Read the book: «Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии»

Font:

Предисловие

Не буду особенно оригинальным, если скажу, что история – это не только войны и завоевания, великие географические открытия и природные бедствия. Через все события проходят яркие истории любви. Или, по крайней мере, – взаимоотношения между сильным и слабым полом. Кстати, недаром именно династические браки, даже заключенные без любви (а в значительной степени именно так и было!), в давние времена служили важнейшей формой примирения и союза государств, мирного расширения территорий… Еще в XI столетии Ярослав Мудрый выдал своих дочерей за польского, норвежского и французского королей…

Герои этой книги – люди самых разных занятий, сословий, интеллектуального уровня и материального достатка. А связанные с ними истории, собранные под одной обложкой, объединяет одно: в них практически непременно присутствуют любовный треугольник, роковые страсти и, как результат, – счастливый финал либо, наоборот, мрачная трагедия.

Вот лишь один яркий пример. Поступок 23-летнего князя Сергея Михайловича Голицына многим показался не то что странным и экстравагантным, а просто безрассудным: влюбившись без памяти в артистку цыганского хора Александру Гладкову, он женился на ней!.. Было это в 1866 году. Князь заплатил отцу девушки и руководителю хора большие отступные. И обвенчался с ней в храме в своей подмосковной усадьбе Кузьминки… Эту историю писатель Николай Лесков использовал впоследствии в своей повести «Очарованный странник».

Князь Сергей Голицын прожил с Сашенькой в официальном браке пятнадцать лет. Родилось пять детей, которые получили официальное положение в обществе, титул и фамилию отца. Но постепенно чувства князя угасали: у него появилось новое увлечение – молодая дворянка Елизавета Никитина. Князь оставил бывшей жене и детям огромные Кузьминки, а сам с новой супругой перебрался в подмосковное имение Дубровицы…

А какие страсти только не кипели в царском доме Романовых!

Профессиональные историки до определенного времени считали неприличным делом исследовать сексуальную жизнь царственных персон. Во многом подобный взгляд сохраняется и доныне. Тем более что все, что касалось правящего Дома Романовых, до начала XX века было подвержено государственной цензуре…

Настоящей драмой окончился для датского принца Вальдемара его приезд в Россию, где ему обещали в жены царевну Ирину – дочь Михаила Федоровича, первого государя из династии Романовых. Да и для нее эта история оказалась весьма трагичной. Забегая вперед, скажем: принц так и не смог жениться на царевне, после чего отправился на войну и погиб. А Ирина так и не вышла замуж.

А вот история из другой эпохи: младший брат Николая II, великий князь Георгий Александрович, наследник престола, был болен туберкулезом и лечился в Грузии. Там он влюбился в княжну Елизавету Нижарадзе. Ради любви был готов отказаться от трона. Однако им пришлось расстаться, девушку выдали замуж, а Георгий Романов скоропостижно скончался…

Вообще, если бы некоторые любовные страсти привели к браку, то история нашего государства могла бы пойти иначе.

В 1839 году наследник русского престола, будущий император Александр II, завершая свое европейское путешествие, без памяти влюбился в английскую королеву Викторию. Ей было двадцать, русскому цесаревичу – двадцать один, оба уже наметили свои брачные партии. Оба прекрасно понимали и отдавали себе отчет, что дальнейшее развитие отношений было невозможным. Виктории предстояло найти супруга, который мог бы стать королем. Александру же, если бы он женился на королеве Виктории, пришлось бы отказываться от российской короны и становиться королем Англии. Это совершенно не входило в планы Российского императорского дома.

Однако, как говорится, сердцу не прикажешь… Адъютант российского наследника записал в дневнике, что цесаревич «влюблен в королеву и убежден, что и она вполне разделяет его чувства». Виктория, в свою очередь, отметила в своем дневнике: «Я совсем влюблена в великого князя, он милый, прекрасный молодой человек».

Расставаясь, они пообещали друг другу непременно встретиться снова и отныне способствовать укреплению дружеских отношений между двумя империями. Увы, не произошло ни новой встречи, ни дружеских отношений между странами. Россия и Англия испытывали друг к другу неприязнь, а вступление Англии в Крымскую войну на стороне Турции и вовсе превратило их во врагов. Правда, в начале XX века Британия и Россия станут союзниками – по Антанте, но это будет гораздо позже…

Летом 1914 года в великосветских кругах обсуждали возможную помолвку великой княжны Ольги Николаевны, дочери императора Николая II, и наследника румынского престола принца Кароля. Обе страны рассчитывали на этот семейный союз, дело было государственное, политической важности. Однако Ольга Николаевна была категорически против и настояла на своем. А вот младшие представители Русского императорского дома и румынской королевской семьи сразу подружились, особенно сестра принца Илеана и цесаревич Алексей. Илеане исполнилось пять, Алексею – десять. Они всюду ходили вместе, играли, смеялись, шалили.

«Илеана в своем лучшем платье с нетерпением ждала Алексея, маленького Цесаревича…», – вспоминала кронпринцесса Мария. Говорят, что, прощаясь, Алексей будто бы сказал Илеане: «Однажды я приеду, чтобы сделать Вам предложение». Если бы не революция, возможно, русско-румынский союз и состоялся бы, а Илеана стала бы следующей российской императрицей…

Не будем, как говорится, «лакировать» историю: практически все российские императоры, кроме, пожалуй, Александра III и Николая II, были замечены в любовных похождениях на стороне. К чести Николая Александровича: вступив в брак, он разорвал все отношения с балериной Матильдой Кшесинской.

Но по любвеобильности никто, наверное, не мог сравниться с Петром Великим. Он действительно был велик, могуч и масштабен во всех своих деяниях. В том числе и амурных. Не ограничивал себя ни в чем. За всю жизнь у него было как минимум несколько тысяч любовниц, а сосчитать его внебрачных детей вообще практически невозможно.

Как отмечает историк Леонид Колотило, существует проблема достоверности исторических источников времен Петра I, раскрывающих эту «щекотливую» тему. В основном она опирается на письма, донесения и мемуары иностранных дипломатов при Императорском дворе. Далеко не все они опубликованы до сих пор. Российские источники – крайне скудные, ибо тема очень опасная: за подобные откровения можно было попасть и в пыточные застенки.

Сам Петр не скрывал своих любовных связей и писал в одном из писем, что они ему необходимы «ради телесной крепости и горячности крови». Как сообщал еще в 1904 году историк-писатель Сигизмунд Либрович в историческом очерке «Петр Великий и женщины», увидевшем свет в начале XX века, постоянного влечения к какой-то одной женщине Петр не испытывал. Одно только перечисление любовниц Петра впечатляет: Анна Монс, Анна Меншикова (сестра его лучшего друга Александра Даниловича), Дарья и Варвара Арсеньевы, Марья и Анисья Толстые, Марта Скавронская – ставшая впоследствии его женой, а после его смерти – русской императрицей Екатериной I.

Если продолжить перечисление… Княжна Мария Кантемир, дочь молдавского господаря Дмитрия Кантемира. Долгие годы любовницей царя были Евдокия Ивановна Ржевская, дочь Дарьи Гавриловны Ржевской (урожденной Соковниной), получившей от Петра шутовской титул «князь-игуменьи» на Всепьянейшем соборе. Петр называл ее «Авдотья – бой-баба» и поддерживал с нею любовные отношения и после ее замужества: Петр женил на ней своего денщика Григория Чернышева, которого впоследствии сделал генерал-аншефом, сенатором и графом… Далее – Мария Гамильтон, Марья Черкасская, две сестры Головнины, Анна Крамер, Мария Матвеева…

Помимо аристократок, придворных дам, фрейлин, камер-фрау и дворянок, Петр имел мимолетные сексуальные связи с купчихами, солдатками, крестьянами, иностранками… Надо понимать, как отмечает Леонид Колотило, что во времена Петра желание царя «осчастливить» ту или иную даму воспринималось окружающими как вполне естественное. Причем, все ближайшее окружение царя считало это чуть ли не ритуалом и относилось к этому как к чему-то обыденному. Царь считался хозяином и всех живущих на этой земле. Все подданные русского царя – его собственность, он их хозяин. И для аристократов, и для обычных дворян.

Поисками женщин для своего хозяина занимались денщики Петра, выполнявшие различные обязанности и имевшие чрезвычайно широкие полномочия. Они и адъютанты, находившиеся при царе круглосуточно, вели не только «Камер-фурьерский журнал», но и легендарный и, увы, не сохранившийся так называемый «Постельный реестр», куда вписывали имена тысяч женщин, с которыми у Петра были сексуальные отношения. Имена некоторых из них упоминались довольно часто, но большинство – только один раз.

Официально у Петра было четырнадцать детей: трое от Евдокии Лопухиной и одиннадцать от Марты Скавронской, ставшей после перехода в православие Екатериной. А вот о том, сколько было внебрачных, история умалчивает. Одни исследователи утверждают, что их были сотни, другие – гораздо больше. В этом отношении Петр I явно превзошел Короля-Солнце, то есть Людовика XIV, правившего более семидесяти лет, с 1643 года. Правда, в отличие от Петра, Король-Солнце всегда старался обеспечить своих детей, давал им титулы, звания и приличное содержание.

Как утверждали современники, своих связей с женщинами Петр I никогда не скрывал, а детьми не то что не интересовался, но, возможно, в некоторых случаях вообще не ведал об их появлении на свет Божий…

Впрочем, все вышесказанное вовсе не умаляет образ Петра Великого, поскольку взгляды на мораль и нравственность в начале XVIII века весьма отличались от нынешних. Причем не только в России. Даже в конце того столетия, кстати, «века Просвещения», все американские президенты владели рабами. А секс с рабынями в США не считался чем-то зазорным и в XIX веке. Широко практиковалось воспроизведение рабов с целью увеличения благосостояния рабовладельцев путем принудительного секса, сексуальных отношений хозяина и рабынь с целью производства как можно большего количества детей… Так что по сравнению с американскими президентами, жившими на сто лет позже, Петр Великий – просто образец нравственности и добродетели в области отношений с женщинами…

Впрочем, что мы все о царях да о царях… Среди героев этой книги – поэт Гавриил Державин и литературный критик Виссарион Белинский, шеф жандармов Александр Бенкендорф и полярный исследователь Георгий Седов, полководец Михаил Кутузов и художник Константин Маковский. История каждого из них достойна отдельного любовного романа.

Мы привыкли воспринимать Белинского как жесткого и бескомпромиссного литературного критика, а вот в личной жизни «неистовый Виссарион» был очень ранимым человеком. «Любовь имеет свои законы развития, свои возрасты, как жизнь человеческая. У нее есть своя роскошная весна, свое жаркое лето, наконец осень, которая для одних бывает теплою, светлою и плодородною, для других – холодною, гнилою и бесплодною», – отмечал Белинский.

Наводивший страх едва ли не на всю Российскую империю Бенкендорф вообще был неисправимым ловеласом, а его мемуары больше напоминают авантюрно-приключенческий любовный роман…

Едва ли оставит кого-то равнодушным и очерк, посвященный революционеру-анархисту Петру Кропоткину. Его брак был заключен без церковных обрядов, на анархических принципах полного равноправия. Супруги подписали трехлетний договор, который предусматривал возможность расторжения или продления каждые три года. На протяжении последующих лет они продлевали его четырнадцать раз.

Одним словом, «любовь есть желание красоты, таинственно совпадающей с нашей душой». Так гласил один из афоризмов еще одного из героев этой книги – поэта Константина Бальмонта.

Глава 1
Времена и нравы

Варшавская драма

Летом 1890 года в Варшаве, столице Царства Польского, разыгралась любовная трагедия, потрясшая всю тогдашнюю Российскую империю. Корнет лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Александр Бартенев застрелил свою возлюбленную, знаменитую артистку Императорского Варшавского драматического театра Марию Висновскую, считавшуюся украшением здешней сцены.

Возле окровавленного тела актрисы нашли разорванные на мелкие куски записки, написанные ее рукой. «Человек этот угрожал мне своей смертью – я пришла. Живой не даст мне уйти». «Ловушка? Мне предстоит умереть. Человек этот является правосудием!!! Боюсь… Дрожу! Последняя мысль моя матери и искусству…». «Человек этот поступит справедливо, убивая меня… последнее прощание любимой, святой матери и Александру… Жаль мне жизни и театра… Умираю не по собственной воле… Не играть любовью!..»

По словам сослуживца Бартенева, ротмистра Лихачева, тот, придя утром в казармы, сбросил с себя шинель и заявил: «Вот мои погоны!» И потом добавил в отчаянии: «Я застрелил Маню…» Кто такая Маня – сослуживцы знали, поскольку отчасти были посвящены в перипетии драматических отношений корнета с актрисой.

Бартенев сообщил и адрес, где он совершил убийство. Обеспокоенный ротмистр собрал нескольких офицеров, отправились туда и действительно обнаружили бездыханное тело актрисы, с огнестрельной раной, «в одном белье с полуоткрытыми глазами и вытянутыми конечностями». Одежда была разбросана по полу.

На теле девушки лежало две визитных карточки Бартенева, а на них и рядом с ними, в складках белья, – три вишневых ягоды. Возле трупа – скомканный шелковый носовой платок с инициалами «А. Б.», а у ног покойницы – гусарская сабля. Все напоминало какую-то театральную постановку с нарочито разложенным реквизитом…

На лицевой стороне первой карточки Бартенева значилось: «Генералу Палицыну: Что, старая обезьяна, не досталась она тебе?». На оборотной стороне: «Милая мама! Прости меня, не я виноват, и не она». На другой визитной карточке: «Генералу Остроградскому. Похороните меня с ней», на обороте: «Ваше превосходительство. Будьте добры похоронить меня не как убийцу и самоубийцу».

И еще обнаружили его записку на смятом листочке бумаги: «Милые родители. Простите меня, вам сообщат мои долги, заплатите их. Довольно этих страданий. Любящий вас и недостойный сын А. Бартенев. Вы не хотели моего счастья».

Следствие пришло к выводу, что Бартенев, ослепленный ревностью, хладнокровно застрелил свою любовницу. Правда, экспертиза показала, что перед выстрелом она уже была мертва: смерть «последовала вскоре после введения в желудок опия».

По делу, вызвавшему резонанс во всей Российской империи, допросили 67 свидетелей. Показания одних подтверждали умысел Бартенева, другие же указывали на… убийство по обоюдному согласию.

Согласно обвинительному акту, в феврале 1890 года кто-то из знакомых Бартенева познакомил его с Висновской. «Миловидная наружность» известной артистки произвела на корнета сильное впечатление, но он робел и ограничивался лишь посылкой цветов. Затем стал бывать у нее чаще и наконец сделал ей предложение вступить с ним в брак.

В то же время он не мог не видеть, что его кокетливая возлюбленная пользуется повышенным вниманием мужчин. Он ревновал и часто говорил ей о своем намерении лишить себя жизни. Та охотно поддерживала эту тему и даже показывала банку, в которой, по ее словам, был яд и маленький револьвер. Однажды актриса спросила Бартенева: хватило ли бы у него мужества убить ее и затем лишить себя жизни? Мрачные мысли, однако, быстро сменялись шумными пирушками в загородных ресторанах и любовными свиданиями…

Актриса М. Висновская

Потом Мария Висновская заявила корнету, что его ночные посещения компрометируют ее, и предложила: если он желает встречаться с ней наедине, приискать квартиру в глухой части города. Тот снял апартаменты и в тот же день предложил Висновской взять ключ от нее. «Теперь поздно», – ответила она и, не объясняя значения своих слов, уехала на целый день на дачу к матери.

Бартенев все понял по-своему: «поздно» – значит его возлюбленная точно решила порвать с ним отношения. Он написал ей письмо, полное упреков. И в конце заявлял, что лишит себя жизни. Одновременно он отослал ей все полученные от нее письма, перчатки, шляпу и другие мелкие вещи, взятые им на память…

Около полуночи он вернулся к себе домой, а спустя полчаса горничная Висновской передала ему записку своей барыни, сообщив, что та ждет его в карете. Они приехали в снятую квартиру, там произошло бурное объяснение. Актриса назначила Бартеневу свидание в той же квартире на другой день в шесть вечера. По ее словам, эта встреча должна была стать последней, потому что она уже окончательно решила покинуть Россию, причем отъезд должен был состояться уже через несколько дней: сначала в Галицию (Австро-Венгрию), а затем в Англию и Америку…

Страницы из книги «Убийство артистки Варшавского театра Марии Висновской. Подробный судебный отчет», изданной в 1891 г. в Петербургском издательстве А.С. Суворина

Последнее свидание, состоявшееся 18 июня 1890 года, действительно стало последним. Бартенев заявил, что не переживет ее отъезда. «Разве ты меня любишь? – спросила его актриса. – Если бы любил, то не грозил бы мне своей смертью, а убил бы меня». Бартенев отвечал, что себя может лишить жизни, но убить ее у него не хватит сил. Вслед за этим он приложил револьвер с взведенным курком к своей груди.

«Нет, это будет жестоко – убить себя на моих глазах. Что же я тогда буду делать?» – жеманно молвила Висновская. После чего вынула из кармана своего платья две банки: одну с опием, а другую с хлороформом, и предложила корнету принять вместе яд, и затем, когда она будет в забытье, убить ее из револьвера и затем покончить с собой. Бартенев согласился. После этого они оба начали писать записки. Висновская писала долго, рвала записки и опять начинала писать.

Затем она приняла опий вместе с портером, Бартенев тоже выпил немножко отравленного портера. Висновская легла на диван, помочила два носовых платка хлороформом, положила их себе на лицо и потеряла сознание. Бартенев выстрелил в нее в упор…

Корнет был предан суду по обвинению в умышленном убийстве. Рассматривал дело Варшавский окружной суд без участия присяжных заседателей в феврале 1891 года.

Бартенев подробно описал все обстоятельства их пребывания в одной комнате перед убийством: «Я так был убежден, что отец никогда бы мне не разрешил жениться на Висновской, а поэтому и написал в записке фразу: “Вы не хотели моего счастья…”

Она просила убить ее во имя нашей любви, настойчиво повторяя: “Если ты меня любишь, убей…” Помнится, что я прильнул к ее губам; она по-французски сказала: “Прощай, я тебя люблю”; я прижался к ней и держал револьвер так, что палец у меня находился на спуске; я чувствовал подергивания во всем теле; палец как-то сам собой нажал спуск, и последовал выстрел. Я не желаю этим сказать, что выстрелил случайно, неумышленно; напротив того, я все это делал именно для того, чтобы выстрелить, но только я хочу объяснить, что то мгновенье, когда произошел выстрел, опередило несколько мое желание спустить курок».

По словам корнета, после выстрела им овладел ужас, и в первый момент у него не только не появилось мысли застрелить тут же себя. «Долго ли я оставался после выстрела и что я делал, не могу дать себе отчета. На меня нашло какое-то отупение, я машинально надел шинель и фуражку и поехал в полк… Висновская своими разговорами поддерживала наше общее желание расстаться с жизнью во имя нашей любви».

Ключевой на судебном заседании стала речь, с которой выступил знаменитый адвокат Федор Никифорович Плевако. Он завоевал славу своими речами, которые имели магическое воздействие на присяжных заседателей. Писатель Викентий Вересаев вспоминал: «Главная его сила заключалась в интонациях, в подлинной, прямо колдовской заразительности чувства, которыми он умел зажечь слушателя».

«Присматриваясь к личности покойной, я не вижу необходимости ни идеализировать ее внутренних сил, ни унижать ее житейские поступки, – заявил Плевако. – Судя по тому, чего она достигла на сцене, мы знаем, что она не была обижена судьбой: завидной красоте гармонировал талант, эта искра Божия в душе, не затушенная, а развитая трудолюбием и любовью к образованию в молодой девушке…»

По словам Плевако, очаровавшая сцена разочаровала ее реализмом будничной жизни: поклонники, любуясь ею как артисткой, хотели быть близкими к ней как к женщине.

«Служа эстетическому запросу публики на сцене, она не обретала покоя и после того, как опускался занавес театра… Так живет она, то удовлетворенная артистическим успехом, то оскорбляемая грубостью поклонников, то обольщенная любовью, то разочарованная пошлостью, прикрытой любовными речами… То не знающая отдыха работница, то ловкая кокетка, очаровывающая одновременно нескольких, то мечтательница о семейном очаге, то рабыня чужих страстей…

Женские семейные инстинкты не умирали в ней. Мечты ранней девичьей поры об избраннике не оставляли ее в более зрелую пору. На это нам намекают ее разговоры о женихах, ищущих ее руки…»

Федор Плевако не очень высоко оценивал личность подсудимого: мол, он не из тех, которым суждены победы над представительницами прекрасного пола: «Маленький, с обыкновенной, некрасивой внешностью, с несмелыми манерами – что он ей?» Висновская была польщена его предложением руки и сердца, хотя и не испытывала к нему никакой любви.

«В этом предложении она видела надежду на спасение, – отмечал Плевако. – А Бартенев был серьезно намерен жениться. Правда, отец Бартенева никогда не дал бы согласия сыну жениться на актрисе. Бартенев знал это и понимал прекрасно. Он не забывал при этом, что между ним и Висновской существует племенная и религиозная рознь, которая должна послужить одним из главных препятствий для того, чтобы получить от отца разрешение на брак. Вот почему по приезде к отцу он ничего не говорил ему о своем намерении. Вместе с тем он ей писал, что отец не дает своего согласия на брак».

По словам Плевако, корнет верил в нравственную чистоту своей возлюбленной и считал ее едва ли не святой. Обижался на сослуживцев, которые передавали грязные слухи о ней.

«Охваченный отуманившей его страстью, он млел, унижался перед ней; он забыл, что мужчина, встречаясь с женщиной, должен быть верен себе, быть представителем силы, ума и спокойствия, – продолжал свою страстную речь Федор Никифорович. – А он лишился критики и только рабски шел за ее действительной и кажущейся волей, губя себя и ее этой порывистостью исполнения.

Она играла – он жил. Раз он приложил револьвер к своему виску и ждал команды, но Висновская, довольная эффектом, удержала его, иначе он бы покончил с собой. Довольно было одного слова: “Что будет со мной, когда у меня, в квартире одинокой женщины, найдут самоубийцу”. Другой раз револьвер был приложен уже к ее виску. Легко убедиться, что это было не нападение Бартенева на Висновскую…

И Висновская, и Бартенев давно играли в смерть… Смертью они испытывали и пугали друг друга… Игра в смерть перешла в грозную действительность. Они готовятся к смерти, они пишут записки, кончая расчетом с жизнью. Мое дело доказать, что эти записки не результат насилия одного над другим, а следствие обоюдного сознания, что с жизнью надо покончить…»

Плевако констатировал: «Записки, оставленные покойной и восстановленные из лоскутков, найденных в комнате, где произошло убийство, и сравнение их с записками, писанными Бартеневым, доказывают не насилие, а сговор Бартенева и Висновской к обоюдной смерти. Она велела ему убить ее прежде, чем убить себя. Он исполнил страшный приказ… <…>

В данных настоящего дела много этих смягчающих мотивов, – резюмировал Федор Никифорович. – Многие из них имеют за себя не только фактические, но даже и юридические основания… Обвинитель требует справедливого приговора, я напоминаю и ходатайствую о сочетании в нем правды с милосердием, долга судьи с прекрасными обязанностями человеколюбия…»

Суд признал Бартенева виновным в умышленном убийстве и приговорил его к восьми годам каторжных работ. Однако, по «высочайшему повелению» Александра III, каторгу ему заменили разжалованием в рядовые.

История эта взбудоражила общество, о ней долго не забывали. Иван Бунин впоследствии написал по мотивам этих событий рассказ «Дело корнета Елагина», изменив, правда, имена реальных персонажей и саму трактовку преступления. А спустя более ста лет по мотивам той давней истории сняли художественный фильм «Игра в модерн». Как отмечалось в одной из рецензий, «все крутится и вертится, сцены в загримированном под Варшаву Петербурге перемежаются с бубнящим что-то внутренним голосом героини, цыганским уханьем и объяснениями персонажей во взаимной нелюбви».