Read the book: «Тени в раю»

Глава 1

Я просто уверен: если на свете и существует рай – так это Крым. Тут не принято думать о далеком будущем, тут живут преимущественно настоящим. И все располагает к такому мышлению: щедрое солнце, вечнозеленые пальмы, шум прибоя, загорелые тела на пляжах, длинноногие девушки в купальниках, теплые звездные ночи со стрекотом цикад… Край постоянной расслабухи, земной рай, вечный праздник!

Но лучше всего – крымские вечера. Уютный бар, стоящий на ялтинском берегу, веселящее пойло, приятель-бармен, готовый всегда налить в кредит…

Знакомые мужики часто похлопывали меня по спине, запросто говоря: «Ну что, Виталя, выпьем?.. Виталька, как делишки?..» – вкладывая в интонацию несколько подчеркнуто иронических ноток.

Но я никогда не обижался – меня вообще трудно было обидеть – отвечал, что, дескать, все в порядке, или просто отмалчивался, глуповато улыбаясь.

Но вернемся к главному событию моей жизни – пока что к главному.

В один из июльских вечеров я, как обычно, ввалился в полумрак одного симпатичного ялтинского бара. Охранник давно уже привык к моей физиономии, поэтому при моем появлении лишь равнодушно отвернулся, скучающе уставившись на ярко освещенную набережную.

Усевшись за низкий столик в темном углу, я терпеливо дождался, когда Светочка – одна из трех пышнотелых официанток – удостоила меня жгучим, очаровательным взглядом неудовлетворенной самки. Я знал по опыту, что если меня заметили, значит, скоро обслужат. Но скоро – это понятие растяжимое.

Например, для толстопузых немцев «скоро» означает «сейчас же»; англичане вообще привыкли заменять это слово на яркий синоним «мгновенно». Что до меня, то и двадцать минут ожидания не так уж и плохо, учитывая постоянную потребность блондинок потрепаться по мобильнику, продемонстрировать свои прелести перед иностранцами или просто поковыряться в носу.

Наконец румяная Светочка, сморщив в меру потасканное личико, застыла передо мной в позе нетерпеливого ожидания, как будто все это время я упорно отказывался сделать заказ, а она в поте лица преследовала меня с блокнотом и карандашом в руке.

– Чего тебе? – пробурчала она, небрежно подтягивая тонкую бретельку ажурного бюстгальтера, на миг обнажив контрастную границу шоколадного загара с матовой белизной мясистой груди.

Приосанившись, я важно произнес:

– Порцию лягушачьих окорочков, гремучую змею в винном соусе и копченый бивень мамонта.

– А тухлые яйца вас не устроят? Можем залить все мочой молодого поросенка.

– Светик, солнце мое, ты же знаешь мои скромные потребности: два раза по сто текилы-голд с солью и лимоном.

Я еще говорил, а ее задница уже маячила в проходе между столиками. До слуха донеслись слова:

– Во бля! Такой явный жлоб, а пьет текилу, да еще с солью и лимончиком. – Она явно перевирала мой голос, стараясь изо всех сил продемонстрировать способность к пародии. – Самогонки тебе литровку, чтоб залился. Тоже мне – аристократ!

Спустя пять минут передо мной стояли две пузатые рюмки, наполненные золотистой жидкостью, и маленькое блюдце. Облизнув ладонь с тыльной стороны между большим и указательным пальцами, я обильно посыпал это место солью и поднял рюмаху.

Слизнув соль, я тут же влил в себя живительную влагу и закусил желтокожим лимоном. Вместе с кактусовой водкой внутрь моего бренного тела проникла сладкая истома; обволакивающее тепло передалось каждой клеточке, и мне стало по-настоящему хорошо.

Я полюбил этот замечательный напиток давно, на его исторической родине, в Мексике, где бывал несколько раз по делам бывшей службы. Но любил я его не только за забористость и чересчур крутой нрав. Признаться, мне больше нравился сам процесс – так можно пить только текилу и ничего больше.

После третьего захода на двухсотграммовую дистанцию мне стало легче дышать и веселее жить. Лица окружающих приобрели добродушную размытость, и даже Светочка не казалась больше такой напомаженной.

Когда ко мне подсели двое незнакомых парней, я приподнялся на стуле:

– Светик, повторить для друзей!..

Договорить я так и не успел – «друзья» заткнули мне рот скотчем, и перед глазами поплыли радужные картинки.

Я беспросветно потерял сознание…

…Не знаю, сколько я прохлаждался, но в чувство меня привел тихий, властный голос:

– Он точно оклемается? Не хватало нам еще жмуриков.

Приоткрыв один глаз, я различил на фоне лунного небосвода две широченные спины качков с бритыми затылками и стоящего ко мне лицом толстопузого коротышку, сверкающего набриолиненными волосами.

– Вот ваш гонорар, – молвил лоснящийся господинчик, протягивая моим похитителям несколько хрустящих банкнот, – и сегодня же отваливайте отсюда, чтобы в Крыму вашего духа не было.

– Ясно, – угрюмо буркнул один из парней, и парочка растворилась в ночной тьме.

Я лежал на примятой влажной траве и наблюдал за тем, как коротышка маленькими шажочками приближается к пирамидальному тополю, под которым меня аккуратно упаковали бритые мастодонты.

В первый миг я попытался вскочить на ноги, но обнаружил, что крепко связан, – от чего меня слегка замутило. Я вообще-то не люблю, когда со мной обращаются, как с младенцем, но сейчас пришлось покориться обстоятельствам – мое тело расслабленно замерло, а глаза внимательно следили за семенящим господинчиком.

– Ну что, Виталя, как самочувствие? – Набриолиненный заметил мои скромные потуги обрести желанную свободу и улыбнулся. – Ты, главное, не дергайся, и все обойдется. Как только нам удастся договориться – тебя отпустят.

Меня стал раздражать этот самоуверенный болтун, и я резко возразил:

– Я привык договариваться с настоящими мужчинами.

Сказанное не на шутку обозлило набриолиненного. В ту же секунду я ощутил весьма болезненный пинок в живот. Затем – еще и еще…

Наконец коротышка выдохся – ясное дело, не те годы, да и отсутствие спортивной подготовки сказалось. Он тупо уставился на меня, стирая шелковым платочком обильно проступивший пот с жирной физиономии.

– Ну так что, будем говорить или как? – пробурчал он, стараясь восстановить сбившееся дыхание.

– Так ведь я уже давно слушаю, а ты все чем-то другим был занят – не хотелось беспокоить, – отозвался я, стараясь не показать навалившейся боли.

От такой дерзости набриолиненный сразу же позеленел. Он наверняка бы продолжил избиение, если бы не слабое здоровье.

Хотя черт его знает, может, он позже нагонит упущенное?

Пока же господинчик процедил сквозь зубы:

– Ты Виталий Громов, армейский отставник, работающий садовником в доме у некоего Кораблева. – Говорящий на миг прервался и переспросил: – Я все правильно излагаю?

– В общем, да, – согласился я.

О том, что я двенадцать лет отслужил в Антитеррористическом спецназе ФСБ и был комиссован по ранению, он не знал. Да и никто тут об этом не знает. Для всех в Ялте я – бывший армейский офицер и даже пенсию получаю через Севастопольский военкомат Черноморского флота России.

– Рост сто девяносто девять, когда не сутулюсь, – подхватил я, – вес восемьдесят девять килограммов… Размер обуви и длину члена называть?

По-видимому, его уже порядком достала моя ирония, но он разумно решил поберечь свою нервную систему и модную импортную обувь.

Шумно вздохнув, коротышка устало проговорил:

– Ладно, оставь свои шуточки и слушай сюда. – Говорящий присел на корточки, поддернув брючную ткань чуть повыше колен. – И слушай внимательно… Могу дать тебе шанс неслабо заработать.

Я же ни единым жестом не выдал своего интереса – безразлично поджав губы, только ждал дальнейших объяснений.

– Нам надо, чтобы ты перебросил через забор кораблевской дачи веревочную лестницу и придержал собак – остальное тебя не коснется. И вот за эту малость я предлагаю тебе две тысячи.

– Чего? – спросил я скучающим тоном.

– Как чего? – не понял он. – Денег, конечно.

– Понятно, что не презервативов. – Меня добивала его непроходимая тупость. – Каких денег: гривны, рубли?

На этот раз коротышка действительно обалдел – на круглом поросячьем личике отразилось искреннее недоумение. Справившись с собой, он сказал:

– Ну ты даешь, Виталя. Долларов США.

– Не пойдет, – отрезал я, – вы там награбите на сотню тысяч долларов, а мне потом с ментами разбираться.

– Никто не собирается грабить Кораблева… – Внезапно коротышка осекся, как бы сказав лишнего, и попытался увести разговор от опасной темы. – Сколько же ты хочешь?

Я задумчиво закатил глаза, как бы размышляя над заманчивой суммой, а потом сказал:

– Хочу пять кусков. Хотя прежде всего мне надо знать, что вы собираетесь делать. Сам же говоришь, что грабить вы не хотите, – между прочим, зря, у буржуя есть что взять, – тогда зачем вам проникать внутрь особняка?

Набриолиненный тип нервно сморщил нос и зловеще процедил, веско загибая пальцы:

– Во-первых, за такую сумму ты у меня точило будешь зубами останавливать; во-вторых, не суй свой нос куда не надо…

– А в-третьих, – перебил я говорящего, – пошел на хер. Мне твое мурло разонравилось окончательно, поэтому можешь вернуть своих бычков – пусть положат меня там, откуда взяли.

– …в-третьих, если мы не договоримся – тебя положат, но не в интуристовском баре, а на Ливадийском кладбище на Южнобережном шоссе. – Он испепелил меня взглядом и назидательно спросил: – Дошло?

– С этого надо было и начинать, – поспешно перебил я, – но посуди сам: ты меня толкаешь на самый что ни на есть откровенный криминал, при этом не сообщая, для чего весь сыр-бор. А если вы кого-нибудь завалите – мне что, прикажешь за вами по мокрой статье идти? В таком раскладе я предпочитаю…

– Заткни пасть! – грубо оборвал меня коротышка и зловеще закончил: – Если следующей ночью на заборе не будет веревочной лестницы или переполошится охрана – ты потенциальный труп.

Он не удостоил меня даже мимолетного взгляда – резко развернувшись, господинчик заковылял по узкой тропинке, смешно семеня своими короткими ножульками. Когда пухлая фигурка готова была скрыться за поворотом душистой аллеи сладких магнолий, в меня полетел странный предмет, брошенный короткой ручонкой.

Перевернувшись на бок, я обнаружил рядом с собой миниатюрный перочинный нож, пригодный разве что для разрезания папиросной бумаги.

Повозившись, я перерезал скрученную веревку. Освободившись от давящих пут, медленно поднялся на затекших ногах. Потоптавшись на месте, как старый, списанный мерин, размял одеревеневшие, колющие миллионами тоненьких иголок ступни и кисти рук.

Во рту стоял противный, мерзкий привкус в момент накатившей сухости, и я уныло побрел по тропе вверх, стремясь быстрее попасть под привычную опеку круглосуточного бара.

Настенные часы показывали половину четвертого. В питейном заведении не было ни души, если не считать долговязого бармена и двух потрепанных телок, оставшихся в эту ночь без постельной работы.

Пройдя к стойке бара, я взгромоздился на высокий крутящийся табурет, бросив на полированную поверхность купюру.

– Налей мне как всегда, – почти попросил я, устало заглядывая в слипающиеся глаза Толика.

Смахнув со стойки зеленую бумажку, бармен наполнил блестящую рюмку искрящейся желтоватой жидкостью и процедил:

– Лимоны закончились.

Влив текилу в уже пересохшее горло, я немного поморщился и только сейчас понял, насколько она противна без привычных цитрусов. Достав из кармана пачку «Ротманса», я сладко затянулся, пуская в серый потолок призрачные колечки табачного дыма. Позади раздалось мерное постукивание острых каблучков.

Обернувшись, я увидел приближающуюся ко мне женщину. Гордо вскинув русую головку, она держала на отлете растопыренную ладонь с зажатой между пальцами тонкой сигареткой.

– Огоньком не угостите? – проблеяла козочка, буквально пожирая меня глазами. Но тут она узнала мою небритую физиономию и заметно сникла, уныло сказав: – А, это ты, Виталя.

Признаться, я впервые видел эту длинноногую бестию, но привык к тому, что меня называли по имени совершенно незнакомые люди, поэтому не удивился, оценивающе уставившись на нее.

Длинные, как я уже успел заметить, ноги переходили в плоский упругий живот, стянутый узкой материей коротенькой юбчонки; пышный, вываливающийся из тесного декольте драпированной кофточки бюст смотрел мне в грудь сосками. Глаза путанки, профессионально подернутые томной поволокой, и ее покрытое несколькими сантиметрами французской штукатурки лицо вызывали откровенное сочувствие в моей отзывчивой душе.

Прикурив от предложенной зажигалки, дамочка собралась вернуться к своей подруге, но я остановил ее стремительный порыв, сказав:

– Киса, может, составить вам компанию?

Она замерла на полдороге, обернувшись ко мне всем корпусом, – ее глазки откровенно смеялись, но меня это ничуть не смущало.

Наконец расфуфыренная особа произнесла, не скрывая деланого сарказма:

– Господин желает поразвлечься? Можем за десять баксов засветить свои прелести, а ты подрочи.

И вдруг во мне что-то проснулось; какая-то неведомая сила разбудила то, что я постарался убить в себе полгода назад.

Перед мысленным взором промелькнули последние три месяца тухлой, никчемной жизни, которую и жизнью-то можно назвать только по привычке.

Я отчетливо представил себе мерзкую рожу коротышки, и мне захотелось увидеть, как этот набыченный тупоголовый кретин захлебывается в собственном вонючем дерьме.

А сейчас, глядя в подведенные глазки улыбающейся шлюхи, я ощутил непреодолимое желание подбросить ей немного синевы.

Казалось, еще секунда, и мой кулак слижет с самоуверенной физиономии гадливую улыбку…

Но ничего подобного не произошло – вместо того чтобы наградить ее звонкой оплеухой, я тихо сказал:

– А не мало будет десятки за такое зрелище? Сколько вы стоите?

Мадамочка слегка обалдела от столь неожиданного вопроса и непонимающе заморгала длинными ресницами.

– Я-я-я? – нараспев переспросила она.

– Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос. – Мне вдруг стало очень весело, и я рассмеялся. – Ты и твоя скучающая подруга.

Путанка замялась, явно не ожидая услышать из моих уст подобных слов.

В то же время она женской интуицией прочувствовала всю серьезность сложившейся ситуации и тихо ответила:

– Вообще-то по стольнику, – она больше не улыбалась и не ерничала, – но учитывая…

– Не будем ничего учитывать, – перебил я обескураженную дамочку и закончил неожиданно даже для себя: – Плачу две «кати» зеленью, и пошли бай-бай.

По-видимому, ей потребовалось какое-то время, чтобы переварить предложение. Не сказав мне ни слова, ночная бабочка уплыла к своей подружке, принявшись что-то настойчиво и красноречиво объяснять.

В конце концов жрицы любви подали мне нетерпеливый знак, означающий на их профессиональном языке – «иди сюда».

Я, кряхтя и отдуваясь, как застоявшаяся на рейде баржа, подрулил к дамочкам, бросив на ходу незатейливое:

– Хай, беби!

– Засвети-ка свои грины, – потребовала вторая, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении не столь молодой и привлекательной, как это показалось через полумрак и расстояние.

– Прошу без нервов, – промурлыкал я, доставая из кармана смятую пачку банкнот, – за мной все президенты Соединенных Штатов.

Моя рука выразительно потрясла у них перед носом зелененькими шуршалками – их головы мерно закачались в такт, не отрывая изумленных взглядов от моей руки, а точнее, от того, что в ней было зажато.

– Мне нравится, как вы оценили музыкальность и шарм моих пальчиков, но должен предупредить, что это не самое сильное место моего тела. Дальнейшее изучение прикладной анатомии и физиологии можем продолжить неподалеку отсюда – в маленьком и уютном шалаше.

Не оборачиваясь, я зашагал к выходу, зная, что они обязательно последуют за мной, как мерзкие крысы за волшебной флейтой. Надо воздать должное собственной интуиции – две пары звонких каблучков покорно зацокали по мраморному полу спящей гостиницы.

Сонный извозчик домчал нас до нужного адреса и растворился в звездной тишине.

Дамочки стояли перед фигурными воротами кораблевского поместья и отчаянно хлопали длинными ресницами, пытаясь заставить свои жидкие мозги найти хоть какое-то оправдание увиденному.

Признаться, и мне в свое время довелось пережить то же самое, когда я впервые имел честь обозреть этот дворец: трехэтажный фасад здания поражал воображение своим средневековым великолепием, где угловые башенки с резными зубчиками по краям сочетались с модернизмом огромных тонированных стекол и параболической антенной на покатой крыше – такого архитектурного маразма не увидишь даже на «Мосфильме».

Овечки переводили изумленные взоры с меня на огромный особняк, как бы стараясь осознать реальность происходящего. Чего греха таить – мой внешний вид никак не соответствовал этому дому. Но я не испытывал на этот счет никаких комплексов – впрочем, как и роскошный особняк не стыдился своего великолепия.

– Пошли, что ли. – Мне надоела немая сцена, и я подтолкнул дамочек к ажурной калитке.

Из сторожевой будки показался мрачный охранник и вопросительно уставился на нашу компашку.

Я небрежно кивнул ему и снисходительно произнес, указывая на пришибленных спутниц:

– Это со мной, можешь отдыхать.

Моя фамильярность настолько поразила ночного сторожа, что он даже не нашелся, что возразить или куда меня послать.

Увиденное резко подняло мой рейтинг в глазах валютных проституток – одна из них заискивающе прощебетала:

– Неужели вы один живете в этих хоромах?

Меня приятно поразили переменившиеся интонации в голосе и столь неподдельно уважительно прозвучавшее «вы». Придав физиономии небрежно-высокомерное выражение, я охотно ответил:

– Почему же один? Здесь полно свирепых охранников, и бизнесмен с семьей обитают, да прислуга всякая – дворник там, повар, горничная, то, се… – Я умышленно прервался на полуслове, чтобы не называть собственную должность садовника.

Тем временем мы приблизились к мраморным ступеням крыльца, и одна из куриц направилась прямиком в парадное. Пришлось ее остановить:

– Нам не сюда – это зимняя резиденция, летом же я живу исключительно в садовом домике. – Меня так и распирало от собственной значимости.

Перестав удивляться, путанки что-то неопределенно пробурчали под нос и послушно последовали за мной к дальнему флигелю.

Дамы по-своему расценили мое жилище, сказав:

– Воистину у богатых свои причуды. Очень даже премилое гнездышко, – проговорила та, с которой мы столкнулись у стойки бара. – Между прочим, меня зовут Ассоль, но можно просто Ася.

Я манерно приложился к протянутой руке сухими губами и произнес:

– Грей, но можно просто Гриша.

Они искренне рассмеялись, а та, что была постарше, не преминула заметить:

– Между прочим, это ее настоящее имя – родители в свое время сбрендили. А я Оля.

Оставив без внимания последнюю фразу, я потянулся к холодильнику, бросив через плечо:

– Что будем пить? Или вам на работе не положено, тогда сразу натянем «алые паруса»?

– Почему же, – слегка зарделась Ася, – можно и выпить, а что у вас есть?

– Практически все. – На этот раз я нисколько не покривил душой.

Холодильник действительно был заставлен пойлом: здесь было красное и белое вино, три сорта импортной водки, «огнетушитель» с шампанским, джин и даже непонятно как затесавшаяся бутылка вишневого ликера, который я на дух не переношу.

И тут я вспомнил, зачем привел этих расфуфыренных кошелок. Под внимательными взглядами стянув с себя парусиновые брюки и хлопчатобумажную сорочку, небрежно бросил их в угол; туда же полетели и плавки – я шагнул под душ.

Когда, мокрый и взбодрившийся, я предстал пред светлые очи львиц полусвета, они продолжали пялиться на мое тело. Невольная улыбка растянула мой рот до ушей, и я сказал, слегка перефразировав остроту пышногрудой Аси:

– Вы что, собираетесь на меня дрочить? Тогда это стоит несколько дороже десятки. – Тут мой голос стал грубым и властным: – Под душ и в койку!

Не дожидаясь реакции, я прошел в комнату и улегся на чистое белье. Спустя несколько минут ко мне подошла Оля, жеманно прикрывая маленький бюст морщинистыми ладошками…

* * *

Утро красило нежным светом стены моей лачуги.

Голова нещадно трещала после вчерашнего, и захотелось немедленно прополоскать горло.

Пройдя на кухню, я заглянул в поредевшие ряды спиртных запасов и сделал невероятное: рука сама собой потянулась к запотевшей бутылочке минералки.

Пока я занимался изощренным мазохизмом, проснулись барышни. Первой появилась увядающая Оля с заспанным, измятым лицом и растрепавшимися волосами цвета перебродившей бражки.

Шлепая босыми ногами по полу, она принялась искать свою одежду, копошась в сваленной куче, как нищий бродяга в товаре старьевщика.

К ней присоединилась подоспевшая подружка с пролежнями на объемной груди.

– Это мое, – проскрипела она, выхватывая из рук товарки кружевной бюстгальтер четвертого размера.

– Понятно, что твое, – вторила ей Ольга, выпуская из вялых пальчиков эластичные бретельки, – мне твой лифон сгодится только для зонта или панамки от солнца.

Ася попыталась парировать выпад, промычав:

– Конечно, ты ведь свое белье в «Детском мире» покупаешь…

Неизвестно чем бы закончились их словопрения, если бы я не прервал:

– Давайте, леди-бляди, быстрее разбирайтесь в собственных манатках и отваливайте.

Затолкав собственные телеса в фирменные шмотки, шлюшки направились к выходу. Мне пришлось их провожать – вопросы охранников могли быть самыми неожиданными.

Едва я переступил порог собственной конуры, как столкнулся лицом к лицу с дочерью хозяина усадьбы.

Это была сдобненькая блондинка, она неуловимо напоминала немецких фарфоровых кукол, изображающих балерин и молочниц. Всегда приоткрытые, чуть влажные жемчужные губки и прозрачные незабудковые глаза, приветливость во взгляде и абсолютная доброжелательность ко всем без исключения окружающим – от дворника и до замминистра, гостившего у нас пару дней назад… Сейчас таких барышень принято характеризовать идиотским словечком «гламур».

– Здравствуйте, Виталий, – приветливо улыбнулась она.

– Доброе утро, – ответил я, – вам что-то нужно?

– Хотела нарезать свежих роз.

Я невольно позавидовал колючим стеблям, мысленно представив, как бархат пальчиков прикасается к розовому кусту.

От меня не укрылся мимолетный взгляд, брошенный на расплавившихся лахудр, – девушка лишь оценивающе скользнула по вульгарному тряпью, напяленному на порочные фигуры, и, не увидев в них достойных соперниц, довольно отвернулась, храня на янтарных губках легкую усмешку неоспоримого превосходства.

Почти вытолкав путанок за ворота, я угрюмо потопал назад.

Проходя мимо зеленой лужайки, я боковым зрением заметил тренирующуюся охрану: четверо горилл беспорядочно лупили друг друга, ощущая себя по меньшей мере учениками Брюса Ли. Когда я поравнялся с ними, до меня донесся раскатистый бас одного из молотобойцев:

– Эй, Виталя, не хочешь подработать живой макиварой? – Фраза сопровождалась ехидными смешками. – За переломы приплатим.

Я не раз слышал их тупые шутки, но всегда проходил мимо. Однако сейчас во мне проснулся тот, кем я был в прошлой жизни. Все-таки школа полковника Ремизова не проходит даром ни для кого…

Замерев на полдороге, я внимательно посмотрел в лицо чересчур словоохотливому бойцу и ступил на мягкий ковер зеленой травы. Смех усилился и превратился в откровенное гоготание.

– Можно и подработать. – Слова вылетали независимо от моего сознания. – Давай, начали…

Я стоял, опустив руки вдоль тела, и смотрел в искрящиеся самоуверенностью глаза двухметрового бычка. Он вяло и нехотя, как бы куражась, выбросил вперед кулак, целясь мне в грудь.

Я без труда увернулся от удара, чем вызвал недоумение на лице длинного охранника. Тогда он решил достать меня всерьез – повернувшись ко мне левым боком, боец вскинул ногу и нанес боковой удар по моему плечу. Отклонившись слегка назад, я позволил плоской стопе пролететь в нескольких сантиметрах от моей груди; в следующую секунду, используя инерцию движения противника, я перехватил поднятую голень правой рукой, а локтем левой обрушился на ровную кость – сдержанный стон перешел в скулящий вой, и горилла рухнул на землю. Катаясь по примятой траве и обхватив руками ушибленное место, он орал, мерно покачивая головой, как вошедший в религиозный транс кришнаит.

Я мог ему только посочувствовать – у нас явно были разные уровни подготовки, да и практику я имел солидную.

– Прости, я не хотел, – как можно мягче проговорил я, – но с твоими способностями только «Лебединое озеро» танцевать. Да и то что-нибудь будет мешать…

На этот раз боец взревел, но уже не от боли, а от моей наглости. Его дружки тут же навалились на меня с трех сторон – сыпя беспорядочными ударами, они стремились дотянуться до моего лица… И что за глупая привычка бить исключительно по морде, когда у человека столько болевых точек?!

Мне в конце концов надоело уклоняться, и я методично принялся их отключать: первым рухнул белобрысый зубоскал, получив шокирующий тычок в выпирающий острый кадык; за ним последовал тяжеловесный детина с румяными, как у младенца, щечками – ему достался хлесткий удар по седьмому шейному позвонку (меня всегда удивляло, как люди подставляются под прямо-таки классические затрещины), и он осыпался в собственные штанишки; с третьим было сложнее… я его просто не догнал.

К собственному неудовольствию, я ощутил, как участилось сердцебиение, а ведь раньше мне были нипочем подобные развлечения. Сказалась бездеятельная жизнь и пагубное пристрастие к алкоголю. Все наши ребята из Антитеррористического центра, едва выйдя на пенсию, рано или поздно становятся выпивохами.

– Старею, – зачем-то вслух протянул я и вразвалочку, подчеркнуто неторопливо направился к садовому домику.

Войдя в хижину, я почувствовал, что в комнате явно есть посторонний…