Read the book: «Мальчик с «Молнии»»
© Сергей Петров, 2018
ISBN 978-5-4493-7382-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
В жизни иногда случается так, что у тебя в одно мгновение рушатся все планы. Вот, скажем, запланировал ты вместе с друзьями слетать сегодня на космодром, чтобы посмотреть на то, как приземлится «Звёздный плуг» и, вдруг – бах! – и все твои планы летят кувырком. И вместо космодрома ты на всех возможных скоростях добираешься до больницы, потому что: «Ленка в больнице! Срочно жми туда! Я потом тебе всё объясню!»
Эх, Стёпка, Стёпка! У меня аж сердце чуть не остановилось от его воплей!
Я сидел на подоконнике и с тоской рассматривал свои ноги. Ноги были одеты в штаны, обуты в тапочки, а потому ничего интересного собой не представляли.
Конечно, мне было стыдно. Я даже посыпал себе волосы пеплом и вымазал лицо углем. Уголь, кстати, был от Степкиного арбалета – он сам его сжег. Вместе со стрелами. Кузнечик после этого заявил, что не собирается больше поставлять Степке стрелы, потому что их – стрелы – нужно в кого-нибудь пускать, а не превращать в черный порошок…
Нет, ну кто бы мог подумать, что все так обернется? Ленка – и вдруг не справится с управлением? Ха! Да скажи кто подобное пару дней назад, ему бы просто не поверили! Теперь же Ленка лежит в больнице, а нам приходится маяться в тоске и одиночестве. Степка, например, считает, что это несправедливо. И я с ним согласен. Сколько дел пропадает! Представить страшно. А все из-за какой-то нелепой случайности. Нет, правда, разве это жизнь? К тому же, мы сейчас оба находимся в глубокой депрессии и печали. Степке, по-моему, ещё хуже. С моральной, естественно, точки зрения. Как зачинщику и инициатору. А если Ленка не верит насчёт инициатора, пускай спросит у Степки. По крайней мере, это будет честно.
Сидеть на подоконнике было ужасно неудобно. Я всё время сползал, точно смазанный маслом. Приходилось постоянно ерзать, скрябаться и нервничать. От этого путались мысли, и весь монолог получался как газировка в стакане – воды много, толку мало.
Наконец, я кончил бубнить и уставился в пол, ожидая услышать в ответ что-нибудь краткое и выразительное. И не ошибся.
– Иди ты знаешь куда… – устало сказала Ленка. Тихо так…
Грустная она была сегодня. Даже немного странная. Все смотрит в потолок и кусает себе губы. Думает, что ли?
– А все-таки это Степка, – я вздохнул и поднял глаза на спинку кровати.
– Ну и дундук, – отрубила Ленка.
Всегда она такая… Ну, вот кого она имела в виду – меня или Степку?
Я отковырнул от подоконника высохшую на солнце пластинку пластика и украдкой посмотрел на Ленку.
Смотреть на себя она категорически запретила. Словно бинты могли испортить ее лицо. Фи! Степка в прошлом году на зачёте вместо положенной по программе мягкой посадки сыграл вниз головой, а потом целую минуту мячиком скакал по степи. И ничего – смотреть на себя после этого не запрещал. Во всяком случае, издали. А ведь физиономия у него была так разукрашена, что чуть не пришлось делать пластическую операцию. Правда, все обошлось. Степка потом заявил, что аналогию такого уникального лица второй раз можно получить лишь одним единственным способом – заставить драться на чьей-нибудь физиономии тысячу кошек.
Я до сих пор вздрагиваю, как только представлю себе эту картину.
Бинты, естественно, Ленкиного лица не портили. Даже наоборот, делали его каким-то нежным и слегка незнакомым. Зеленые глаза казались еще темнее, пушистые волосы полыхали на стерильных бинтах тяжелым золотом, мягкий овал лица… Н-да…
А вообще, если честно признаться, мне она такой больше нравилась. Такой вот тихой и задумчивой.
– Лен, – я снова перевожу глаза на спинку кровати. – Больно, Лен?
Ленка, как и положено, не отвечает и бросает на меня презрительный взгляд.
Я, как и положено, смиренно вздыхаю.
В палате прохладно, пахнет черёмухой. Рядом с кроватью стоит столик со свежими газетами. Ленка, законно, их уже все просмотрела. Она не любит виртуалку, она предпочитает читать. Ее, конечно, дело.
Из-под газет торчит уголок потрепанного журнала. Наверняка, «Космических самоделок». У Ленки их в школе самая большая подборка. Интересно, новый номер или старый? И ведь не спросишь, совсем прогонит. «Надоел», – скажет, и точка. И моргай потом растерянно.
Я отворачиваюсь и смотрю в окно. До сих пор не могу понять, кто додумался выстроить больничный городок прямо на обрыве? С одной стороны, конечно, здорово – море, горизонты, облака, яхты плавают… Красиво, одним словом. Можно даже сказать – шикарно. Было такое слово раньше, Степка в одной книжке откапал. Но с другой-то стороны, люди добрые, кто же строит больницы на обрывах? А если какой-нибудь человек окажется лунатиком? Или, например, захочется больному человеку выйти ночью подышать свежим воздухом… И что? Выйдет он, шагнет пару раз – и поминай, как звали. Так и будет шагать полсотни метров вниз головой, пока не булькнется в море. А каждый ли сможет булькнуться с такой высоты, и остаться при своих костях? В больницах же не спортсмены по прыжкам в воду отдыхают, на самом-то деле! Хотя бы оградку, какую поставили, что ли…
Ленка, вдруг, командует:
– Брысь!
Я мигом соскакиваю с подоконника и на коленках отползаю в сторону. Слух у Ленки не чета моему – как у косули.
Через секунду в палате раздается чей-то громкий голос:
– Здравствуй конопатая. Как мы себя сегодня чувствуем?
– Спасибо, хорошо.
Ха! А что ей еще отвечать? Ах, извините, плохо? Ну и вопросик.
– Вот и отлично. Еще пару дней полежишь и сможешь вновь смело падать на землю из-под облаков.
Доктор то, оказывается, шутник. Ему бы так грохнуться.
– А теперь посмотрим на экран. Так… Температура нормальная, давление, пульс… Прекрасно. Как голова? Не беспокоит? Нет? А вот здесь? Еще чуть-чуть… еще… Нет? Ну, это совсем изумительно. Просто замечательно. Дай-ка руку… Так… Выше… Еще выше… Теперь вместе… Молодец. Ты у нас, можно сказать, совсем поправилась… Да, чуть не забыл. К тебе тут гости пришли.
Какие еще гости? Степка?
– Я позову их. Только прошу тебя не волноваться во время беседы. Это вредно… Впрочем, я ограничу время. Думаю, минут пять хватит. Договорились? Вот и отлично.
Слышно, как доктор уходит. С чмокающим звуком открывается и закрывается дверь. Ленка тут же спрашивает громким шепотом:
– Сашка, ты здесь?
Конспираторша… Кто же так делает? А если услышат?
Я не отвечаю и быстро подползаю обратно к окну. Устраиваюсь так, чтобы в случае опасности можно было мгновенно исчезнуть.
Вновь слышится этот глупый звук. В палату кто-то входит. Кажется, двое.
– Здравствуй, Лена.
– Здравствуйте.
– Мы не помешали?
Сейчас начнут извиняться.
– Проходите. Садитесь…
– Спасибо… О, да у тебя здесь черемуха! Откуда такое чудо?
Я хватаюсь за голову. Но Ленка молчит.
– Понимаю. Вероятно, подобным образом некие личности пытаются загладить свою вину. Сейчас они, конечно, где-нибудь поблизости.
Я не слышу, что отвечает Ленка. Я уже сижу за углом корпуса и дую на расцарапанную коленку – штанину пришлось задрать. Кто его знает, может обладатель скрипучего голоса пожелает проверить свою проницательность. Лучше не рисковать.
Передо мною вдруг возникает кибер. Возникает так стремительно, что я теряюсь и в замешательстве вскакиваю на ноги.
Кибер зажигает на панцире красный фонарь и торопливо поясняет:
– Прошу не волноваться, я из службы ВСМП. Отвечаю за случайные травмы. Вам нужна помощь.
С этими словами кибер подскакивает ко мне… я невольно прижимаюсь спиной к стене… и принимается мазать мне коленку белой вонючей мазью… мазь у него выступает из капилляров в пальцах манипуляторов. Лихо так мажет, словно так и нужно.
– А ну брысь! – я, наконец, прихожу в себя и невежливо пинаю медицинскую косиножку.
– Себе мажь, если хочешь.
Фонарь на спине кибера начинает тревожно мигать.
– Эмоциональное возбуждение. Просьба сформулирована заведомо бессмысленно. Воспринимаю, как отказ от помощи. Вероятность заражения крови выше нормы. Вынужден вызвать врача ближайшего медицинского пункта.
Я подскакиваю, точно ужаленный. Какого врача?
– Что ты врешь?! – ору я шепотом на кибера и торопливо выставляю вперед ногу с перемазанной коленкой. – Кто тебе сказал, что я отказываюсь? Мажь скорее!
Кибер ошеломлен таким поворотом событий. Целую секунду он в нерешительности топчется на месте. Поддать бы ему еще раз, чтобы впредь не ябедничал!
Наконец, кибер подскакивает ко мне и в два движения заканчивает лечение. Коленку тут же начинает невыносимо щипать.
К окну я подползаю перебинтованный и раздосадованный.
Так и есть! Я уже опоздал. Разговор зашел далеко, а знакомятся, обычно, в начале беседы.
У-у, медицинская пчелка, попадись мне ещё раз!
– Значит, он просто попросился?
– Я так и сказала. Он попросился. Чего здесь такого?
– Но ведь ты его не знала.
– Ну и что? А если человеку полетать захотелось?
– И ты взяла его с собой?
– Да.
Я ничего не понимаю и переключаю свое внимание на прыгающий по волнам парусник. С такого расстояния трудно определить тип судна но, похоже, это «Морская чайка». Ветер сегодня сильный, ровный, одним словом, мечта парусной души. Ветер гонит по небу облака и среди них мелькают треугольные тела дельтаботов. Ленка именно на таком и грохнулась оттуда. Из-под облаков. Чудненько так грохнулась, по всем правилам аварийной посадки. От бота остались одни колеса, а Ленке хоть бы хны. Через недельку снова полетит…
Стоп! А кого это Ленка взяла с собой? И куда?
Я прислушался.
– Лена, вспомни еще раз. Это очень важно. Только, прошу, не волнуйся.
– Я не волнуюсь. Он исчез.
– Ты в этом уверена?
– Он еще какие-то слова сказал, но я не расслышала. Он тихо сказал.
Кто он? Какие слова? Чертовщина какая-то…
– Слова?
– Ну да… А потом исчез…
– Значит, сразу после слов… Ты точно не помнишь, что именно он сказал?
– Я не знаю… Я тогда растерялась, а когда пришла в себя, то было уже поздно.
– Поздно?
– Конечно, он уже пропал.
– Лена… Понимаешь, нас очень интересует этот момент. Не могла бы ты вспомнить более подробно, как именно он исчез?
– Исчез? Сразу… Ну, как? Был – и вдруг пропал. Я даже ничего не успела понять в первое мгновение, а потом испугалась.
– Испугалась или растерялась?
– Растерялась… И испугалась тоже…
– И, потому, не смогла справиться с управлением?
– Да.
– Понятно. Посадка же по маяку была невозможно благодаря Семенову. Не слишком ли много случайностей для одного полета? А, Юзеф Янович?
Послышался шум шагов. Потом, видимо, второй, спросил:
– Скажи, Лена, в самом полете, Мальчик, кроме последних слов, которые ты не расслышала, о чём-нибудь говорил с тобою? Какие-то вопросы, фразы?
– Нет.
– Он молчал весь полет?,
– Да. Мы еще на земле договорились об этом.
– Договорились?
– Я шла на зачет, а он мог помешать. Я и сказала, чтобы вопросы он оставил на потом.
– Какие вопросы?
– Но он же первый раз полетел на боте!
– И в связи с этим у Мальчика должны были возникнуть вопросы?
– Конечно.
– Значит, вопросы. Вопросы и исчезновение.
Наступило молчание. Я поймал себя на том, что сижу с открытым ртом и смотрю в одну точку в пространстве.
Ленка в полёте была не одна! Вот это новость…
У-и-ш-ш! Я закрыл рот и покрутил головой. Почему же она нам ничего не сказала? Обиделась на неудавшеюся шутку? Или решила, что мы испугаемся? Ведь и мальчишка, наверняка, тоже пострадал… Стоп! Сто-оп…
Но ведь когда бот упал, в нем же находилась только Ленка…
В палате несколько секунд стояла тишина. Потом Ленка спросила:
– А Мальчик… Кто он?
Я замер. И даже перестал дышать.
– Ну что же, – незнакомец со скрипучим голосом осторожно, кашлянул.
– Признаться, мы ждали этого вопроса, правда, э-э… несколько раньше. Впрочем… Юзеф Янович, я думаю, мы можем рассказать Лене историю «Молнии»?
– Разумеется.
– Как у нас со временем?
– Пора.
– Жаль… Придется отложить нашу беседу до завтра. К этому времени мы как раз успеем подготовить для тебя обзорную информацию. Ты не возражаешь?
– Нет…
Я чуть не свалился с обрыва. Ленка не возражала! Ее спокойненько обвели вокруг пальца, а она даже не возмутилась! Что происходит на белом свете?!
– Вот и прекрасно. Значит, договорились?
– Скажите, – перебила Ленка. – Что будет теперь со Степ… с Семеновым?
– Семенов на два месяца отстранен от полетов.
Бум! Меня точно по голове ударили. Я представил, как Степка воспримет эту информацию, и мне сделалось нехорошо. Очень нехорошо.
– На два… А соревнования?
– Придется подождать до следующего года.
– У нас команда.
– К сожалению, Семенов грубо нарушил дисциплину и должен понести наказание.
Незнакомцы стали прощаться. Я, на всякий случай, отполз от окна. Естественно, на такое расстояние, чтобы все были слышно.
– С доктором мы договорились, ты не беспокойся.
– Выздоравливай, Лена. В школе все тебя ждут и передают огромный-огромный привет.
– Спасибо.
– И последнее.
Я затаил дыхание.
– История с Мальчиком должна остаться между нами. Не стоит, пока, о ней рассказывать.
– Я понимаю.
– Так нужно. А с ребятами…
Чмокает дверь. Доктор… Я стремглав исчезаю за углом.
Ну, Ленка!
Так. Только спокойно, спокойно.
Я быстро осматриваюсь. Руки слегка дрожат. В голове настойчиво продолжает звучать: «История с Мальчиком должна… должна… должна…»
– Эх! – я с досады топаю ногой.
Ну почему Ленка нам ничего не сказала?! Что мы – хуже других? А еще в дружбе до гроба клялась.
Короче. Одна нога здесь, а другая на дельтадроме. Необходимо выяснить, кто эти двое. А там посмотрим…
Я не закончил мысль и бросился по тротуару. Только ветер в ушах засвистел.
Несколько секунд спустя, ноги на приличной скорости вынесли меня на теннисный корт. Возле сетки какой-то пацан, лет восьми, с независимым видом вертел в руках огромную, чуть ли ни с его рост, ракетку. Пацан был босой, давно не стриженный, весь в веснушках. На загорелом до шоколадного цвета тонком теле красовались ярко-оранжевые плавки с широким металлопластиковым поясом космического десанта.
И здесь у меня возник план. Спонтанно, как любит выражаться Степка. Ленка, так та вообще считает, что планов в моей голове всегда больше, чем мыслей. Я не обижаюсь. Я на Ленку вообще никогда не обижаюсь. Ни я, ни Степка.
– Привет! – я резко затормозил рядом с мальчишкой.
– Привет, – охотно отозвался он. Ракетка в его руках провернулась.
– Есть дело, – сразу начал я. – Вопрос только в том – поможешь ты мне или нет. Но тогда это с твоей стороны…
– Помогу, – быстро перебил меня пацан. Глаза его стремительно потемнели.
– Тогда бежим к дельтадрому!
Аллея тянулась через весь сад. С обеих сторон свешивались спелые персики и абрикосы. Больным здесь раздолье, законно. Протянул руку – на тебе персик, вторую – яблоко пожалуйте. Хорошо. Можно и пробежаться, если сильно хочется.
Бежать было легко. Как на дистанции в спорткомплексе. Там, правда, персики не маячат перед глазами.
Пацан не отставал, лишь усиленно работал локтями. Они у него так и летали вниз-вверх-туда-сюда. Впрочем, что у него взлетало выше – локти или пятки, разобрать было трудно. К тому же он дышал как паровоз.
Степка говорит, что видел в документальных кадрах, как настоящий паровоз мчался наперегонки с жеребенком. Я ему тогда не поверил – Степке, конечно, и он обиделся. А сейчас мне, вдруг, почудилось, что мы с пацаном как жеребята, а паровоз мчится где-то рядом – железный, грохочущий, нехороший.
Аллея кончилась, и мы оказались на краю больничного дельтадрома.
Весь дельтадром блестел в капельках росы. Видимо, недавно здесь прошел искусственный дождик.
Бот я увидел сразу. Он стоял прямо в центре площадки. Двухместный бот класса «С». На стектролитовом колпаке матово блестел серп Земли. Вдоль основания тянулась цепочка отверстий аварийной посадки. Двигатели спрятаны за бронированными листами титана. На хвостовом стабилизаторе с интервалом в две секунды мигал «маячок».
Бот стоял на широких лапах, слегка присев, слегка накренившись, приподняв лобастую голову к небу.
Так. Значит «Скоростной». Биплан типа «Косая капля». На Земле разрешается пользоваться в исключительных случаях. Обязательное условие – наличие у штурмана удостоверение космополита.
– Фью-ють, – тихо присвистнул мальчишка.
Я положил ему на плечо руку.
На этот раз я растерялся не на шутку. Космоботы просто так не появляются на плитах Земных дельтадромов. Кто эти двое? Почему Ленке приказано молчать?
От нехорошего предчувствия у меня засосало под ложечкой.
– Слушай, Десантник, – я присел на корточки. – Нужно узнать, кто пассажиры «капли». Я тебе потом все объясню. Попробуй их задержать. Если получится – в семь вечера вызови меня по «персоналке». Мой шифр! Ш – 100, А- 155. Запомнил?
– Сотая школа, А – 155. В семь.
– Молодец. Буду ждать. Ну, бывай.
Я вскочил и, не оглядываясь, бросился в самый дальний угол дельтадрома.
Мой личный бот стоял на прежнем месте, укрытый со всех сторон кустами шиповника.
Когда, заложив крутой вираж, я на бреющем полете ушел в сторону моря, в небе вспыхнули две сигнальные ракеты.
Глава 2
Степку я нашел в мастерской. Он сидел вблизи окна, обложившись со всех сторон блоками дешифраторов, селекторов связи и копался в какой-то схеме. Когда я подошел, он даже не поднял головы.
– Здорово, – сказал я и сел рядом.
– Привет, – буркнул Степка. Недовольно буркнул, словно я ему помешал.
Еще над морем я представил, как Степка отреагирует на Ленкино предательство. Выпятит губу, откинется на, спинку стула и коротко бросит: «Бить!» С минуту мы помолчим, гордые от принятого решения и чувства собственного достоинства, затем тихо спустимся с небес на Землю. С Ленкой мы никогда не дрались. Если не считать первого дня знакомства.
– Был у Ленки.
– Знаю.
– Насчет двух месяцев уже в курсе.
– Трех, – хмуро поправил Степка.
– Ага, – сказал я и тактично промолчал.
У Степки желтые волосы, черные брови и голубые глаза. Это у него с детства такой цветовой фон. Но сегодня он был весь серый.
– Есть информация, – сказал я и включил вентилятор. Для шума.
Вообще-то, вентилятор поначалу был бесшумный, но Ленка как-то попыталась сделать из него вертолет, и теперь он немножко завывал при работе.
– Ну?
– Нас надули.
Степка сразу насторожился. Я включил вентилятор на полную мощность.
– Может не здесь?
– Давай выкладывай.
– Ленка в полете была не одна.
Степка в замешательстве уставился на меня. Вся серость слетела с него мигом, как парашутики с одуванчика. Он открыл рот, собираясь, видимо, что-то сказать, а закрыть забыл. Это у него иногда случается. Редко, правда.
– К ней в больницу приходили два типа, – торопливо пояснил я. – И Ленка призналась им, что брала с собой в полет какого-то мальчишку. Именно он, по ее словам, и виноват в катастрофе.
– Мальчишка? – на лице Стёпки промелькнула сотня эмоций одновременно. -Почему он?
– А потому что он прямо в полете исчез из бота! Ну, был – и пропал. Ленка сдрейфила и в результате бумбарахнулась об полигон.
– Постой, – слегка ошарашено перебил Степка. – Что значит исчез?
Я пожал плечами..
– Не знаю. Исчез и все. Ленка сама так сказала. А потом еще добавила, что он после каких-то слов исчез.
Степка в растерянности поморгал.
– Причем здесь слова? – спросил он.
– Как при чем? – удивился я. – Может, мальчишка не мог без них исчезнуть?
Степка, неожиданно, успокоился.
– Чушь, – сказал он. – Элементарная чушь. Чудовищная.
– Не веришь? – обиделся я. – Спроси сам у нее. С какой стати Ленка будет врать?
– Слушай! – рассердился Степка. – Ты соображаешь, что говоришь? Как можно исчезнуть?! Ну, как?! Он что – из бота выпрыгнул? Или в воздухе растворился? Ленка надула твоих незнакомцев, а ты поверил. Это в сказке можно исчезнуть, а всамоделешне – шиш! Законы бытия не позволяет.
Я вскочил со стула.
– Но она сама говорила!
– Ха!
– Что – ха?!
– О, вселенная! – Степка схватился за голову. – Вразуми несчастного.
Я мгновение смотрел на Степку. Потом решительно сел обратно.
– Между прочим, – сказал я. – Незнакомцы к Ленке на «Капельке» прилетали.
– Ну и что? – не понял Степка.
– На «Капельке», – с нажимом повторил я. – Скоростная, двухместная, десантная.
Степка машинально выключил вентилятор. Тот чихнул, словно у него не сработал выхлоп газа, и резво остановился.
– На «Капельке»?
– Класса «С».
– Настоящей?
Я покрутил у виска пальцем. Степка широко открыл глаза.
– Ой-ля-ля, – тихо сказал он.
– В том-то и дело, – вздохнул я. – Просто так на космоботах не прилетают.
– Выходит, – Степка наклонился ко мне. – Ленка что-то скрывает от нас?
Я насупился. После таких слов у кого хочешь настроение пропадет.
– Не знаю. Они ей приказали молчать.
От неожиданности Стёпка вздрогнул. Точно его ударили. Глаза у него сделались колючими.
– Врешь, да? – с надеждой спросил он.
Я секунду колебался, потом выложил ему все. И про перекрестный допрос, и про явное нежелание незнакомцев отвечать на Ленкин вопрос, и про космобот, и про Десантника. Про свои нехорошие предчувствия я ему тоже рассказал. А под конец намекнул о том, что неплохо было бы слетать к Ленке и все толком разузнать.
Степка долго молчал. Я его, конечно, понимал и не торопил с ответом. У меня самого кошки скреблись на душе.
– Ладно, – наконец, сказал он. – Выходит, мальчишка…
Степка встал.
– Десантник вызовет тебя в семь?
– Да.
– Сейчас три. Что думаешь делать?
– Нужно к Ленке!
– Она скажет, что все это неправда и выставит тебя на улицу!
– Ленка?
– Ленка.
Я немножко подумал и понял, что Ленка на такое способна.
– Она сможет, – вздохнул я.
– Еще как.
– Тогда клятва!
Степка удивленно посмотрел на меня.
– Не хочешь же ты сказать, что потребуешь у нее признания под страхом нашей клятвы?
Я еще подумал. Получалось нехорошо.
– А что делать?
– Действовать!
– Как?.
– Самостоятельно!
Самостоятельность любили все. Это я про нас. В позапрошлом году, например, решив всерьёз проверить свои возможности, мы похитили в ангаре школы четырехместный дельтабот и под покровом ночи потихоньку улетели на нем в устье Амазонки. Конечно, предварительно мы проштудировали всю, имеющуюся в школьном информатории литературу о тамошних местах. Проштудировали основательно и добросовестно. Даже устроили под конец нелегальные экзамены. Учителя, правда, заметили нашу повышенную возбудимость, повышенную бледность и некоторую отрешенность. Но значения этому не придали, свалив всё на недавнюю сенсацию с «Двадцаткой».
«Двадцаткой» коротко именовался «Пегас – 20», вернувшийся месяц назад из экспедиции в созвездие Гончих Псов. Все предыдущие «Пегасы», включительно с первого по девятнадцатый, продолжали бороздить просторы Дальнего Космоса и возвращаться назад не собирались еще, по крайней мере, пять лет. «Двадцатка» вернулась первой. Вернулась в панике, в грохоте загнанных до белой пены «С» – бимолекулярных двигателей, вернулась, чтобы тут же, на второй день, умчаться обратно.
«Двадцатка» нашла Планету. Сначала этому не поверили, но «Пегас» оставил контейнеры, а в них были доказательства. Доказательства пищали, щебетали, рычали, прыгали и вообще вели себя очень доказательно. На Земле в срочном порядке развернулись работы по подготовке Особой Экспедиции.
Что здесь началось в Школе, страшно вспомнить. Во-первых, мальки вдруг с неописуемым восторгом открыли в себе кучу неизвестных способностей. Эти способности, до поры до времени потенциально скрытые в нас, перевернули Школу вверх дном, заполнили близлежащие окрестности совершенно дикими звуками и поставили под сомнение факт нормального состояния нашей психики.
Во-вторых, когда прошел первый восторг, возникла новая неожиданность – совершенно нереальная, абсурдная в своей основе, нелепая до глупости. Все ударились в бега. Причем, ни кто не мог толком объяснить: куда и зачем он бежит, но бежали все, с завидной бесшабашностью и упрямством. От тех бегов у многих сохранилась масса наиприятнейших воспоминаний. Для учителей это были черные дни.
Затем, когда и этот порыв угас, наступило время кристаллизации сознания. В том смысле, что все одумались и на законных правах продолжили учебу. Правда, младшекурсники отныне являли собой боевые отряды передовой информации. Словно приведения, они возникали по ночам в спальнях и тоненькими голосами сообщали нам Большие Новости. Это бал их хлеб, их игра, их жизнь. Старшекурсники отрешенно бродили по школе с вздернутыми носами и ждали ответа из комиссий по Набору первопереселенцев. Наши же продолжали тайком строить подавляющие своей нереальностью планы.
А мы переживали тяжелейшие дни депрессии.
Что на Планету нам не попасть в ближайшие лет десять – это было ясно, это был факт, и вообще, это была аксиома на уровне комбинации из трех пальцев. Депрессия грозила перерасти в меланхолию, и здесь Ленка нашла выход.
– Летим на Амазонку, – сказала она однажды. – По меньшей мере, там не хуже, чем на Планете.
Это был эффектный выход.
Амазонка. Кто не грезил ей в детстве? Перуанские Анды, в которых брала начало самая полноводная река в мире. Волнушке крики в ночном лесу, шорохи, схватки экзотических зверей на тропических полянах, укусы комаров, змей, мух «Це-це». Крокодилы! Пираньи! И индейские пироги. О-о, пределом всех мечтаний, конечно, был воинствующий крик вышедшего на тропу войны индейца племени «Черноногих». Или «Команчей». На худой конец можно и ««Шошонов», но принципиальной разницы не было. Был бы индеец, а там… У-и-ш-ш! Ш-ш-у! Бах! Трах! С-с-с-с-с-с-свист с-с-стрелы!
Улетели мы тайком, под покровом ночи. Улетели, чтобы на собственном опыте опровергнуть все сведения об экзотике тропических джунглей.
История окончилась печально. Нас засекли на восьмые сутки со спутников ВСМП и в принудительном порядке вернули в школу. К этому времени Ленка подхватила жестокую лихорадку, Степка бредил в малярийном тумане, а я свалился с воспалением легких.
Еще месяца два после этого нас донимали расспросами. Но мы лишь хмуро отмалчивались. А по ночам вскрикивали и метались по кровати.
Да, печальная была концовка у нашей истории. Одно утешение – легенды. Я бы никогда не подумал, что столько можно насочинять про трех, человек.
А на «Двадцатке» штурманом был Ленкин отец. Вот так.
– Кстати, – вспомнил я. – Завтра эти двое обещали рассказать Ленке историю какой-то «Молнии». Ты, случайно…
Я, вдруг, замолчал.
«Молния». Корабль-разведчик. Предназначен для работы в свободных секторах Дальнего Космоса. Экипаж: два человека. Крейсерская скорость: в разведке – треть световой, в прыжке – семь астрономических единиц. Имеет вооружение. Основная цель: свободный поиск. Впервые стартовал с базы Ганимеда в 26 году. Последний корабль этой серии был выведен на орбиту Юпитера в 51 году.
Я смотрел на Степку, Степка смотрел на меня, и мы оба проморгали тот момент, когда рядом возник Кузнечик.
– Ветров, – звонким голосом сказал он. – Тебя вызывает директор.
Степка выскочил из-за стола, схватил Кузнечика за плечи и выставил его из мастерской.
– Скажи – сейчас придет, – Степка захлопнул дверь. Потом прислонился к ней спиной и нервно закусил губы.
– Эх! – я хлопнул себя по лбу, – Не мог раньше вспомнить!
– Главное, опередить их, – вдруг сказал Степка.
– Кого? – испугался я.
– Этих двух…
В кабинете директора было шумно. Сан Саныч с трудом отбивался от насевших на него со всех сторон практикантов. Практиканты толкались, громко спорили, размахивали руками и вообще вели себя нескромно. При моем появлении они оживились еще больше.
– Видите? Какой же это индивидуум? Обычный учащийся!
– Но позвольте…
– У них у всех занижена мобильность! Вы совсем упустили из системы воспитания высшие этапы психотренировки!
– Но позвольте!
– Следует все уроки превратить в ролевые игры. У них же отличная трансформация! А моторика?! Необходимо добиваться мгновенной усвояемости материала на уровне сенсорного восприятия…
Незнакомца я заметил не сразу. Он сидел на диване, устало откинувшись на мягкую спинку и, казалось, дремал. Рядом с ним, на полу, стоял чемодан. Огромный такой, с костяной ручкой и магнитными замками. На замках поблескивали две золотистые буквы – «К» и «Д».
Сан Саныч повернулся ко мне.
– Ветров? Проходи.
Практиканты пошли в новую атаку.
– Уважаемый Александр Александрович! Ну, как Вы не поймете…
Я сделал шаг и здесь понял, что незнакомец следит за мной. Внимательно, из-под полуприкрытых век. Следующий шаг я сделал, скорее, по инерции. Еще никогда за мной не следили. По-настоящему.
Ленка, конечно, сразу же полезла бы на рожон. У нее скверный характер. «Вся в отца», – вздыхает директор. И не поймешь – хвалит он ее или, наоборот, ругает. Ленкин отец был давним другом Сан Саныча. Поговаривают, что они вместе кончали Высшую Школу Космопилотов. Но потом с Сан Санычем случилось несчастье (в Хьюз штате – базовом полигоне испытателей, при установке ферм «Роп» -носителя, с последнего сорвался макет пульсатора и взрывом Сан Саныча контузило) и с тех пор врачи запретили ему полеты. Даже на ботах.
Едва незнакомец почувствовал мою настороженность, как сразу же расслабился, улыбнулся и поманил меня пальцем. Хорошая у него была улыбка.
– Здрасьте, – нерешительно сказал я.
– Здравствуй, – незнакомец кивком указал на диван. – Садись.
Я осторожно сел на самый краешек.
– Ты к директору?
– Вызывали, – неопределенно сказал я.
– Я, вот, тоже. Никак не могу дождаться, когда он освободиться.
Практиканты продолжали обстреливать Сан Саныча заумными фразами. Я хмуро покосился на них. Их бы на его место, сразу бы взвыли…
– Мальчишки, – незнакомец точно угадал мои мысли. – А посади любого в кресло мэтра – через неделю сбежит. Педагогика, брат, при всём моем уважении к ней, кроме обширных познаний в области теории требует дважды практики и трижды опыта.
Я поднял на незнакомца удивленный взгляд.
– Не веришь? – спросил он.
Когда меня спрашивают вот так в лоб, я всегда стараюсь выдержать паузу, прежде чем ответить. Некоторые наивно полагают, что своим вопросом сильно озадачили меня и дальнейшую беседу начинают вести с ноткой превосходств. Степка ненавидит меня в такие минуты. «Своим поведением ты провоцируешь хороших людей на нехорошие поступки!» – кипятится он. «Они такие же хорошие после этого, – тоже кипячусь я. – Как вы с Ленкой на дистанции!» Обычно, это успокаивает Степку. Иногда убивает. Смотря, какое у него настроение. Зато на следующих гонках Степка соревновался по правилам и не пытался таранить Ленкин бот. Чем несказанно удивлял ее и невероятно разочаровывал болельщиков.
Незнакомец молчал и ждал ответа. Лишь в глазах у него мелькали веселые искорки. Я неопределенно пожал плечами.
– Нет, почему же…
– А зря, – вдруг, сказал незнакомец. – Кроме практики и опыта еще нужна любовь. Без нее эта наука превратиться в обыкновенное нравоучение. Прежде всего – любовь. К работе, к школе, к таким вот как ты. А потом уже теория.
