Страницы прочитанной жизни

Колыбель вдохновенья

Оберег чистой любви

 
Я набью облаками подушку,
Ты увидишь воздушные сны.
Из часов рассчитаю кукушку,
Сморят дрёмы в молчанье Луны.
 
 
Соберу тебе свежие травы —
Это будет душистый матрас.
Расплещу ароматы дубравы —
Сновиденья продлятся на час.
 
 
Одеяло возьму у метели —
Невесомое, будто бы снег.
Сохраню в изголовье постели
Нашей чистой любви оберег.
 

В полнолуние

 
Луна плыла серебряною рыбой
В аквамарине неба вдалеке,
Сквозь тину облаков казалась глыбой,
Светящейся в темнеющей реке.
 
 
Дома глазницы окон потушили,
Достала ночь пуховый тёмный плед.
Безмолвно светофоры голосили,
Включив заблудшим душам тёплый свет.
 

Молчащие небеса

 
Конфликт военный вызрел мерзко —
Делили мы безвестно что.
Душа, растерзанная зверски,
Преобразилась в решето.
 
 
Свистели глупые снаряды,
Фигуры падали в песок.
Чурался алого наряда
Небрежно выбритый висок.
 
 
Слух резал гадкий скрежет стали,
Казалось мне, что я мясник…
Постыдно небеса молчали,
Заслышав громкий женский крик.
 

В загородном микромире

 
Младший сын сидит с камнями,
Белокурый и босой.
Он веснушчатыми днями
Ползает в траве густой.
 
 
Наберёт камней побольше
И немедля тянет в рот,
С каждым новым разом дольше,
С наслаждением жуёт.
 
 
Он довольный и беззубый.
На цветках жужжат шмели.
Серый город многотрубный
Гулко ухает вдали,
 
 
Строит башни из бетона,
Тянет щупальца шоссе.
Приближается промзона
В пыльно-дизельной красе.
 
 
На границе микромира
Сыну нужен светлый лес.
Для него кусты – квартира,
Крыша – чистый свод небес.
 

Охранитель планеты

 
Я упаду, смеясь, на травы,
Изведаю тепло земли,
Сниму вспотевшую оправу,
Прищурившись, найду вдали,
 
 
В бескрайнем океане неба,
Порт, где ютятся облака,
Печаль внезапная нелепа,
Неведома ветрам тоска.
 
 
В блаженстве разбросаю руки,
Вдыхая запахи окрест.
Возьму планету на поруки,
Маяча в поле, словно крест.
 

Городской вероотступник

 
Здесь воздух можно пить, как воду, —
Он осязаемо течёт.
По голубому небосводу
Туч кочевых тропа идёт.
 
 
Лес тёмный низкое светило
В сеть растопыренных ветвей
Поймать пытается. Ретиво
Ручей петляет меж камней.
 
 
Река змеёй пугливой вьётся,
То полноводна, то мелка,
А дождик радугой смеётся,
Щекочет землю с высока.
 
 
Вдыхаю запахи природы,
Пьянею от травы густой.
Вожу с дубами хороводы,
Вероотступник городской.
 

Скомканный юбилей

 
Лето катится к закату,
Осень близится с плодами.
Мир подвержен плагиату —
Ходят месяцы кругами.
 
 
А вот я не повторяюсь —
Скоро на год повзрослею…
Перепутал, извиняюсь:
Я банально постарею.
 
 
Раньше каждый день рожденья
Был разнуздан и прелестен,
А теперь скребут сомненья —
С возрастом разврат уместен?
 
 
Впереди шестой десяток,
Фантастические даты,
Жизнь вдали от спортплощадок,
Половые суррогаты.
 
 
Нету праздновать желанья,
В прошлом буйное веселье.
В скорбной позе ожиданья
Дремлет горькое похмелье.
 

Якоря постоянства

 
Я полюбить обязан непременно,
Поют об этом возле дома фонари.
В калейдоскопе чувств самозабвенно,
Легко взаимности освою словари.
 
 
Влюблюсь, отбросив нудные заботы,
Оставлю в офисе липучие дела,
Развею восхищенья позолоту,
Чтобы блаженства засияли зеркала.
 
 
Любить стремлюсь. Ты где, моя родная?
Шторм вожделенья зарождается не зря.
Заполнена симпатий кладовая.
Готовы к спуску постоянства якоря.
 

Кража счастья

 
Ты уходила медленно во тьму,
Бибикали фальцетами машины.
Зима плела из снега кутерьму,
Метель скрывала пешеходов спины.
 
 
Ты уезжала, полон был перрон.
Сигналили тревожно тепловозы.
Я вещи нёс, покорный охламон,
Купив у кассы веточку мимозы.
 
 
Ты уплывала, сильно бил прибой.
Заламывало море в пене руки.
Кричали чайки мне наперебой:
«Ждёт впереди пучина смертной скуки!»
 
 
Ты улетала, жалобно гудел
Аэропорт в предвестии ненастья.
Я оставался нищий, не у дел,
Тобою обвинённый в краже счастья.
 

В сцепке

 
На жёсткой сцепке едем много лет,
Пора в ремонт истёртые реборды.
Окончился лояльности фуршет,
Звучат в ночи тоскливые аккорды.
 
 
Скрежещем, но ползём вперёд вдвоём.
У тепловоза чувства мало силы.
Дрожим под безысходности дождём,
Привычки надоевшей старожилы.
 
 
Мы пыжимся, стараемся сиять,
Но тормозят проржавленные страсти.
Разболтана семейная кровать,
Нужны любви расхлябанной запчасти.
 

Навеки в интернете

 
Любви скоротечной закончился шумный банкет.
Не видимся больше, хоть речь не идёт об аресте.
Пылится в чулане картонного счастья макет.
Пропал интерес. Не доходят последние вести.
На фото поблёкших, что выложил я в интернет,
Мы целую вечность в обнимку останемся вместе.
 

Мой город

 
Я не просто прохожий, мой город, —
Пилигрим на святых берегах.
Светофоры приветливо вторят,
Если славлю в хвалебных стихах
 
 
Красоту твою, вычурный профиль.
Но бывает, ругаю уклад,
Развалившись, как вялый картофель,
Суете беспардонной не рад.
 
 
Я – актёр на подмостках театра,
Ты – гримёрка и зрительный зал,
Кабинет моего психиатра
И заснувший в метро маргинал.
 
 
То блестишь куполами призывно,
То ныряешь в промозглый туман,
Неотложками воешь надрывно,
Грандиозный ваяешь генплан.
 
 
Для меня – колыбель вдохновений,
Белый парус заветной мечты,
Роковая пучина сомнений
И бессменный кураж пестроты.
 
 
Восхищаюсь тобой и болею,
Помню в парках игру в домино,
От стекла и бетона робею,
В голове вижу детства кино.
 
 
Я – адепт твоей уличной секты.
Ты – корабль, на котором плыву.
Говорим на одном диалекте,
Изучая задворок канву.
 
 
Возношусь от холмов и пространства.
Подавляют строительства бум,
Горделивая поступь мещанства
И движенья назойливый шум.
 
 
Я – твой преданный рыцарь и пленник.
Ты – базар и стремлений форпост,
Злой смутитель и добрый священник,
Меня преданно ждущий погост.
 

Ночная прогулка

 
Взять и выскочить в полночь из дома,
Ускакать беззаботно по улице.
Испарится ленивая дрёма,
Видя, как небоскрёбы сутулятся.
 
 
Листья взвеивать в маленьком сквере
Наподобие ветра прохладного,
В непривычно пустом интерьере,
Где дневного нет гула надсадного.
 
 
Громко топать в тиши по дороге,
Слушать робкого эха звучание.
Камнем выбросить в реку тревоги,
Что напрасно хранит подсознание.
 
 
Надышаться безмолвьем тягучим.
Улыбнуться в ответ желтоокому,
С ярким взором пронзительно-жгучим,
Светофору в ночи одинокому.
 

Красота и уродство

 
На фоне красоты сильней уродство
К себе притягивает любопытный взор.
Пленяют взгляд контраст, кривое сходство,
Как неожиданно возникший кредитор.
 

Дверца в прошлое

 
Мне прошлой ночью снилась ты
В открытом красном сарафане.
В незавершившемся романе
Нас нёс воздушный шар мечты.
 
 
Мы планы строили всерьёз,
Ты улыбалась беззаботно.
Струились волосы вольготно.
Претензий не пришёл обоз.
 
 
Звенел симпатии апрель,
Дул тёплый ветер вдохновенья.
Не омрачала настроенья
Раздора грязная капель.
 
 
Пульс зачастил, пустился в пляс —
В прошедшее открылась дверца.
В моей душе, смягчая сердце,
Звучал полузабытый джаз.
 

Период полураспада

 
Достигла интрига периода полураспада,
Катясь по наклонной упрёков быстрей и быстрей.
Признаний ответных пустует давно анфилада,
Уже не заметно во взглядах лукавых огней.
 
 
Апатия тусклая правит умами прискорбно,
Нахлынув внезапно беспомощной дряблой волной.
Скользим по унылой квартире тенями покорно,
Безмолвия шлейф оставляя везде за собой.
 
 
Всё меньше энергии – сели любви батарейки,
Простой подзарядкой взаимность уже не вернуть.
Не веря в счастливый исход, глупо ищем лазейки.
Дробится на пару дорог нами пройденный путь.
 

Размышления на самоизоляции

«Призывно синеют небесные ситцы…»

 
Призывно синеют небесные ситцы,
В оттенки берилла одеты леса.
Безумствуют птицы – весны очевидцы,
Забыты дремотной зимы адреса.
 
 
В аффекте природа буянит грозою,
Дрожит мелкой рябью оживших кустов,
Дождями счастливыми плачет порою
И тянется к небу губами цветов.
 

В партизаны

 
Клубком копошатся тревоги,
Гудит опасений набат.
Пустынны стремлений дороги.
Отложен свершений парад.
 
 
Невидимый вирус гуляет
Свободно по нашим дворам,
Людей по домам разгоняет,
Добавив заботы врачам.
 
 
Апатия нынче на троне,
В фаворе дремотная лень.
Полдня провожу на балконе —
Вороньих насмешек мишень.
 
 
Нет дружеских встреч и попоек,
В запрете рабочий аврал.
Я – лидер ближайших помоек,
Площадки пустой генерал,
 
 
Стахановец мягкого кресла,
Кухонный седой пилигрим.
Томятся увядшие чресла,
Забыв про спортивный экстрим.
 
 
В бетонной коробке мне тесно —
Нельзя развернуться душой.
Дни тянутся вяло и пресно,
В желаньях – упадок большой.
 
 
Похерю игру в лежебоку
И, если продлят карантин,
Покину пустую берлогу —
Уйду партизанить один!
 

Никчёмная реклама

 
Изменился привычный уклад —
Я работаю дома в кровати.
Всюду чипсы противно хрустят,
И реклама талдычит некстати
 
 
Про причудливый ласковый юг.
На морях призывают круизы
Провести незабвенно досуг,
Воплотив все шальные капризы.
 
 
Для меня сейчас глобус – подъезд,
А страна – тридцать метров однушки,
Стул высокий – любимый насест,
На обед и на ужин – ватрушки.
 
 
Невозможно в лазурь улететь —
Карантин мне подрезал мечтанья.
А реклама, чтоб ей околеть,
Распаляет напрасно желанья.
 

Работа на удалёнке

 
Давным-давно тружусь на удалёнке,
Расстался с нервотрёпкой навсегда.
Свелась еда к печенью и тушёнке,
К дивану с телевизором – среда.
 
 
В безмолвье наслаждаюсь откровенно
Отсутствием угрюмых, злобных лиц.
Работаю прилежно, полноценно
В приятном мире чисел и таблиц.
 
 
Ни пробок, ни скопления людского,
Пропала неприязнь очередей.
Ушёл мандраж от чувства полового.
Всё заменяет сенсорный дисплей.
 
 
О женщинах я знаю понаслышке,
Забыл призывный запах, терпкий вкус.
Поход на кухню – пять минут одышки,
Как будто перенёс тяжёлый груз.
 
 
Я округлился справа, слева, сзади,
Живот укрыл надёжно стержень мой.
Пусть карантин продлится, бога ради,
Он дарит вдохновенье и покой!
 

Новые реалии

 
Пью с друзьями я на удалёнке:
Этот держит бокал, тот – стакан,
Кто-то режет чеснок на клеёнке,
Кто-то тащит на стол пармезан.
 
 
Бьются в камеры звонко фужеры,
Громко речи хмельные звучат.
В забытьи господа инженеры
За здоровье тостуют стократ.
 
 
Анекдоты и байки – потеха,
Сеть заполнена ими всегда.
С переливами дружного смеха
Наполняется шумом среда.
 
 
Только с сексом, увы, невезенье,
Связи нагло порвал карантин.
У меня скоро лопнет терпенье.
Третий месяц в квартире один!
 
 
Дома милые сердцу коллеги,
Для общения – лишь телефон,
Позабыты в отелях ночлеги,
Персональный контакт исключён.
 
 
Изнываю, как узник в неволе,
Без привычных, податливых тел,
Похотливость топлю в алкоголе,
Хотя вовсе другое хотел.
 
 
Карантину не видно финала,
Вирус косит настырно людей.
В предвкушении бед и скандала
Берегу я окно в мир – дисплей.
 
 
Одиноко течёт в интернете
Жизнь без женских заботливых рук.
Размышляя о страстном сюжете,
Слышу сердца восторженный стук.
 
 
Распрощаюсь я с суммою круглой.
Помечтав о контакте живом,
С надувною резиновой куклой
Разведу политес перед сном!
 

Звери

 
Брожу по квартире, как пойманный зверь,
Бросаюсь на стены в запарке.
Пришло осознание только теперь —
Тоскливо сидеть в зоопарке,
 
 
Не в силах железные прутья разжать
И вырваться смело на волю,
Уныло по кругу слоняясь, брюзжать,
Ругать незавидную долю.
 
 
Меня карантин посадил под замок.
Я этой печальной весною
Отлично усвоил наглядный урок,
Наполнился горькой виною.
 
 
Мы ловим животных, по клеткам томим,
Свободы лишая привычной.
На них, проходя, с интересом глядим,
Забыв о судьбе горемычной,
 
 
Которую мы предоставили им —
До этого диким, вольготным.
Беспечно смеёмся, конфеты едим
И морщимся запахам скотным.
 
 
Представить кошмарно: пожизненный срок
Я должен тянуть за решёткой.
А тварям невинным бетонный клочок
Отводится с санобработкой.
 
 
В квартиру впустил свежий ветер и свет,
Стою в размышленьях у двери.
На сложный вопрос очевиден ответ:
Мы – самые злобные звери!
 

В пандемию

 
За окном пустой проспект
Без машин и пешеходов.
Разрушительный эффект —
Ни работы, ни доходов.
 
 
Каждый отрок взаперти,
По домам пенсионеры,
С порученьями в пути
Лишь проворные курьеры.
 
 
Пандемия на дворе —
Мы сидим по норам, хатам,
Позабыты кабаре,
Все больные по палатам.
 
 
Шумный город опустел,
Стало слышно щебетанье.
Я в неволе потускнел
И желаю на свиданье.
 
 
Одиночество гнетёт,
Изнываю по общенью.
Сердце просится в полёт,
За цветущею сиренью.
 
 
Отворю с опаской дверь,
Выйду в двор полузабытый,
Словно из вольеры зверь, –
Настороженный, небритый.
 
 
Одурманит воздух. Кровь
Разыграется, как в сказке.
Отыщу свою любовь
В медицинской светлой маске.
 

Взашей

 
В Москва-Сити вздымаются в небо
Колокольни без колоколов.
Всюду храмы – дворцы ширпотреба,
Блеск рекламы на месте крестов.
 
 
Изменяется облик столицы,
Хорошеет она день за днём.
Сюда даже вольготные птицы
Прилетают за длинным рублём.
 
 
Шаурма заменила баранки,
Расстегаи, ватрушки, блины.
Тополя без ветвей – как подранки.
Новоделом проспекты больны.
 
 
Тот ли это купеческий город —
Хлебосольный, дремотный, хмельной?
Я им схвачен за поднятый ворот
И взашей выгнан грубо долой!
 

Восхищенье в ипотеку

 
Расставив ноги, мост стоит,
И по нему бегут машины.
По берегам шумят осины,
Листвы зелёной профицит.
 
 
Пришло весеннее тепло,
Запели первые пичуги.
Забылись зимние недуги,
В оттаявшей душе светло.
 
 
Течёт с небес аквамарин
И отражается водою.
Я полон радостью земною,
В крови бурлит серотонин.
 
 
Собрав пустых претензий хлам,
Через ограду бросил в реку.
Взял восхищенье в ипотеку
С любимою напополам.
 

На самоизоляции

 
Паяц городской я до мозга костей,
Прижившийся в центре столицы,
Среди переулков кривых, площадей,
Где старых дубов единицы.
 
 
Меня не прельщал деревенский уклад,
Чурался навоза и грязи,
Привык ощущать я удушливый смрад,
Использовать в бизнесе связи.
 
 
Змея-пандемия силком загнала
На дачу, где только шесть соток.
Теперь у меня помидоры, свекла.
Я стал безмятежен и кроток.
 
 
С рассветом встаю и на грядках тружусь,
О вирусе знаю по слухам.
Огромной оранжевой тыквой горжусь,
Помощник соседним старухам.
 
 
Нервозность развеял спокойный уклад,
Живот сбросил форму пивную.
Увидев впервые в ночи звездопад,
Создал я картину цветную.
 
 
Читаю, творю и хозяйство веду
Размеренно и плодотворно,
Как раньше, не бью вечерами балду —
Копаться в земле не зазорно.
 
 
Боюсь, что ослабят глухой карантин,
Придётся вернуться в контору,
Опять станут буднями смог и бензин…
Нет, брошу потребностей свору,
 
 
Покину легко мегаполис седой,
Окутанный плотно дымами,
Уйду наслаждаться весенней водой,
В полях любоваться цветами.
 

Перед грозой

 
Потянуло холодом от речки,
Закатился в лузу солнца шар,
Потемнели облака-овечки,
Занялся на западе пожар.
 
 
Синева насупилась сурово,
Появилась стая грозных туч.
Набухая яростью свинцовой,
Ветер дул, неистов и могуч.
 
 
Вдруг затихло всё перед грозою.
Лес застыл – в преддверье битвы рать.
Озеро ненастною порою
Бирюзу пыталось расплескать.
 
 
Ливень лил, порол жестоко землю,
Словно плетью, частоколом струй.
А она терпела: «Всё приемлю», —
Небу посылая поцелуй.
 

Два мира

 
Весна юноликая с талией тонкой
Наклеила листья на ветви осин.
А город прижимистый серой воронкой
Проглатывал жадно скелеты машин.
 
 
В ночи соловьи затянули рулады,
И замер, заслушавшись, заспанный лес.
На трассах трещали моторы-цикады,
Завесу бензина подняв до небес.
 
 
Окутался луг покрывалом головок,
В зелёной траве зажелтели цветы.
На биржах случился обвал котировок,
Горланили трейдеры до хрипоты.
 
 
Два мира сомкнулись в тревожном соседстве,
Лоза с арматурой сплелись – не разнять.
В одном я живу, словно в радужном детстве,
В другом опасаюсь себя потерять.
 

Радостный ветер

 
Ветер стучит кулаками в окно,
Рамы трясёт, завывая:
«Дни проводить в заточенье грешно,
Вяло года проживая».
 
 
Старые липы, листву теребя,
Машут ветвями призывно.
«Сотни дорог ожидают тебя», —
Ветер вещает надрывно.
 
 
Тучи на клочья в аффекте он рвёт,
Вихри страстей поднимая,
Бросить нагретое место зовёт —
Мыслей пуста кладовая.
 
 
Стены кропит дождевою водой,
Крестит берёзовой веткой —
Склеп не заменит душевный покой,
Счастье не связано с клеткой.
 
 
Хочет сорвать он закрытую дверь,
Путь показать пилигрима —
Жаждет свободы и птица, и зверь,
Душно в оковах режима.
 
 
Свежесть дыханья несёт он с собой,
Запах бескрайних просторов.
Вольных орлов не загнать на убой.
Нет в небе мощных заборов.
 
 
Ветер буянит, раздольем манит,
Куриц домашних пугая,
Шавок цепных безнаказанно злит,
Радостно вдаль улетая.
 

Фара Луны

 
Обожаю харлеи и гонки,
Вид брутальный и яркий успех.
За мной ходят толпою девчонки,
Я готов разделить с ними грех.
 
 
Властно манят просторы хайвея,
Чёрных курток крутой антураж.
Я от скорости с ветром балдею,
Будоражит в дороге кураж.
 
 
Пандемия испортила планы,
Плесневею, печалью томим.
В цепких лапах похмельной нирваны
Позабыты любовь и экстрим.
 
 
Прозябаю орлом гордым в клетке,
Глядя в даль, где петляют шоссе.
Мне давно не махали нимфетки,
Я по встречной не гнал полосе.
 
 
Кайф не водится в комнате тесной —
У окна торчу с чувством вины.
Светит жёлто на трассе небесной
Одинокая фара Луны.
 

Густая тьма

 
Смотрю в окно который месяц кряду:
Картина непривычно замерла.
Мир погружён в глубокую блокаду,
Столица сиротлива, но мила.
 
 
Ни пешеходов, ни машин гудящих,
Пусты проспекты, площади, дворы.
Компаний у подъездов нет курящих,
Нет в парках балаганной детворы.
 
 
Кокетничают липы с фонарями,
Безмолвный город вылизан и чист.
С пустыней поменялся он ролями —
По принужденью, антиглобалист.
 
 
Лазурно-синий вечер, вожделенно
Раскрыв объятья, кутает дома,
Безлюдьем упиваясь вдохновенно.
Реклама спит. Грядёт густая тьма.
 

Свингеры на карантине

 
Свингерам, право, претит карантин:
Невыносимо сидеть взаперти.
Раньше безумствовал адреналин
И восхищало любви ассорти.
 
 
Были знакомства, обмены в ночи,
Разнообразие пышно цвело.
Ныне утеряны счастья ключи,
Вирус глумится влеченью назло.
 
 
Секс вял и пресен – сожитель один,
С ним всё известно и предрешено.
Где возбуждающий кровь дофамин,
Поз откровенных нагое панно?
 
 
Жизнь в изоляции – тяжкий удел.
Тускло, банально без жарких утех.
Страстный Амур накопил уйму стрел —
Ждёт впереди упоительный грех.
 

Пустеющий город

 
Муравьиные тропы дорог
В сизых сумерках робко пустеют.
Гул мотора во тьме одинок,
Светофоры безмолвно желтеют.
 
 
Отправляется город ко сну,
Засыпают домов сталагмиты.
Вечер нежно целует Луну,
Облаками лаская ланиты.
 
 
До рассвета дремотная лень
Будет спать с фонарями в обнимку.
Площадей пропылённых мигрень
Превратится в ночи в невидимку.
 
 
Мегаполис – дредноут мирской —
Прячет в сумраке плоские крыши.
Бережёт он короткий покой,
Грозовое дыхание слыша.
 

Блюз карантинного лузера

 
Тропинка под гору легка,
Дорога в гору неприятна.
Отпил я странствий два глотка
Из чаши жизни. Неприглядно
 
 
Потёк мой путь: дела, долги
Шли чередою непрерывно.
Ярились, злобствуя, враги,
Пороки скалились призывно.
 
 
Пропали хрупкие друзья
В тумане суеты безликой.
Кружили стаи воронья
Над слов прокисшею клубникой.
 
 
Я планами осиротел,
Спилась возвышенная муза.
Обритый череп побелел,
Но выперло достойно пузо!
 
 
Отрадой стал мне карантин,
Для интроверта он – нирвана.
Забыт ближайший магазин
В объятьях мягкого дивана.
 
 
Я обеспечен на сто лет,
Мне доставляют пиццу, снеки.
Храню от бурь иммунитет,
Ем с наслажденьем чебуреки.
 
 
Пусть складки наполняет жир,
Живот накрыл клавиатуру,
Доступен радиоэфир —
Веду заказ, как партитуру.
 

Карантинный бунтарь

 
Вирус бушует на нашей планете,
Объяты нервозностью страны.
Ныне дистанция в приоритете,
Закрыты кафе, рестораны.
 
 
Прошлое видится в розовых красках,
Когда были бары доступны.
Ходят сограждане в марлевых масках,
Случайные связи преступны.
 
 
Пьём в одиночку – путь к алкоголизму.
Нет тёплой компании тесной.
Люди подвержены все пессимизму.
Жизнь стала безликой и пресной.
 
 
Город за окнами серый, сердитый,
Скукожился, бедный, от страха.
Меряю кухню шагами – небритый,
Медлительный, как черепаха.
 
 
Скудный багаж, барахольщик бездарный,
Тащу, но куда – непонятно.
До пандемии был смелый, шикарный,
Теперь шепелявлю невнятно,
 
 
Роюсь в возникших долгах раболепно,
Забыв адюльтер и попойки.
Стала среда негативна, враждебна,
Мой путь – от стола до помойки.
 
 
Я надоевшую душную маску
Пущу самолётом с балкона.
Вдох полной грудью, развею опаску —
И вырвусь из рамок шаблона!
 

Знакомство с женой

 
Меня карантин познакомил с женой —
Закрылись мы дома надолго.
И я присмотрелся спокойно к родной,
Забыв чувство глупое долга.
 
 
Она оказалась довольно умна,
Начитанна, в курсе новинок.
Я с ней говорил о стихах допоздна —
Вещала она без запинок.
 
 
Жена не чуралась научных проблем:
Акценты расставила чётко,
Могла доказать сходу пять теорем.
При этом реально красотка!
 
 
У нас на балконе стоял тренажёр —
На нём занималась ударно.
Совсем не похожа на толстых обжор.
Фигура смотрелась шикарно:
 
 
Прямая спина и красивая грудь.
Упруга походка девичья.
Играла в глазах раскалённая ртуть.
Приятно манило обличье
 
 
Моей благоверной, не виденной мной
Последние лет эдак двадцать.
Она отличалась открытой душой,
С ней даже хотелось набраться.
 
 
Сплелось восхищенье с желаньем в комок —
С такой бы гульнуть на досуге!
Застыл я столбом, поразил меня шок —
Мечтал ведь о верной супруге!
 

Воздержание

 
Не радует чудесная погода.
Закрыта и озлоблена страна.
Безлюдьем упивается природа.
Прошла бездарно нежная весна.
 
 
Уже четвёртый месяц воздержанья —
Продлили ненавистный карантин.
Острее и навязчивей желанья,
Мечусь, как озабоченный кретин.
 
 
Вчера заметил девушку-курьера —
В перчатках, в маске, словно в парандже.
Мелькнула и пропала, как химера.
Я женщину не видел неглиже
 
 
Сто долгих лет, возможно, целых двести —
Мне пищу доставляют мужики.
Томлюсь, страдаю в тягостной сиесте.
Красны от напряжения белки.
 
 
Завалена консервами квартира,
Пестрят порножурналы по углам.
Готовлюсь тайно к роли дезертира —
Сбежать к манящим дамским берегам.
 
 
Скорей бы изоляцию похерить —
Эрекция крепчает с каждым днём.
Готов без справки барышне поверить,
Сдать тело молодецкое внаём!