Read the book: «Залетный фраер», page 2
«Кто они, эти парни? – растерянно подумал Константин. – Представители местных спецслужб?.. Или бандиты?.. И какого хрена они взяли в оборот именно меня? Я ведь только-только сюда приехал, еще вроде бы не успел засветиться… – И тут его словно током ударило: – Черт побери, а убийство на Краснозвездной! Как я мог об этом забыть?!»
Но чем больше Константин размышлял, тем сильнее крепла его уверенность, что вчерашнее происшествие не могло послужить толчком для столь наглой слежки. Да, он видел, как из бывшей Полининой квартиры пытались вынести труп. Да, он хорошо запомнил «носильщиков» и вдобавок накостылял им по шеям. Но он же не помчался в милицию с криком: «Помогите, убивают!», хотя имел на это полное право. А тихо отправился в гостиницу и лег спать… Да даже дураку стало бы ясно, что шума по этому поводу он поднимать не собирается!
– Молодой человек, вы еще здесь? – Шторка примерочной отодвинулась, и в образовавшемся проеме показалось улыбающееся личико продавщицы. В руках девушка держала несколько вешалок с брюками, под мышкой – коробку из-под обуви и несколько пакетов с головными уборами. Про очки она, похоже, забыла, но Константин решил, что сойдет и так.
Бесцеремонно выпроводив продавщицу, натянул на себя первые попавшиеся брюки, выбрал кепку с наиболее длинным козырьком, переобулся. И вновь с пристрастием осмотрел себя в зеркале. Надо признать, новый прикид изменил его до неузнаваемости. Если не особо всматриваться в выражение лица – а именно оно выдавало его истинный возраст, – ему можно было дать лет двадцать пять. Высокий, стройный парниша, одетый в стиле «а-ля репер» – хоть бросай все и прямиком на подиум демонстрировать молодежное направление в моде. Правда, его новая одежда была не самого лучшего качества – «Made in China». Но на это Константину было глубоко наплевать.
Когда он вышел из примерочной кабинки, продавщица, помогавшая ему в выборе, удивленно округлила губки и уставилась на него с неприкрытым восхищением. Константин протянул ей пачку местной валюты и негромко попросил:
– Расплатись за меня… Сдача – твоя.
– Поняла… – Продавщица профессиональным жестом пересчитала купюры и деловито поинтересовалась: – А что со старыми-то вещами делать-то?
– Что хочешь.
Не оглядываясь, Константин прошествовал к выходу. На пути, как назло, оказался один из его преследователей – крепко сбитый шатен с маленькими острыми глазками. Равномерно двигая квадратной челюстью, он напряженно всматривался в торговые ряды. Затаив дыхание, Константин прошел мимо. Скользнув по нему равнодушным взглядом, шатен отвел глаза в сторону. Его массивная челюсть заходила еще быстрее.
«Похоже, пронесло!» – мысленно порадовался Константин, с трудом сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг.
Лишь оказавшись на многолюдной улице, он почувствовал себя спокойнее. Глазами поискал красную «Вольво», припаркованную неподалеку от ГУМа, и, поразмыслив, решил пойти в противоположную от машины сторону. В голове вертелся один вопрос:
«Как же меня так быстро вычислили?»
Попытался вспомнить, видел ли он красную «Вольво» рядом с гостиницей. Похоже, что нет, – такую броскую машину он приметил бы сразу. Как, впрочем, и этих парней, если бы они крутились поблизости. Значит, ему сели на хвост на Краснозвездной, у Полининого дома. Но как они просчитали, что он вернется туда на следующий день? Ведь, согласно элементарной логике, он не должен был там появиться.
«По наводке, дорогой, по элементарной наводке! – мысленно ответил он самому себе. – Кто-то „стукнул“ на меня, они и приехали. Поймали меня в тот самый момент, когда я тормозил тачку. Сели на хвост и довели до ГУМа… Значит, в гостиницу я могу вернуться, не опасаясь, что они ждут меня там. Осталось вычислить – кто этот „стукач“?.. Когда я подходил к дому, во дворе сидели трое алкашей да две старушки – божьи одуванчики. Ни те ни другие не обратили на меня никакого внимания… Выходит, меня сдала Нина? Но зачем?»
От этой мысли ему стало неприятно, и Константин приказал себе не думать об этом. В конце концов, он приехал сюда, чтобы найти Полину Дегтяренко. И именно в этом направлении надо сосредоточить все свои усилия. Перво-наперво заглянуть в редакцию и поговорить с ее лучшей подругой Женей Томашевской. А если та не знает, где сейчас находится Полина, взять подругу за шкирку и отволочь в милицию. Пусть пишет заявление о пропаже. Если для активизации розыска потребуется дать кому-то на лапу, он, не задумываясь, заплатит. Деньги у него, слава богу, есть. И часть из них он с легким сердцем готов потратить на поиски Пашкиных родных.
Занятый своими размышлениями, Константин не сразу заметил, что уже довольно продолжительное время идет в колонне молодых людей, держащих в руках плакаты и флаги. До седьмого ноября было далеко, майские праздники прошли несколько месяцев назад, и по какому поводу в белорусской столице устраивалась эта демонстрация, было для него загадкой. Решив, что сегодня у белорусов какой-нибудь национальный праздник, типа Дня города, Константин успокоился и даже стал ощущать некое удовлетворение от того, как ловко ему удалось замести следы…
Время от времени народ дружно выкрикивал лозунги, смысла которых он не понимал, но, поддавшись всеобщему настроению, горланил вместе со всеми:
– Луку на муку!
– Не-за-леж-ность!
– Радима, свобода, долой Луку-урода!
Неожиданно идущие впереди замедлили шаг, а потом толпа и вовсе остановилась. По рядам демонстрантов пробежал тревожный шепоток. Но через минуту вновь грянули прежние лозунги. И если раньше их выкрикивали с иронией, молодцеватым задором, то теперь в голосах людей явственно проступали отчаяние и ненависть.
Поразившись столь разительной перемене в настроении окружавшей его публики, Константин посмотрел на часы – почти два.
«Не хватало еще проторчать здесь весь день!» – подумал он. Свернув на тротуар (там было посвободнее), направился вперед по улице. Вскоре достиг начала колонны. Но двинуться дальше не смог – прямо по курсу улица была перекрыта стройными рядами металлических щитов. За спинами прикрывавшихся ими спецназовцев виднелся второй кордон из бронетехники.
«Однако, весело у вас, ребята! – Константин застыл в оцепенении. – Надо же! Неужели революция?»
И хотя вооруженный до зубов спецназ мало походил на блюстителей правопорядка, серьезных оснований для паники не было. По напряженным и в то же время спокойным лицам демонстрантов Константин понял, что те ничуть не ошарашены происходящим. Скорее, наоборот, взбодрились. Взгляд скользнул по молодым и не очень молодым людям, стоящим в первых рядах. На всех на них были однотипные белые майки с портретами каких-то людей, на головах повязаны бело-красно-белые ленты. Константин хотел было свернуть направо, на маленькую улочку, но, увидев, что и там путь перекрыт машинами с зарешеченными окнами, в нерешительности остановился. Поколебавшись, повернул назад, к демонстрантам – в толпе он почему-то чувствовал себя спокойнее.
Тем временем колонна, отпуская презрительные реплики в адрес омоновцев, свернула с проспекта налево, в сквер. Это была единственная «свободная» дорога, если, конечно, не считать обратного пути. Но поворачивать назад явно никто не собирался. Впереди замаячили осветительные вышки стадиона.
«Тут и до гостиницы рукой подать, – обрадовался Константин, увидев знакомые ориентиры. – Зайду, переоденусь, а то в таком виде в редакции стыдно показываться…» И, не притормаживая, внимательно осмотрелся. Рядом не было никого из тех, кто хотя бы смутно напоминал его преследователей. Теперь он мог спокойно возвратиться в гостиницу, не рискуя при этом притащить за собой «хвост». Но прокатившие мимо микроавтобусы с торчащими над крышами операторами в милицейской форме убедили его в том, что еще не время покидать толпу. Впрочем, пока в этом не было особой необходимости – гостиница и так с каждым шагом становилась все ближе и ближе.
Константин позволил себе немного расслабиться, но вдруг, словно гром среди ясного неба, впереди из арок домов слева и справа, гремя щитами, показались спецназовцы. Их было около сотни. Прошло совсем немного времени, и эта тихая зеленая улица была надежно заблокирована. Толпа остановилась и возбужденно загудела.
На этот раз Константину показалось, что вряд ли вся эта история закончится добром.
«Что происходит?! – в отчаянии подумал он. – Если демонстрация, то какого черта здесь войска? А по-другому назвать этих крестоносцев со щитами язык не поворачивается… Учения? Тоже не похоже. Неужели весь этот маскарад лишь для устрашения?»
Решив больше не испытывать судьбу, Константин обратился к троице парней, стоявших рядом:
– Пацаны, что здесь происходит?
Те недоуменно переглянулись.
– А вы что, не местный? – спросил один из них, вихрастый белобрысый паренек лет четырнадцати.
– Нет… Вышел из ГУМа, смотрю – народ идет. Ну я и пошел вместе со всеми. Сначала было забавно, а теперь не очень. Не знаю, как до гостиницы добраться, – все перекрыто.
Парнишка снисходительно усмехнулся.
– Да ничего особенного не происходит. Обычный митинг оппозиции.
– Обычный? – Константин взглядом указал на стройные ряды омоновцев. – По-моему, это больше похоже на детско-юношескую игру «Орленок»…
Парни сдержанно хихикнули.
– У вас всегда так?
– Почти.
– И чем обычно это заканчивается?
Но ему не ответили.
– Смотри, смотри! – Обращаясь к своим друзьям, вихрастый пальцем указал в начало колонны. – Сейчас начнется!
Константин невольно обернулся. Группка лидеров-демонстрантов, отделившись от основной массы, о чем-то мирно беседовала с укрывающимися за щитами омоновцами. Однако эта идиллия продолжалась недолго. В центре редута внезапно образовалась брешь, и из нее, как из рога изобилия, «посыпались» парни в зеленой форме. Не останавливаясь, они обрушили главное свое оружие – резиновые дубинки – на головы переговорщиков. Те, неуклюже прикрываясь руками, бросились наутек. Но «зеленые», воодушевленные первой удачей, рванули следом, продолжая наносить хлесткие удары.
– Козлы! – над самым ухом Константина заорали пацаны и, работая локтями, поспешили в начало колонны – навстречу основному потоку спасающихся бегством людей.
Редуты «крестоносцев», словно огромный асфальтоукладочный каток, медленно двинулись вперед, то и дело проглатывая попадающихся на их пути до полусмерти избитых людей. В толпе началась паника. Еще немного, и дело дошло бы до массовой давки, но грохот забарабанивших по щитам камней заставил всех остановиться и оглянуться назад.
«Зеленые», оставив в покое недобитых «переговорщиков», юркнули назад, за спасительные щиты. Теперь уже они спасались бегством. Охвативший было демонстрантов страх понемногу рассеивался. Никто уже не бежал, опасаясь удара резиновой дубинки или кирзового сапога. А молодежь, оставаясь на переднем краю и вооружившись булыжниками, как могла, сдерживала «крестоносцев», выигрывая время для того, чтобы десятитысячная толпа могла спокойно, без паники, а значит, и без жертв разойтись.
Константин наблюдал за разыгравшейся прямо на его глазах баталией как завороженный. В реальность происходящего не верилось. Прежде он даже представить себе не мог, что такое вообще возможно. И, наверное, потому не бросился прочь вместе со всеми. Однако сейчас, когда подошли грузовики с зарешеченными окнами и значительно укрупнившийся отряд омоновцев в буквальном смысле стал сминать молодежь, а с тыла – со стороны проспекта – выдвинулось еще одно подразделение, понял – спектакль подошел к финалу. Свернул в одну из арок, надеясь дворами добраться до гостиницы.
Миновав один дом и услышав крики, оглянулся. Метрах в пятидесяти от него за желторотым пацаном, размахивая дубинками, гнались двое «зеленых». Вскоре одному из них удалось подставить желторотому подножку. Тот распластался на траве. Подняться ему не дали, обрушив сверху град ударов.
«Надо бы вмешаться, – подумал Константин. – А то ведь совсем ребенок… – И тут же одернул себя: – Это не твой город».
Та же сцена повторилась еще несколько раз, но уже с другими персонажами. И опять Константин, закусив губу, сказал себе твердое: «Нет». Видимо, битва в сквере уже закончилась, и теперь полным ходом шла «зачистка» во дворах. То тут то там замаячили люди с камерами и репортеры. Судя по пластиковым карточкам с надписью «Пресса», висевшим на их куртках и пиджаках, это были журналисты. Надеясь раздобыть сенсационный материал, они последними покидали опасную зону.
– Не бейте папу, сволочи! – вдруг совсем рядом раздался истеричный женский вопль.
Обернувшись, Константин увидел, как двое «зеленых» со спокойной уверенностью подонков пинают сапогами корчащегося на земле пожилого мужчину в коричневом плаще. Его клетчатый шарф был в крови, в седых длинных волосах запутались опавшие листья.
– У него же больное сердце! – Светловолосая девушка, видимо дочь избиваемого, попыталась оттащить одного из «зеленых» от своего отца. Небрежный взмах дубинкой – и девушка оказалась на земле. Ее приглушенные всхлипывания, казалось, лишь подзадорили ментов – с еще большим остервенением они опять навалились на пожилого мужчину.
В этот момент из-за угла дома вынырнул краснолицый дедок с пышной седой бородой. На мгновение застыв на месте, со всех ног бросился к светловолосой девушке.
– Вы на кого руку подняли?.. Это же известная журналистка! – заорал он, помогая ей подняться. – Вы за это ответите!
Лучше бы он этого не говорил – несколько точных ударов по голове, и дедок, словно подкошенный, свалился на землю. Разобравшись с мужчинами, «зеленые» обратили свои взоры на девушку. Взмах дубинкой, еще один…
Больше наблюдать за этим откровенным садизмом Константин не мог. Сорвавшись с места, бросился к ментам:
– Оставьте ее в покое!
Его явно здесь не ждали. Один из ментов так и застыл на взмахе, с дубинкой над головой. Второй вдруг затрясся и испуганно вскинул глаза к небу, словно прозвучавшая фраза слетела не с уст человека, а была произнесена самим богом. Но когда Константин приблизился вплотную, они уже были готовы к встрече с ним.
– На землю, сука! – заорал худой и длинный с пышными черными усами. Размахнувшись, он попытался ударить Константина дубинкой по голове.
Но тот ловким движением перехватил дубинку и ею же отбил удар, нанесенный вторым ментом. Причем отбил с такой силой, что дубинка, вылетев из рук мента, проделала в свободном полете еще метров десять-двенадцать, прежде чем опустилась на землю. Взглядом проследив траекторию ее движения, обезоруженный мент попятился.
– Ладно, ладно, – примиряюще замахал руками второй. – Все нормально. Это и впрямь журналистка Томашевская.
Видя, что менты собираются свалить, Константин вернул усатому дубинку и присел на корточки, помогая девушке подняться.
– Все в порядке? – заглянув ей в глаза, ободряюще улыбнулся он.
Непроизвольно взгляд переместился чуть ниже, и Константин вдруг почувствовал, как от волнения у него перехватило дыхание. На грязно-белой майке под надписью «Хотим знать правду» был отпечатан портрет девушки, удивительно похожей на Полину Дегтяренко…
Глава 3
Отключив сигнализацию, Михеев забрался в «Вольво» и, подождав, когда его напарник Игорек Бондарович устроится рядом, вытащил из бардачка пачку сигарет.
– Курнем? – предложил он небрежно.
– Курнем! – тяжело вздохнул Бондарович.
Оба они принадлежали к категории тех людей, которые тщательно следят за своим здоровьем – оба почти не курили, пили только по праздникам, каждый вечер проводили в спортзале, два раза в неделю посещали сауну и бассейн. Но сегодня оба они, ярые противники курения, могли позволить себе такую «роскошь», как выкуренная не взатяжку сигарета…
В салоне повисло гнетущее молчание. Бондарович вновь вздохнул, прикурил от автомобильной зажигалки и, выпуская дым, спросил:
– Что будем делать?
Михеев пожал плечами.
– Хрен его знает?.. Искать бесполезно. Он наверняка улизнул из этого квартала. Я бы на его месте давно смылся…
– Но как он нас вычислил? – не отставал Бондарович. – Вроде бы особенно не светились. Я даже не просек, где мы его потеряли. Гад буду, не просек!
Михеев непроизвольно усмехнулся – его напарник был комичен в своей растерянности. Надо же, оказывается, непробиваемому Бондаровичу свойственны нормальные человеческие чувства!
– Что, репетируешь речь перед шефом? – не удержался он от подколки.
– Да какое репетируешь! – Бондарович махнул рукой. – Шефа таким не проймешь. Ему факты нужны. Голые факты, а не оправдания. Когда узнает, что мы потеряли клиента, он нам яйца пообрывает, если толково не объясним, почему!.. Кстати, а что это за мужик? А то сорвали нас с тренировки, приказали ехать на Краснозвездную…
– Да тот самый, что вчера двоих наших загасил. Опытный гад! Знает все болевые точки. И мозгов, похоже, побольше, чем у некоторых!
– На что это ты намекаешь? – угрожающе переспросил Бондарович.
– Что есть, то есть – он обставил нас, как сосунков. Сделал, как детей.
– Да что ты заладил: «сделал», «обставил»… Попадись он мне в открытом бою, я бы его так обработал – живого места не осталось бы!
– А это еще вопрос, кто кого!.. – Заметив, что Бондарович вот-вот сорвется, Михеев примиряюще хлопнул его по плечу: – Ладно, Игорек, проехали! Давай докурим и попробуем еще раз прочесать этот квартал. Вдруг повезет?
– Ага, повезет. Если уж кому сегодня везет, так это нашему клиенту – посмотри, что на проспекте делается! Затесался в толпу, прошел пару километров с демонстрантами и тихонько откололся… Шмыгнул во дворик, и поминай как звали!
– Так, может, во двориках и пошуруем? Транспорт ведь не ходит. Даже метро не работает. А машины у него точно нет – пешкодралом пилит. Такси сейчас тоже не поймаешь. Весь квартал ментами оцеплен…
Поразмыслив пару секунд, Бондарович мотнул головой:
– Хреновая идея! Менты злые, еще нарвемся! Говорят, им перед такими операциями какие-то таблетки выдают, типа «озверина». Глотнул одну – и злость тебя так засасывает, что готов убить даже мать родную.
– Да байки все это! – рассмеялся Михеев. – Ни хрена они не глотают перед «зачистками». А вот эти долбаные митинганты точно ширяются. Да и водочку хлещут для поднятия тонуса…
Он не успел договорить – в оконное стекло постучали. Михеев и Бондарович тут же повернулись на стук и увидели милиционера в камуфляже. Судя по его решительному виду, мент подошел к ним не для того, чтобы стрельнуть сигарету.
Опуская стекло, Михеев миролюбиво спросил:
– В чем дело, командир?
– Документы! – рявкнул тот. Похоже, дружелюбный тон сидящих в машине не произвел на него никакого впечатления.
Переглянувшись с напарником, Михеев протянул в окошко водительские права.
– Пожалуйста!
Забрав документы, но даже не взглянув на них, мент скомандовал:
– Оба вышли из тачки!
– Что-то не в порядке? – невинно поинтересовался Михеев. – По-моему, командир, скорость мы не превышали. Припарковались там, где положено. Сидим в машине, никого не трогаем…
– Кому сказал – быстро вышли!.. Хотите схлопотать по пятнадцать суток?
Тяжело вздохнув, Михеев протянул «блюстителю порядка» свое служебное удостоверение. Пока тот тупо всматривался в красные корочки с золотистым гербом, а затем, открыв удостоверение, долго вчитывался в мелкий шрифт, Михеев едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Он был уверен, что через секунду-другую боевой настрой мента сойдет на нет, и ждал этого момента с воистину садистским наслаждением.
– Особый отдел Комитета государственной безопасности… – вслух прочитал милиционер. – Капитан Михеев… – И тут же, словно по мановению волшебной палочки, его правая рука поползла вверх, и он, щелкнув каблуками, отдал честь сидящим в машине. – Товарищ капитан, уезжайте отсюда! – произнес он совершенно иным тоном – сладко-угодливым. – Здесь опасно – машину могут разбить!
Забирая права и удостоверение, Михеев язвительно заметил:
– Моя милиция меня бережет…
– Разрешите идти? – дрожащим голосом уточнил мент.
– Свободен.
Дважды повторять не пришлось – сунув резиновую дубинку под мышку, мент почти вприпрыжку помчался прочь от машины.
– Дерьмо, – сквозь зубы выругался Бондарович, провожая взглядом плотную фигуру в камуфляже. – Ему что, демонстрантов мало? Силу некуда девать?..
– А ты говоришь – «озверин»! Видел, как сдрейфил, когда я показал ему свое удостоверение?..
– Видел! Так и хочется припечатать его жирную харю к асфальту!
– Что, кулаки чешутся? – Михеев открыл дверцу. – Ладно, пошли разомнемся на демонстрантах… Чай, не всех еще разогнали?
* * *
Константин смутно помнил события, предшествовавшие его появлению в этом душном, до предела заполненном людьми учебном классе районного управления милиции.
Точно он знал лишь то, что там, во дворе, все-таки успел спросить, как зовут светловолосую журналистку.
– Женя, – с трудом ворочая губами, прошептала девушка.
«Где-то я уже слышал это имя… – подумал тогда он. – И фамилия Томашевская вроде бы знакомая… – И вдруг его словно током ударило: – Это же Полинина подруга!»
Ткнув пальцем в портрет, он на всякий случай уточнил:
– Это кто?
– Полина…
– Дегтяренко?
– Да…
– Ты знаешь, где она? – Кажется, в этот момент он даже начал трясти Женю.
Но что та ответила – «да» или «нет», и ответила ли вообще, Константин, как ни старался, вспомнить не мог. Он помнил лишь резкую боль в затылке – кто-то с разбегу пнул его в голову ребром подошвы ботинка. Удар был настолько сильным, что глаза едва не выскочили из орбит. Находясь в неудобной позе, на корточках, спиной к нападавшему, он не мог оказать достойный отпор. Более того, не удержав равновесия, перевалился через Женю и растянулся на земле. Понимая, что время играет против него, попытался быстро вскочить, отталкиваясь от земли руками. Но подняться не дали. Правую руку подсекли сразу же, ладонь левой вдавили в землю каблуком, а потом последовал мощный удар по почкам, после которого он оказался в еще более неудобном положении – лежащим на спине.
– На, сука, получай! – Опустившаяся откуда-то сверху дубинка угодила прямо в голову. Вслед за этим ударом посыпались другие, теперь уже с разных сторон.
Сколько человек на него навалилось, Константин осознавал с трудом. Похоже, их было трое. Точно – трое. Они трудились над ним с упорством мясников, разделывающих тушу кабана. Он должен был встать. Только так можно было уравнять силы или, по крайней мере, не позволить превратить себя в кровавое месиво.
Отказавшись от сопротивления и принимая удар за ударом, он сосредоточил все свои усилия на одной-единственной цели – подняться на ноги. И добился бы своего, не приди на помощь окружившим его ментам их дружки-шакалы. Подскочив сзади, один из них со всего маху опустил на его голову пластиковый щит. Посыпались мелкие осколки, а потом еще кто-то жестко захватил его горло рукой, не давая пошевелиться. Растерявшаяся было троица, словно воронье, с еще большим остервенением набросилась на него. Одного из них Константин сумел откинуть ногой, но тут же получил несколько парализующих ударов кирзовыми ботинками в пах и вновь оказался на земле. Перед глазами замелькали шлемы с пластиковыми забралами, щиты, дубинки и все те же пышные черные усы.
– Получай, сука!.. Мочи его!.. Дай, я врежу!.. Сдохнешь тут!.. – проносилось в воздухе.
Несмотря на угрозу убить, били грамотно. Так, как это умеют делать только менты, – чтобы потом нельзя было снять побои: в пах, по почкам, по голове. Но, видимо, переусердствовали.
– Кончайте! – донеслось откуда-то издалека. – Смотри, как засопел. Еще сдохнет. Давайте в машину.
Как его подхватили под руки и ноги, а потом куда-то поволокли, Константин не почувствовал, скорее, понял. Потом его швырнули на что-то мягкое. С трудом приоткрыв глаза, он понял, что находится в салоне «уазика». К нему вновь вернулись ощущения, и он почувствовал, как ладонь утонула в чем-то водянистом и теплом – на резиновом коврике растеклась лужица крови.
«Чья это кровь?» – Он непроизвольно отдернул руку и только потом осознал, что лежит на человеке. Прямо под ним на полу, между сиденьями, в нелепой позе распластался пожилой мужчина с разбитой головой. Похоже, он не дышал и кровь на полу – это была его кровь.
«Ему нужна срочная помощь!» – первое, что пришло в голову Константину.
Но в следующее мгновение сверху навалился кто-то крупногабаритный и невероятно тяжелый. Как потом оказалось, это был тот самый бородатый дедок, вступившийся за Женю. Вот так, как дрова, их и увезли с того злосчастного двора.
Журналист Ершов, кажется, так звали дедка, пришел в себя быстрее всех. Поднялись и остальные. В том числе и «мертвец». Однако, судя по пепельному лицу, состояние его все еще оставалось критическим. Впрочем, удивляться тут было нечему – человек потерял столько крови! Заявление Ершова о том, что драматургу (так назвал «мертвеца» сам Ершов) нужна помощь, было встречено свирепым матом и взмахом дубинки. Но достигла она Ершова лишь однажды. Ударить во второй раз сидевший рядом с водителем мордоворот не решился. Он правильно понял, что на этот раз нарвется на ожесточенное сопротивление, и не только со стороны Ершова. Журналист же, почувствовав себя увереннее, понес какую-то чушь о правах человека.
«Неужели ты и в самом деле веришь в то, что говоришь?» – хотелось спросить у него.
На лице же тупорылой свиньи в шлеме, сопровождавшей их, было написано другое: «Мы вас мочили, мочим и будем мочить!» Вдобавок, он еще и загибал пальцы при каждом произнесенном слове, типа «права человека», «демократия», «справедливый суд», явно не понимая их и потому считая личными оскорблениями.
Полчаса проколесив по городу, их наконец отвезли на окраину. Однако вышедший навстречу офицер местного отделения напрямую послал мордоворота ко всем чертям, пояснив, что у них и так перебор, что их «заманало заниматься херней» и что их дело – «ловить преступников, а не журналистов».
Зачислив и его в свои личные враги, мордоворот презрительно сплюнул и направил машину сюда, в центральное отделение, которое принимало демонстрантов без всяких ограничений.
У всех задержанных отобрали документы, а минут через пятнадцать стали вызывать куда-то по одному. Дошла очередь и до Константина. Его отвели в кабинет неподалеку. В комнате было необычайно светло. За столом сидели люди в штатском. Среди них выделялась девушка с длинными прямыми волосами, в кожаной куртке и почему-то в короткой юбке.
То, что перед ним гэбэшники, Константин определил сразу. Но дама… С таким прикидом, как у нее, хоть на панель…
«Неужели пронюхали, а заодно и свидетельницу притащили?.. Или осведомительницу? – промелькнуло у Константина в голове, но он тут же возразил себе: – На хрен я им, когда здесь такое творится?»
– К стенке! – скомандовал мужик, сидевший посередке, видимо, старший по званию.
Константин по старой зоновской привычке отвернулся к стене и поднял руки над головой. Однако его тут же окликнули:
– Лицом сюда!
– А я-то уж подумал, что вы прямо здесь всех и расстреливаете, – с иронией отозвался он и, опустив руки, развернулся.
Однако на его слова никто не среагировал. Вместо этого в лицо ударил свет и зажужжала камера.
– Повернитесь налево, – повторил тот же голос.
«Пару снимков для досье… – догадался наконец Константин. – Похоже, мое положение усложнилось до предела. Теперь им только останется сделать запрос в московскую ФСБ и… Впрочем, чего я переживаю? Если они и дальше будут действовать по сценарию тридцать седьмого, отсюда прямая дорога – на Колыму…»
Это была шутка, но он даже не улыбнулся своим мыслям. Не хотелось. Он был почти уверен в том, что произошла какая-то несусветная катастрофа и мир в одночасье перевернулся с ног на голову. Или его, Константина, перевернули? Наверное, поэтому его и подташнивало.
Общение с гэбэшниками закончилось гораздо быстрее, чем он мог предположить. Ему не задали ни одного вопроса. Просто кивнули сержанту, и тот вывел Константина за дверь. А потом отвел назад в учебный класс, в котором за эти несколько минут произошли необычайные перемены. Из прежней шумно-мрачной толпы в классе осталось не больше тридцати человек. Все они молча сидели за столами и напоминали первоклассников. Перед ними на месте учителя восседал капитан.
«Похоже, маразм крепчает», – горестно вздохнул Константин и присел за стол. Его соседом оказался узкоглазый парень в белой куртке, с заплетенными в косичку длинными черными волосами.
– А где люди? – поинтересовался Константин.
Но парень лишь развел руками:
– Я плохо говорит по-русски.
– Откуда же ты тогда такой?
– Я приехат Джапан.
– Да японец он, – обернувшись, пояснил сидевший впереди лысоватый мужчина. – Они в радиусе четырех километров всех подмели.
«Значит, не я один такой!» – Радоваться этому обстоятельству или нет, Константин не знал, но на душе стало спокойнее. А еще он обратил внимание на то, что почти все задержанные ведут себя так, будто оказались в привычной обстановке. Никто не нервничал, не суетился. Лишь однажды заволновались, когда одному из арестованных стало плохо и он повалился под стол. Капитан держался минут десять, но, поняв, что возмущение вот-вот готово перекинуться в восстание, позвонил своим, а потом объявил, что «Скорая» уже в пути. Но когда за окном замигали маячки, больного вызвали на допрос и продержали там до тех пор, пока «Скорая» не укатила. Потом под руки привели и усадили на прежнее место.
Константину так и не суждено было узнать, что произошло дальше, – заглянувший в комнату лейтенант назвал его фамилию…
…Сидевший в кабинете на третьем этаже рыжеволосый капитан встретил его добродушной улыбкой.
– Заходите. Садитесь, пожалуйста. Может, позвонить родным желаете? – Он снял трубку и тут же положил ее на рычаг. – Черт, линия что-то барахлит. Но, думаю, скоро поправят. – Внимательно изучив данные его паспорта, уточнил: – Москвич?
– Москвич, – кивнул Константин. – Надеюсь, хотя бы вы поясните, по какому праву я задержан? Причем так грубо.
– Ну, люди у нас, как везде, разные работают, – улыбнулся капитан. – А насчет задержания… Не я вас задерживал. Я ничего не знаю. Может, вы и правы. Придут те, кто вас задержал, тогда и разберемся. Если переборщили, извинятся. А пока подпишите вот это. – Он взял из лежавшей на краю стола стопки верхний листок и, вписав фамилию, протянул его Константину. Потом подал ручку.
Это был протокол о задержании, согласно которому выходило, что Константин якобы в нетрезвом виде двигался по проезжей части, орал благим матом антипрезидентские и антироссийские лозунги. Потом вместе с группой радикально настроенных молодых людей отправился к российскому посольству и швырнул в него пару-тройку камней. На предупреждения милиции не реагировал. При аресте оказал сопротивление, оборвав милиционерам погоны и пуговицы. А в довершение нанес служителям правопорядка физические повреждения…