Каждому своё 3

– Ураган пришел с противоположной стороны, – ответил лейтенант, безразлично косясь на трепыхающуюся стену утомленным взглядом.

– Палатка выдержит? – Антон наспех пытался рассчитать предел прочности базы, учитывая ее немалый вес и усиленный свинцовыми нитями каркас. – Нас не опрокинет?

– Не знаю, – пожал плечами лейтенант. – Не должно вроде. Лишь бы якоря на технике не оборвало, а то останемся здесь посреди пустоши…

В этот момент Овечкин понял, что если ураган пришел с противоположной стороны, то сейчас двигающиеся на огромной скорости воздушные массы бьют не в собранный из транспорта рассекатель, а, наоборот, давят ему в тыл, упираясь во внутреннюю поверхность образованного машинами острого угла, грозя разметать держащуюся на примитивных якорях конструкцию.

– Крепления могут не выдержать! – Антон вскочил на ноги и устремился к лежащему у стены Порфирьеву. – Олег! Надо что-то делать! Пока не поздно!

– Что ты предлагаешь? – хмуро посмотрел на него капитан. – Нам еще двенадцать часов нельзя принимать антирад. Без него наружу не выйти.

– Что будет, если принять его раньше срока?

– Отравление, – Порфирьев недовольно скривился, словно вспоминая что-то очень неприятное и болезненное. – По ощущениям такое же, как интоксикация от передозировки. Только наступает сразу. И десяти минут не пройдет, как всех скрутит. Выживут не все.

Полученная информация резко охладила пыл Овечкина, и несколько секунд Антон беспомощно глядел на трепыхающиеся стены базы, каждая из которых весила почти четыре десятка килограмм. Бьющие в них снаружи камни врезались во вздувающийся пузырем резинополимер с такой скоростью, что на секунду их неровная поверхность проступала через толстую фактуру стен.

– Можно как-нибудь усилить базу изнутри? – вопрос Порфирьева вывел его из ступора.

– А? Что… да, наверное… то есть можно! – спохватился Антон. – Солдаты в экзокорсетах весят достаточно много, они могут создать собой дополнительные ребра жесткости, я покажу, где надо встать! Они смогут выдержать удары летящих камней?

– Небольших – смогут, – Порфирьев посмотрел на лейтенанта: – Хам?

– Ну… – Лейтенант настороженно глядел на вздувающиеся стены, на резиновой поверхности которых отпечатывались попадания разогнанных ураганом камней. – Такие камни штурмовой комплект выдержит, это так… Главное, лицевой щиток под удары не подставлять… И чтобы ничего побольше не прилетело… Надо полубоком стоять, так надежнее всего…

– Расставляй людей! – велел Порфирьев, поднимаясь на ноги. – У нас шесть штурмовых комплектов, можешь обойтись четырьмя? Двоих бы оставить на подмену, мало ли что.

– Попробую! – Антон торопливо проводил в уме расчеты, вычисляя точки, в которых импровизированные ребра жесткости будут эффективнее всего.

Через пару минут он расставил закованных в экзокорсеты солдат в нужные места, и палатка стала трястись ощутимо меньше. Зато теперь прилетающие снаружи камни врезались в металл экзокорсетов, издавая зловещий грохот, и Антон вздрагивал от каждого удара, словно он сам был живым ребром жесткости. Получающие удары солдаты непроизвольно сжимались внутри своего снаряжения, но не отступали и терпеливо принимали удары, морщась не столько от боли, сколько от натянутых нервов. Полчаса оборону против стихии удавалось удерживать, и Овечкин даже решил, что опасность миновала, потому что ураганы сейчас не длятся долго, и наверняка с минуты на минуту буйство стихии прекратится по обыкновению столь же внезапно, как началось.

Внезапно натиск стихии резко усилился, и через завывания урагана донесся громкий вибрирующий хлопок, словно где-то неподалеку лопнула натянутая струна. Почти сразу же раздался глухой звук удара металла о металл, словно что-то большое и тяжелое врезалось во что-то подобное.

– Якорь лопнул! – Молодой техник вскочил и бросился к входному пологу. – Машины срывает!

– Стой! – ринулся к нему Порфирьев, на ходу выдергивая из подсумка пенал с антирадом. – Антирад прими! Всем оставаться здесь! Выходим вдвоем, если не справимся – крикнем по рации! Кто будет выходить – помнить, что отравление начнется через десять минут!

Он добежал до техника и собрался открыть пенал с антирадом, как вдруг взбесившаяся стихия принесла с собой что-то тяжелое, и снаружи во входной полог ударило нечто большое. Удар пришелся точно по усиливающему собой входной полог солдату в экзокорсете, его отбросило внутрь палатки, и он снес собой Порфирьева с Владимиром. Треск мощных липучек, удерживающих входной полог по всему периметру входа, потонул в завываниях урагана, вход в базу распахнулся и внутрь ввалилась здоровенная глыба грязно-бурого льда не меньше метра в поперечнике. Глыба вкатилась в палатку, но зацепилась за вбитый внутрь входной полог и остановилась. Придавленный ею полог сильно натянулся, деформируя стену базы, спецпалатку перекосило, и вся конструкция начала опасно крениться.

– Палатка сейчас сложится! – заорал лейтенант, бросаясь к полураспахнутому входу, из которого внутрь базы порывами урагана вбивало потоки черного снега вперемешку с мелкими камнями.

Он уперся руками в глыбу и попытался вытолкнуть ее наружу, попутно освободив зажатый ею входной полог, но глыба была неровной и уперлась во что-то, находящееся под полом спецпалатки.

– Помогите ему! – Порфирьев подскочил на ноги и захромал к лейтенанту. – Быстрее!

Он попытался приподнять глыбу, чтобы та перестала упираться в невидимое под полом препятствие, но грязно-бурая ледяная поверхность крошилась под его руками, и подхватить ее удалось не сразу. Ближайшие солдаты опомнились и ринулись на помощь Порфирьеву с лейтенантом, и Антон запоздало закричал:

– Нет! Держите ребра жесткости!

Он тоже ринулся к глыбе, но было уже поздно. Лишившись усиления, потерявшая герметичность, перекошенная спецпалатка не выдержала давления урагана и начала заваливаться набок. Овечкин понял, что сейчас база сложится и накроет их всех, а потом ее просто раздует ураганным ветром, или разорвет изнутри, или унесет в пустоши. Все, кто не переломается при этом насмерть, погибнут от радиации или отравления через несколько минут после. От страха он сжался и закрыл глаза, закрывая руками голову, но обрушения все не происходило.

– Ветер стих! – закричал лейтенант.

– Ни хрена он не стих! – прорычал Порфирьев. – Направление сменилось! Выталкиваем эту хрень, пока не поздно! Навались!!!

Овечкин открыл глаза и увидел, как лейтенант и капитан с молодым техником упираются в ледяную глыбу, и облаченный в экзокорсет солдат, которого ею сбило, вновь на ногах и пытается помогать им при помощи усилителей конечностей. Пару секунд им не удавалось надежно упереться в грязно-бурую ледяную поверхность, потом солдат все-таки изловчился подхватить ее где-то снизу, и глыбу перевернули, сдвигая с места и высвобождая прищемленный входной полог. Сразу стало понятно, почему метровый ледяной ком оказался таким тяжелым: теперь было хорошо видно, что в базу врезался обломок размозженного железобетона, облепленный слоем грязного льда.

– Осторожно! Там арматура торчит! – Антон бросился на помощь. – Не порвите пол!

– Выдержит! – Порфирьев навалился на обломок всем телом. – Полог придержи! Быстро! Надо вытолкать ее наружу и закрыться, мы без антирада!

Оказаться перед распахнутым входом, из которого бьет незримая смерть, было очень страшно, и Овечкин подбежал к самому обрезу сильно накренившегося дверного проема, чтобы находиться максимально сбоку от выхода. Он подхватил тяжелую полу и изо всех сил потянул на себя, открывая выход. Тяжелая освинцованная резина вырвалась из не привычных к таким нагрузкам пальцев, и пришлось рисковать жизнью, сдвигая полог всем телом.

– Быстрее! – панически воскликнул Овечкин, изо всех сил придавливая телом полог к покосившемуся полотну палаточной стенки. – Я получаю облучение!

Но в следующую секунду волна ужаса выбила мысли об облучении из его головы. Через открывшийся вход Антон увидел, почему прекратился едва не снесший базу ураган. Ураган не прекратился, и его бешеный натиск не менял своего направления. В десятке шагов от входа в базу, посреди забитого радиоактивной пылью мрака, стояла зловещая человекообразная фигура трехметрового роста. Пятисоткилограммовый силуэт, облаченный в подобие мешковины, замер между базой и ураганом, и потоки ревущей стихии беспомощно били ему в спину, отражаясь куда-то в радиоактивную тьму, словно ужасающий силуэт имел ширину раз в тридцать больше видимой. Кроваво-красные глаза гиганта источали пронзающую душу ненависть, и Овечкин ощутил, как от вспыхнувшего животного ужаса холодеет внутри. Робот видит его насквозь и жаждет его смерти!

– Роботы! – сдавлено выдохнул он, чувствуя, как от страха отказываются шевелиться конечности.

– Навались! – полупрошептал, полупрорычал Порфирьев. – Всем залечь! Рассредоточиться!

– Он нас не видит! – испуганный шепот лейтенанта то тонул в помехах, то звучал чище. – Иначе бы уже давно атаковал! У них тяжелое вооружение, сразу по площадям бьют! Он нас еще не заметил! Он видит базу!

– Выталкиваем эту хрень на хрен! – тяжело выдохнул капитан. – Быстро!

В трещащем эфире послышалось сипение смешавшегося друг с другом человеческого дыхания.

– Закрываемся! – одно из сипений превратилось в рык Порфирьева. – Овечкин! Отпусти полог! Да твою же мать, отпусти! Хам! Тащи его внутрь!

Что-то оторвало окаменевшего от ужаса Антона от земли и потащило внутрь базы. Опомнившийся Овечкин увидел, что обледеневшего железобетонного обломка уже нет в палатке, Порфирьев судорожными рывками задергивает входной полог, солдаты бросаются на пол подальше друг от друга, хватая оружие, а самого Антона волочет лейтенант в дальний угол базы.

– Вырубай фильтровентиляционную установку и печь! – рычащим шепотом велел Порфирьев. – Свет погасить! Обогрев скафандров отключить! Никому не двигаться!

Его силуэт отпрыгнул от задернутого входа, прижался к полу и слился с грязной резиновой поверхностью. Хам бросил Овечкина в угол и ринулся подальше, выискивая наиболее свободное место среди рассредоточившихся на полу людей. Монотонный гул фильтровентиляционной установки оборвался, и база погрузилась в кромешный мрак. Антон вжался в пол, замирая, и голову заполонил гулкий стук заходящегося от страха сердечного ритма.

Минут двадцать ничего не происходило, потом пальцы рук и ног начали мерзнуть, но пошевелиться Овечкин не рискнул. Потом завывания урагана резко прекратились, и наступил штиль, погружая все вокруг в звенящую тишину. Треск липучек, заменяющих дверные замки входному пологу, в наступившей тиши прозвучал, словно хруст лопающихся от перенапряжения нервов, и Антон подпрыгнул от страха. Роботы входят в палатку!!! Сейчас его убьют!!! Но куда бежать?!!

– Что там? – едва слышно прошептал в эфире лейтенант. – Видишь их?

– Перед входом пусто, – так же тихо откликнулся капитан. – Снегопад идет, не видно ни хрена…

Панически мечущийся на месте Антон заметил вдали маленький клочок тусклого света и понял, что Порфирьев подполз к выходу и приподнял входной полог настолько минимально, насколько мог.

– Не заметили! – в голосе лейтенанта звучало облегчение вперемешку с неподдельным счастьем. – Они нас не заметили!

– Точно? – недоверчиво прорычал Порфирьев. – Мне казалось, что он мне прям в душу смотрит…

– Это так кажется, – все еще шепотом возразил Хам. – Роботы используют инфразвук или что-то типа того, генерал говорил, что такие наработки у нас тоже были. Но зрение у них лазерное! На самом деле он нас не засек! Пыль помешала, как тогда, когда ты с ним столкнулся! Иначе бы мы все уже на том свете были! Они обнаружили базу, просканировали и решили, что тут живых нет! Но на всякий случай печку лучше не врубать!

– Странно как-то… – задумчиво изрек Порфирьев, приоткрывая входной полог чуть шире. – Два месяца прошло, а они до сих пор работают. Они что, на ядерных двигателях?

– Наверное, – неуверенно согласился Хам. – А может, их вместе с грузом запасных аккумуляторов сбросили! Закрой вход, облучаешься! Сейчас нельзя высовываться, они какое-то время бродят по району, который посчитали подозрительным! Потом уйдут прочесывать соседний, это часа через два, раньше они так действовали! Пока лучше не шевелиться!

– Пальцы мерзнут, – вышел в эфир Весло. – Можно обогрев включить?

– У вас нет защиты от тепловизора! – предостерегающе воскликнул лейтенант. – Они могут вас засечь! Надо потерпеть два часа! Все лежим так, как лежали!

Час все провели неподвижно, тщательно имитируя трупы, потом вгрызающийся в ступни и кисти рук холод стал нестерпимым, и измученный холодной резью Антон сообщил о надвигающемся обморожении. Военным обогрев выключать не приходилось, они, возможно, могут и сутки так пролежать, а вот у него уже зубы стучат и пальцы одеревенели так, что их не чувствуется… Порфирьев выслушал его измученную тираду, и царящую внутри спецпалатки тишину вновь нарушил треск открывающейся липучки. На этот раз обнаружить пятно света Овечкину удалось не сразу, оно оказалось значительно выше, чем на уровне пола.

– Нас снегом засыпало примерно на полметра, – сообщил Порфирьев. – Всем гражданским включить обогрев и сместиться ко мне! – В темноте вспыхнул фонарь, заставляя Антона зажмурить отвыкшие от света глаза. – На ноги не вставать, лежать по обе стороны от входа!

Пришлось добираться до капитана ползком, упираясь в пол одеревеневшими конечностями. Несколько минут Овечкин лежал, стуча зубами, потом потеплевший скафандр отогрел перемерзшие ноги, и в них вгрызлась сильная режущая боль. Подвывающий от мучений Антон катался по полу, остальные гражданские чувствовали себя примерно так же, и страдающее сознание рисовало мрачные картины надвигающейся смерти.

– Помогите! – хрипел он. – Олег! Поставь мне капельницу! Я облучился у выхода!

– Не нужна тебе капельница, – безразлично прорычал капитан. – Ты перемерз, это нервные окончания отходят после обморожения, чувствительность возвращается. Терпи, скоро пройдет. Хам, запускай фильтровентиляционную установку, дышать становится тяжело, получим отравление углекислотой и не заметим. Печку пока включать не будем, потерпим еще час.

Освещение включили, и капитан распределил солдат собирать нанесенный ветром внутрь базы черный снег вперемешку с радиоактивной пылью. Промерзшую спецпалатку вычистили, как смогли, снег выбросили наружу, еще через полчаса вновь растопили печку. К тому моменту боль прошла, все вернулись в норму, и Порфирьев велел приступить к раздаче сухих пайков для приема пищи. После многочасового голодания есть хотелось ужасно, но взвинченная нервная система часто принимала стук ложек по металлу консервных банок за лязг приближающихся роботов, и Антон постоянно вздрагивал, испуганно замирая и прислушиваясь. Судя по дерганому поведению остальных, все испытывали такие же ощущения, и до самого начала следующего цикла антирада никто не решался повышать голос. После обеда Порфирьев велел всем спать, но из-за не прекращающегося страха Антон так и не смог сомкнуть глаз. Во всей спецпалатке, кроме самого Порфирьева, уснуть не сумел никто, и Овечкин в очередной раз пришел к выводу, что должен любой ценой покинуть Экспедиционный Корпус прежде, чем все они умрут жестокой смертью в очередной экспедиции. Если Порфирьеву до такой степени наплевать на собственную жизнь, что он запросто спит чуть ли не под ногами у смертельно опасных роботов, то это его проблемы. Своей жизнью Антон рисковать не намерен.

Оставшаяся часть суток прошла в напряженном ожидании, и к моменту начала следующего цикла антирада никто выходить наружу желанием не горел.

– Лейтенант! – Порфирьев достал из литерного пенала красно-белую капсулу антирада и принялся жевать горькую гадость с недовольной гримасой на злобной физиономии. – Я выйду, посмотрю, что снаружи. Всем принять антирад и быть в полной боевой готовности! Если услышишь стрельбу или взрыв, попытайся быстро вывести людей к машинам. Может, повезет, сумеете завестись и оторваться. Фиксируй маршрут по гирокомпасу, на обратном пути заберете базу, вряд ли роботы станут уничтожать пустую палатку, раз не уничтожили ее сразу. Вопросы?

Вопросов у Хама, естественно, не было, хотя на его месте у Антона возникло бы вопросов двадцать. Порфирьев проверил герметичность снаряжения и принялся открывать входной полог. Вход распахнулся, и внутрь базы немедленно высыпалось килограмм пять грязно-бурого снега. За минувшие сутки палатку сильно занесло снегопадом, и выход оказался закрыт метровым сугробом. Капитан не стал возиться с расчисткой и вылез наружу напролом, обрушив внутрь спецпалатки еще одну порцию радиоактивной дряни, раза в три большую, чем в первый раз. Базу придется чистить снова, но в данный момент такие мелочи никого не волновали. Все залегли подальше друг от друга, все, что можно, обесточили, и база вновь погрузилась в ледяную темноту.

Порфирьева не было двадцать три минуты, и Антон почувствовал неладное. И словно в воду глядел. Не прошло и тридцати секунд, как вход в палатку приоткрылся едва-едва, и в образовавшуюся щель пролез мутный расплывчатый силуэт с автоматом в руке.

– Ничего не включать! – рычащим шепотом произнес в эфире Порфирьев. – Роботы рядом!

– Где они? – нервно прошептал лейтенант. – Что делают? Прочесывают район?

– Ходят вокруг нашей техники, – ответил Порфирьев. – Но на прочесывание не похоже, они не расширяют зону поисков. Скорее, патрулируют.

– Они ждут нас! – в голосе Хама несложно было уловить нотки страха. – Найти не смогли, теперь ждут, когда мы сами придем за транспортом!

– Что же делать? – Молодой техник своим вопросом выразил мысль, возникшую в этот момент у каждого. – Вдруг они могут ждать нас месяцами!

– До Росрезерва ехать три часа, – капитанский рык не повысил тона, будто Порфирьев боялся, что роботы услышат его рычание. – То есть у нас в запасе есть четыре часа. Подождем. Если они не уйдут за два часа, дождемся снегопада и попытаемся незаметно пробраться к технике. Если они действительно плохо видят в пыли, то во время снегопада шансы есть.

– За два часа те, у кого нет защиты от тепловизора, – Антон осторожно намекнул на очевидное, которое военных конечно же интересует мало, – получат обморожение.

– Включайте обогрев, – разрешил капитан. – И ложитесь вдоль стен, палатку сильно засыпало, снег послужит помехой в какой-то степени… раз у них так плохо с системами обнаружения… – в голосе Порфирьева мелькнули странные нотки, что-то вроде смеси скепсиса, сомнения и недоверия. – Будем надеяться…

Он умолк, и два часа все лежали молча, не произнося ни слова и почти не шевелясь. Потом капитан снова ушел на разведку, и напряженное ожидание возросло. Но на этот раз вернулся он быстро.

– Сворачиваем базу! – Входной полог распахнулся, но заметить расплывающийся в пыльной тьме силуэт Порфирьева Антон не смог. – Быстро! Кто их знает, сколько у нас времени!

– Они ушли? – уточнил лейтенант, зажигая фонарь.

– При мне уходили, шесть минут назад, – подтвердил капитан. – Я проверил, возле техники никого не осталось. Но вернутся они или нет, я не знаю.

– Они периодически патрулируют местность, которую считают подозрительной! – заявил Хам, устремляясь за походным контейнером, в который укладывались элементы разобранной базы. – Если они не собрались уйти из района насовсем, то обязательно вернутся! Сколько их?

– Я видел четыре пары глаз, – ответил Порфирьев. – Но если по следам смотреть, то их, кажется, больше. Там снег снова пошел, трудно разобрать точно. Зато наши следы засыплет быстро, если поторопимся.

Уговаривать никого не пришлось. Люди поторопились так, что базу собрали не просто за рекордный срок, а чуть ли не вдвое быстрее обычного. Позже повторить этот рекорд никогда не получалось, но в тот момент было не до рекордов. Навьюченные люди ринулись к технике, утопая в глубоком снегу, и Антон с ужасом разглядывал цепочки здоровенных следов, испещрившие пространство вокруг транспорта. Это просто супервезение, что роботы не стали уничтожать показавшуюся им безжизненной палатку, а обходили ее стороной. Вопрос: насколько хватит этого везения?!

Быстро запустить засыпанную грязным снегом технику не удалось, и полчаса ушло на откапывание транспорта и реанимацию двигателей. Аэросани запустились первыми, вездеход на воздушной подушке пришлось приподнимать силами всех облаченных в экзокорсеты солдат, потому что он застрял в скрытых под снежным покровом обломках не то леса, не то здания. К счастью, никаких поломок не произошло, и в конце концов его винты взвыли, нагнетая воздушную подушку. Все очень быстро полезли в кузова, занимая свои места, и колонна двинулась в путь, стараясь держать как можно более высокую скорость. Первый час все безотрывно смотрели в иллюминаторы, каждую секунду ожидая увидеть в грязной пылевой мути кроваво-красные точки лазерных систем обнаружения, потом Порфирьев заявил, что колонна отошла от места столкновения с роботами на полсотни километров, и охватившее людей напряжение начало спадать. Люди стали улыбаться, поздравляя друг друга с редкостным везением, и только у Антона хватило интеллекта задать самый очевидный вопрос:

– Как они оказались там, где оказались? В ста десяти километрах от Росрезерва? Вдруг они пришли именно оттуда? Или еще хуже – направились туда? Нам предстоит провести там больше суток, вдруг они явятся на склады в это время?

– Предлагаешь все бросить и повернуть обратно? – безразличным тоном поинтересовался Порфирьев. – За шестьдесят километров до цели? А в итоге нас все равно сюда отправят.

Овечкин хотел было возразить, что жизнь дороже, но понял, что, во‐первых, Порфирьеву плевать на его жизнь, а, во‐вторых, на его жизнь, как и на жизни всех остальных, плевать Брилёву, который действительно отправит их сюда снова. И не исключено, что полковник-людоед не станет даже впускать их в бункер, как это произошло в самый первый раз.

– Хочу сказать, – Антон осторожно уточнил свою мысль, – что опасность еще не миновала.

– Согласен, – буркнул капитан. – Доберемся до складов – примем меры. Базу развернем где-нибудь в хранилищах, подальше от входа. Если роботы доберутся дотуда, осторожно запремся в складе и попытаемся сымитировать, что он засыпан изнутри. Если они запрограммированы на поиск живых людей и не стали уничтожать пустую палатку и технику, то обойдут склады и рано или поздно уйдут. Если у кого-нибудь есть дельные предложения – излагайте.

Следующий час все обдумывали, каким образом разместиться на складах так, чтобы обезопасить себя в случае появления роботов, и Антон очень надеялся, что не случится самого страшного: к моменту их прибытия на склады Росрезерва роботы уже будут там. И из-за все усиливающегося снегопада не получится даже определить это по следам, потому что их засыплет. Черный радиоактивный снег валил с неба сплошным потоком, и через замызганное бронестекло иллюминатора казалось, будто вездеход двигается по дну моря, состоящего из отходов какого-нибудь супергрязного и ядовитого промышленного производства. Хронометр показывал без четверти десять вечера, пылевая темнота за бортом слилась с темнотой ночной, и вне световых пятен прожекторов видимость абсолютно отсутствовала. Что там было видно управляющим транспортом людям, из салона было не понять, но и так ясно, что видели они не много. Скорость движения упала до тридцати километров в час, и несложно было догадаться, что заметить появление смертельно опасных роботов заблаговременно водители не смогут. Снова приходится надеяться на удачу, а удача, как известно, не бывает вечной.

– Подъезжаем! – рык Порфирьева прервал размышления Овечкина. – Всем боевая готовность! По моей команде десант спешивается и рассредоточивается вокруг транспорта!

Склады уже рядом! Антон почувствовал нарастающий страх. Ему казалось, что ехать еще минут двадцать, а уже все! Или Порфирьев заметил роботов?!

– Ты их видишь? – нервным шепотом вышел в эфир Антон.

– Голых баб? – устало уточнил амбал. – Или въездные ворота?

– Роботов! – Антон скрыл возмущение. Он стерпит насмешки, это увеличивает шансы на выживание, а выживание сейчас приоритет номер один. – Если они будут стрелять по машинам, может, пока не поздно, лучше выйти всем?

– Противника пока не наблюдаю, – прорычал капитан. – Гражданским сидеть внутри и ждать команды! В эфир не выходить! Десанту перейти на армейскую частоту, канал номер девять! Колонне – стой! Десанту – к машине!

Вездеход остановился, находившиеся в нем солдаты, гремя экзокорсетами, выскочили наружу, люк захлопнулся, и через имеющееся в нем окно стало видно, как замирает световое пятно ходовых прожекторов, двигающихся следом аэросаней. Оставшемуся в одиночестве Антону стало не по себе, и он прильнул к окошку в перегородке между кузовом и кабиной. В кабине оказалось пусто, и в первую секунду Овечкина охватил страх. Неужели водитель увидел нечто такое, что заставило его покинуть вездеход?!! Антон вжался в перегородку, лихорадочно размышляя, не стоит ли ему как можно быстрее выбраться наружу. Вездеход для роботов отличная мишень, а он внутри этой мишени обречен на стопроцентную гибель! В следующую секунду водительская дверь внезапно распахнулась, и Овечкин едва не заорал от страха.

– Что случилось?! – он едва не задохнулся, задавая вопрос влезающему на водительское сиденье пожарному. – Почему ты выходил?

– Чтобы за руль пересесть, – тихо ответил Александр, – Олег вездеход вел…

– Гражданским сохранять радиомолчание! – вышел в эфир Порфирьев. – Фонари не включать! Водителям погасить все огни!

Пожарный торопливо потыкал в сенсоры бортового компьютера, позади также вырубили свет, и все вокруг погрузилось в непроглядный мрак. С минуту Овечкин не видел даже собственных рук, потом глаза начали привыкать к темноте, и он начал различать иллюминаторы и лобовое стекло, виднеющееся через окно в кабинной перегородке. За бортом все еще шел черный радиоактивный снег, где-то вверху угадывалось небо, остального не было видно из-за нависающих справа и слева стен прорытого к воротам складов каньона.

– Александр, ты видел ворота? – шепотом спросил Овечкин. – Возле них есть следы роботов?

– Не видел, – еще тише прошептал пожарный. – До ворот метров пятьсот, Олег остановил колонную заранее. Тихо! Он велел соблюдать радиомолчание!

Спорить Антон не стал, но от полученной информации ему стало еще тревожнее. Какое еще радиомолчание?! Порфирьев увел всех военных за полкилометра, бросив остальных тут, посреди каньона, из которого в случае чего вездеход не сможет выйти даже задом, потому что его подперли аэросани! Овечкин тут в ловушке, как приманка для роботов, да и остальные гражданские люди тоже! Мог бы хотя бы объяснить, что происходит, чтобы люди не пребывали в неведении! Но объяснять, понятное дело, нацик-мизантроп никому ничего не собирался, потому что он всех ненавидит, а гражданских еще и презирает. Овечкин ни капли не удивится, если окажется, что Порфирьев не обращает внимания на бегающую за ним на задних лапках Снегирёву именно потому, что она забывает в его присутствии нацепить на медицинский халат армейские погоны. Может, подать дельную мысль Брилёву? Пусть властью диктатора, то есть начальника Центра, присвоит Снегирёвой какое-нибудь звание потолще! Глядишь, и личная жизнь наладится!

Антон попытался криво улыбнуться шутке, но смешно было от слова «никак». Попытка отвлечься от давящего на сознание страха только усугубило панические ощущения, и Овечкин окончательно удостоверился в том, что веселиться в условиях смертельной опасности могут только психически нездоровые люди. Что абсолютно логично, во‐первых, и было ясно и так, во‐вторых. Черный юмор военных – деревянный, как Буратино. Потому что им пользуются исключительно обладатели больной психики. Нормальные полноценные люди в условиях смертельной опасности испытывают страх за свою жизнь – это естественная реакция здоровой психики! Инстинкт самосохранения, заложенный природой!

Затягивающаяся неизвестность пугала все сильней, и Антон с трудом удерживал себя от попытки выйти в эфир и потребовать от Порфирьева объяснений. Удерживало только то, что, если опасности нет, то амбал-мизантроп обязательно расквитается с Овечкиным за то, что тот посмел нарушить его великий-превеликий приказ. А если роботы близко, то они могут отсканировать Антона, найти и убить. Двадцать минут прошли в наполненном страхом томительном ожидании, потом за стеклом иллюминаторов зашевелились какие-то массивные тени, и Овечкин от ужаса едва не заорал и не умер одновременно. Он понял, что роботы все-таки нашли колонну и сейчас взорвут вездеход прямо вместе с ним. Они же атакуют живых людей, как только засекут, а сейчас в кабинах сидят водители! Бежать!!! Надо вырваться из этого стального гроба, пока не поздно! Роботы плохо видят, снаружи идет снег, у него есть шанс! Антон ринулся к заднему люку, распахнул его и бросился куда-то в грязную снежную тьму, утопая в глубоком снегу.

И тут же налетел на что-то твердое, плывущее через радиоактивный снегопад. Нога врезалась в бетонную поверхность, колено обожгло болью, и Овечкин упал в черный снег, подвывая от боли.

– Антон, это ты? – голос кого-то из солдат глухо донесся из гермошлема, и боец переключился на гражданскую частоту: – Овен, ты как, живой?

– Живой… – просипел Овечкин, корчась от боли. – Нога…

– Жаль! – вклинился в эфир злобный рык Порфирьева. – Какого хрена ты делаешь на улице? Залез в машину и заткнулся! Бегом марш! Не то вторую ногу отобью!

Встать на ногу было нереально больно, пришлось добираться до вездехода на карачках. Пока Антон полз назад, скользя перчатками скафандра по скрытому под снегом обледеневшему грунту, боль начала стихать, и он сумел осмотреться. Оказалось, что военные в экзокорсетах, объединившись попарно, тащат какие-то здоровенные бетонные обломки. В темноте грязного снегопада их сливающиеся силуэты выглядят одним угрожающим целым, и Антон принял их за боевых роботов. Кое-как вскарабкавшись в кузов вездехода, Овечкин закрыл люк и принялся растирать плещущее болью колено. Минут через пять солдаты потянулись обратно, потом в эфир вышел Порфирьев и приказал водителям на малом ходу двигаться к воротам. Колонна пришла в движение и поползла к воротам. Как только вездеход вошел внутрь, капитан велел аэросаням останавливаться перед въездом и глушить двигатель.

– Всем зайти внутрь! – прорычал он в эфире. – Грузовик с прицепом остается снаружи!

– Не лучше ли завести внутрь всю технику? – поинтересовался Антон, вылезая из вездехода. – Это позволит нам укрыть ее от роботов… – Он осекся, замечая изменения, произошедшие со складами с момента последней экспедиции: – Что здесь происходило?