждал команды и двери автобуса не открывал. Пока председатель Василий Иванович не скомандовал, он и в автобус не садился сам, «смолил» свою цигарку в сторонке.

Ученики здоровались и весело болтая обступили Зинаиду Николаевну, им нравилась новая учительница. Но вот под командой председателя – шофер сел впереди за руль и открыл двери «пазика». Ученики весело занимали места.

Зинаида Николаевна радостная была от общения, усаженная впереди у окна, вдруг, погрустнела: ей вспомнился тот «семейный двойной» поцелуй, только что увиденный. Она почувствовала на губах своих горькую улыбку и отвернулась к окну, чтобы никто не видел. Стала смотреть на перелески и поля за окном, не видя красот, а вспоминая о своём, былом, навеянном увиденным тем «поцелуем».

___________________

Она тоже целовала мужа, когда он уходил на работу. И хотя они работали в последнее время, с полгода, в одной школе, ей казалось – что-то случится, если она не поцелует его и не тронет, не обнимет его плечи, когда он уходил из квартиры. Она думала, что это и есть «семейное счастье».

Замуж вышла по любви и по молодости. Сразу после окончания пединститута. Они учились вместе, но на разных факультетах, – муж физику преподавал потом в другой школе. Вспоминалось, как по общежитиям договаривались с живущими по комнате оставить их одних, покупали им билеты в кинотеатр.

Но потом, муж рано уходил в школу в другой район на окраину города, и стал поздно возвращаться тёмными вечерами. Зина тогда думала: что, вот, муж отдаётся своей работе, занимается с учениками во вторую смену, и после уроков остаётся с любителями физики. Он так и рассказывал, что после занятий они проводили опыты по физике, до 9-ти вечера задержались даже, мол, уборщица их выгоняла из школы с охранником – шутил даже муж.

Потом сама Зина перевелась в школу, где работал муж. И был там действительно факультативный кружок, который организовал муж, но занятия проводились один раз в неделю. Смутило Зину то, что работала в этом отдельном кабинете, с комнаткой для хранения наглядных пособий и реагентов – в кабинете физики и химии – молодая лаборантка, только окончившая школу, 18-ти лет, и учившаяся на вечернем или заочно в институте. В школе она подрабатывала.