Read the book: «Идеология и государственность: теория и практика», page 19

И дело не только в том, что религиозное и либеральное сознание говорят на разных языках. Для первого, по словам кардинала Ньюмена, – нет середины между Истиной и ложью, для последнего, – нет ни истины, ни лжи, всё – «середина». Это даже стало чем-то вроде либерального кредо, истина, – «как известно», «всегда» «лежит посередине». Важно подчеркнуть и другое: «человечество», о котором и от имени которого так любит поговорить либерализм, объединяет всех вообще и, именно поэтому, в принципе, не может быть своим кругом ни для одного конкретного человека. Принадлежность к человечеству, как таковая, есть просто абстракция человеческого бытия как такового. Она ничего не говорит о «где» и «как» этого бытия и не может, поэтому, ни в малейшей степени, дать ощущение свободы, остаётся по ту сторону её экзистенции. То же касается и «общечеловеческой религии». Движение к ней, экуменизм, означает, на практике, разрушение различных религиозных общностей и, тем самым, лишение человека возможности обрести определенный свой круг в какой-либо из них, то есть, покушение на человеческую свободу, размывание одной из важнейших её форм.

Та же схема применяется и в отношении к этническим общностям, прежде всего, к нациям. В современную эпоху, нации всё больше отступают перед «человечеством», уступая ему своё «место под солнцем». Либеральная философия объявила их «воображаемыми сообществами», сугубо политическими, произвольными образованиями. И сегодня, в свободном обществе, каждый человек, вслед за «правом определять свою религиозную принадлежность», получает также «право определять свою национальную принадлежность» или, соответственно, «не определять». Либерализм, тем не менее, продолжает свою борьбу с нациями, главным образом, посредством «национализма», – понятия-ярлыка, неопределенное содержание которого свободно (и очень удобно) сочетается с вполне определенным негативным ценностным значением.

Что касается профессиональных общностей, то те же «профсоюзы», например, сегодня выглядят уже архаикой, чем-то из двадцатого, если не из девятнадцатого века. В двадцать первом веке, либерализм порождает фрилансеров, новый «прогрессивный класс», и, все более настоятельно рекомендует «long-life learning», постоянное «переобучение», «овладение новыми специальностями». Пропагандируется получение нескольких «высших образований», владение несколькими «профессиями», что объективно ведет к периодической смене «мест работы» (а, значит, и «трудовых коллективов»), да и «жительства». В этой связи показателен, в частности, «Болонский процесс», в рамках которого студенты стимулируются к обучению не в одном вузе, а в двух-трех. Как это влияет на качество образования – разговор отдельный. Здесь отметим, то очевидное обстоятельство, что смена студентами вузов в процессе обучения препятствует формированию такой значимой ещё в недавние времена общности как однокурсники (одногруппники). По сути, для современных выпускников европейских вузов, теряет смысл само понятие «альма матер».

Соответственно, современному работнику не до профессиональных союзов-общностей. Более того, человек в либеральном обществе зачастую самому себе не может (да и не хочет) ответить на вопрос: кто я по профессии (обязательное прежде «What are you?»). У него не сформировано (размыто) соответствующее идентификационное поле. Отсутствие определенной профессии, заметим, характеризует индивида не только как субъекта «экономических отношений». По большому счёту это не только профессиональная, но также и экзистенциальная неопределённость. Как отмечает Гегель: «Говоря, что человек должен быть чем-нибудь, мы под этим разумеем, что он должен принадлежать к определённому сословию, ибо это «что-нибудь» означает, что он в этом случае есть нечто субстанциальное. Человек вне сословия – просто частное лицо и не пребывает в действительной всеобщности»⁴⁴⁸. То есть, не включён должным образом в общество, а значит, не является вполне социальным существом. Так что «перманентная» смена мест работы, профессий – это не просто так, это разрушает, не даёт сформироваться человеку. Неслучайно ведь и действенная, «работающая» мораль (особенно «трудовая этика), всегда опирается на профессионально-сословную мотивацию, что можно видеть даже сегодня, – у военных, врачей, то есть у профессий сохраняющих сословные черты. В советские времена, заботясь о «трудовом воспитании», говорили, как известно, и о рабочей чести, «рабочих династиях».

Подвергая эрозии, разлагая религиозные, национальные, сословно-профессиональные и даже семейно-родственные общности-круги человеческого со-бытия, либерализм деструктурирует социум, разобщает общество, превращая его в массу, в пределе, в глобальную вообщечеловеческую массу. Это, не знающее границ, лишенное структуры, аморфное социальное «новообразование», простое «социальное пространство», вмещающее многомиллиардный рой бесцельно блуждающих «социальных атомов», представляет собой благоприятную питательную среду для тоталитаризма, как политического режима, ставящего под контроль все сферы жизнедеятельности человека, не оставляющего места его свободе.

Именно и только бессвязную, бесструктурную социальную массу можно легко «форматировать», перестраивать по произволу «сверху». Только от такой массы можно безболезненно отделять «частицы». Индивида, соответственно, надо эмансипировать от социальных связей, он должен быть «сам по себе», тогда каждый останется «один на один» с властью, что и является важнейшей социально-структурной и социально-психологической предпосылкой тоталитаризма. На это принципиальное обстоятельство обращает внимание такой авторитетный исследователь, как Х. Арендт: «Тоталитарное господство как форма правления… опирается на одиночество, на опыт тотального отчуждения от мира»⁴⁴⁹. Связь тоталитаризма с разобщением людей, разрушением традиционных общностей отмечается и в «Новой философской энциклопедии»: «Исторические причины возникновения тоталитаризма связаны с разрушением традиционных общностей, эмансипацией и социальной активизацией массового человека⁴⁵⁰.

Говоря о роли государства в современном мире, отметим, что её изменение, в общем, соответствует известному либеральному принципу: «чем меньше государства – тем лучше». Подчинённость государства «интересам» человека и гражданина, либерализм дополняет сегодня подчиненностью государственного суверенитета «нормам международного права». Государство, таким образом, отступает перед международными организациями и наднациональными органами власти, передавая им всё большую часть своих полномочий. Тем самым, вместе с «растворяющимися» в «человечестве» нациями, в различных международных «структурах», «распыляется» национальное государство. Так, вслед за единой (то есть, собственно, одной), общечеловеческой религией, для единого человечества или, если угодно, глобального массового общества (закономерного результата разжигаемого либерализмом «восстания масс»), строится и единое, общечеловеческое глобальное государство. Государство, которому не понадобится «железный занавес». Не понадобится, потому что снятие-устранение национально-государственных границ, о котором так много заботится либерализм, объективно есть необходимый («последний и решительный») шаг на пути к торжеству «тоталитаризма», который в соответствии с понятием, в своем завершенном виде, может быть только всеобщим, глобальным и, соответственно, может быть установлен только в общемировом масштабе.

Резюмируя, можно сделать следующий принципиальный вывод: либерализм, и как система идей, и как социально-политическая практика, по существу своему, не может быть, и не является проводником и защитником человеческой свободы. Более того, практическое воплощение основополагающих догм либеральной идеологии объективно представляет собой не что иное, как покушение на свободу, закономерно ведет к разрушению естественно складывающихся экзистенциально необходимых форм ее реализации. Таким образом, либерализм, выступая от имени Свободы и «человека вообще», в действительности освобождает конкретных людей от включенности в различные социальные общности, «сбивает» индивидов в массу человечества, что несет в себе мощнейший тоталитарный заряд, ведет не к свободе, а на дорогу к рабству. На эту «дорогу», как сегодня должно быть, очевидно, ведут разные пути, и не только те, которые помечены либеральным «указателями». И во избежание иллюзий полезно было бы помнить известные слова Э. Фромма: «Если на свободу нападают во имя антифашизма (или либерализма – С. Г.), то угроза не становится меньше, чем при нападении во имя самого фашизма»⁴⁵¹

Заключение

Проведённое исследование представляет собой результат комплексного, интегрирующего релевантные данные различных наук, философского анализа сущности идеологии и её роли в жизнедеятельности человека и общества. Выводы и обобщения, полученные посредством этого анализа, думается, могут способствовать формированию адекватного общезначимого концептуально-теоретического подхода к пониманию сущностей таких феноменов, как: идеология, общество, государство, власть. То обстоятельство, что на сегодняшний день, как показано в работе, такого подхода в социальной науке нет, является серьёзным препятствием для повышения и теоретической, и практической продуктивности политологического и социологического изучения социально-политической организации общества. Это, в особенности, касается конкретно-научного изучения взаимосвязи идеологии и государственного устройства, что также было показано в ходе настоящего исследования.

Концептуальная разработка адекватного общетеоретического подхода к пониманию этой взаимосвязи может быть осуществлена на базе представления общества как формы жизнедеятельности индивида, а идеологии вообще как системы ценностей и норм, обеспечивающей возможность социального взаимодействия. Идеология, как таковая, – фундаментальный феномен человеческого бытия. Её трактовка как «классового», «ложного» сознания является поверхностной и односторонней и должна быть преодолена. То же справедливо и относительно понимания идеологии как совокупности такого рода представлений, которые, фактически, никогда не достигают реализации своего содержания. Всегда, а в современном мире в особенности, идеология была и остаётся важнейшим элементом системы управления обществом и необходимым основанием государственности как таковой. Именно от идеологии, прежде всего, зависит форма и специфика того или иного государственного устройства в широком смысле этого понятия.

Одним из важных концептуально-теоретических результатов исследования стало выявление сложившейся ещё в античной философской мысли принципиальной мировоззренческой (идеологической) оппозиции различных подходов к пониманию взаимосвязи идеологии и государственности. Оппозиция этих подходов, у истоков которых стоит, в одном случае, платоновская философия государства, а в другом – софистические учения, пронизывает всю историю философской мысли и сохраняется в философии и сегодня, а также воспроизводится во всём комплексе современных социальных наук.

В идеологическом измерении данная оппозиция проявляется как противостояние консервативной и либеральной идеологии, каждая из которых на своём концептуально-теоретическом уровне опирается, соответственно, на реалистическую или номиналистическую политическую философию. Это и определяет принципиальное расхождение консервативного и либерального мировоззрений, сущностное отличие их идеалов и ценностей. Определяющей специфической чертой идеологии либерализма является её секулярный характер. Секуляризация же определяет направленность и составляет основное содержание процесса трансформации идеологии в рамках современной цивилизации. Данное обстоятельство и предопределило нынешнее господство либеральной идеологии в общественном сознании стран ареала христианской культуры. В собственно идеологической сфере господство это проявляется как в том, что сегодня именно либеральные ценности представляются в качестве «общечеловеческих», так и в том, что сформировано и внедрено в сознание «масс» само представление о возможности и необходимости общечеловеческого статуса ценностей (неважно каких), которое есть не что иное, как либеральная идея.

Либеральная идеология представляет собой попытку построить, собственно, рационально-механистический сконструировать, такую систему ценностей, которая не имеет выхода в область трансцендентного, принципиально игнорирует её. Либеральное мировоззрение ограничивает действительность сферой «разумно постижимого» и «не нуждается в гипотезе», допускающей существование чего-то высшего, чем индивидуальное «Я». Но такое ограниченное мировоззрение утопично по сути своей. В действительности, человеческое общество, человек как таковой не может существовать, не устанавливая связи с трансцендентным, не полагая экстраутилитарных ценностей. Твёрдо установленным фактом является так же и то, что государство, как форма организации общества в целом, изначально имеет сакральное основание. Истинность этого положения подтверждается не только в результате философского анализа государственности, но и в результате обобщения эмпирических фактов, полученных в ходе новейших политантропологических исследований. Впрочем, данный тезис находит своё эмпирическое подтверждение и на примерах из современной истории. Если говорить о государствах, созданных недавнем и относительно недавнем прошлом, что называется «с нуля», то, насколько известно все они построены на религиозном основании. Во всяком случае, это верно относительно государства буров в Южной Африке, США и Израиля, которые созданы именно религиозными общинами, вдохновлявшимися, к тому же, мессианскими идеями. Так что можно утверждать даже, что тезис о том, что государство как таковое строится на сакральном основании прошёл экспериментальную проверку. Причём с соблюдением всех необходимых процедур: различные условия, длительность наблюдения, всестороннее документирование и т.п. В новейшей истории показательны в этом отношении примеры Грузии и Украины, которые учредили свои, независимые от РПЦ, православные церкви. Показательно и то, что главной опорой государственной независимости Украины, как показали события последних лет, является её Западный регион с преимущественно униатским по вероисповеданию населением.

Необходимость трансцендентного сакрального компонента в идеологии обусловлена также необходимостью постулирования независимых от мнения людей, трансцендентных человеческому разуму, устойчивых ценностей. Ибо только такие ценности могут выступать в качестве объективных ограничителей государственной власти. Поэтому идеология, утрачивая религиозное содержание, утрачивает и объективность (становится субъективной), или, что, в данном случае, то же – видимость объективности, и становится не более чем, средством борьбы за власть. Соответственно, либерализм, отказываясь от трансцендентных ценностей, объективно открывает дорогу тоталитаризму, и утопия, стоящая у его (либерализма, как впрочем, и тоталитаризма) истоков, в конце его исторического пути, закономерно оборачивается антиутопией Дивного нового мира.

Тоталитарные тенденции либерализма проявляются и в рассуждениях о «конце идеологии» в «посткоммунистическую» эпоху. Надо сказать, что подобный «конец», поскольку идеология вообще, является необходимым элементом социального порядка как такового, невозможен в принципе. Пропаганда «конца идеологии», на деле есть попытка приблизить «конец» других, нелиберальных идеологий и, вообще, иных мировоззрений. Результаты проведённого в работе анализа взаимосвязи идеологии и государственности могут иметь, на наш взгляд, не только концептуально-теоретическое, но и практическое значение, и служить ориентиром при определении общих принципов и мер государственного строительства. Особенно, в плане определения места и роли Республики Беларусь в Союзном государством Белоруссии и России. Для чего, в частности, необходимо осознание того, что цивилизационная определённость не есть вопрос «выбора», а «промежуточное» (не на словах, а на деле) положение, по самой своей природе, не может длиться долго, и обречено остаться эпизодом. В худшем случае – «точкой невозврата», началом необратимого процесса распада собственной цивилизационной идентичности.

В заключение заметим, что многие положения работы носят дискуссионный характер. Это следствие сознательной установки автора, исходившего при её написании из убеждения в том, что всякое подлинно научное исследование, а в сфере гуманитарного знания в особенности, одной из своих целей должно иметь стимулирование научной дискуссии. Что же касается исследования по идеологии, которое не вызывает дискуссий, то можно, не боясь ошибиться, сказать, что оно не является тем, за что себя выдаёт. Представляя настоящую работу, автор полагает, что наряду с дискуссионностью ей присущи и другие качества, которые могут послужить интенсификации изучения и углублению понимания взаимосвязи идеологии и государственности.